– Я думаю, вам надо осмотреть место преступления, а то она уже заждалась. – Место – это оно, – наставительно поправил его Изотов. – Место – это оно, – согласился Лунин и ткнул пальцем в сторону уставившейся на спорящих головы, – а вот это – она. Воспользовавшись секундным замешательством полковника, Илья быстро зашагал к краю котлована. Позади него слышались возмущенные голоса препирающихся между собой людей, но содержание спора Лунина уже не интересовало. Несколько минут назад, в тот самый миг, когда он увидел отрубленную женскую голову с вытаращенными глазами и искаженным от ужаса лицом, где-то в глубинах его сознания родилась маленькая и простая до невозможности мысль. Вернее сказать, не мысль – мыслишка. Слишком уж она была мала и примитивна. Этакая инфузория-туфелька. Правда, сейчас эта туфелька стремительно разрасталась в размерах и с каждым шагом, отдаляющим Лунина от мертвого тела, все более ощутимо постукивала каблуком по темечку. Шаг. Тук. Шаг. Тук. Левой. Тук. Правой. Опять тук. Лунин остановился и провел пятерней по волосам, поправляя прическу и одновременно пытаясь убедиться, что на голове у него еще не выросла ощутимых размеров шишка. Шишки не было. Было ощущение, что история, которая, по мнению всех без исключения коллег Ильи, удачно разрешилась еще двенадцать месяцев назад, на самом деле не только не закончилась, но и с упорством раз за разом возвращающейся к земле кометы заходит на очередной круг, а раз так, то на второй круг стоило отправиться и самому Лунину. Мысль эта, конечно же, гениальностью не блистала. Говоря по правде, идея вообще была так себе, в ней даже отчетливо просматривался некоторый примитивизм, недостойный следователя по особо важным делам, а уж тем более следователя по особо важным делам в звании подполковника. В качестве оправдания можно было привести лишь один довод – в звании подполковника Илья Лунин пребывал слишком незначительный период времени, а посему еще мог себе позволить (конечно же, втайне от руководства) совершить какую-нибудь глупость, обычно свойственную лишь капитанам или, в крайнем случае, майорам. Помайорить, как это называл Зубарев. Ну а что, почему бы и нет? Год назад, когда для всех, включая Хованского, стало очевидно, что серия жестоких убийств молодых женщин, как под копирку, повторяет сцены из книг Ивана Короленко, известного, можно даже сказать, знаменитого писателя, уединенно живущего в небольшом городке в четырехстах километрах от Среднегорска, именно он, Илья Лунин, сделал правильный ход. Он поехал в Засольск и провел несколько вечеров, общаясь со знаменитостью. Результатом этих бесед, непонятных, пропитанных ароматом абсента и странного, сладковатого запаха, вырывающегося из кальянной трубки, стало раскрытие потрясших всю область преступлений и поимка преступника. Во всяком случае, так считал полковник Хованский, вскоре, неожиданно для всех, получивший звание генерал-майора юстиции. Что считал сам Лунин, не знал никто, поскольку Илья, не отличавшийся многословностью, как обычно, предпочитал держать свои мысли при себе. Впрочем, в тот раз он немного отступил от собственных правил и изложил некоторые свои соображения на бумаге, после чего, размашисто дописав заголовок: «Докладная», передал эту бумагу секретарю Хованского для дальнейшего вручения руководству. Но руководство старания Лунина не оценило, и докладная осталась без ответа, а напоминать о ней он так больше и не решился. Но вот теперь, похоже, время настало. Время действовать. Время вновь посетить маленький городок на севере области. Интересно, там еще снег не выпал? Вернувшись домой, Илья не стал ужинать, ограничившись одним только чаем с куском пирога, который ему мать почти насильно сунула в руки, когда он уже входил в лифт. Закончив с чаепитием, он почти сразу лег спать. Засыпая, а быть может уже заснув, Лунин увидел перед собой лицо случайно встреченной им на прогулке девушки. Незнакомка с любопытством рассматривала Илью и чему-то, неизвестно чему, загадочно улыбалась. Быть может, она улыбается именно мне, подумал Лунин и попытался сделать шаг вперед, чтобы оказаться еще ближе к улыбающейся красавице, но, как это часто с ним бывало, он в очередной раз все перепутал и непонятно зачем отступил на шаг назад, а потом еще на один. Теперь он видел не только лицо девушки с очаровательными ямочками на щеках, но и ее голову, шею, плечи. Беззвучно охнув от восхищения, Лунин уставился на обнаженную женскую грудь незнакомки, но что-то заставило его вновь переместить взгляд на шею незнакомки. На безупречно белой коже чуть ниже подбородка вдруг появилась тонкая красная полоса, словно кто-то невидимый натянул слишком тугую нить, через мгновение нить стала толще, она глубже врезалась в кожу, а еще через мгновение из-под нее тут и там начали проступать первые капельки крови. Илье показалось, что он слышит испуганный женский крик, но он не мог пошевелиться, как и не мог отвести взгляд от стремительно увеличивающейся красной полосы. Полосы крови, которая уже не стекала каплями, а лилась непрекращающимся алым потоком, стекая вниз на грудь, спину и плечи. Неожиданно кровь ударила из раны с такой силой, что несколько капель попали Лунину на лицо. На мгновение Илья зажмурился, а когда открыл глаза, вновь увидел перед собой голову девушки. Незнакомка уже не улыбалась, лицо ее было искажено гримасой ужаса и отчаяния, а в обращенных на Лунина глазах застыл последний, так и не заданный вслух вопрос. Почему? Илья моргнул, пытаясь прогнать наваждение, но картина перед его глазами и не думала меняться. Девушка по-прежнему со страхом смотрела на Илью, а голова ее медленно покачивалась из стороны в сторону. Почему она это делала, было непонятно, ведь никакого ветра не было, во всяком случае, Лунин его не ощущал. Не видел он и никакой нити, на которой могла бы держаться отрезанная женская голова, но тем не менее голова эта парила в воздухе, отделенная от всего остального, замершего неподвижно тела, а из обрезка шеи все еще сочились остатки крови. Илья вновь изумленно моргнул, и в это же мгновение побелевшие губы вдруг шевельнулись. «Почему?» – послышался тихий шепот. «Почему?» – в одно мгновение шепот перешел в дикий, невыносимый вопль. – Почему? – пробормотал Илья, переворачиваясь на другой бок и повыше натягивая одеяло. – А вот потому! Через мгновение он уже вновь уснул, и больше в ту ночь Илье Лунину ничего не снилось. * * * Пятница, точнее ее официальная рабочая часть, пролетела довольно быстро. Первую половину дня Лунин провел, систематизируя информацию, полученную от обитателей имения Фильченко. Больших успехов на этом поприще Илья не достиг, хотя и исчертил несколько листов бумаги таблицами и замысловатыми блок-схемами, стрелочки в которых, исходящие из одних кружочков и упирающиеся в другие, означали подозрения и обвинения, которыми близкие к покойному вице-губернатору люди щедро одаривали друг друга. Стрелочек было много, как правило, если из одного кружочка выходила одна или две стрелочки, то столько же в него и упиралось. Единственным обособленным пятном на общем фоне смотрелся круг, в центре которого красовалась заглавная буква «Е». Под этим нехитрым шифром скрывался младший сын Игоря Владимировича. Егор ухитрился не только сам не предъявить ни к кому претензий, но и не получить их в свой адрес, что было не менее удивительно, а уж на общем фоне и вовсе выглядело весьма вызывающе, и Лунину совсем не нравилось. – Вот негодник. – Илья раздраженно щелкнул пальцем по букве «Е», думая о том, что в данных обстоятельствах человек, которого никто не подозревает, да и сам не пытающийся подозревать других, выглядит крайне подозрительно. Сытно отобедав в ближайшей столовой, частым посетителем которой Лунин стал после разрыва отношений со Светочкой, Илья в свой кабинет не вернулся. Вместо этого он решил посетить экспертно-криминалистическую лабораторию и лично переговорить со специалистом, снимавшим отпечатки на месте убийства Фильченко. С Михаилом Петровичем Карпольцевым Илья был знаком уже давно, не один раз они выезжали вместе на место преступления, но все это никак не отменяло того обстоятельства, что эксперта Лунин побаивался, или, как он сам для себя формулировал, относился с глубочайшим уважением. Сколько в точности лет было Михаилу Петровичу, за исключением гордо хранивших молчание кадровиков, не знал никто, но Илье казалось, что они с Карпольцевым в некоторой степени ровесники. Обоим было примерно по сорок. Вот только у одного из них эти сорок отмерялись от первого крика, которым маленькое краснолицее существо оповестило о своем появлении на свет, а у второго – с момента поступления на работу в криминалистическую лабораторию. По мнению большинства коллег по «ЭКЦ» – «Экспертно-криминалистическому центру», а именно так звучно именовалась теперь организация, занимающая небольшое, старой постройки здание, расположенное на окраине Среднегорска, Михаилу Петровичу давно было пора на пенсию. С этим мнением были согласны почти все молодые следователи и оперативники, которым периодически приходилось иметь дело с Карпольцевым, а значит, выслушивать его пространные рассуждения о том, что раньше следователи были помозговитее, опера пошустрее, а в судах на трех жуликов в мантиях приходился хотя бы один порядочный. Новому поколению, а новым Михаил Петрович полагал все, что младше его лет на десять – пятнадцать, у заслуженного криминалиста находилось, как правило, одно из двух определений. Пообщавшись с очередным получателем результатов криминалистической экспертизы и выпроводив того за дверь, Карпольцев проводил рукой по растрескавшемуся дерматину и выносил вердикт: «Тупой». Иногда, с грустью покачав головой и уставившись в закрытую дверь, эксперт изрекал: «Жадный». В исключительных случаях Михаил Петрович недоуменно бормотал: «Тупой… и жадный», после чего обычно позволял себе выпить рюмочку припрятанного для таких неприятных дней армянского коньяка. Свое мнение о Лунине Карпольцев составил уже давно, и Илье оно было хорошо известно. Более того, ветеран криминалистической экспертизы имел дурную привычку о нем от случая к случаю напоминать, причем с годами случаи эти случались все чаще. Слабым утешением для Ильи могло служить лишь одно обстоятельство – старик все же признавал, что Лунин не жадный. Еще одним, более весомым плюсом в пользу желания Лунина пообщаться со сварливым стариком было то, что Карпольцев был, без сомнения, не только самым опытным, но и самым лучшим экспертом-криминалистом во всей области, обладавшим, несмотря на годы, цепкой, буквально фотографической памятью и въедливым, как выразился кто-то из его коллег – перфекционистским, отношением к работе. Надежды на то, что эта въедливость хоть чем-то поможет, было немного, но надежды на что-либо другое у Ильи не было вовсе. Обстоятельно подготовившись к визиту, Лунин поднялся на второй этаж старого особняка, повернув направо, прошел до конца по узкому коридору, в котором кто-то, отличающийся особой экономностью, а быть может, предприимчивостью, выкрутил две из трех лампочек, уныло свисающих с потолка еще две недели назад, во время прошлого посещения Луниным криминалистического центра. Последняя по коридору дверь – железная, с глазком, покрытая облезающей тут и там серой краской, – была, как и весь особняк, пережитком прошлого и явно нуждалась в замене на что-то более современное и не столь уныло выглядевшее. Поскольку в замене на более современное нуждалось все здание, заменой облезлой двери, угрожающе поскрипывающей лестницы, а уж тем более вопросом исчезновения лампочек в коридоре никто не заморачивался. Распоряжение о сносе было уже готово и ожидало того момента, когда на нем наконец проставят дату и подпись, но сделать это можно было лишь после того, как сотрудники ЭКЦ переедут в новое здание, ввод которого в эксплуатацию ожидался со дня на день. Звонка на двери не было. Трижды стукнув костяшками пальцев по стальному листу, Илья выставил перед собой пакет с логотипом ближайшего супермаркета и замер в томительном ожидании. Спустя минуту в дверном глазке мелькнула тень, а затем послышался щелчок открываемого замка. Лунин перехватил пакет поудобнее и, как только дверь приоткрылась достаточно широко, выставил руки вперед и, придав голосу максимально просительные интонации, произнес: – Михаил Петрович, я к вам. – Лунин, – Карпольцев жалостливо взглянул на следователя, а затем быстро выхватил у него из рук пакет, – я уже десять лет как работаю в этом кабинете один, так что если ты долбишь кулаком в эту дверь, то говорить о том, что пришел именно ко мне, вовсе не обязательно. Мне кажется, это очевидно любому человеку с мало-мальскими зачатками интеллекта. Если, конечно, они у него есть. Жалость во взгляде криминалиста уступила место сомнению, затем в нем промелькнула заинтересованность, но лишь потому, что взгляд этот сосредоточился уже не на Лунине, а на содержимом оказавшегося в руках Карпольцева пакета. – Коньяк… Армянский… Пять звездочек… Ноль семь… После каждого слова или короткого словосочетания, характеризующего принесенное посетителем подношение, Михаил Петрович делал долгую, вполне театральную паузу, что давно не бывшему в театре Лунину нравилось не очень. Что Илье нравилось, так это то, что после каждой паузы голос Карпольцева звучал если не дружелюбнее, то, во всяком случае, снисходительнее. – Ну, заходи, раз пришел! – Последняя фраза прозвучала почти приветливо. Оказавшись в кабинете криминалиста, Илья сразу заметил орла, распростершего крылья над верхней полкой стеллажа, заваленного переданными на экспертизу вещественными доказательствами. Орел снисходительно посматривал на Лунина с высоты занимаемого положения и всем своим видом давал понять, что менять его отнюдь не намерен. – Итак, Лунин, чем обязан? – Карпольцев спрятал пакет с коньяком куда-то под стол, и снисходительность в его голосе тут же исчезла. – Только не говорите мне, что я должен повторно снять отпечатки с вашего пернатого друга. – Он не мой, – попытался защититься Илья. – А мне все равно, немой он или говорящий, – раздраженно перебил его Михаил Петрович. – Лунин, ты же вроде как следователь! – Следователь, – на всякий случай подтвердил Лунин. – И образование у тебя, наверное, даже имеется, небось, по профилю. – Юридическая академия, – Илья невольно расплылся в улыбке, как это всегда с ним бывало, когда речь заходила о годах его студенчества, – давно это, правда, было. – Академия! Давно! – каркнул в ответ Карпольцев, ставший вдруг похожим на огромного старого ворона. Худой, сутулый, с кустистыми седыми бровями, он сердито посмотрел на Илью черными злыми глазами, отчего Лунину вдруг сделалось крайне неуютно. – А вот скажите мне, Лунин, вы, когда учились, занятия по криминалистике из лени прогуливали или из каких-то идейных соображений? – Я не прогуливал, – растерянно пробормотал Илья, – почти не прогуливал. – Лунин, не врите. Вашему простодушному лицу ложь не подходит ни интеллектуально, ни эстетически. Если бы вы посещали занятия, то знали бы тогда, как именно снимаются отпечатки с поверхностей, а также то, что сделать это повторно невозможно в принципе. – Михаил Петрович, я знал, – Лунин почувствовал, что во рту у него пересохло, но попросить у Карпольцева воды не решился, – то есть, я хотел сказать, что я знаю, как снимаются отпечатки, но я надеялся… – На что же вы надеялись, молодой человек, – ехидно перебил его криминалист, – что специально для вас будет сделано исключение или, быть может, что я быстренько изобрету новый способ. Скажу, так сказать, новое слово в современной дактилоскопии? Так вам тогда не ко мне надо было, а в церковь. Помолились бы, свечку Николаю-угоднику поставили. Глядишь, он бы вам и угодил. А что? Коли уж на иконах слезки проступают, почему бы вдруг на вашем орле новым отпечаткам не проявиться? О том, что Карпольцев был убежденным атеистом и даже в некоторой степени богоборцем, был наслышан весь состав следственного управления. Знал Лунин еще и то, что за свои неудержимые и иной раз привлекающие излишнее внимание высказывания Михаил Петрович уже дважды получал официальные предупреждения о том, что оскорбление чувств верующих категорически недопустимо. Ознакомившись с документом, эксперт всякий раз хмурил кустистые брови и недоуменно озирался по сторонам, пренебрежительно скользя взглядом по портретам руководителей на одной стене и иконе Георгия Победоносца на другой, после чего недоуменно вопрошал: – И где здесь вы видите верующих? Где вообще вы их видите? В ответ, зная, что вступать в никогда быстро не заканчивающиеся дискуссии с Карпольцевым крайне утомительно, руководство молча указывало Михаилу Петровичу на дверь. В ответ на это эксперт закатывал глаза под потолок и, уже направляясь к выходу из начальственного кабинета, бросал последний аргумент в так и не начавшемся споре: – И знаете, если уж кто-то во что-то и в самом деле так верует, хотелось бы получить хоть одно вещественное доказательство существования этого самого «чего-то». Мне бы его на денек в лабораторию, глядишь, я бы тогда и покаялся, – после чего покидал начальственный кабинет, гордо хлопнув дверью. Но сейчас Лунин сам находился в кабинете Карпольцева, и никакого начальства поблизости не было, а посему в выражениях Михаил Петрович мог не сдерживаться. – Так что, Лунин, вознесешь молитву Боженьке? Если надо, могу тебе образок поставить, чтоб было перед чем коленки преклонить. У меня есть тут парочка. Краденых. – Михаил Петрович, – собрался с духом Илья, – я все надеялся… – Надеялся он, – презрительно фыркнул Карпольцев. – На что? – Уже ни на что, – поник Лунин. Сидящий напротив него ворон вновь презрительно каркнул что-то неразборчивое. – Я предполагаю, что эта фигурка – последнее, что держал в руках потерпевший. Точнее, это то, что он держал в руках во время убийства. Во время его убийства, – от волнения Илья начал путаться в словах, – во время того, как его убили. – С учетом того, что орел валялся на полу рядом с телом, ваше умозаключение не лишено оснований, – неожиданно миролюбиво согласился Карпольцев, – но это все равно ничего не меняет. Повторно снять отпечатки с предмета нельзя. – Да я и не собирался ничего снимать! С чего вы взяли? – нашелся наконец Лунин. – Мне нужно только, чтобы вы как следует посмотрели те отпечатки, что уже с этого орла сняли. – И все? – недоверчиво переспросил Карпольцев. – А чего ж тогда этот ваш, Зубарев, мне этого орла притащил? – На всякий случай, – смутился Илья, – чтобы не перепутать, о чем идет речь. – Ой ли, – усмехнулся эксперт, выдвигая один из металлических ящиков, в которых хранились результаты экспертиз. – Что я вам могу сказать, кроме убитого и вашего приятеля, к орлу никто не прикасался. Причем Зубарев брал орла за кончики крыльев, а наша жертва держала за постамент. – А как именно держала, можно точнее? – Запросто. Смотрите, как все хорошо видно, – на губах Карпольцева появилась улыбка хищника, заметившего спрятавшуюся в траве добычу, – мизинчик, безымянный, над ним средний, потом указательный. Все в ряд, дружненько! – А большой? – Вот и большой, – кивнул эксперт, – чуть повыше. Отпечаток неполный, только боковая поверхность. Но так и должно быть. Если вы зажмете в руке палку или, к примеру, трубу, то именно так отпечатки и будут выглядеть. – То есть Фильченко держал орла именно как трубу? – уточнил Илья. – Или как факел, – пожал плечами Карпольцев. – Нет, – Лунин покачал головой, – факелом воспользовался кто-то другой. Вернувшись в управление, Лунин уже почти дошел до двери своего кабинета, когда вдруг остановился на месте и, развернувшись на сто восемьдесят градусов, двинулся в обратном направлении. Миновав три кабинета, он без стука распахнул дверь четвертого. Казалось, Изотов ждал его визита. Во всяком случае, он сидел, неприязненно уставившись на дверной проем, подперев голову левой рукой, а правой разглаживая и без того идеально гладкую поверхность лысого черепа. – Здравствуйте, Виктор Борисович, – привычно проявил вежливость Илья. – Тебе чего? – не счел нужным ответить взаимностью полковник. – Я по поводу вчерашнего убийства, того, которое на стройплощадке, – на всякий случай уточнил Лунин. Он ожидал, что Изотов не воспримет его визит с радостью, поэтому не был смущен холодным приемом и, как ни в чем не бывало, прикрыл за собой дверь. – Вам не кажется, что оно фактически копирует преступление, которое произошло на том же месте год назад? – Тогда, если не ошибаюсь, голова висела на кране, – холодно отозвался Изотов. – На крюке, – уточнил Илья. – На крюке, – согласился полковник. – Вот видишь, а говоришь, копирует. – А еще за это лето произошли два убийства, которые повторяли другие, годичной давности. Причем в той же последовательности. Усевшись на стул, Илья наклонил голову, пытаясь заглянуть в глаза Изотову. В ответ тот насмешливо прищурился.