– Тебе же нельзя, ты – припадочный, – сказал Сомов. – Сейчас высажу. – Простите, Павел Александрович. – То-то же. «Нива» рванула вперед и по дуге ушла на свою полосу, ведущую в город. – Мы кому-нибудь расскажем об этом? – спросила Юля. – О том, что видели? – Над нами потом смеяться будут, – сказал Сомов. – Всех в припадочные запишут, как Киселя. – Точно высажу, Рыжий. – Да молчу я, молчу! Это у меня на нервной почве. – Еще как будут смеяться, – резюмировал Паша, которому частенько по жизни приходилось быть объектом насмешек. – Я теперь спать точно не буду. – И я, – подтвердила Юля. – И я, – очень откровенно заявил Мишка. – Никогда. Глава четвертая Дьяволицы 1 Иногда зловещий сон, едва человек просыпается и встречает новый день, оставляет по себе лишь зыбкую память. А потом и вовсе рассыпается в прах – и тот развеивает первый свежий ветер. Живые лица. Улыбки. Голоса. Новые впечатления. Ничего не остается. Минувшим вечером три выдающихся трезвенника не удержались и закатили пир. Долго думали: вино или пиво? Решили: пиво. Но покрепче. Паша поставил машину и вернулся на такси. Купили два ящика и устроились в беседке. Гуляли до двух часов ночи, да так разошлись, что на них стали покрикивать из окон. Потом Паша уехал на такси домой. Мишка побрел к себе. Вернулась домой захмелевшая Юля. Избежав встречи с бабушкой, нырнула в постель и тут же уснула. Ночью она видела Мишку Сомова и Пашу Киселева, они забивали козла в домино. Странный сон! И такой отчетливый, ясный! «Эх ты, Кисель», – говорил Мишка и врубал костяшкой по столу. «Эх ты, Рыжий!» – смеялся над ним Паша и забивал свою доминошку. «Дурачина ты, простофиля, Кисель», – приговаривал Сомов. «Сам такой», – отвечал Киселев. Когда Юля проснулась, вчерашнее приключение на развалинах завода казалось ей тем самым дурным сном. Не наяву, нет, а во сне она видела это чудовище! Там, под ногами! И то – мельком, смазанно, одной тенью. Не было ничего! Только голова побаливала, но тут виновато пиво, все остальное было отлично. – Где вчера носилась-то, золотко мое? – за завтраком спросила бабушка. – И позавчера? Юля как раз доедала очередной оладушек, думая о том, что это очень вкусная и очень тяжелая пища. После каждого оладушка должна следовать часовая погоня за противником. – Так, по городу мотались, – ответила Юля. – С Мишкой? – Ага. – Вот просто так и мотались? – Ну да. – И все-таки я не понимаю… – Бабуль? – поморщилась внучка. – Мне девятнадцать лет, чего ты хочешь? Чтобы я вязаньем занялась? Или варенье варила? – Молчу, молчу, – вздохнула Серафима Андреевна. – Девушки в Смольном, кстати, как раз в девятнадцать лет вязаньем и занимались, и варенье варили. – А я эмгэушница, к тому же будущий историк. Но против варенья ничего не имею. Особенно твоего, с малиной! Ну ладно, не просто мотались. Я не только отдыхать приехала, но еще и статью написать об одном человеке. Мы с Мишкой и еще с нашим одним одноклассником, Чудилой, информацию собирали. В музее были, в библиотеке, еще к одному историку ездили, и к искусствоведу, и к архивариусу, и на раскопки… – Так я и думала! – бабушка села напротив и даже хлопнула ладонью по столу. – В смысле, бабуль? Но Серафима Андреевна только покачала головой: – Вот так я и думала! Раскопки! Чтобы ты моталась да просто так? Как обычная девчонка? Так ведь и знала, что ты опять что-то насочиняла себе! Работу нашла! И Мишку своего Рыжего гоняешь по своим делам. И еще какого-то Чудилу привлекла! – Бабушка оказалась в десять раз хитрее, чем она предполагала. Это она ее разводила, напомнив про Смольный и про варенье. – Вместо того чтобы на пляже валяться, есть фрукты, загорать и плавать, ты по музеям сидишь, по библиотекам, по архивам? И по раскопкам! – Последнее слово тронуло бабушку особенно. – И куда это годится, а? Лето ведь, Юленька! – Какая же ты хитрая, бабуля, – с укором покачала головой Юля. – Значит, лучше, если бы я с парнями ночи напролет пропадала, так? – Да хоть так. Ты – молодая женщина. – Ничего себе! – Юля даже вытаращила глаза на бабушку. – Это на что же ты меня толкаешь? На распутство? – Ни на что я тебя не толкаю! И при чем тут распутство? Не все же тебе работать? Тем более здесь, на Волге? Ну, Юлька? И если парни хорошие? Ведь есть же хорошие парни. Тебе уже девятнадцать лет, ты давно невеста, а у тебя на уме одна история! Какие-то встречи, документы, какие-то расследования! Архивариусы! Вот зачем тебе архивариус, скажи мне? – Нужен, – коротко объяснила Юля и покачала головой: – Без него никак, бабуль! – Собралась бы да пошла на пляж. Нет, ей было не до пляжа! Ее отец пробился к своему другу, проректору вольжанского педуниверситета Макарову, тот вышел на директора вольжанского архива Евгения Максимовича Суворина. Сегодня в обед с ним и должна состояться встреча. А еще архивариус Тюрин будет им ставить палки в колеса! Через несколько часов им предстоит бой. – Какой тут пляж, бабуля? – вздохнула девушка. – Дел невпроворот! – Какие дела, внучка? Лето же! – В этот момент зазвонил городской. Бабушка взяла трубку. – Алло? – Здрасьте, Серафима Андреевна, это Мишка! Юля проснулась? – Проснулась, проснулась. – Бабушка включила громкую связь. – Что вчера делали, Мишенька? – Загорали, купались, Серафима Андреевна! – ответил Сомов голосом, каким Дед Мороз вдохновенно произносит: «Ну-ка, ёлочка, зажгись!» – Фрукты ели. Персики, виноград. Благодать! – И Мишку своего врать научила, – с укором покачала головой бабушка, передала трубку внучке и пошла с кухни. – Привет, Гном, – сказала Юля. – Чего это Серафима Андреевна? О чем она? – Не нравится, что мы с тобой на пляже не валяемся, вот чего. – А, это да, жизнь проходит мимо, – рассудил Сомов. – С тобой. – Как ты, Гном? Головка бо-бо? – Немного. – А призраки снились? – Ты снилась. Исполняла танец живота, кстати. – И как я была? – Супер. – И ты мне снился. – Правда? – Да. – Класс! – С Пашей. – Тьфу. Я его душил? – Вы играли в домино.