– Und sie sind sichen ein Scherz? – спросил, не издеваюсь ли я, часом, похоже собиравшийся остаться до конца верным своей дерьмовой (они же в первую очередь подписываются служить американцам, а уж потом – ФРГ) бундесприсяге, дойч. – Auf keinen Fall! Also, deine Name? – ещё раз повторил я. И тут вдруг увидел нашитую на грудь его запачканного землёй комбинезона табличку: «G. Rall. Oberst». Сразу я её толком не рассмотрел, в частности из-за ремешков подмышечной кобуры. И почти сразу же мозаика сложилась. Ну да, я рожу этого чёрта неоднократно видел на фото в разных импортных книжках о пилотах Второй мировой, только там он был куда моложе и свежее, волос на голове больше, форма побогаче, на фуражке орёл со свастикой и под горлом обязательный рыцарский крест на ленте. Стало быть, на меня упал с неба вовсе даже не «какой-никакой», а весьма серьёзный «дойче официр». Перефразируя сказанное Глебом Жегловым Володе Шарапову во время облавы в том ресторане, где последний, чисто случайно, заловил шуструю Маньку Облигацию – довелось тебе, паря, поручкаться с самим Гюнтером Раллем. Это же гитлеровский ас № 2, второй в списке после Эриха Хартмана, пробы негде ставить. Воевал в истребительной эскадре JG-52 и, по немецким подсчётам, сбил за войну 275 самолётов, 272 из которых были советскими. Что ещё можно вспомнить? В отличие от белокурого «Буби» Хартмана, который провёл десять послевоенных лет весьма разнообразно и с большой пользой для себя (если конкретнее – где-то возле параши одного нашего северного лагеря), дорогой герр Ралль всё-таки соскочил с карающего конца. Поскольку весной 1944-го его перевели на Западный фронт, там, при отражении очередного налёта «крепостей» на какой-то из нефтеперерабатывающих заводов Дриттенрайха, он был тяжело ранен в бою с «Тандерболтами» и до самой капитуляции Фатерлянда кантовался по госпиталям и штабам. Ну а с 1956-го он оказался в первых рядах тех реваншистов, что активно возрождали бундеслюфтваффе, а потом даже командовал оснащённой впоследствии печально прославившимися «Старфайтерами» F-104G эскадрой JG-34. Вот только до звания генерал-майора, которое ему в нашей реальности присвоили в 1967-м, он здесь уже ну никак не дослужится. Тут уже точно вышла не грудь в крестах, а вовсе даже наоборот, голова в кустах… – Ja, ich kenne dich! – сказал я радостно и тут же продолжил на своём корявом немецком: – Да я же знаю тебя, сволочь! Не хочешь говорить имя, не надо! У тебя всё на лбу написано! Ты же Гюнтер Ралль, полковник и недобитый фашистский ас! – Ich bin keine faschist! Я не фашист! – проскрипел явно ошеломлённый пилот. Дело в том, что в отличие от современной, порядочно обезумевшей России, в 1960-е в СССР имена, портреты и «боевой путь» гитлеровских асов было как-то не принято широко пропагандировать в издаваемых на русском языке красивых книжках с картинками. А раз так, узнать его в лицо здесь мог только «узкий специалист». Видимо, он здраво предположил во мне армейского разведчика или человека из Кей-Джи-Би… Я ожидал, что опять всё пойдёт как в прошлую войну, и он сейчас начнёт клясться и божиться в том, что «зи зинд арбейтсмене, унд пролетариат», а воевать его очередные империалисты заставили исключительно силком. Но отчего-то подобных откровений не последовало. Видимо, пленный осознавал, что я в эти старые как мир отмазки не поверю… – Так, рассказывай, что знаешь, – продолжил я, с трудом подбирая немецкие слова. На всякий случай я для пущей убедительности навёл «АК-47» ему в переносицу. – Будешь молчать – пристрелю, расскажешь что-то интересное – окажу первую помощь… Правда, сказав это, я тут же понял, что предложенная мной «шикарная альтернатива» выглядит откровенно так себе. Потому что сейчас пристрелить, возможно, даже более гуманно, чем перевязывать… – Что вас интересует, офицер? – спросил Ралль. Странно, что он не сказал «товарищ офицер». Ну да ладно… Я, как мог, начал задавать свои вопросы. Прекрасно понимая, что если бы передо мной оказался, к примеру, рядовой, унтер или даже лейтенант, разговаривать с ним было бы вообще бесполезно. Поскольку подобный вражеский вояка невысокого ранга, который за прошедшие жутковатые часы традиционно не мог увидеть ничего дальше собственного носа, не поведал бы мне ровным счётом ничего, кроме слухов. А тут, как-никак, целый полковник вражеских ВВС, который в этот роковой день просто обязан был торчать в своём штабе, рядом с радиостанциями и защищённой кабельной связью. И хоть что-то он по этой самой связи должен был услышать! Нет, кое-что он мне, конечно, рассказал. Хотя, честно признаюсь, я рассчитывал на куда большее. Так или иначе, это были всего лишь слова, произнесённые почти что трупом, и стоили эти сведения недорого, тем более что понял я из его почти что шёпота, судя по всему, далеко не всё… То есть, как можно было легко догадаться, про общую ситуацию в мировом масштабе даже полковник и командир эскадры бундеслюфтваффе знал мало что. В конце концов, эту войну начал не он, и его хотения на сей счёт никто не спросил. Поскольку шёл Карибский кризис, боеготовность у них была повышена уже несколько дней. Но после того как произошёл запуск первых ракет по территории ГДР, в бундеслюфтваффе объявили полноценную боевую тревогу, а одновременно с восточной стороны начали прилетать неизбежные «ответки». Потом (радио тогда ещё хоть что-то говорило) американцы попытались атаковать советские военные объекты на Кубе, но результат получился какой-то невнятный. Судя по всему, русские всё-таки успели запустить оттуда большинство своих ракет различных типов, предварительно нацеленных на США. Ну а дальше всё посыпалось и заполыхало всерьёз, как говорится, «понеслась». Какую-либо централизованную и упорядоченную информацию сразу же «обрезало». Она перестала поступать уже через три-четыре часа после начала войны, и то, что Ралль каким-то образом узнал и услышал (я так понял, что слышал он в основном примерно то же самое, что и я – сообщения центров Гражданской обороны), было жалкими крохами. Например, в бундесвере всё-таки было известно о том, что как минимум часть американских ракет и стратегических бомбардировщиков «первой волны» сумела достичь своих целей на территории СССР и поразить их. Но вот с их возвращением уже возникли большие проблемы. Ведь пилотов ВВС США не предупредили, что для большинства из них это «билет в один конец», а поскольку «какая-то часть» (как выразился Ралль) русских ракет и бомберов тоже достигла США, все предвоенные планы заокеанской стратегии неизбежно потеряли актуальность. Ралль рассказал, что уцелевшие В-52 и В-47 Стратегического авиационного командования США на обратном пути банально не встретили в воздухе положенных самолётов-заправщиков (большинство которых, видимо, сгорело на земле) и, исчерпав запас керосина, начали садиться куда попало, по всей Западной Европе. При этом они неизбежно гробились на местных ВПП, большинство которых было слишком узкими и короткими для них. Ну а истребители бундеслюфтваффе, включая подчинённых герра Ралля, пытались сопровождать и заводить на посадку (в ущерб более актуальным задачам вроде отражения авианалётов противника) «Стратоджеты» и «Стратофортрессы». Американская «вторая волна» на Россию в полном объёме, похоже, вообще не вылетела, как видно, стало некому да и не на чем. При этом одновременно с этим наши продолжали наносить хоть и не массированные, но весьма болезненные удары по крупным городам и военным объектам по всей Европе. Раллю и другим западногерманским командирам выше среднего ранга в своё время вдолбили, что у «красных» в Европе очень мало ядерного оружия, но, как оказалось, сильно наврали. В результате штабы ВВС ФРГ оказались в состоянии коллапса, поскольку получали один за другим абсолютно взаимоисключающие приказы, тем более что русские пошли в полномасштабное наступление по всему фронту, а по аэродромам Западной Германии нанесла удары ещё и их уцелевшая фронтовая авиация. Затем до всех окончательно дошло, что линии связи, генеральные штабы и правительства либо уничтожены, либо в лучшем случае переместились в какие-то укрытия, потеряв все нити управления, а заодно и связь с действительностью. Какие-либо приказы вообще перестали поступать, разные там довоенные «запечатанные пакеты» с самого начала были не актуальны, и, таким образом, все пока ещё избежавшие уничтожения штабы отдельных частей и соединений НАТО оказались предоставлены фактически сами себе. И всё это на фоне того, что общая обстановка была неизвестна (поскольку информация в режиме более-менее реального времени не поступала – ядерные взрывы успешно гробят и связь, и любые средства наблюдения и разведки), а наступление русских и ядерные удары продолжались. Мой собеседник охарактеризовал эту ситуацию ёмким немецким словом «Katastrophe». Относительно себя Ралль рассказал, что его вооружённая «Сейбрами» F-86 и лишь недавно начавшая переучивание на сверхзвуковые F-104G эскадра JG-43 к середине этого первого дня войны осталась практически без самолётов и лётного состава. Поэтому, когда кому-то (неожиданно переданный по радио приказ исходил напрямую от штаб-квартиры НАТО, но кто конкретно его передал, герр битый оберст так и не понял) потребовалось срочно разведать обстановку в районе Штутгарта, он полетел на это задание сам, на тренировочном Т-33. Просто потому, что больше некого было послать. Ралль обнаружил, что Штутгарт занят русскими, танки которых продвинулись уже и западнее. Он доложил об этом по радио, услышали его или нет, он точно не знал. Однако американцы не соизволили предупредить его о готовящейся атомной бомбардировке. Судя по всему, в момент, когда он только вылетал на разведку, стартовавшие с какой-то ещё уцелевшей авиабазы в Англии или Франции В-66 с атомными бомбами на борту уже направлялись к своим целям. В момент взрыва господин полковник находился в воздухе, высота была небольшая, дистанция до эпицентра ближайшего взрыва – тоже, и поэтому его «Шутинг Стар» неизбежно поломало ударной волной. Он успел катапультироваться, но, как я и сам мог убедиться, мягко говоря, не совсем удачно. И наконец признавшись, что он не чувствует нижнюю часть туловища, битый гитлеровский ас, кажется, иссяк в плане информации… В бэтээре лязгнул верхний люк, и на воздух, назвать который «свежим» уже ни у кого не повернулся бы язык, высунулась по пояс напарница. – Что-нибудь выяснили? – спросила она. Поскольку говорили мы с ней по-русски, Ралль нас явно не понимал. Если только он не выучился балакать по-нашему в ту, прошлую, войну, что выглядело сомнительно. На фига ему тогда было учить язык «унтерменшей»? – Самую малость, – уклончиво ответил я. – Командир, и что вы намерены делать с ним дальше? Неужели собираетесь тащить его за собой? Имейте в виду, он долго не протянет, у него явно сломаны обе ноги и сильно повреждён позвоночник… Ну, ладно, я рядом с ним стою, но вот как она столь точно определила диагноз пленного с такого расстояния? Сильна, малышка… И здесь я понял, что особого выбора у меня нет. Потому что грузить сбитого германского полкана на броню и нянькаться с ним дальше смысла действительно не было никакого, поскольку он рассказал всё, что знал. Предвижу вой со стороны продажных современных «гуманистов», которые считают добивание раненых военным преступлением и думают, что их самих в подобной ситуации кто-то пожалеет. Уж не знаю как вам, но мою душу точно будет греть тот факт, что всё-таки есть какой-то вариант реальности, где этот убивший когда-то столько наших гитлеровский гад умер не от инфаркта в своей тёплой постели в 2009 году, а был застрелен как полудохлая бешеная собака пулей из русского автомата, выпущенной русским человеком. Поэтому «АК-47» как-то сам собой поднялся к плечу, передвинув переводник огня вниз, на одиночный огонь, я нажал на спуск, после чего полковник люфтваффе Гюнтер Ралль в последний раз раскинул мозгами по осенней земле. Примерно на метр… – Не собирался я его никуда тащить! – сказал я всё ещё торчавшей из люка напарнице, закидывая автомат за плечо. Подумалось – первый выстрел из данной волыны на этой войне – и сразу же в кого?! Экземпляр-то попался, можно сказать, уникальный. Прямо-таки королевская охота на белого слона в индийских джунглях… Констатировав сей факт, я побрёл обратно к машине. Было видно, что Кэтрин смотрит на меня не то чтобы одобрительно, но как-то по-свойски. Дескать, киллер киллера завсегда поймёт, даже и без слов, а от использованного расходного материала надо избавляться. Это бизнес, ничего личного… Забравшись в бронетранспортёр, я закрыл люк и произнёс практически гагаринское: – Поехали! БТР тронулся, оставив тело второго по счёту гитлеровского аса позади. Не думаю, что его похоронят, а вот, скажем, раздеть догола вполне могут… Выложив пистолет и ракетницу на столик для карт, я натянул шлемофон и, врубив приёмник, попытался послушать, что происходит в радиоэфире. Пять минут крутил рукоятку настройки – и ничего, кроме помех. Заткнуло их всех напрочь, что ли? По идее, вроде бы рановато, батареи сели ещё далеко не у всех. Или радиация всё глушит? Слегка одурев от треска в наушниках, я плюнул, выключил радио и пересел в поворотную командирскую башенку. Взгляд на мир через перископ оптимизма не прибавил. Вокруг тянулись редкие деревья и кусты, и в поле моего зрения постоянно попадали бредущие куда попало, группами и по одному, люди в штатском (хотя среди них попадались и какие-то отдельные военные). Кто-то тащил поклажу, кто-то был вообще без всего. Я поразился, что все они шли практически напролом через кусты примерно в одном направлении, на запад или юго-запад, толком не разбирая дороги. Некоторые запинались, падали и начинали судорожно шарить руками по земле вокруг себя. У меня сложилось впечатление, что многие из них слепые (или как минимум слабовидящие), либо с ними случилось что-то еще – походка части из них была как у сильно пьяных. Тоже глядели на вспышку или контуженые? Очень может быть. И ведь даже у нас, в начале XXI века, никто толком не знает, как именно и насколько сильно многомегатонный ядерный взрыв должен бить по мозгам – ни на каких учениях подобное просто невозможно отработать. Что характерно, на ползущий мимо них советский бронетранспортёр эти люди смотрели предельно безразлично. Скорее всего просто не понимали, какой именно армии он принадлежит – красных звёзд или гвардейских знаков на наших бортах не было, а в остальном, откуда почтенный западногерманский бюргер может знать все типы разных бронированных диковинок на гусеничном ходу, которые в это время были на вооружении в той же US ARMY? Циферблат моих наручных часов пару раз мигал жёлтым (ветер в нашу сторону, о котором предупреждала напарница?), но потом опять становился белым. Видимо, опасность оставалась «в пределах допустимой нормы»… Дальним фоном при этих моих наблюдениях оставался дым (теперь это были не отдельные дымы, как утром, а сплошная застилающая горизонт пелена) и разрастающееся вширь на вечернем небе зарево. Потом впереди привычно обозначилось плотно забитое остановившимися (теперь, похоже, уже навсегда) легковыми машинами, между которыми пробирались чем-то похожие на насекомых пешеходы, двухполосное шоссе. По обочинам дороги народ шёл куда гуще, похоже, надежд на убитую электромагнитным импульсом технику здесь ни у кого уже не было. При виде дороги реакция моей мехводши была быстрой, но не очень понятной. Она сдала задним ходом в практически голые кусты, где мы и встали после полного выключения двигателя. До дороги от нас было метров сто. – Чего стоим, кого ждём? – поинтересовался я. – Он где-то здесь, – сообщила напарница с заговорщицкой интонацией. Кажется, в древнем телевизионном фильме «Следствие ведут Знатоки» была серия с таким названием… – В смысле? – уточнил я. – Наш «клиент» очень медленно движется по этой дороге и сейчас приближается к нам. – Он что, сюда пешком дотопал? – Да. – Гляди-ка ты, какой упорный! Прямо разрядник по спортивной ходьбе стрелковым шагом. Ладно, как скажешь. Ждём… Взяв со столика отобранный мной у покойного Ралля Р38, она сунула его в боковой карман танкистской куртки, приоткрыла люк и стала наблюдать за людьми на шоссе. Я, на всякий случай повесив на плечо автомат, продолжил смотреть на происходящее через перископную оптику. Какое ни есть, а увеличение. По дороге всё так же брели тёмные тени человеческих фигур. Меня поразило, что все они вдруг стали какими-то чёрно-серыми, может, от того, что и одежда и лица покрылись пылью и копотью. Даже мужчин от женщин было трудно отличить, если не приглядываться. Разве что детей можно было распознать исключительно благодаря их малому росту. У меня сразу возник вопрос, а как моя напарница собирается выделить в этой людской череде нужного нам человека? Особенно когда через пару часов начнёт темнеть? Но вслух я этого не высказал, понимая, что это не моё дело. Раз сильно надо – отличит. Она их небось сердцем чует… В таком вот выжидательном молчании мы с ней просидели минут двадцать. Людей не особенно убавлялось. Всё ещё надеявшиеся непонятно на что «ростовые мишени» всё так же тащились куда-то в западном направлении, и на нас им по-прежнему было ноль внимания. И наконец Кэтрин встрепенулась, явно увидев что-то интересное впереди. Далее она полезла из люка наружу. Простучав каблуками своих туфель по броне, соскочила на землю и быстро пошла к дороге. – Я нужен? – спросил я на всякий случай. – Нет, лучше оставайтесь на месте. Ну, как угодно… Стало быть, всерьёз рассчитывает обойтись без пальбы и битья прикладом. Оставшись в прежнем положении, я присмотрелся, определяя, куда именно она пошла. Ага, судя по всему, вот он! Смутно знакомая (я его до этого в основном только со спины видел) высокая фигура в окончательно переставшей быть зелёной американской полевой форме. Он шёл, сильно хромая и опираясь на какую-то железку. Костыль? Нет, присмотревшись получше, я понял, что это просто обломок какой-то тонкой, похоже, алюминиевой трубы, с загнутым вручную концом трубы. Не иначе где-то по дороге оторвал или подобрал. На всякий случай я высунулся из люка, поднял автомат, удерживая хромающую фигуру на мушке, чтобы, в случае чего, без лишних слов продырявить ему обе коленки, коли уж убивать его нам не положено. Кэтрин быстро шла к нему. Со стороны выглядело это не так чтобы очень странно. Растрёпанная, но одетая вполне по-европейски женщина быстро шла против общего движения, держа правую руку в слегка отвисшем кармане странноватой чёрной практически спецовки, надетой поверх модного костюмчика табачного оттенка. В принципе, никто не то что не шарахнулся, но даже и не оборачивался в её сторону. Типа, оккупированная американцами, но при этом всё ещё свободная страна, где каждый может идти куда ему вздумается. Дальше началось интереснее. Увидев приближающуюся напарницу (было видно, что он долго хлопал глазами, явно силясь понять, за ним это смерть пришла или всего лишь за его канарейкой, а может, это и не смерть вовсе?), хромой полез в правый карман своей форменной куртки. Достал большой угловатый пистолет (по-моему, обычный «кольт» армии США), но тут его движения стали неконтролируемо-судорожными, он запнулся обо что-то и упал, неловко выронив ствол. Этого вполне хватило, чтобы резко ускорившаяся на своих каблуках Кэтрин добежала до него, нагнулась над телом и сделала неуловимо-резкое движение рукой, от чего пытавшийся до этого встать «клиент» лёг носом в землю (какой-то хитрый приёмчик?), после чего подобрала пистолет, окончательно обезоружив гадёныша. Потом она подняла его с земли и потащила за шкирку в сторону бэтээра. Тот двигался практически на четвереньках и вяло сопротивлялся, то ли не желал, то ли просто не мог идти. По-моему, от того самого, недопонятого мной движения рукой у него всё дёргалось. Крепко же наша Катя зашибла ему организм… Кэтрин тащила его согбенную фигуру практически волоком, хотя захваченный мужик был много крупнее её. При этом она совсем не напрягалась (что-то в ней в этот момент было откровенно нечеловеческое), а со стороны сцена более всего напоминала типичную транспортировку среднестатистического алкаша законной супругой из кабака или из гостей домой или до машины. Возможно, поэтому народ на них особо не смотрел, тем более что теперь они шли как бы в общем потоке. Так или иначе, вместо такси у нас был БТР-50ПУ, к борту которого Кэтрин очень скоро подтащила свой слабо упирающийся трофей, который издавал задушенно-рвотные звуки, но реально блевать ему, похоже, было нечем.