Ладно, хрен с ней. Раз так – займусь делом. Как обычно, одни пьют и гуляют, другие бутылки сдают, третьи прохожих трясут… Обидно, чёрт подери… И в этот самый момент висевшая под потолком над моей головой лампочка (её патрон и провод, должно быть, помнили ещё времена Веймарской республики) коротко моргнула и погасла. Точнее сказать – погас весь свет в доме. Разом. Сразу же возникли нехорошие подозрения из числа тех, при которых резко потеют ладони. Я ждал яркой вспышки и сметающего всё на своём пути потока горячего воздуха, поднятого ударной волной, который превратит Винтертор в щепу и унесёт её за горизонт. А меня, соответственно, – «в исходную точку отправления». Но секунды тянулись, а ничего такого не происходило. Стало быть, я опять излишне перебздел и нигде поблизости от нас свежая атомная бомба пока что не упала. Как говорится – уже легче… На всякий случай я нашарил на стенке коридора выключатель. Нашёл. Пощёлкал. Никакой реакции. Похоже, и здесь остатки централизованного электроснабжения умерли окончательно. Смешно. В моё время довольно много граждан банально сдохнут от ужаса, лишь только осознав, что всё это, по крайней мере, надолго. То, что электричество может исчезнуть навсегда, в их тараканьи мозги вообще ни за что не поместится. Хотя в 1960-е народ в массе своей был крепче (и духом и физически) и не оболванился до того, чтобы тупо подвисать круглые сутки на долбаной «супернаркоте» в виде соцсетей и мобильной связи. А то, что придётся жить без света, телика, холодильника и прочего, это, по меркам здешнего, ещё не вполне забывшего прошлую Мировую войну с её коптилками и бомбоубежищами населения неприятно, но отнюдь не смертельно. Поскольку, к примеру, у раций – вполне себе автономное питание, не зависящее от энергосетей. Правда, как подзаряжать эти самые батареи, когда окончательно сдохнут последние из них, – отдельный вопрос. Так что тем, кто переживёт ядерную зиму, явно придётся активно возрождать забытую профессию гонца-скорохода – примерно то, что было описано в неизвестных здесь импортных книжке и фильме про «почтальона»… Хотя для меня куда удивительнее был сам факт того, что электричество подавалось сюда так долго. Странно, пошли вторые сутки ядерной войны, там и сям фатально бабахают электромагнитные импульсы, а где-то оно ещё, оказывается, оставалось… Пока глаза привыкали к полумраку (теперь всё освещение было только естественным – из выходящих во внутренний двор окон,) я послушал далёкие бабахи за горизонтом, к которым уже начал привыкать. Что-то там продолжало взрываться, но сильнее или ближе оно не становилось. Можно было сделать простой вывод – водородную бомбу на Саарбрюкен пока ещё не скинули, но что-то всё-таки повредило местное централизованное электроснабжение. Может быть, один из этих происходящих по непонятным причинам взрывов таки уничтожил подстанцию или задел какую-нибудь важнейшую ЛЭП. Сказать точнее, не имея под рукой даже карты местности, было трудно. Растопырившиеся в коридоре второго этажа трупы несколько мешали ходить, но меня они не особо раздражали и, в общем, не интересовали. Конечно, рано или поздно они неизбежно начнут вонять, но тогда нас здесь уже не будет. Так или иначе, я сменил танкошлем на пилотку и спустился вниз, а затем вышел наружу, вдохнув сырой, изрядно отдающий гарью воздух октябрьского утра. После этого у меня было вполне достаточно времени на то, чтобы относительно хорошо понять мотивацию и поступки двух бандюков, Саймона и Серёжи, – героев известного отечественного пародийно-криминального фильма «Жмурки», которые на протяжении всего сюжета постоянно таскают и складывают в штабеля свежих покойников. Ну да, пострелял – будь добр, убери за собой, звучит почти как лозунг из советской общепитовской столовой. Хотя тем же самым, помнится, иногда занимался и персонаж куда более уважаемого почтеннейшей публикой фильма Данила Багров… Причём в одиночку возиться с этим (а если точнее – тягать жмуров за ноги, да ещё и вверх по ступенькам, имея при этом на ремне за спиной тяжеленный автомат) оказалось той ещё работёнкой. Недаром считающийся вредным и тяжёлым труд в похоронных командах и на кладбищах, как правило, коллективный… В общем, я потратил изрядно своих сил и времени на то, чтобы, с сугубо конспиративной целью, затащить в дом всех тех, кого накануне столь опрометчиво перестрелял снаружи. Н-да, сказать бы им заранее – станьте, мол, к стенке, господа анархисты, да кто же знал? Да они бы и не встали… Доставать из бэтээра всё так же торчавшего из люка закоченевшим манекеном в стиле поясной мишени столь глупо погибшего пленного особого смысла не было. Поэтому я просто перерезал штык-ножом вязки на его руках и стряхнул мёртвое тело вниз, прикрыв над ним крышку люка. Заодно заглянул в бронетранспортёр (и что-то ещё, кроме практически пустых топливных баков, говорило о том, что дальше мы на нём, судя по всему, не поедем), где забрал и перетащил в дом вещмешок рядового Пилопонжика и прочий багаж, а также оставленные нами в «пятидесятке» боеприпасы (включая запасную патронную коробку к РПД) и часть оружия. Потом закрыл все люки и решил, что на этом с бэтээром, наверное, действительно всё. Покончив с этими скорбными делами, мне пришлось изрядно повозиться ещё и с тем, крайним, беглецом в кожаной куртке, который дальше всех удалился от дома, да ещё и оказался на удивление тяжёлым. Наверное, и при жизни этот шустрый парняга был далеко не подарком для окружающих… Но, как бы там ни было, я с этой максимально неблагодарной работой справился, свалив все четыре тела внутри дома, чуть в стороне от входной двери – слава богу, большего от меня не требовалось, как-никак, в могильщики мы не нанимались. Потом я собрал и унёс в дом оброненное покойниками оружие. Пока я всё это делал, старался прислушиваться к окружающим звукам, но особого смысла это не имело. На фоне канонады за горизонтом я не уловил решительно ничего. Наблюдение, в том числе и с использованием бинокля, подтверждало это. Вроде бы никто не шёл и не ехал в нашу сторону, во всяком случае – пока. Хотя этот господский домина был немаленький, окна и двери с тыльной стороны наличествовали, и абсолютно за всем я точно не мог уследить. Кто-нибудь из числа особенно хитрожопых личностей вполне мог прокрасться сюда незаметно. И точно так же некто, достаточно резвый и живучий, вполне мог по-тихому сдристнуть отсюда, пока снаружи и внутри дома шло основное мочилово. И можно было ожидать, что именно сейчас он нёсся к заначенной где-нибудь в укромном месте рации, чтобы предупредить последнюю, ещё остававшуюся в живых декадентку о том, что сюда ходить не надо. Хотя последнее уже сильно отдавало полным сносом башки – ведь напарница на этот счёт совершенно не беспокоилась, количество трупов вполне сошлось с числом первоначально обнаруженных в доме живых, а «коды, пароли, явки» никто из этой красно-чёрной «пехтуры» явно не мог знать. Так что, похоже, зря я заморачивался на эту тему… Однако всё-таки стоило считаться с реальной возможностью того, что вторая, ожидаемая нами, мамзель может выкинуть подобного рода сюрприз, появившись здесь отнюдь не с шумом и шиком, а вовсе даже наоборот – тихо и с какой-нибудь неожиданной стороны. С такими вот невесёлыми мыслями я и пошёл к влажно поблёскивающему от росы вертолёту. Что сказать – S-58, он же UН-34 или CH-34, он же «Си Хорс». Популярная была машинка, их только в Америке не меньше 1800 штук наделали, не считая лицензионных английских. В Штатах они на флоте летали до 1974-го, а в туманном Альбионе их «Уэссексы» и того дольше – аж до 2003-го, ну а в гражданском исполнении отдельные машины и в мои времена ещё иногда летают. Что ещё сказать – ветеран десятка войн, большинство из которых в этой реальности ещё даже не начались (да уже и не начнутся). Довольно большой аппарат – семнадцать метров в длину и диаметр основного, несущего винта примерно такой же. В целом же этот симпатичный вертолёт напомнил наши «Ми-4», только стоял он не на четырёх стойках, а на трёх – два основных колеса по бортам и «дутик» под хвостом. Отодвинув дверь пассажирской кабины, я заглянул в холодное нутро фюзеляжа. Ну да, всё было пристойно, вертушка явно предназначалась для гражданских перевозок, но мягких пассажирских кресел или особо шикарной отделки салона тут не было. Зато было несколько обтянутых кожей то ли лавок, то ли диванов (хотя, скорее, это походило на банкетки) вдоль бортов. Видимо, как раз в расчёте на 16 человек, которые СН-34 максимально поднимал. А вот загрузкой «всего необходимого» эти красно-чёрные недоросли явно особо не озаботились. То ли поленились, то ли просто «команды не было». На полу пассажирской кабины ближе к хвосту вертолёта лежала упакованная в стандартную зелёную жестяную тару армейская рация с запасными батареями, несколько картонных коробок (судя по всему – с консервами), металлический ящичек с ручкой и бело-красным крестом (явная аптечка первой помощи). А ещё к борту был прислонён хорошо смазанный ручной пулемёт знакомой мне марки MG-42, к которому прилагалось две коробки с лентами. Рассчитывали на то, что при уходе придётся от кого-то отстреливаться? Не оригинально, но хоть что-то… Снизу-спереди я увидел разные провода и шланги, ведущие к задней части 1525-сильного поршневого двигателя «Райт» (движок на всех модификациях этой машины всегда стоял в носу), а сверху просматривалась примерно метровая прореха между полом и задней стенкой, расположенной над двигателем кабины лётчиков, где можно было различить спинки пилотских кресел с привязными ремнями. По идее, наверх можно было пролезть, протиснувшись между бортом и одним из пилотских сидений, но здесь такой способ использовали в основном на случай аварии. Поэтому для оценки исправности машины я поступил в точном соответствии с эксплуатационными инструкциями. То есть вылез наружу и забрался на место правого пилота, поскальзываясь на вделанных в борт ступеньках. Сдвинув назад и эту дверь, я не без труда разместился в жестковатом кресле. Осмотрелся – внешне всё выглядело исправным, а топлива и масла в баки, если, конечно, стопроцентно верить приборам (а ничего другого не оставалось), было залито, что называется, под пробку. Ну, крылья у нас, будем считать, есть. В случае чего километров триста запросто пролетим, а если тут есть какие-нибудь дополнительные баки, то и дальше… Покинув вертолёт, я взял автомат на изготовку и решил обойти дом с тыльной стороны. Чисто на всякий случай, для очистки совести. Ничего и никого там точно не должно было быть. Среди разнокалиберных гаражей и сараев, в одном из которых я угадал давным-давно пустующую конюшню (причём настолько давно, что все сопутствующие «лошадиные» запахи успели выветриться), стоял очень ржавый мелкий колёсный трактор марки D8506 – такие в Германии производили с 1930-х, и в прошлую войну их использовали в том числе и на аэродромах люфтваффе как тягачи. Вывод был простой – последние жильцы сюда явно не забредали. Хотя… Из одной сараюшки неожиданно послышалось нечто похожее на еле слышное глухое мычание. Опа… А ведь там точно был кто-то живой и неучтённый, который явно услышал мои шаги. Спрашивается – что после этого стоит вся хитрая аппаратура моей напарницы? Или она плохо видит то, что находится за толстыми стенами? Стоило расспросить об этом поподробнее… И интересно, был ли вооружён этот загадочный «кто-то»? Хотя если бы был вооружён – не мычал бы. Широкие двери сараюшки я открыл по-простому, то есть пинком. Там было темно – узенькие, явно вентиляционные, окошки, подгнившие деревянный пол и стены, под потолком висела пара патронов, давно лишившихся лампочек, а куча сваленных в дальнем углу старых мешков и прочего мусора выдавала в этом сарае бывший амбар или что-то вроде того. Правда, если это действительно был амбар, крайний раз зерно хранилось в нём настолько давно, что последняя местная мышь должна была повеситься с горя как минимум несколько лет назад. И никого внутри не было… Но едва я вошёл, невнятное мычание повторилось и, что странно, шло оно откуда-то снизу. Немного походив и посмотрев внутри, я наконец обнаружил в дощатом полу плотно закрытый на прилично заржавленный засов квадрат размером примерно полтора на полтора метра – окованный железом люк на петлях. И вёл он явно в подвал или погреб. Надо понимать – столь же пустой… Выходит, то, что под землёй, заумные приборы нашей Кэтрин видели плохо. А что ещё прикажете думать, если перед захватом она этого человека не посчитала? Ладно, допустим… Сейчас я открою, а оттуда возьмут да и стрельнут в меня… После секундной заминки я всё-таки сдвинул противно заскрипевший засов и приподнял люк. Потянуло затхлой сыростью, а вот типичного амбре гнилой картошки и прочих овощей не было, видимо, за отсутствием таковых… Я нацелился вниз автоматным дулом, а потом осторожно заглянул в погребной проём. В квадрате тусклого утреннего света, прямо под люком, обнаружилась лежавшая там на спине, скрюченная человеческая фигура. И почти сразу стало понятно, что это какая-то, связанная по руками и ногам, одетая в тёмное, баба с кляпом во рту, которая при моём появлении стала извиваться и мычать с удвоенной энергией. Я осторожно спустился по ступенькам, благо вниз вела достаточно прочная деревянная лестница. Без лишних церемоний я взял женщину за грудки и бесцеремонно потащил наверх. Бдительности терять всё-таки не стоило – мало ли что могло произойти вокруг, пока я тут шарился по подвалам со своей неожиданной находкой? Но, вопреки пессимистическим ожиданиям, наверху ничего не изменилось. Безмолвный домина, далёкая канонада и столбы дыма за серым горизонтом – и ничего более. Пока я пёр эту бабу на себе вокруг дома к крыльцу, сумел рассмотреть, что одета она вполне модно – тёмно-серый костюмчик с узкой, слегка распоровшейся по шву справа снизу, юбкой до колен, чулки телесного цвета, чёрные остроносые туфли на небольшом каблуке. То ли дорожный, то ли деловой стиль, хотя и выглядела барышня изрядно помятой. И по всему её облику можно было однозначно сказать, что среди этой только что перебитой нами компании она – человек абсолютно случайный. Ну не вписывалась она в эту кодлу ни полом, ни возрастом, ни внешним видом. Если это, конечно, не была какая-нибудь сверхтонкая военная хитрость. Хотя с чего вдруг такие шекспировские ходы? Тем более здесь и сейчас? Дотащившись наконец до входа, я усадил её на ступеньки крыльца и начал рассматривать свой «трофей» более предметно. И что-то в её портрете вдруг показалось мне странно знакомым. Лицо и вообще… Я напряг память. Блин… Да не может быть!! На вид лет тридцать, худенькая, невысокая. Волосы тёмно-каштановые. Черты лица довольно правильные, но скулы широковаты, нос несколько длинноват, разрез глаз какой-то слегка восточный. Кого-то напоминает? Да, было что-то такое в её облике от Карлы Бруни и немецкой англоговорящей певицы из 1980-х Дженнифер Раш. И чисто автоматически сделав последний вывод и вспомнив, что некогда уже допускал подобные сравнения в отношении именно этой физиономии, я наконец понял, где и когда именно встречал эту мамзель. Что сказать – тесны оказались перекрёстки времён, причём даже больше, чем можно было предположить. Я никогда бы не подумал, что пресловутая «хронопереброска» и всё, что с ней связано, настолько похожи на обычную деревню, где все и всё про всех знают и постоянно сталкиваются в узком переулке, сцепляясь коромыслами или оглоблями… Хотя вряд ли подобная встреча была запланированной – скорее, просто совпадение… Вот уж кого не ожидал здесь встретить – боевую подругу, тоже из 1962 года, вот только совсем другой реальности… Чего же она-то тут забыла? Видя мой оценивающий взгляд, связанная бабёнка продолжала мычать и энергично мотать головой, явно пытаясь что-то сказать… Подумав с минуту, я всё-таки вынул тряпичный кляп из её рта. А вот развязывать пока погодил. А то, знаете ли, бывали случаи – если булавкой в сонную артерию не ткнёт, то уж когтями в рожу вцепиться может как не фиг делать… – Je dois savoir ce qui se passe ici? – спросила женщина на том же галльском наречии, громко и с облегчением выдохнув ртом воздух. – Хочешь знать, что происходит? – сказал я по-русски (дамочка этому очень удивилась). – Значит, так, мадам, – орать и звать на помощь не стоит, здесь всё равно больше никого нет. И можешь не представляться, красавица, я и так всё про тебя знаю. Твоё имя – Клаудия Воланта, а по маме – ещё и графиня Заклюева, хотя, честно говоря, в Российской империи графских родов с подобной фамилией отродясь не было. И по-русски ты, подруга, говоришь не хуже меня. Или будешь спорить и утверждать, что я ошибаюсь? Вот это была сильная сцена, прямо-таки «по Станиславскому», словно сильный удар по лицу. На её стремительно побледневшем и осунувшемся лице за минуту отразилась сложнейшая гамма чувств – невероятное удивление сменилось смятением, быстро перешедшим в испуг. Ну да, испугаешься тут… Ведь действительно, откуда это первый же встреченный ей русский солдат (я даже и не сомневался в своей «первой встречности») может знать, кто она такая? Безошибочно опознав вот так, с ходу, едва увидев? Сдаётся мне, что впечатлительная дамочка сразу же начала подозревать обо мне и о себе незнамо что… – Да… То есть нет… То есть да, спорить я не буду… И вы действительно совершенно верно назвали моё имя… Но, чёрт возьми, откуда вы меня знаете? Я, хоть убейте, не помню, чтобы мы когда-нибудь встречались… Да, говорила она по-русски вполне чисто, и голос по сравнению с тем, позапрошлым, разом не изменился совсем… Вместо ответа я глубоко вдохнул и, коротенько и чётко, как на партсобрании, рассказал некоторые страницы её биографии, очень надеясь на то, что в этой реальности всё-таки мало что поменялось. И, как выяснилось по её кратко-удивлённым репликам, сопровождавшим этот мой рассказ, угадал, хотя и с небольшими вариациями. Дочь шестнадцати лет, по имени Ирен, у неё действительно была. Только фамилия её здесь была не девичья, «Воланте», а «Ла-Тремуй» (в царской России это произносилось бы как «Тремуйль», или типа того), поскольку её объевшийся груш муж, бывший полкан французского Иностранного легиона, по имени Робер, ветеран вдребезги проигранной такими, как он, Индокитайской кампании, здесь был вполне себе жив. Разумеется, болтать что-нибудь про то, как мы на пару лазили по радиоактивным пустошам Англии, выбирались из севшей на брюхо «Дакоты» или тырили гранаты для атомных гранатомётов «Дэви Крокет» в жёлтой, жаркой Африке, было совершенно бессмысленно, как и рассказывать, к примеру, про то, как мы, сугубо ради получения удовольствия, совокуплялись с ней в том отеле, в славном городе Бамако. Здесь-то ничего этого и близко не было, и в её памяти сведения о подобном отсутствовали напрочь. И очень жаль, потому что нельзя было спросить – от неё ли исходил приказ тем ребятишкам пальнуть мне в спину, или она тогда всё-таки осталась ни при чём? А то некий осадочек с того раза всё-таки остался… – Не представляю, откуда вы всё это можете знать, – сказал здешний вариант Клаудии. Теперь на её лице был написан не испуг, а снова безмерное удивление… – И, кстати, кто вы вообще такой и что здесь делаете? – тут же спросила она. На моё фамильярное обращение на «ты» она, похоже, никак не отреагировала, но мне при этом «выкала». Какая-то гипертрофированная, буржуазная вежливость или расчёт на снисхождение, раз уж действительно влипла? – Ну, всё знать – это наша работа, – усмехнулся я и тут же представился крайним, киношным, ракетно-академическим именем из своего фальшивого удостоверения: – Капитан Башкирцев Андрей Ильич, Первое управление Главного разведывательного управления Советской армии. То есть я – из советской разведки. Надеюсь, это понятно? И в данное время мы здесь кое-что разведываем… Конечно, не «меня зовут Бонд, Джеймс Бонд», но тем не менее я старался, чтобы эта белиберда прозвучала из моих уст как можно солиднее. – То есть вы здесь не один? – Попрошу не перебивать и не отвечать вопросом на вопрос, мы не в Одессе. В доме моя напарница, в окрестностях работают ещё несколько наших групп, а следом за нами сюда придут либо танковые армады с востока, либо прилетят тяжёлые бомбардировщики с атомными бомбами на борту. Но это уже в зависимости от результатов этой самой разведки. А вот что ты-то здесь делаешь, красавица? Да ещё и связанная по рукам и ногам, в подвале и с кляпом во рту? Ведь, насколько я помню, твой семейный бизнес – это какой-то там «экспорт-импорт»? – А можно всего один вопрос? – Валяй, задавай, – разрешил я, сразу же прикидывая, что именно буду врать ей в ответ, причём так, чтобы прозвучало убедительно. А то про каких-то там посланцев из будущего и альтернативной реальности рассказывать было совершенно бессмысленно – всё равно ни за что не поверит. Тем более что в тот раз её, насколько я помнил, кто-то нанимал за деньги и явно «втёмную», а я тогда и вовсе изображал чеха с неприличной фамилией… – Скажите, а откуда разведка Советской армии столько знает о моей скромной персоне? – Вообще-то, честно говоря, это я тебе задолблюсь объяснять, но если кратко – перед заброской мы обычно изучаем очень много разного сопутствующего материала, включая фото и досье людей, которыми наше ведомство когда-либо интересовалось. На память я не жалуюсь и вполне чётко опознал тебя, как человека, который может представлять интерес. Только, скорее, не для Министерства обороны Советского Союза, а для «соседей» из Комитета государственной безопасности, поскольку человек этот имеет какое-то отношение к контрабанде и контрабандистам. Я всё верно излагаю? Для моей собеседницы это, похоже, было вторым неслабым шоком. Ей оставалось только горестно задуматься о том, что это за такие всемогущие, вездессущие и вездесрущие организации – ГРУ и КГБ? Особенно если они столько знают чуть ли не про каждого, кто живёт за «железным занавесом», а их сотрудники настолько круты, что способны держать в памяти целые картотеки? Но истерить или впадать в панику она не стала – тут надо отдать ей должное… – Повторяю вопрос: что ты тут делаешь, в погребе, связанная и с кляпом во рту? – задал я тот же вопрос. И она начала рассказывать. Несколько сбивчиво, поскольку не всегда сразу подбирала правильные русские слова, но всё же получилось вполне понятно. Для начала, оказалось, что этот самый, стоявший сейчас рядом с домом, вертолёт принадлежал ей. Ну то есть как ей – бизнес её фирмы состоял в том числе в предоставлении состоятельным клиентам транспортных услуг, вплоть до отдания в аренду небольших летательных аппаратов. Сначала с их офисом связались по телефону, а дней восемь назад, то есть за неделю до того, как всё это началось, к ней пришли три вполне прилично одетых молодых человека (на вид им было лет по двадцать), которые арендовали этот «Сикорский» сроком на три недели с дальнейшей возможностью продления аренды. Заплатили сполна, наличными и не торгуясь. От услуг наёмного пилота (которого им, разумеется, предложили за отдельную плату) они отказались наотрез и сами перегнали вертолёт в этот самый Винтертор. При этом пилотское свидетельство и все разрешительные документы для полётов на подобном аппарате у них при себе были. Ну, по крайней мере, у одного из них точно. По словам Клаудии, эти юнцы производили впечатление, как она выразилась, «la feignant» и «le vavrien», то есть типичных бездельников и лоботрясов из числа «золотой молодёжи». То есть, на её взгляд, выглядели они более чем несерьёзно. О целях этой странной аренды (по словам Клаудии, большие вертолёты вроде этого «Сикорского» обычно брали в аренду для доставки каких-нибудь грузов или пассажиров в места, куда нельзя было добраться обычным транспортом, например в горы) они наплели что-то там насчёт ожидавшейся в ближайшее время грандиозной вечеринки у каких-то их друзей или знакомых, куда они с приятелями якобы собирались прилететь большой компанией (надо полагать, с девками, шампанским и травкой) на собственном вертолёте и тем самым поразить воображение принимающей стороны. Короче говоря, вроде бы привычные гнилые понты конченых мажоров. А маршрут их должен был пролегать куда-то на юг Франции, то ли в Сен-Тропез, то ли в Ниццу с Монако. В общем, с точки зрения простого обывателя, всё вполне убедительно. Разве что вертолёт такого размера был явно избыточен для подобного мероприятия. Хотя кто же знал – а вдруг эти выпендрёжники собирались напихать в геликоптер весь наличный женский состав какого-нибудь кабаре? Ведь у них здесь, до позавчерашнего дня, был абсолютно «свободный мир», где за деньги можно было абсолютно всё, и решительно никто не мог запретить буржуйским сынкам подобным вот образом беситься с жиру… – И что было дальше? – спросил я, подумав, что со стороны разговор вооружённого советского танкиста с сидящей на ступеньках крыльца связанной женщиной должен смотреться совершенно сюрреалистически. Но чего только не бывает на этом свете, а тем более – во время атомной войны… Дальше у них тут, как легко догадаться, началась полная жопа – завыли сирены раннего оповещения, заголосила со своими предупреждениями гражданская оборона, на горизонте, над городами и военными объектами начали подниматься грибы ядерных взрывов. Любую информацию, кроме страшных слухов, отрубило сразу же. Никто толком не мог понять, что происходит, никто ничего не знал, никакой связи не стало (ну это я за последние двое суток слышал уже неоднократно и от многих). Обезумевшие толпы побежали на юг, к побережью Средиземного моря. Но, как это ни покажется странным, в этой невообразимой кровавой каше всё-таки нашлись люди, которые не бросились бежать вслед за всеми куда глаза глядят и поддавшись стадному инстинкту, а почему-то вдруг решили попробовать ещё и заработать на этом. В каком дыму и каком бреду все они были – даже не могу себе представить, но в их числе оказалась и Клаудия со своей весьма мутной роднёй. Разумеется, когда привычный всем мир в одночасье посыпался в тартарары, любые, всё ещё уцелевшие и не мобилизованные европейскими армиями и прочими госструктурами (а в Западной Европе такую мобилизацию просто не успели провести – уж слишком быстро всё случилось) самолёты и вертолёты, а также горючее для них и услуги пилотов, говоря культурно, «резко подскочили в цене». Это выглядело более чем логично, поскольку возникло слишком много желающих немедленно (и желательно с комфортом) убраться как можно дальше в южном направлении. Хоть в ту же Северную или Западную Африку, которые противник, в лице «проклятых русских», вряд ли станет бомбить… – Ты ебан… То есть сошла с ума, – только и сказал я на это. – У вас тут что, действительно печатают деньги на ядовитой бумаге?! Это кем же надо быть, стремясь извлечь какую-то личную выгоду в момент, когда вокруг царит хаос и гибнут миллионы? Какая, на хрен, прибыль, если любые деньги уже сейчас ничего не стоят и годятся только для разжигания костров или растопки печек, как, впрочем, и любая другая бумага? – Мне заплатили золотом, причём вперёд, – невесело усмехнулась Клаудия. Теперь-то она, кажется, вполне понимала все резко негативные последствия подобной алчности…