– Охотно верю. А какого чёрта они обработали зарином столь густонаселённый район? Причём свой же? – Пока мне это непонятно. Очень возможно, что в связи с появлением в этом квадрате каких-то передовых частей противника, то есть ОВД. Да вы расслабьтесь, командир. Я помню, что там, откуда прибыли вы, подобное оружие не применялось. Во всяком случае – пока. Не беспокойтесь – сейчас здесь уже вполне безопасно… Очень хотелось в это верить, хотя некие смутные сомнения всё равно оставались. И раз так, выходило, что пилота сбитого нами «Джет Провоста» могли послать сюда вовсе не просто на разведку, а, к примеру, чтобы подтвердить эффективность произведённого накануне химического удара… Хотя что толку было от подобных бессмысленных гаданий на кофейной гуще? Ведь самого пилота уже не поймаешь и не допросишь, да как-то и не до того, честно говоря… – Так что, будем, как, помнится, пела одна деваха, «bad with cash that flush» и «bac to my coutry», то есть собирать монатки и сваливать подобру-поздорову? – уточнил я, видя, что Кэтрин о чём-то задумалась, похоже, никуда особо не торопясь. – Сразу и тихо, увы, не получится… – Это почему? – Потому что уже в течение часа моя аппаратура фиксирует как в самом городе, так и в его окрестностях некое движение наземной техники. – Какой именно? – Боевой. Пока с юго-запада, со стороны французской границы, в город точно вошло десяток лёгких бронемашин или танков и несколько небольших машин – джипов либо грузовиков. Но до них далеко, в пределах десяти километров. А вот с северо-востока, со стороны Санкт-Венделя, в Саарбрюкен по шоссе, которое проходит между аэропортом и городом, двигается небольшая мехколонна в количестве до десяти единиц. Похоже, это ваши соотечественники, командир, и прямо сейчас они повернули не в сторону городских кварталов, а двинулись по подъездной дороге прямиком сюда, то есть в аэропорт… – И что с того? – Получается, у нас с вами проблема. Поскольку теперь они будут здесь явно раньше, чем мы успеем вырулить и улететь. Уничтожить их всех – не лучший вариант, хотя бы потому, что мы плохо вооружены, а их много, и активный, открытый бой с ними может просто вывести из строя все имеющиеся здесь самолёты. Так что для начала лучше вам всё-таки попробовать с ними пообщаться, объяснив, кто мы такие и зачем здесь. Только постарайтесь придумать достаточно убедительную легенду, чтобы они сразу же не заподозрили неладное и не схватились за оружие… Послышался стук каблуков по бетонке. Я обернулся на звук. К нам, почти бегом, возвращалась Клава. – Мой самолёт исправен и полностью заправлен, – сообщила она, тяжело дыша. – Только… – Только все твои мертвы? – Да… – Что же… Тогда знай, что все они отравлены зарином, и газ этот распылили вояки из НАТО, а отнюдь не коммунисты с востока. Могу сказать, что, судя по всему, они особо не мучились, и я искренне соболезную, но… Вот что… Сюда полным ходом движется советская мехколонна, и раз так, ты со своим самолётом нам больше не нужна. Если я всё правильно помню, ты же умеешь пилотировать? – Умею… – Тогда прямо сейчас беги и садись в свой С-45. И быстро вали отсюда! Даже если в самолёте остались чьи-то тела, сейчас не время их вытаскивать! Это твой последний шанс улететь! Я не знаю, какой именно приказ у наших, которые сюда едут, но мне почему-то кажется, что они тебя так просто не выпустят, а как минимум задержат для проверки. То есть ты можешь застрять здесь надолго, если вообще не навечно… Приятно было вновь познакомиться, только давай на этом и закончим… Всё, вали! Твоя Франция недалеко, буквально за речкой! Второго приглашения не будет!! Клава испуганно посмотрела на меня, но не стала ничего говорить и резво убежала в прежнем направлении, рискуя сломать каблуки туфель. Через несколько минут её «Бичкрафт» загудел и затарахтел запускаемыми моторами. Потом эта контрабандистка из очередной моей недостоверной прошлой жизни не слишком умело вырулила куда-то в середину полосы (для такого небольшого аппарата вполне хватало и этого), развернула самолёт, прибавила газу и, наконец, взлетела, убрав шасси сразу после отрыва от земли и резко уйдя куда-то в южном направлении. «Может, она и уцелеет, пережив эту войну и её последствия в своей Северной Африке, если ей, конечно, не помешают долететь туда какие-нибудь недобитые психи вроде пилота давешнего ”Джет Провоста”», – подумал я, провожая взглядом уходящий всё дальше над городом самолёт. – Что делаем? – спросил я, на всякий случай передвинув переводник огня «калашникова» на автоматическую стрельбу. – Пока ждём, командир. Для начала надо выяснить, зачем они вообще сюда едут. А с конкретным планом определимся позже. Очень надеюсь, что у них всё-таки нет приказа взорвать решительно всё в этом аэропорту… Сказав это, она взяла наперевес РПД («Узи» она, похоже, так и оставила в пилотской кабине «Сикорского»). Я же встал, поправив ремень «АК-47» на плече – палец на спусковом крючке, но ствол смотрит в землю, дабы до поры никого и не на что не провоцировать… А шум моторов и лязг гусениц стал отчётливо слышен где-то уже совсем рядом, практически за зданием аэровокзала. «Знаете ли вы, что такое фаустпатрон?» Вроде Андрей Балашов. Из х/ф «Сказание о земле Сибирской». 1947 г. Глава 4. Из боя в бой. Это есть их последний – теперь уже без вариантов Аэропорт Энсхейм. Примерно в десяти километрах от Саарбрюкена. Саар. ФРГ. 29 октября 1962 года Дальше всё было предельно просто. Мы стояли неподвижно, а изрядно давящий на психику шум моторов и лязг гусениц быстро приближался. Потом резко завоняло бензиновым выхлопом, и справа, из-за угла стеклянного здания аэровокзала, резво объехав стоявший крайним в ряду некрупный, но, однако же, четырёхмоторный «Вайкаунт» с синими буквами «ВМА» на сине-бело-голубом киле, появились две зелёные, густо заляпанные осенней грязью гусеничные машинки. Слово «машинки» (здесь ещё вполне сгодилось бы аналогично-детское «Танчики») всплыло у меня в голове исключительно потому, что это были АСУ-57. Те, которые ну ни с чем не спутаешь. Тем более что на нормальный танк или САУ это узкоспециальное, авиадесантное недоразумение (вес – 3,3 тонны, длина с пушкой пять метров, высота полтора метра, противопульная броня толщиной в 6 мм и карбюраторный движок М-20, от одноимённой легковой «Победы») ну никак не тянуло. Никаких значков рода войск и прочего самохвального украшательства (в 1962 году до голубых беретов, тельняшек, БМД и прочих ярких элементов маргеловского «экстремизма», а равно и Афганистана с водкой в стакане, было ещё ой как далеко, и тогдашние советские ВДВ внешне отличались от простой мотопехоты не слишком-то сильно) на броне мелких самоходок не было, только натрафареченные на борта белые номера «201» и «209». Хотя и без всяких эмблем было понятно, что это реально приехала какая-то десантура отечественной выделки – в других родах войск эта гусеничная мелочь даже тогда была никому на фиг не нужна. Броня обеих самоходок была завалена всяческим полезным и не очень барахлом – зелёные тарные ящики, брезентовые сумки и скатки, какие-то мешки, на одной машине я заметил аж шесть штук ручных противотанковых гранатомётов, в которых я безошибочно опознал РПГ-2, а на второй машине лежало даже зачехлённое 82-мм безоткатное орудие Б-10, этакая длинная труба замысловатого вида с двумя штампованными колёсиками внизу. Переднюю АСУ-57 оседлали сразу шесть человек, вторую – пять. Все в зеленоватых ОЗК и серых намордниках противогазов (ГП-5 или что-то вроде того) с рюкзаками РД-54 за спиной. Ну всё верно, как-никак, атомная война на дворе. Куда же без них – скатертью-скатертью хлор-циан стелется и забирается под противогаз, каждому-каждому в лучшее верится, если взрывается ядерный фугас… Только двое из всей этой девятки напялили на головы каски, а вооружены все они были «АК-47» со складными прикладами, плюс один, такой же как у нас, «ручняк» РПД. Единственное, что меня удивило – все солдатики были какие-то мелкие, а в ВДВ обычно всё-таки берут рослых ребятишек. Что это ещё за такие воздушно-десантные егеря-вольтижёры? АСУ-57 выехали на «перрон» перед аэровокзалом и, увидев нас, слегка крутанулись на месте и остановились как вкопанные, подрагивая на холостых оборотах. Сидевшие на их броне облачённые в прорезиненое фигуры оборотили на нас свои стеклянные гляделки и замерли, поскольку явно ничего не могли понять. Ведь им же явно кто-то успел сказать, что тут кругом сплошная смерть. И вот – приезжают они, а перед ними стоят двое вполне себе живых людей, причём без малейшего намёка на противогазы и прочую противохимическую защиту. Ну явный же непорядок! А я, со своей стороны, не мог понять, что за бестолковщина творится у них? По моему разумению, любой нормальный командир, которому поручили занять стратегический объект вроде этого аэропорта, должен был сначала выдвинуть сюда какую ни есть пешую разведку, а не въезжать на его территорию так, словно на репетицию ноябрьского парада. Даже если до них и довели, что здесь кругом одни покойники. Вывод: либо они неопытны и невнимательны, либо дураки, либо сильно торопятся. Или, как вариант, всё перечисленное одновременно – спешка нелюбопытных дураков. В общем, в таком вот недоумении наши «гости» простояли возле своих машин минуты три. Потом с брони головной АСУ-57 наконец соскочил один невысокий перец в ОЗК и пошёл к нам, не особо поспешая и держа автомат наперевес. Что-то в нём мне показалось неправильным, а если точнее – какой-то слишком раздутый и массивный капюшон защитного комплекта на его голове. Записав это в загадки, я не стал особо заморачиваться на эту тему, поскольку в этот момент остальные визитёры, исключая сидевших за рычагами самоходок мехводов, ненавязчиво взяли нас на мушку, но сделали это как-то неуверенно. Краем глаза я видел, как умело держит пулемёт стоявшая слева чуть позади меня Кэтрин (никакая обычная баба с такой тяжестью в руках долго не простоит), и понимал, что она их всех, если что, срежет одной очередью ещё до того, как они успеют сделать хотя бы один выстрел в нашу сторону. Если, конечно, они, скажем, не успеют пальнуть по нам фугасным из своих 57-миллиметровок. Но замысловатые дульные тормоза обоих АСУ-57 смотрели мимо нас, куда-то в сторону взлётки. К тому же следовало брать в расчёт и то, что они здесь были явно не одни. Раз речь накануне шла о некой «мехколонне до десяти единиц», за зданием аэропорта, а может, уже и внутри него точно находился кто-то ещё. Неизвестный, особо никуда не торопясь, топал к нам, поскрипывая обмотанными резиновыми бахилами ногами и покачивая торчащим из висящей через плечо брезентовой сумки чёрным гофрированным слоновьим хоботом противогаза, автомат висел у него на плече, как и у меня – палец на курке, дуло вниз. Противогаз, он, как известно, вообще излишне демонизирует, причём любого, поскольку ты не видишь ни глаз, ни выражения лица собеседника. И поэтому не знаешь, корчит тот, кто стоит перед тобой, рожи или прикидывает, с чего начинать процесс мордобития. На эту тему, помнится, что-то нехорошее говорили в комедии Мэла Брукса, той, что про космические яйца… – Товарищ, снимайте вы этот гондон и маску бегающего слоника, тут безопасно, – максимально миролюбиво сказал я вместо приветствия в момент, когда неизвестный подошёл ко мне вплотную, глядя в его бесмысленно-круглые противогазные очеса. Ну опять не сдержался я, упомянув этот древний анекдот про химическую тревогу и «пусть слоники побегают»… Неизвестный молчал с полминуты, явно о чём-то раздумывая, но потом всё-таки решил снять с себя всю эту резину. Потянул назад капюшон ОЗК и под ним (вот оказывается, что это была за объёмная «загадка»!) неожиданно обнаружилась полевая офицерская фуражка с защитной кокардой (ну вот зачем она ему, блин, тем более не над, а под капюшоном, неужели хочет всегда чувствовать себя офицером?), снял головной убор, а затем с явным облегчением стянул и маску. Опасливо вдохнул-выдохнул, потом с явным облегчением свернул намордник и убрал в сумку на поясе. От него сразу же завоняло мокрой резиной и ядрёным потищем. – Отбой химической тревоги! – крикнул этот «товарищ», оборачиваясь к своим, и тут же добавил: – Токарев! Передайте команду остальным! Гляди-ка ты, по уставу выражается, военная косточка! Его подчинённые, услышав и увидев это, как-то сразу перестали целиться в нас, немедленно начав разоблачаться. Раздались простые русские возгласы облегчения, плавно переходящие практически в восторг. Чувствовалось, что эти бойцы достаточно долго изображали из себя сосиски в целлофане. Народный театр имени Захер-Мазоха… При этом один из бойцов, едва стянув противогаз, побежал куда-то за здание аэропорта, видимо, тот самый Токарев спешил обрадовать сослуживцев информацией о том, что намордники уже можно снять. Позаботившись таким образом о подчинённых, мой собеседник водрузил фуражку обратно на голову и начал стягивать с рук плохо поддающиеся противохимические перчатки. Без сомнения, это был офицер, но явно в невеликих чинах. Невысокий, молодой, худенький, но явно не брившийся последние двое суток. Его причёска была короткой, но под противогазом тёмные волосы взмокли и беспорядочно встали торчком, мокрым был и ворот гимнастёрки, торчавший из выреза ОЗК. А вот глаза офицерика были какие-то предельно испуганные, практически до состояния уже несколько раз виденного мной здесь, причём у многих, выражения тихого ужаса. – Кто такие? – вопросил глухой, явно пересохший голос офицерика. Хотя и без этого, после моей первой реплики, было очевидно, что мы свои. Для начала я решил не хамить, вполне понимая его реакцию. Что можно подумать, если ты командир и у тебя есть какой-то конкретный приказ, а тебя вдруг встречают вооружённые мужик в советской танкистской форме, пилотке и сапогах и вполне себе гражданская баба, поверх модного платья которой почему-то напялена советская танкистская куртка с блестящими пятнами, то ли крови, то ли масла? А поскольку, по его «генплану», нас здесь быть явно не должно, на его месте и я бы тоже сильно удивился… – Капитан Башкирцев, 1-е управление Главного разведывательного управления Советской армии. А это – лейтенант Закорюкина, из того же управления! – отрекомендовался я, продемонстрировав своё служебное удостоверение, на которое собеседник глянул мельком и без малейшего интереса. По-моему, в проверке документов он был, мягко говоря, не искушён, а из последней моей фразы уловил только ключевое слово «разведывательный». – А делаете вы тут чего? – спросил он, наконец стянув перчатки и энергично почёсывая левой рукой щетину на щеках. – Да то же, что и вы. Вообще-то, мы из заграничной резидентуры ГРУ. Сразу после начала боевых действий начали действовать по заранее подготовленным планам, в тылах противника. – А почему так одеты? – Сутки назад мы временно взаимодействовали с передовыми частями 1-й гвардейской танковой армии. Пришлось переодеться, поскольку в штабе, куда мы явились, любых штатских почему-то излишне нервно воспринимали в качестве противника и стреляли без предупреждения. Вчера нас послали для предотвращения взрыва мостов через Рейн, в районе Штутгарта и Карлсруэ. В момент, когда мы практически добрались до места, по этим городам нанесли ядерные удары. Всяческая связь пропала, и далее мы продолжили действовать по своим довоенным планам… – А что за самолёт отсюда только что улетел? – Одно из наших текущих заданий. На этом самолёте мы срочно отправили своего нелегального агента. Это тоже из довоенных «заготовок» на подобный случай. Поскольку транспорт и связь больше категорически не работают, отправить агента по обычным, предусмотренным для этого до войны каналам, возможности уже не было. Сами же видите, что вокруг творится… – А куда отправили? – спросил офицерик. На предыдущий вопрос я ответил, что называется, автоматически. Но вот дальше-то какое его собачье дело? Не всё ли тебе равно, кого и куда мы послали и на какую именно букву? – На юг Франции, и далее, возможно, в Алжир, – ответил я и, демонстративно слегка раздражаясь, поинтересовался: – Послушайте, не знаю, как вас там, товарищ офицер… Вам не кажется, что вы задаёте многовато вопросов, в том числе и о том, что вас категорически не касается?! И вообще, потрудитесь представиться по форме! Теперь уже я хочу понять, кто вы такие и что здесь делаете?! – Лейтенант Король, командир второй батареи 78-го отдельного самоходно-артиллерийского дивизиона 44-й учебной воздушно-десантной дивизии! – без особого энтузиазма произнёс лейтёха и неряшливо козырнул, наконец опуская ствол. Я вежливо ответно поднёс ладонь к пилотке, типа познакомились… Тогда понятно, чего он так напирал, с места в карьер задавая лишние вопросы, – с самой первой моей реплики уразумел, что здесь я старше его по званию, и стремился выведать побольше, пока я его не пошлю или не начну строить. Выходит, с любой информацией у них здесь туго. А вот насчёт подчинённого ему подразделения, после того как товарищ лейтенант представился, всё как раз стало чуть понятнее. Конечно, скорее всего изначально он был вовсе не комбат, а какой-нибудь комвзвода, теперь ставший, так сказать, «Вр. И.О.» командира батареи, но спрашивать, куда делись остальные офицеры, чином постарше, было бессмысленно – оттуда, где они теперь, ещё никто и никогда не возвращался. И получалось, что передо мной была не разведка и не какая-то там лютая штурмовая десантура, а всего лишь мелкое противотанковое подразделение ВДВ. Отсюда, видимо, и все их элементарные огрехи по части организации – таких, как они, явно учили не вражеские аэродромы захватывать, а стрелять прямой наводкой по контратакующим танкам противника. И более ничего… – Командир вашей дивизии – генерал-майор Жаренов? – на всякий случай уточнил я, продемонстрировав, что перед уходом сюда совсем не зря проштудировал кое-какую литературу о Советской армии того периода. – Так точно, товарищ капитан! – Стоп, но 44-я ВДД, это же ПрибВО?!