Малыш, ты выводишь меня из себя! Не вздумай разлюбить меня. Не прекращай любить меня. Просто начни любить меня! Ох, милый. Я пройду сквозь языки пламени, Лишь бы быть ближе к тебе. Может, нам сжечь что-нибудь? И я пробегу сотни миль, лишь бы ощутить этот вкус. Должно быть, это любовь в моей голове Вызывает во мне подобные чувства. Это меня ранит, да, но и вставляет тоже, И я никак не могу насытиться этим. Да, должно быть, это любовь в моей голове, И она продолжает проклинать моё имя. И что бы я ни делала, Мне плохо без тебя, Я не могу насытиться. Должно быть, это любовь в моей голове…» * * Rihanna — Love On The Brain / перевод © Лингво-лаборатория «Амальгама». Антон Нет, я никогда не считал, что Агнию можно заставить сделать что-то помимо ее воли. Совершенно точно своей жизнью и желаниями она руководила сама. Об этом говорил ее спокойный и уверенный голос, об этом предупреждал огонь в темных глазах. Я вспомнил ее слова о том, что мне под силу ее остановить, но вовремя опомнился, увидев широкую улыбку на лице девушки и заметив, как этот огонь разгорается решимостью… Агния сняла короткую куртку и передала мне, оставшись в сарафане. Повернулась, и блестящие волосы медленно ссыпались с ее оголенного плеча на спину густой волной. Рука еще не опустилась, а в нее уже вплелась встретившая нас мелодия. Плавно качнулись бедра… Она обернулась, коротко взглянула на меня, забрав дыхание, и смело вошла в круг. Тонкие бретели приталенного желтого сарафана не скрывали гладкость ее матовых плеч и чистоту кожи. Расклешенная юбка подчеркивала линии стройной фигуры и красоту голых ног. Корсак умела двигаться, ее ничего не стесняло, и это стало понятно с первой же секунды не только мне, но и всем любопытным, обратившим внимание на темноволосую девушку. В двух метрах от музыкантов танцевал ребенок — девочка лет трех-четырех, и Корсак, вскинув руки, закружила вокруг нее, плавно поворачиваясь под мелодичный сингл Рианны, приведя своей компанией малышку в восторг. Агния на самом деле танцевала, как чувствовала песню, пропуская ноты сквозь себя, смотрела на меня и напевала слова. Все было ей знакомо — и импровизированная сцена, и публика, внимание и восхищение в чужих глазах, но ничего не сковывало тело. Не смутившись, она приблизилась к микрофону и помогла девушке-вокалистке достойно оформить центральную часть песни — вытянуть самые сложные ноты, идеально повторив за оригиналом все полутона и переходы. Вновь отошла от микрофона, мягко поворачиваясь под музыку, опуская и поднимая руки, покачивая бедрами — идеальная дочь своих знаменитых родителей. Танцуя не для публики, для себя, а потому свободно. Эта свобода и притягивала взгляды зевак, и, конечно же, мой взгляд тоже. Ребята-музыканты, смекнув, что народу вокруг прибавилось, продолжили петь, и Агния, засмеявшись, вновь присоединилась к солистке — невысокой, молоденькой девушке с тонким голосом. Она бы наверняка ее перепела, если бы захотела, но не сделала этого, лишь усилив вокал. Удивительно, как иногда бывает щедра природа. В голове мелькнула мысль: «И что эта девушка делает на физико-математическом факультете? Ей бы учиться в театральном… Но тогда бы я никогда ее не встретил». — Танец для моего парня Антона! Морозко! — Агния сложила губы и послала мне воздушный поцелуй. — Для тебя! И закончила танец смехом. Поблагодарила ребят-музыкантов, которым уже насыпали в футляр для гитары немало денежных купюр, подняла на руки малышку и чмокнула ее в щеку. Я тоже приблизился к музыкантам и положил в футляр деньги, достав бумажник из кармана джинсов — не зря же Корсак так старалась. Но если честно, от волнения едва ли соображал, что делаю. Взгляд так и прикипел к девушке — я снова стоял у стены родного факультета в числе других студентов и смотрел, как черноглазая красавица Корсак шла по коридору, а все вокруг оборачивались ей вслед. Так что же такая девушка, как Корсак, делала здесь… со мной? С таким парнем, как я? С ботаном, который не мог ей ничего предложить? Ей не давали прохода выпускники, на нее обращали внимание мужчины-преподаватели. Что же брюнетке понадобилось… от меня?! И почему в последнее время мою память все больше ранил наш разговор с Трущобиным? Его однажды произнесенные слова: «…Сам понимаешь. Такую роскошную девчонку, как Агния, не каждый может себе позволить. Подарки, внимание, то, се… Я уже молчу о ее семье и запросах. У нее одна тачка стоит больше, чем моя квартира. А ты у нас кто? Вроде как пролетарий? Да еще и тип, повернутый на физике. — Да, все так. И что? — А то! Не стыкуются параллельные прямые и не рисуется картина маслом, как ни крути…» Не стыкуются. Смелая малышка с криком «Папа!» запрыгнула на руки молодому мужчине, а Агния подошла ко мне. Головы любопытных повернулись в нашу сторону… Точнее, в ее сторону. Она подошла не спеша, с улыбкой и без стеснения — словно мы остались с ней в этой реальности одни, и подняла лицо. Больше не было ни праздных зевак, ни музыкантов, только мы. — Ну как, Морозко, я справилась? — лукаво распахнула ресницы. — Тебе хоть немного понравилось? Мне не могло не понравиться, сердце глухо и сильно билось в груди, будто у края пропасти, и губы раскрылись в ответе: — Да. Мне хотелось протянуть руки, почувствовать под ладонями девушку, и не думать ни о чем! Корсак подступила ближе, как будто угадала мои мысли. Ее грудь коснулась моей, руки оплели шею, она сняла с меня очки, и расстояние исчезло. А вместе с ним и оборвалось дыхание. Не отрывая от Агнии взгляд, я медленно втянул ее запах, пропадая в темных глазах… — Морозов, если ты меня сейчас не поцелуешь, люди не поймут, слышишь? Сделай это наконец-то для нас. Сразу станет легче, обещаю… Сознание затянуло туманом, и от желания дернулся кадык. Я обнял ее свободной рукой за талию и притянул к себе. Наклонив голову, поцеловал в губы… и чуть не сошел с ума, ощутив, какие они мягкие. Агния Поцелуй у Морозова получился нежным и осторожным. Я едва не застонала от отчаяния, когда его губы дрогнули, так и не решившись на большее, и сомкнулись. Парень отпустил меня и отстранился. И, конечно же, его щеки полыхали и поднималась грудь. Впрочем, мы оба тяжело дышали, но теперь сделать вид, что ничего не случилось, не получится. Стрела должна была задеть и его сердце тоже, должна! Иначе все между нами теряло смысл. Абсолютно все! — Вот видишь, Кудряшка, прошло всего полчаса, у нас второе свидание, а ты меня уже поцеловал. Это судьба! Мы отошли с Антоном в сторону, и я вернула ему очки. — Ну что, — спросила с усмешкой, — не отравился ядом? Желваки у Морозова снова натянулись, что означало одно: момент слабости у парня уже минул. Он протянул мне куртку и прошелся жесткой пятерней по своим волосам. — Оденься, Корсак, прохладно. Ты почти раздета, — сказал глухо. Я редко кого слушала в своей жизни, но не в этот раз. — А ты что же, переживаешь? Ну, хоть немного? Он качнул головой. — Хоть немного. — А может быть, я тебе даже нравлюсь, а, Морозко? Давай, ты признаешь это, и мы продвинемся дальше?