— Здорово, мастер. Много наменял за сегодня? — Как обычно, — пожал плечами парень. Ему было лет двадцать пять. Из-за его чересчур скрупулезного обращения с деньгами мы придумали ему кличку — «Канцекрыс». Канцекрыс пересчитывал имеющиеся у него в столе деньги по пять раз в час, сортировал их по стопочкам в круглые суммы и аккуратно раскладывал в сейфе. Деньги клиента он так же пересчитывал раза четыре как минимум, чем вызывал нарекания со стороны нетерпеливых граждан. — Что это ты сегодня? — на всякий случай поинтересовался он у меня. — По твою душу, мастер. Ты у нас человек серьезный и пунктуальный, деньги любишь считать. А поэтому вопросик соответствующий — где твой бумажник с калькулятором? Черненький такой, блестящий? Канцекрыс посмотрел на меня с явной опаской. — Кирилл, ты, видно, после того убийства немного ту-ту. — Ничего я не ту-ту. У тебя ж должен быть подобный кошель. Канцекрыс сунул руку за пазуху и извлек из внутреннего кармана куртки обычный замшевый кошелек, изрядно пообтрепанный по углам. — Других не было. Я побарабанил пальцами по его столу и пробормотал: — Ладненько, значит, я перепутал. Кассир еще раз пожал плечами и убрал кошелек. Я вышел в зал, снова подмигнул Лизке, сумевшей-таки втюхать фен доверчивой даме и, зайдя за стойку, снял трубку стоящего на витрине телефона. — Я воспользуюсь? Лизка безразлично кивнула. Я набрал номер и, дождавшись привычного «Слушаю», произнес: — Евгений, ты прямо как портье в отеле — всегда на посту. Все бумажки строчишь? — Машину не угробил? — Ну что за мрачный тон? Я, между прочим, за справочкой. Очень мне необходимой. Кассира Леху помнишь? Или уже унесло течением? — Что хотел? — Вы шмотки его осматривали? — Само собой. Я сам в морг с матерью на опознание ездил. — Там в вещичках кошелек не наблюдался? Черный, с машинкой счетной? — Не было. Ни кошелька, ни документов. Паспорт его так и не нашли. Поэтому опознание и делали. — Понятненько. А может, под шумок кто помылил? — Вряд ли. Да труп же в зале, прямо с медиком осматривали. Не было никакого кошелька. — Хорошо, радость моя. Буду в ваших краях, заеду показать тачку. Я здесь стукнул ее слегка, но ничего, только переднее крыло содрал. А так пока ездит. Все, бывай. Я повесил трубку и невидящим взглядом уставился на витрину. Очень миленькая картинка. Накануне смерти у Лехи есть кошелек, а сразу после — нет. Какая досада. — Лизок, солнышко, ну-ка, вспомни. Когда эти головорезы киоск грабили, они Леху случаем не обыскивали? Лизок наморщила лобик и довольно быстро ответила: — Не было. Я как сейчас их вижу. Прямо кино американское. Один на нас пистолет наставил, а второй из стола деньги выгребал через окошко. Лешенька упал на пол в будке, до него и не достать было. Он же изнутри будочку закрывает. А что это ты вдруг? — Ничего. Любил я его. Как брата. Лизка хмыкнула и отвернулась. Я еще немного постоял за прилавком, потом вышел и опять заглянул к Канцекрысу. — Мастер, уступи на пять минут место инвалиду. Отдохнуть хочу. — Не могу, здесь деньги. — Я ж тебя не уходить прошу, пунктуальный ты мой. Стой здесь и смотри за своими деньгами. Давай, давай. Очень надо. Я здесь кое-что оставил. Канцекрыс нехотя снялся с места, порылся в кармане куртки, выудил сигарету и вышел из будки. Но дверцу не закрывает. Опасается. Молодец. Я опустился на стул, сделал пару ничего не означающих жестов, типа почесывания носа, после чего быстро сунул руку за батарею. Бумажник лежал между железными перемычками радиатора. Я не был так ловок, как Леха, поэтому не удержал кошелек пальцами, и он свалился на пол. Черт! Канцекрыс тут как тут. Да и Юрок подгреб. Как по заказу. Еще бы Лизку и Сергеевну сюда — вот здорово бы было. — Чей это? Придется колоться. — Лехин, наверное. Я случайно увидел. — Ну да! Рассказывай. Что там? Давай-ка глянем. Я расстегнул бумажник и стал выкладывать содержимое на стол. Во, и красавица наша подгребла. Ну просто сметана! Лизка, ты-то тут что оставила? После потрошения бумажника на столе остались довольно внушительная пачка зеленых купюр небольшого достоинства, менее внушительная пачка российских «деревянных», россыпь мелочи и несколько аккуратно свернутых бумажек, лежавших в кошельке отдельно от денег. В настоящую секунду меня больше занимали именно эти бумажки. Я быстро начал разворачивать их и знакомиться с содержанием. Одна оказалась обычной рекламой какой-то конторы, вторая — не чем иным, как сорванным со столба объявлением о продаже машины, естественно, недорого и с быстрым оформлением, а вот третья… Она заинтересовала меня больше всего потому, что принадлежала явно не Алексею. Такие бумажки для его мелкооптовых мозгов не свойственны. Заказное письмецо. Очень красивое, с кучей штемпелей и блямбочек. Оттуда же, откуда и водка «Распутин», — «из Германии». Очень обидно, что на немецком. «Айн унд цванцих, фир унд зибцих»… Придется поднапрячься или записаться на курсы. Лучше первое, в школе я учил язык великого Гете. Но и без словарика я разобрал имя адресата — господину Яхонтову. И еще одно словечко — «Аякс». Больше ничего не понять — набор цифр и слов. По-ихнему. Но ничего, покажем знающим людям, переведем и разберемся. Я так увлекся воспоминаниями о школьных годах чудесных, что не заметил, что и Юрок, и Канцекрыс так же внимательно изучают письмо. Я быстро свернул все бумажки, сунул их обратно в яхонтовское портмоне и сложил туда же деньги, после чего переправил бумажник в собственный карман. — Ничего интересного. Надо матери вернуть. Я заеду по пути. — Смотри, довези, — ехидно намекнул Канцекрыс. — Довезу, мастер, не шебуршись. Я вылез из будки и, попрощавшись с Юриком, стал подниматься на улицу. Лизок курила перед входом в магазин. Стрекоза. Все время перед носом крутится. — Поехал? — Да, пора. — Погоди. Ты что сегодня вечером делаешь? — неожиданно спросила Лизка. — Книжки читаю. — Может, сходим куда-нибудь? Тут рядом кафе открылось. Говорят, ничего. Признаться честно, я этого от Лизки не ожидал. Хотя глазки она мне давно строила, что мне очень льстило. — Извини, Лиз, сегодня я, наверное, не смогу. Потом как-нибудь. — Жалко… Я постоял немного. Очень тяжело отказываться от таких предложений. Но мне действительно было не до кафе. Лизка выбросила сигарету и, не попрощавшись, сбежала в магазин. Я, вздохнув, залез в «Жигули» и завел двигатель. Глава 9