– Если быть совсем точной, я не знаю, но предполагаю, а за топливо не беспокойтесь, – ответила Кэтрин и прибавила оборотов двигателю. И направляемый её уверенной рукой бронетранспортёр покатился далее, в прежнем направлении, куда-то к юго-западной окраине города, который резко перестал нас интересовать. Несколько раз по верхней броне рубки щёлкали пули. Явно лупили с каких-то крыш или верхних этажей и чердаков, в расчёте исключительно на испуг. Не обращая на это внимания, мы наконец выскочили из охваченной боем городской застройки – по сторонам дороги опять потянулись одноэтажные дома и сараи с перелесками либо лесопосадками. Наматывая шоссе на гусеницы, мы со всей скоростью, на которую только были способны, с полчаса обходили негостеприимный населённый пункт. Придорожный указатель направлял нас в сторону какого-то «Ruteshaim». По обочинам по-прежнему попадалось много брошенной гражданской техники, в основном легковых машин, небольших грузовиков и фургонов, но трупов почти не было. Пару раз в броню правого борта ударял свинец, но не исключено, что он был просто шальным. Однако по отсутствию на этом шоссе вражеских боевых машин и армейского автотранспорта я уже понимал, что ни обороны, ни особых натовских войск впереди, скорее всего, действительно не будет, а основная масса советских танков, судя по всему, всё-таки вошла в Штутгарт, продвигаясь на запад непосредственно через него. Да и западные немцы, и военные, и гражданские, похоже, тоже предпочли для бегства именно это направление. На юг, к французской и швейцарской границам, их, похоже, не особо тянуло. В паре километров справа, за стёклами триплексов, мелькали городские кварталы, справа значительно ближе к обочине просматривались деревья и редкие домишки. Шоссе оставалось почти пустынным. По-моему, кратчайшим путём к мостам через Рейн эта дорога тоже не была. И я отметил для себя, что дыма от пожаров вокруг за последние пару часов изрядно прибавилось. Потом, южнее нас, далеко за серой дымкой осенних деревьев я увидел какой-то особенно большой пожар, возле которого шла непрекращающаяся стрельба пачками. Там смутно просматривались силуэты и крыши каких-то строений промышленного типа, среди которых вспыхивали взрывы и мелькали бледные нитки трассирующих пуль. – Что там такое? – изволил удивиться я. – Какой-нибудь особо тактически значимый опорный пункт? – Нет. Там должен располагаться аэропорт. И, похоже, горит его топливное хранилище, – ответила снизу-справа напарница. Ну, всё правильно, кто-то из наших (а если верить недавно слышанным мной радиопереговорам, это был некто с деревянным позывным «Ель») этот самый аэропорт брал, а кто-то из имевших соответствующий приказ натовцев пытался его удерживать и, судя по продолжающейся стрельбе, пока что делал это не без успеха. И пока они там не поубивают друг друга – явно не успокоятся… – Туда не ходи! – озвучил я более чем логичный в данной ситуации вывод. – А я и не собиралась! В общем, поворот на аэропорт мы проскочили быстро, а потом, пройдя по безлюдному шоссе ещё километров двадцать (несколько раз, услышав наше приближение в стороны от дороги разбегались и поспешно прятались какие-то штатские, явно и очень зря ожидавшие идущую вслед за одиноким БТР-50 большую советскую колонну), выехали на перекрёсток, где торчал очередной дорожный указатель. Прямо, если верить стрелке на столбе, был «Rheinstetten», вправо – «Fermasee». «Озеро Ферма», что ли? Ну и названия же у них тут, блин… Мы свернули как раз вправо, но до самого озера не доехали, с дороги, сквозь «маскировочную сеть» жёлтого октябрьского леска действительно была видна тускло отсвечивавшая при свете дня серая поверхность какого-то водоёма, похоже, обсаженного ивами. В одном месте мелькнул причал на сваях с несколькими лежащими рядом рядком, вверх килями лодками – в другое время здесь, наверное, не худо бы и рыбу поудить… В общем, указатель нас не обманул, это было именно озеро, а «Ферма» или не «Ферма» – кому какая разница? Оставив указанный водоём по правому борту, мы продолжили поступательное движение вперёд. Ещё десяток вёрст – и дорога повернула чуть влево, где за невысокими деревьями наконец-то стало видно искомую реку. Я всё время прислушивался к небу, но, странное дело – было тихо. Рёв турбин на фоне канонады по факту отсутствовал. Почему-то столь активная ещё несколько часов назад ударная авиация обеих воюющих сторон резко перестала летать. А если так, напрашивался только один вывод: успевшим взлететь накануне и отстрелявшимся по заранее намеченным целям истребителям-бомбардировщикам оказалось просто некуда садиться. Поскольку все или почти все военные аэродромы в ближних и дальних тылах, скорее всего, уничтожены стратегическими средствами. Конечно, здешние ракеты совсем не подарок в плане точности, но такую площадную цель, как авиабаза, накроют за милую душу, особенно при наличии ядерных боеголовок. И, если какой-нибудь F-86 «Сейбр» или наш «МиГ-17» ещё можно худо-бедно притереть на грунт, то для более «молодых» сверхзвуковых аппаратов это уже нереально. То есть даже если некие особенно удачливые пилоты и смогли приткнуть свои машины на каких-нибудь подходящих площадках вроде гражданских аэропортов или шоссе, там их все равно некому обслуживать, нечем вооружать и заправлять. А значит, с каждым часом в воздухе будет всё меньше самолётов и вертолётов, что, кстати, вполне ожидаемо в предлагаемых обстоятельствах. Хотя, конечно, я мог и ошибаться… Ну а что сказать про этот самый Rhein – видал я в своей жизни реки и покруче. Вожделенный Рейн тут был не широкий, с полкилометра, может, чуть больше. А вот берега впереди, на наше счастье (хотя чёртова Кэтрин почти наверняка заранее знала все удобные для переправы места, а значит, счастье тут ну совсем ни при чём), были пологие с обеих сторон. Вдоль воды тянулась неширокая каёмка пляжного песка, где летом, видимо, можно было вполне себе купаться-загорать. Невысокие деревья, росшие ближе всего к воде, по-моему, более всего напоминали ивы, такие же, как я давеча видел у озера. Ну, или что-то типа того… От основной, асфальтированной, дороги в сторону реки, до которой здесь оставалось меньше километра, отворачивала едва намеченная грунтовка с явно очень свежими колеями от колёс. Отпечатков гусеничных траков на земле вроде бы не было, и очень хотелось надеяться, что впереди нас не ждут какие-нибудь врытые по башню в землю натовские танки или затаившиеся в кустах противотанковые расчёты. Хотя чего им здесь оборонять и от кого, притом что оставшийся далеко позади нас Штутгарт был взят при откровенно минимальном сопротивлении? – Ну что, давай потихоньку в сторону воды, – сказал я напарнице и на всякий случай уточнил: – Скажи, о ясновидящая, никакой жопы впереди нет? Она отрицательно покачала головой, что меня вполне удовлетворило. Уж она-то любую опасность должна просекать заранее. В общем, мы свернули в те самые автомобильные колеи и двинулись в сторону берега реки. БТР колыхался на неровностях, за триплексами мелькали кусты и деревья, а потом, вдруг – оп, сюрприз! Мы остановились. Я, подхватив автомат, высунулся из люка, дабы оценить обстановку. Всего метрах в ста от кромки воды, практически на пляже, замерли три машины. Зелёный трёхосный грузовик GMS со значками армии США, с оставленным в откинутом положении задним бортом, и два чёрных, эстетско-обтекаемых, глянцево-чёрных «Ситроена DS» (он же «Богиня», вроде бы от французского словечка «Deesse»), именно на таком, снабжённом выдвижным двигателем и крыльями, но только белом лимузине Фантомас успешно урулил от журналиста Фандора с инспектором Жювом в какой-то из серий про свои похождения. Вроде бы в той, где Фантомас разбушевался… Странновато было увидеть именно здесь, на пустынном рейнском берегу, эти дорогие тачки бизнес-класса с кузовами Бертони. Хотя с 1958 г. они вроде бы стали любимым транспортом разных пижонов из числа европейских и французских высоких чиновников, до женераля де Голля включительно. При этом номера на «Ситроенах» были стандартные для этого времени, чёрные с белыми буквами и цифрами (вот в чём я по жизни ну совершенно не разбираюсь, так это в гражданских автомобильных номерах, особенно если они иностранные) номера, но поскольку на них, в дополнение к кодам, имелся ещё и красно-бело-синий флажок, номерные знаки вполне могли быть дипломатическими. Ну а рассуждая логически, раз посольство в Бонне совсем в другой стороне (километров двести пятьдесят на северо-запад, да и нет уже, похоже, никакого Бонна, если верить тому, что рассказывали нам те, уже отправившиеся на тот свет, беженцы), это скорее всего транспорт какого-то из французских консульств, персонал которого после начала войны резко встал на лыжи. Благо до границы Франции с ФРГ отсюда всего-то километров двадцать – двадцать пять. Передний DS довольно прочно застрял передними колёсами в рыхлом грунте, а у второго был слегка приоткрыт багажник. Интересно, где их пассажиры? Но вокруг было безлюдно, ни одной живой души. О человеках напоминал только валяющийся рядом с машинами свежий мусор в виде каких-то бумажек и зеленоватых бутылок из-под пива или минеральной воды. Драпающим во время атомной войны чинушам вдруг захотелось пить? Куда логичнее было бы найти здесь свежие следы того, что им захотелось вовсе даже обратного, а если точнее – какать. Хотя если пошарить по окрестным кустикам… Нет, ну его на фиг! В общем, получается – смылись? Интересно только как. Прямо к реке они не подъехали, раз колеи туда не доходят, а вот следов подошв у самой воды изрядно – человек десять топтались, никак не меньше. Но если бросили машины здесь, то как двигались дальше? Вплавь? Чушь, на дворе конец октября, вода разве что для моржевания… Хотя разнообразные жизненные выкрутасы порой заставляют делать и не такое… Ну а раз так, оставалось предположить, что их здесь ждали на каком-нибудь переправочном средстве вроде амфибии. И тоже нет – с той стороны реки не было никаких следов выходившей из воды техники. Разве что сели в какой-нибудь моторный катер и с попутным ветром рванули вниз по течению, на юг, прямиком в Белль Франс. Или всё-таки переплывали реку на лодке? А где тогда сама лодка? На этом берегу ничего подобного не было. Пришлось достать бинокль, позаимствованный у американской военщины, и тщательно осмотреть западный берег – вдруг там действительно затаился какой-нибудь помешанный на «защите свободы и демократии» психопат с «Базукой»? Ага, людей видно не было, зато от воды к прибрежным деревьям шли знакомые следы подошв, а в кустах на противоположном берегу действительно обнаружились две, не менее чем шестиместные, надувные серо-зелёные лодки, явно армейского образца, торопливо закиданные наломанными здесь же ветками. Это объясняло наличие на этом берегу грузовика. Значит, у неких дипломатов или просто важных персон не было ну никакой надежды на мосты, и поэтому их сопровождал грузовик с переправочными средствами и охраной? Подъехали, сгрузили лодки и переплыли реку. А на том берегу их, наверное, уже кто-то ждал. Правда, мне лично, это вовсе не объяснило, почему эти VIP-ы и те, кто их сопровождал, всё-таки не рванули к ближайшему мосту. Знали, что мосты заминированы, а возможно, уже и взорваны? Не знаю, какая тут была глубина реки (раз те, кто топтался здесь до нас, не попытались рвануть на армейском грузовике вброд, значит, всё-таки глубоко), но думать про это как-то не хотелось. – Ну что, форсируем? – спросил я у напарницы. Явного противника на том берегу я в бинокль не увидел, наличие на берегах мин и прочих пакостей тоже вызывало большие сомнения, но мало ли? В конце концов, на то и война… Вместо ответа она молча прибавила оборотов двигателю, и наш БТР-50 пополз к воде. Я понадёжнее утвердился задом на краю своего, верхнего люка, поправив висящий на плече «АК-47». Срабатывала советская танкистская привычка держать люки открытыми, поскольку тонуть в тесной коробке бронекорпуса, да ещё и в холодной осенней воде, это, пожалуй, ещё хуже, чем гореть в той же самой коробке. – Вы там осторожнее, командир! – услышал я снизу. – Сейчас вполне может начаться обстрел! Вот спасибо, успокоила… – Раз они до сих пор же ни разу не выстрелили, думаешь, сейчас начнут? Полагаешь, они чего-то особенного ждут? Например, когда ближе подойдём? – Бесполезно думать, я просто предполагаю и считаю варианты! И ведь не поспоришь… – Ладно, не бздюмо, прорвёмся. По крайней мере, очень на это надеюсь… Дальновидная мехводша подняла волноотбойный щиток и открыла задние крышки водомётов. И, когда передняя часть машины полностью вошла в воду, включила водомёты. В корме бэтээра завыло, застучало, заскрежетало, а потом ровно загудело – водомёт был исправен. Вслед за этим за кормой забурлили пенные струи мутной воды, и наша «пятидесятка» устремилась вперёд. Ну вот и поплыли… В артогонь по нам верилось как-то слабо, но памятуя о пресловутых «возможных вариантах», я держал бинокль наготове, осматриваясь на, как болтают разные, безнадёжно спившиеся и от того особенно лживые морские волки, все четыре румба. Практически на грани видимости, в нескольких километрах южнее я всё-таки засёк что-то, могущее сойти за мост. Этакая тёмная полоска, соединяющая берега, лежащая на тонких подпорках быков внизу. Стало быть, его ещё не взорвали и, значит, нас оттуда вполне могли увидеть (разная хитрая оптика есть у всех и придумали её не вчера) и скомандовать кому надо открыть огонь. Особенно если наш одинокий бронетранспортёр и здесь ни с того ни с сего сочтут частью авангарда какой-нибудь танковой или мотострелковой дивизии. Медленно ползли минуты, я ёрзал, ожидая худшего, но наш бодро плывущий БТР достиг уже середины реки, а всё оставалось без изменений – никто не стрелял и даже не истерил, пытаясь поднять тревогу… И тут за какие-то мгновения всё разом поменялось, словно я злостно накаркал. Неожиданно с запада возник характерный, приближающийся шум явно реактивного самолёта. Выходит, насчёт массовой гибели всей здешней авиации я всё-таки слегка хватил лишку. Бинокль тут уже не понадобился, поскольку через считаные секунды от западного берега, поперёк реки, на небольшой высоте, прямо над моей головой с шелестящим гулом проскочило нечто реактивное, серебристо-рыбообразное. Самолёт был точно не наш, и дело тут даже не в направлении полёта – растопыренный, прямокрылый силуэт с массивными болванками баков на концах крыльев не напоминал ничего, сделанное в эти годы в СССР. Скорее всего, какой-нибудь «Шутинг Стар» или «Тандерджет». Опознавательных знаков я толком не рассмотрел, но они были точно не американские, по-моему, бундеслюфтваффовские чёрно-белые кресты. А вот каких-то подвесок под его крыльями точно не болталось. Разведчик? Ну, бомбу он, положим, не кинет, раз их у него нет, а вот пострелять по нам, чисто из вредности, вполне может. Если обнаружил нас и пойдёт на второй заход – надо ждать худшего… Но нет, оказалось, что я опять излишне перебздел – «скоростная воздушная цель», не меняя направления, ушла с медленным набором высоты туда, где в дымах, за линией горизонта, остался Штутгарт. На всякий случай я сполз обратно в машину и прикрыл за собой люк – от пуль и снарядов здешнего авиационного оружия броня БТР-50, по идее, должна была защитить. Однако даже если пилот и вызвал кого-то себе на усиление и нам на погибель, мы успевали, культурно выражаясь, отскочить, поскольку в этот момент наши гусеницы уже достали дна реки у западного берега. Переплыли, можно кричать «ура»… Мы выползли острым носом на песок, Кэтрин отрубила водоходное оборудование и оживила сухопутный привод. Гусеницы заскрежетали по песку и галькам западного берега, и «пятидесятка», с чьей брони стекали мутные ручейки, выползла на вражеский берег. Дальше мы прибавили газу и пошли напролом через кусты, ориентируясь, как я понял, по следам тех, кто переправился здесь до нас. И действительно, примерно в полукилометре от берега обнаружилась грунтовая дорога со свежими следами автомобильных шин на земле. Но мы по ней не поехали. Похоже, у нас снова был какой-то план… – Что-то ничьих войск не видно! – сказал я напарнице и тут же мысленно пустил сам себя по матери – вот, не дай бог, реально накаркаю и впереди нас ждут свежеотрытые окопы с изготовившимися к бою вражескими зольдатиками… Кэтрин ничего не ответила и какое-то время мы продолжали мять своей мокрой лобовой броней западногерманскую природу. Потом впереди, за деревьями, я заметил яркие кузова каких-то легковушек. – Только вперёд! – на всякий случай скомандовал я в стиле то ли Чапая, то ли Будённого, хотя мехводша не собиралась останавливаться и без всяких там «ценных начальственных указаний». Действительно, перед нами скоро открылось неширокое двухполосное шоссе. Густо заставленное вкривь и вкось замершими на нём (причём, судя по всему, очень давно) гражданскими машинами с какими-то узлами, тюками и чемоданами, примотанными чем попало к закреплённым на крышах кузовов багажникам. А потом я абсолютно неожиданно увидел за триплексным стеклом выпученные, одуревшие глаза какого-то усатого бундесдойча, который сидел со спущенными штанами в придорожных кустах, прямо по направлению нашего движения и лихорадочно шуровал где-то позади и ниже себя правой рукой. В левой руке он при этом держал белый рулон того, чем он, надо полагать, и шуровал. К своему счастью, этот, теряющий на ходу брюки и туалетную бумагу, засранец успел-таки отскочить на пару метров в сторону и увернуться от катившейся непосредственно на него нашей правой гусеницы. Прервав данный процесс отправления естественных потребностей, наш бронетранспортёр выломался из кустов и, преодолев невысокую насыпь, с рёвом и лязгом взобрался на шоссе. Торчавшие возле своих тачек штатские немцы при виде нас резво рванули в разные стороны. – Russische Panzer brachen durch! – визгливо заорала какая-то молодая блондинистая немка в белых теннисных туфлях, узких брючках и каком-то, напяленном явно второпях, мятом тёмном лапсердаке. Да ну? Русские танки прорвались?! Опять?! А почему это во множественном числе? Вот что значит паника в чистом виде! А ведь казалось бы словосочетание из 1940-х, которое давно пора было забыть. Что, говнюки, всё-таки не успели запамятовать прошлую войну? Снеся хлипкое дорожное ограждение, мы пересекли шоссе, удачно проскочив между двумя «Жуками» и одной DKW (мы их даже не поцарапали), интеллигентно никого не раздавив. Предусмотрительная мехводша и эту дорогу проигнорировала (что, по-моему, было логично, раз движение остановилось – следуя по ней или вдоль неё неизбежно напорешься на пост солдат или полицейских, которые поднимут тревогу, а нам это не нужно) и повела машину дальше по пересечённой местности, ломая подвернувшиеся деревья с кустами и уходя всё дальше от берега Рейна. При этом она, как мне показалось, понемногу забирала на северо-запад. Через пару-тройку километров в нас зачем-то стрельнули из-за кустов, но мимо – короткая очередь прогрохотала позади и сильно выше нас. Я высунулся из люка, готовый открыть ответный огонь, но как ни шарил стволом «калаша» по кустам, так и не увидел через прорезь прицела, кто именно по нам стрелял и откуда. Потом я услышал знакомый шум самолёта. Приподнявшись в люке, повертел головой и увидел, что чуть в стороне от нас просвистел, по-моему, в обратном направлении, тот же прямокрылый силуэт. Ну да, он улетел, но обещал вернуться, как, помнится, говорила про одного недомерка с пропеллером в заднице фрекен Бок. А вот выше него в бледном небе я неожиданно заметил два отчётливых инверсионных следа, тянувшихся в противоположную сторону, с запада на восток. Один или два самолёта. По идее, это не страшно, но… Правильно, а вот тут есть одно немаловажное «но». Всё это не опасно, если самолёты эти не несут ядерных бомб. А вот если несут… Времена-то изменились, и с августа 1945-го на планете Земля наступила «прекрасная эпоха», когда одиночный самолёт может запросто снести одной-единственной бомбой немаленький город с окрестностями… Сначала у меня в голове возник неизбежный и логичный вопрос: а где, в таком случае, перехватчики «восточных коммунистов»? Но почти сразу же возник и не менее логичный ответ. Радары ПВО точно остались где-то далеко позади, за границей ГДР или Чехословакии, до которых от Рейна и Карлсруэ по-прямой никак не менее двухсот пятидесяти километров. Причём сами эти радары, как и разные там стационарные ЗРК, могли и не уцелеть. А про то, что перехватчикам сейчас, скорее всего, уже неоткуда взлетать и некуда садиться, я догадался ещё раньше. Так что, похоже, перехвата или ракетного пуска точно не будет. Разве что следующие в боевых порядках зенитные средства огонь откроют, но, помня, что мобильных ЗРК или нормальных ЗСУ ещё не успели создать, это будет не стрельба, а одно сплошное недоразумение…… И здесь я вдруг понял, что мы почему-то резко и энергично отворачиваем влево и съезжаем в засыпанную жёлто-коричневой листвой ложбину, глубина которой позволяла полностью укрыть наш БТР-50. Мне это сразу перестало нравиться… – Стоп! – услышал я снизу голос напарницы. После этого она остановилась, заглушив двигатель. Интересно, к кому была обращена её крайняя реплика? Сама себе командовала? Обдумать это я не успел, поскольку цепкая рука Кэтрин ухватила меня за сапог и стащила внутрь боевого отделения. После чего спутница закрыла за мной люк, задраив его на защёлку.