– Что? – только и спросила она, когда я снимал с неё наручники. – Цирк закончился, начинается кино. Причём цветное и звуковое. Пока лучше сиди в этой комнате и никуда не выходи. Если всё пройдёт как задумано, стрельбы вообще может не быть. Ну а если пальба всё-таки начнётся – будешь делать так, как я скажу. Но, повторяю, – только если стрельба действительно будет. Это, надеюсь, понятно? – Да. – Хорошо. Вот только не надо делать роковых глупостей и резких движений. Например, искать в доме оружие и пытаться меня убить, чтобы затем сбежать. Сразу говорю – это плохая идея. Тем более что, как выяснилось, в районе вокруг Саарбрюкена, самом городе, а также, судя по всему, и в этом твоём аэропорту теперь почему-то одни покойники… – Как это? – спросила Клава. Голос её выражал предельный пессимизм. – А вот так. Наши коллеги из другой группы сообщили по радио с час назад. – Они в этом уверены? – Уверены. Кругом, и в домах и на улице, валяются трупы и нигде ни одного живого. Причин и подробностей не знаю. Думаю, потом, по ходу пьесы, проверим лично, может, чего и прояснится. Так ты меня поняла? – Да. – Молодца. Тогда сиди тихо и жди развязки. Сказав это, я прикрыл за собой комнатную дверь, взвесил в руке наручники, подумал, плюнул и забросил вместе с ключами их в одну из пустующих комнат, ну её на фиг, эту лишнюю тяжесть, я не городовой и сейчас точно не до этого… С тем я и вернулся обратно на позицию, то есть на подоконник прямо над входом. На Клаудию, после моих слов о том, что в городе и окрестностях все умерли, было просто жалко смотреть. Ну, если хочет, пусть поплачет, пока ещё время есть, бывают моменты, когда горькую правду лучше узнавать заранее… Сильно долго ждать у окна мне не пришлось. Поскольку буквально минут через пять откуда-то слева и сзади стал слышен характерный свистящий шум вертолёта. Вслед за шумом над домом появился и сам вертолёт – уже знакомый пузырь на полозьях, буржуазной марки «Белл-47» в яркой красно-оранжевой, явно гражданской окраске. На киле вертолёта я успел заметить крупные белые буквы: «CCC-Film». Насколько я помнил, это был логотип известной эфэргэвской киностудии (их киношники были настолько богаты, что могли позволить себе вертолёты?), полное название, если не ошибаюсь, «Central Cinema Compagnie». Арендовали вертушку у киношников, угнали, или логотип намалёван вообще для виду? А фиг его знает, да и теперь это уже и неважно… Вертолёт проскочил над крышей дома, потом завис над серой осенней травой, развернулся на месте и, волнами поднимая с земли сухие листья и прочий мусор, начал медленно приближаться к нашему крыльцу. Парочка перед входом стояла и ждала. В кабине снизившегося до высоты метров пяти-шести над землёй «Белла» действительно был всего один человек небольшого роста, в тёмных брюках и кожаной куртке. Сразу даже и не поймёшь, мужик это был или баба. Но раз напарница сказала – охотно поверю, что там именно та, кто нам нужна. Кроме пилота за округлым пузырём вертолётной кабины просматривались на сиденье какие-то баулы и то ли ящики, то ли коробки. Багаж? Привезла с собой что-то из разряда особо важного? Какое-нибудь новейшее лекарство от смерти или глупости? Ну-ну… Вертолёт завис метрах в пятидесяти от двух застывших перед домом женских фигур. От меня до него было примерно вдвое дальше. Продолжая непонятно выкаблучивать на режиме висения (решётчатый хвост «Белла» качало из стороны в сторону), пилот слегка пригнулся над приборным щитком и начал что-то высматривать перед собой. Обе бабы стояли не двигаясь. Но, совершенно неожиданно, в левой руке пилота появился крупный пистолет, после чего он выставил ствол за пределы плексигласовой округлости, под которой сидел, и дважды выстрелил в их сторону, одновременно уводя свою машину резко вправо и вверх. Вот же хренов «соколиный глаз»… Неужели эта пугливая зараза просекла какой-то подвох? Если так – это нам с напарницей, как говорят отдельные придурки из моего времени, «жирный минус в репутацию»… Разумеется, точность при подобной стрельбе изначально была никакая, и попало ли вообще хоть в кого-то, мне было непонятно. Однако стоявшая рядом с моей напарницей манекеноподобная сука вроде бы дёрнулась. Неужели ей всё-таки прилетело? Поняв, что последний уцелевший (но это было вполне поправимо и явно не надолго) противник не повёлся на предложенную ему туфту, Кэтрин открыла несколько запоздалый огонь из своего ублюдочного обрубка, собранного где-то на Моисеевой родине. И почему-то её первая короткая очередь пришлась точно в голову стоявшей рядом суке – так что в стороны полетели густые красноватые брызги. Выходит, она нам больше уже ни к чему? Ладно, будем считать, что она опять знает, что делает… Затем напарница высадила всю оставшуюся обойму в сторону стремительно удаляющегося «Белла». Попала или всё-таки нет? Выбив стволом автомата оконное стекло перед собой, я успел пустить вслед вертушке короткую очередь, но маневрирующий мелкий вертолёт – увы, не самая простая цель, да и руки слегка тряслись. Так что, слушая, как сыплющиеся из казённика горячие гильзы со звоном падают с подоконника вниз, я понимал, что вряд ли попадаю куда надо. Хотя, чёрт его знает – «Белл», конечно, уходил, но, как мне показалось, как-то вяло. Было такое чувство, что или он повреждён, или его пилот всё-таки был ранен. Выходит, биороботы не мажут, или это всё-таки я попал разок-другой? – Быстрее! – заорала напарница с улицы, обернувшись ко мне и быстро меняя расстрелянную обойму в «Узи». Лицо у неё было уже вполне своё, а не заимствованно-маскировочное. Что именно быстрее – объяснять не стоило. Я немедленно выскочил в коридор, налетев на уже стоящую там испуганную, но, против ожидания, не заплаканную Клаву. – За мной, если хочешь жить! – возгласил я, увлекая её за собой вниз по лестнице. Опять, блин, непроизвольно вылетела цитата из незабвенного «Терминатора», ну ничего с собой поделать не могу… Перепрыгивая через трупы и скатившись по ступенькам на первый этаж, мы выскочили из дома и молча понеслись к второму вертолёту. Бежавшая на каблуках Клава заметно отстала. Я видел, что моя шустрая напарница уже сидит в кабине S-58 на месте правого пилота и что-то там делает. Видимо, она включала двигатель. Так и есть – из длинной выхлопной трубы, выведенной слева через круглую дыру в носовой части «Сикорского», наконец повалил жидкий сизый дымок, двигатель затарахтел, быстро перейдя на свистящее гудение, дым стал гуще и пошёл тугой струей, а несущий винт начал медленно раскручиваться. Чёрт, ведь упустим… – В салон! – заорала сверху Кэтрин, когда я наконец подбежал к правому борту вертушки. Сдвинув до упора назад широкую дверь грузовой кабины и затолкнув в фюзеляж вперёд себя наконец-то добежавшую до вертолёта, запыхавшуюся Клаудию, я поправил мотающийся на плече автомат (висевший на моей шее бинокль бил меня по груди в такт шагам и дополнительного комфорта в эту жизнь тоже не привносил) и бодро запрыгнул в дверной проём, после чего земля тут же поплыла из-под наших ног. Вертолёт подпрыгнул и быстро пошёл вверх и вперёд, постепенно набирая скорость. – Догоним? – крикнул я, обращаясь к напарнице, чья прочно утвердившаяся в пилотском кресле фигура была видна наверху, стараясь при этом сохранить равновесие, что, признаюсь честно, было непросто – аппарат изрядно болтало, что, по идее, обычное дело для любых полётов на малой высоте. – Должны, – ответила она, умело (как мне показалось) шуруя рукояткой управления. Схватившись за какую-то выступающую деталь внутреннего набора на стенке пассажирской кабины, я выглянул в дверной проём. Бьющий в лицо поток холодного осеннего воздуха мгновенно вышибал слезу, а «Белл», за которым мы гнались, маячил на фоне поднимавшихся к серенькому небу далёких дымов уже где-то у самого горизонта в виде тёмной точки. До земли было метров сто – голые деревья проносились далеко внизу. «Ничего, мы мощнее и тяжелее – догоним», – подумал я, наблюдая, как наш вертолёт басовито гудит, продолжая набирать высоту и ускоряться. – Берите пулемёт, командир! – крикнула сверху Кэтрин. – Как только догоним – я зайду вплотную к нему и сразу давайте огонь на поражение! Только сами не вывалитесь! «Не пугай попа мудями», – хотел я сказать, но промолчал. Ведь страховки-то действительно нет никакой, а я раньше в подобных передрягах с погонями на малой высоте и стрельбой с вертолётов ни разу не бывал, и привычные полёты в качестве пассажира на «Ми-8МТ» из моего времени тут не в счёт. У нас сейчас вообще вертолёт довольно странный, грузопассажирская кабина внизу, впереди фактически глухая стенка, сидящего на «втором этаже» пилота видно снизу через узкий проём, от подошв до плеч, а его голова, что называется, «не в кадре»… Ну, пулемёт так пулемёт, из него точно будет наверняка, сейчас мы из этой воздушной цели сделаем дуршлаг… Убрав «калаш» за спину, я сунулся в хвост, где вцепилась в одно из сидений слегка сбледнувшая с лица Клава. – Сиди тут и не высовывайся! – крикнул я ей. Она понимающе закивала. Поскольку к РПД у нас, как я помнил, оставалась одна коробка патронов, выбор был очевиден, и я схватил припасённый прежними хозяевами MG.42. Клава (понятливая, надо же!) нагнулась и протянула мне зелёную прямоугольную коробку с лентой для него. Я вставил ленту в казённик и взвёл оружие, на всякий случай разложив пулемётные сошки. Потом, держа пулемёт на коленях (мне уже неоднократно приходилось стрелять из разных пулемётов, но этот «сорок второй» показался мне невероятно тяжелым – верные десять кило), я сел рядом с открытой дверью, подтащив туда же патронную коробку. Залетавший снаружи ветер бодрил прямо-таки до озноба. Ждём-с… Наш аппарат молотил винтами воздух, несясь по прямой, иногда с небольшим креном в стороны. Кажется, мы несколько снизились, поскольку осенний лес теперь замелькал куда ближе, практически под самым брюхом вертолёта. Это могло означать, что пилот «Белла» пытается оторваться от нас, используя любые складки местности. Для послеафганских вертолётчиков это, по идее, аксиома, а вот для начала 1960-х – не думаю… Хотя чего это я? Она же из будущего, эта зараза, пилотирующая преследуемый аппарат. А чему их там после нас будут учить – вопрос отдельный… «Сикорский» вдруг пошёл резко вправо, да так, что сидевшая в хвосте позади меня Клава, издав короткий невнятный вопль, болтая ногами, резко завалилась задницей в промежуток между двух сидений (мелькнула возмущённо-непонимающая гримаса на её лице и грязные подошвы туфель), а я, держа в руках ставший совершенно неподъёмным пулемёт, изо всех сил уперся подошвами сапог в металлический пол кабины, а плечом в борт, дабы невзначай не вывалиться наружу. Тяжёлый «калашников», висевший у меня за спиной, стволом вниз, этому не способствовал. Это Рэмбо в вертолётных сценах одноимённого кино было хорошо, но там явно была страховка, да и пулемёт в его руках наверняка был лёгонькой стеклопластиковой имитацией. А у нас тут сейчас всё всерьёз, и, в натуре, не так-то просто стрелять из летящего вертолёта с рук… Н-да, гонка получилась та ещё, практически в стиле старого кино «К сокровищам авиакатастрофы». Тяжело дыша и влипнув спиной в жёсткий борт салона, я видел постоянно возникающие буквально в нескольких метрах от шасси нашего вертолёта тёмные ветви каких-то деревьев. – Сейчас он будет справа! – заорала из пилотской кабины напарница. Очень кстати предупредила. Ещё бы на ногах устоять… Я с трудом отлепился от сиденья и присел на колено, держа пулемёт наперевес. Глаза мои по-прежнему слезились, а пол подо мной мелко трясся, ходя ходуном. Вот как, блин, вести прицельный огонь при этаком «паркинсоновом» эффекте? И наконец я увидел в дверном проёме хорошо заметный на фоне стремительно уходящего назад серого пейзажа красно-оранжевый вертолёт, который держался несколько впереди и ниже нас. Его пилотесса более даже не пыталась отстреливаться (собственно, наверное, ей было и нечем) и пыталась обдурить смерть, полностью сосредоточившись на управлении машиной. Но, коли уж мы её всё-таки нагнали, шансы уйти у неё были исчезающе малы. Разумеется, только если она не вздумает крутить что-нибудь в духе фигур высшего пилотажа. Я представил, что может быть со мной при столь резких эволюциях нашего вертолёта, и мне стало совсем нехорошо (и это притом, что сопутствующая полётам на малой высоте противная тошнота накатила уже давно, практически сразу же после взлёта). Я не без труда поднял пулемёт (левой рукой за сошки, правой за рукоятку) и с места в карьер надавил на спуск, ударив длинными. Боекомплект это позволял, лишь бы ленту не перекосило, а машинка не перегрелась и не заклинила. В глазах буквально двоилось – трясся наш вертолёт и трясся MG.42 в моих руках, больно ударяя прикладом в плечо, болтался в прицельной планке, как кусок говна в унитазно-очистительном водовороте, обстреливаемый «Белл», так что, как я понимал, меткость моего огня была ну очень относительная – насчёт быстрого превращения мишени в дуршлаг я, кажется, погорячился. Только лента пугающе быстро ползла из коробки, лишний раз напоминая о том, что раз начав стрелять, надо не забыть остановиться (поскольку у нас тут отнюдь не «волшебный мир компьютерной игры», где боекомплект может быть абсолютно безразмерен), да горячие гильзы отлетали на пол, тут же выкатываясь наружу, за борт. Похоже, анархиствующие покойники зарядили пулемётную ленту, чередуя обычные патроны с трассирующими, и это было очень мило с их стороны, поскольку позволяло мне, пусть и по минимуму, вносить поправки в прицеливание. Сначала мои очереди уходили по большей части в стороны от цели, тем более что пилот «Белла» отчаянно маневрировал, но наконец количество всё-таки перешло в качество, и сквозь дрожь и муть окружающей «картинки» я наконец увидел, что таки попал противнику куда-то позади кабины, как раз туда, где у «Белла-47» располагается практически всё самое важное – двигатель и два больших каплевидных бака с запасом топлива. Очередная трасса погасла в оранжевой вертушке, и от неё тут же что-то отлетело. Маленький вертолёт мотнуло резко вверх, потом вниз и тут же за ним потянулся, быстро расширяясь, мутно-белесый шлейф какой-то взвеси. В любом воздушном бою из «поршневых времён» (это тогда, когда ещё не пускали друг в друга ракеты «воздух-воздух» по отметкам на экране БРЛС) это всегда означает только одно из двух – пробит топливный бак либо радиатор и наружу активно травится либо топливо, либо вода. Если первое, то что-то там рано или поздно загорится или взорвётся (или, как вариант, когда горючка вытечет совсем – всё остановится), а если второе – движок достаточно быстро перегреется и переклинит. То есть в любом случае подстреленный аппарат упадёт, ему, считай, хана. Я продолжал стрелять, чувствуя, как всё больше раскаляется пулемёт, и понимая, что, похоже, опять позорно мажу – расстояние между нашими вертолётами увеличилось, и нас отделяло от преследуемого метров полтораста. Скорость «Белла» упала, и теперь его пилот пытался уйти вправо. Но после очередной моей очереди наконец-то последовала неяркая вспышка – позади пилотской кабины «Белла» появилось оранжевое пламя, а тянущийся за вертолётом дымный шлейф стал чёрным. Значит, я ему всё-таки бак просадил… В этот момент MG глухо лязгнул, дожевав ленту из коробки. Как говорили в одном известном у нас кино – выстрелил всё, до железки… А «Белл-47», не снижая скорости, начал заваливаться набок, а потом, опустив нос, почти вертикально упал на какое-то поле, явно проигнорировав все умные разговоры про авторотацию… Н-да, «холодный пот шипит на пулемёте»… Отправив за борт пинком негнущейся ноги потраченную патронную коробку и ленту с пустыми звеньями, я опустил германскую волыну на сошки, а наш S-58 слегка клюнул носом, закладывая вираж над местом падения противника и явно снижаясь вслед за ним. Взрыва я не увидел, только слышал какой-то глухой хлопок. А потом рассмотрел внизу, на земле, большой бесформенный костёр и чёрно-красные пятна осенней травы, явно подожжённой брызгами горящего топлива. Мы зависли над этим огнём, и в тучах пыли и мусора, поднимаемых винтом, лично я увидел только оторванный каркасный хвост «Белла» и, кажется, одну далеко отлетевшую лопасть. Кабина вместе с пилотом, двигатель и баки явно размазались о землю, и теперь то, что от них осталось, медленно пожирали языки бензинового огня. – Что, будем добивать? – крикнул я, честно не видя внизу ничего достойного лишней пули. Было понятно, что в этот самый момент Кэтрин из пилотской кабины всматривается своими ястребино-цифровыми очами в горящие под нами обломки. Да уж, хрен кто выживет после такого падения (там до земли точно было с полсотни метров!), это же просто люди, пусть и притащившиеся сюда из далёкого будущего, но ведь всё равно из плоти и крови… – Ну так что? – повторил я. – Правки в виде контрольного выстрела не требуется? – Нет, – ответила напарница, а потом наш двигатель загудел сильнее, и мы начали медленно набирать высоту. Ну да, в данном стихийно, но удачно выбранный способ уничтожения действительно практически исключил последующую идентификацию крайнего трупа. Всё получилось практически по инструкции… – И куда мы теперь? – поинтересовался я, отодвигая пулемёт подальше от открытой двери. – Туда, куда вы и предлагали – в ближайший аэропорт. То есть в Энсхайм.