– Нет. На это с самого начала не было ни времени, ни специалистов. Открытым текстом. – Какой твой позывной? – Виски-5. – А твоего ротного? – Джин-2. Услышав этот ответ, я понял, что, кажется, узнал всё, что требовалось. Во всяком случае, запас сиюминутно-практических вопросов у меня иссяк, а спрашивать его про что-то глобальное и вовсе не имело смысла – тут он явно знал не больше (а скорее даже меньше), чем я. Пленный сидел на тротуаре в прежней позе и его безразлично-сонные глаза смотрели куда-то сквозь меня… – Как считаешь, он всё рассказал, или нам необходимо знать что-то ещё? – спросил я у стоявшей рядом с откровенно скучающим видом напарницы. – Что нам с ним дальше-то делать? Он нам ещё нужен или как? – Не думаю, командир, – последовал ответ. – Слишком мелкий чин и вряд ли он ещё хоть что-то знает. Расстановка сил ясна, и дальше мы и сами вполне справимся… – Ну, тогда что же… Вали его, – сказал я и благоразумно отошёл в сторону. Сквозь привычный фон от звука взрывов на железнодорожном вокзале за моей спиной что-то тихо и противно хрустнуло, так, словно от жареной курицы оторвали ногу. Обернувшись, я увидел, что внешне ничего особо не изменилось, только пленный капрал уронил голову на грудь. Оставив его, мы осторожно выглянули на улицу. Там тоже ничего не поменялось – те же мерно тарахтящий «Жук», трупы, джип… – Ну и какой у нас гениальный план? – спросил я у Кэтрин. – А вы что думаете? – последовал ответ. Ну да, опять, мать его так, классический диалог Чапаева и Фурманова – что думает командир, а что думает комиссар? Слава богу, у нас тут всё-таки соблюдалось некое единоначалие… – А что тут думать? – выдал я. – Во-первых, доложить нашим орлам, где противник и что он собой представляет, раз уж мы это узнали. Во-вторых, коли уж ты у нас великий мастер эстрадной пародии, надо передать ихнему ротному голосом этого дохлого капрала – встретили противника, ведём бой. А потом резко заткнуться на полуслове. Типа, радист убит или ранен прямо у аппарата. Поскольку они не рассчитывали встретить здесь живых, да и вообще никого, их офицеры тихо офигеют и сюда, для проверки и помощи патрулю, тут же приползёт их подкрепление, которое мы маненько прорядим. Исключительно ради сокращения поголовья. Возражения есть? – Нет. То есть вы, командир, всерьёз рассчитываете на то, что их авангард, а за ним и главные силы, получив информацию об обнаружении противника, сунуться сначала в город, а уж потом в аэропорт? – А чем не план? Всё равно их разведка так и так уже в городе. По логике любого армейца, занимать аэропорт, оставив при этом на фланге противника, силы и намерения которого неизвестны, – по меньшей мере, неразумно. А мы хотя бы время выиграем… – А если они всё-таки первым делом направятся в аэропорт, думая, что там никого нет, а в городе оставят лишь небольшие силы, исключительно для блокировки? – И это тоже вариант. Но всё-таки надо попробовать. Мало ли что у них на уме? Будем надеяться, что этот их господин подполковник Хайдебоунз вовсе не наследник Наполеона, Роммеля и даже не Паттона, а обычный тупой исполнитель чужих приказов… Напарница молча кивнула, и мы вернулись к своему джипу. Связь «Мельницы» с «Лютиком-89» была установлена довольно быстро, после чего Кэтрин моим хорошо поставленным голосом (услышав это я, в очередной раз, офигел) доложила, где именно находится противник в количестве около четырёхсот рыл (троих от этого числа уже можно было спокойно отнести в пассив) и что примерно собирается делать. После чего сказала «до связи» и откланялась, в смысле отключилась. Уж не знаю, обосрался ли лейтенант Король, услышав о том, сколько неприятеля может в самое ближайшее время попереть на него (как-никак, позади не Москва, а он не Клочков) – будем надеяться, что всё-таки нет… Таким образом, первый пункт моего «стратегического плана» был выполнен. После этого мы бегом вернулись к вражескому джипу, где Кэтрин первым делом сунулась к радиостанции, а я наблюдал за процессом с автоматом наперевес, надеясь, что из-за ближайшего угла в этот неподходящий момент всё-таки не вылезет какая-нибудь вооружённая натовская сволочь. – Джин-2, я – Виски-5, – услышал я достоверно-глухой, словно через противогазную резину, голос покойного капрала Хармфула. – Обнаружили противника в неизвестном количестве на Дудвайлерштрассе! Повторяю! Обнаружили противника на Дудвайлер-стрит! Ведём бой! Просим поддержки! Что ещё, едрёна мать, за «Дудвайлер-стрит»? Тут ФРГ, Бундесрайх, а не Майами-Бич… Передав эту дезу, Кэтрин взяла одну из оставшихся в джипе М14 и от всей своей бионической души расстреляла в небо полный магазин, так, чтобы это было слышно отделённому радиоволнами командиру. Отбросив винтовку, она переключила рацию на приём и с минуту внимательно слушала, что сказали ей наушники, а потом посмотрела на меня с выражением некоторого удовлетворения во взгляде… – Ну и как там делишки, на Западном фронте? Наша морская кавалерия взяла Вашингтон или ихние подземные паратруперз Москву? – Сказали, что поняли. Явно занервничали, поскольку начали болтать скороговоркой и путаться в словах и терминах. Просили продержаться минут пятнадцать-двадцать… – Так чего же мы стоим? Они же уже едут! Хватай мешки – вокзал отходит! С этого момента мы начали действовать, временами переходя с рыси на галоп. Точнее сказать, действовала-то в основном напарница, а я стоял на прежнем месте. Первым делом она отпихнула мёртвого американского водилу и отогнала вражеский джип в переулок, так что его нельзя было так просто увидеть с улицы. Потом вернулась, неся в руках какую-то плоскую сумку из брезентухи с кожзаменителем. Когда она подошла ближе, я понял, что это был импортный планшет с какой-то картой. Приняв у неё трофей, я увидел, что внутри лежит свёрнутая крупномасштабная карта Саарбрюкена и окрестностей, причём с английскими названиями площадей, переулков и мостов, где, к примеру, «Моцартштрассе» действительно была обозвана «Моцарт-стрит». То есть удивился я по этому поводу совершенно зря, а вот она угадала или знала заранее. Чуть раньше бы эту карту заполучить… Жёлтый «Жучок» с работающим мотором оставался на прежнем месте. Возле него, на мостовой, так и застыл согнутый пополам, выпавший из джипа американский труп в ОЗК и противогазе, рядом с которым лежала ещё одна М14. Кэтрин подняла эту винтовку и вновь расстреляла весь магазин, только теперь не просто в немецкий воздух, а целясь в фасады близлежащих зданий – жалобно блямкнули разбитые пулями стёкла, на мостовую посыпались гильзы. Бросив М14 обратно к покойнику, напарница дала понять, то теперь мы можем уходить. В принципе, антураж для некоего гипотетического боестолкновения, якобы случившегося здесь, был сымитирован относительно удачно. Конечно, не Куликово поле, но тем не менее… Далее мы вернулись к своему джипу, на котором отъехали по улице на несколько домов дальше, вновь спрятав транспортное средство в подходящем промежутке между немыми домами. Затем Кэтрин взяла один из «портпледов» с гранатомётными зарядами и РПГ-7 с гранатой в стволе, дополнительно навьючив себе за спину ещё и РПД, дополнивший висящую через плечо кобуру «стечкина». Во, вооружилась! Прям какой-то спагетти-вестерн о временах Панчо Вильи… – Ну ты, мать, даешь, – сказал я, глядя на всё это. – Прямо не человек, а экспедиторская подвода? И куда мы теперь? – Обстановка сейчас выглядит так. От моста Вильгельм-Хейнрих-брюке в нашу сторону уже движутся три легкобронированных объекта. Судя по общей сигнатуре, это или гусеничные бронемашины, или лёгкие танки. Один объект двигается по параллельной Зульц-бахштрассе, два – по нашей Дудвайлерштрассе. И эти две цели выйдут точно на нас… Слушая её, я даже не пытался заглянуть в трофейную карту (и так всё было понятно, она же всё это видела в реальном времени), вместо этого засунул во второй «портплед» три гранатомётные «морковки» из ящика. Закинул автомат за спину и взял в руки второй, тоже заряженный РПГ. Ну, и далее, как в той песне – на позицию девушка провожала бойца. С той разницей, что и девушка потом тоже схватит винторез и почапает на позицию… Мы перебежали немного вперёд и выглянули из-за угла. Стоявший впереди яркий «Жук» был хорошим ориентиром для стрельбы на общем серо-коричневом фоне – до него от нас было чуть больше сотни метров. – Скоро будут, – констатировала Кэтрин и продолжила так, словно заранее знала, как этот бой начнётся. – Увидев машину, труп, следы перестрелки, гильзы и винтовку на мостовой, они неизбежно остановятся. И вот в этот самый момент бейте первый танк или бронемашину, командир. Желательно до того, как из их люков успеет появиться какая-нибудь пехота. Ну а потом стреляйте в тех, кто вылезет, а я займусь вторым… Сказав это, она изобразила на лице улыбку и, удивительно быстро (как-никак – на каблуках) перебежав на другую сторону улицы (вот как она это делает – навьюченные на неё смертоносные железки при этом совсем не гремели!), скрылась за ближайшим домом… И, словно противник именно этого и ждал, через пару минут где-то, уже довольно близко, сквозь гул далёких взрывов стал отчётливо слышен рёв моторов и характерный, скребущий лязг гусениц по мостовой. Ага, вот и дорогие гости! Памятуя о том, что гранатомётные выстрелы сильно бьют по ушам, я убрал пилотку в карман и натянул на голову заранее припасённый за пазухой танкошлем. Снял колпачок с головного взрывателя гранаты и выдернул «тявочку» (то есть, по-простому, предохранитель выстрела). Потом взгромоздил трубу РПГ на плечо, обозревая улицу перед собой через нарезанную на дистанцию до 300 м сетку прицела. В городе этого более чем хватит. В Советской армии на должность гранатомётчиков обычно брали ребят рослых (попробуй потаскай на себе этакую дуру – около семи кило сам РПГ-7, да ещё одна граната весит больше двух килограммов) и с крепкими нервами (чтоб не боялись выстрелов, не впадали в ступор и «не теряли горизонт» от сопутствующих стрельбе из РПГ «светошумовых эффектов»). Сам я из такого раньше не стрелял и на моей памяти в позднесоветские времена у нас боевыми из РПГ практически не палили. В основном бахали по щитам «практическими» – из вкладных, то есть, стволов, заряженными обычной трассирующей пулей, – экономика должна быть экономной… Это афганские, ахмад-шаховские духи в тренировочных лагерях, где-нибудь под Пешаваром отстреливали в процессе обучения гранатомётчиков до сотни гранат, а потом наши офицеры почему-то страшно удивлялись – как это они наблатыкались столь ловко «бэхи» жечь? Да и с дудаевско-ичкерийскими чеченами потом была очень похожая история… Конечно, опыт пальбы из разных там фаустпатронов у меня за время прошлых «командировок» уже поднакопился, но я всё-таки стихийно припомнил, что полагалось делать с РПГ-7 на стрельбище, исходя из типичного «курса молодого бойца». Вообще, если честно, «по суворовской науке» там всё было довольно сложно и муторно. Во-первых, по инструкции к РПГ, естественно, полагается парный расчёт. Наводчика и заряжающего, которым перед стрельбой выдают портпледы для «морковок», «обезьяньи шапки» и защитные очки. И практически вся головная боль достаётся заряжающему, поскольку этому самому второму номеру по инструкции надо обязательно внимательно осмотреть «морковки» гранат на предмет повреждения – детально, двигатель, пороховой заряд и прочее. А потом доложить: «Рядовой Жопкин. ПГ-7, номера зарядов (или заряда, на полигоне один расчёт часто стрелял единственный раз – гранаты для РПГ-7 это не патроны для «калаша», штука довольно дорогая), цифры такие-то, получил и осмотрел». И, кстати, в отличие от процедуры получения, к примеру, обычных патронов к «АК», за выстрелы к РПГ на пункте боепитания этот самый Жопкин, будучи «материально ответственным лицом», расписывался трижды (за выстрелы, «пороховики» и ТБ), а иногда и четырежды, если потребуют ещё и поставить закорючку, скажем, за «боевую задачу». Выходя на позицию, второй номер по инструкции разворачивается спиной и в его портплед укладываются разобранные выстрелы. Потом номера надевают те самые «обезьяньи шапки», каски, по команде «Становись!» встают в строй и получают задачу типа: «По мишени «танк противника», с колена, дистанция такая-то!». Потом, по команде «На огневой рубеж!», расчёт уходит в ход сообщения и оказывается уже непосредственно на огневой позиции. Дежурный по рубежу перекрывает ходы сообщения красными палочками с надписью «Стой!». Помню был случай, когда прапор со странной фамилией Онисрат показывал нам обгорелый погон с одинокой «соплёй» лычки – стрелял некий сержант Абдубикмаев, а его земляк и друган (судя по фамилиям, оба узбеки или таджики, точнее уже не помню), некто ефрейтор Саримбаев зачем-то понёсся на огневой рубеж, говорили, что вроде как сигареты отдать. В результате попал под реактивную струю и пыж, получил ожоги и практически до дембеля валялся в госпитале… Далее, на рубеже первый номер снимает чехлы-крышечки с казённой и дульной части (у меня всё это уже было снято), принимает изготовку, ставит РПГ на предохранитель, заряжающий готовит выстрел и подаёт готовый заряд первому номеру. Тот вставляет его так, чтобы вырез на стволе совпал с «шишкой» фиксатора гранаты (ну это я уже проделал, как и последующее снятие колпачка и выдёргивание той самой «тявочки» с чекой). Далее первый номер взводит курок вниз и, сняв предохранитель, нажимает спуск. Раздаётся хлопок, и «морковка» улетает вперёд. Как утверждали очевидцы, хлопок сильный, первый номер его особо не ощущает, а вот второму при этом будто со всей дури бьют по наушникам двумя малыми сапёрными лопатками. При этом у заряжающего на глазах должны быть защитные очки. Первому номеру они, по идее, особо не нужны, поскольку один глаз всё равно закрыт, а вторым он в прицел смотрит… Ну, мне сейчас было совсем не до инструкций и разных там шаманских ритуалов, да и второго номера под рукой не оказалось – сам пью, сам гуляю и в могилку сам лягаю… Оставалось подтвердить давние теоретические знания практикой и надеяться на надёжность советского оружия. Как пел классик, где мои семнадцать лет (а точнее, восемнадцать)? Тем более что в 1962-м ещё ничего не слышали о танках с комбинированной бронёй или динамической защитой (которым, чтобы пробить броню, надо умудриться последовательно вколотить два гранатомётных выстрела примерно в одно и то же место, или использовать тандемную гранату, которых здесь тоже пока не придумали) и ПГ-7В с её фантастической по местным меркам бронепробиваемостью до 750 мм здесь выглядела даже несколько избыточной. А тем более против этих американских ящиков с бензиновыми двигателями. Во Вьетнаме из РПГ-7 стандартный М48 пробивало насквозь с любой дистанции и ракурса… Нервирующий лязг гусениц медленно приближался… И наконец, в сизом чаду перегоревшей горючки в конце улицы мелькнул практически тот самый, классический, полигонный щит для упражнений противотанкистов. Я заметно удивился, но, конечно, это был никакой не щит, а нечто угловатое, на узких грязных гусеницах, с практически вертикальным лобовым листом, на котором был заметен стык под прямоугольник пока ещё наглухо закрытой, опускающейся вперёд высадочной аппарели (ихние, излишне яйцеголовые, конструкторы, ориентируясь явно на десантные баржи, тогда почему-то сочли, что десант должен выбегать из машины вперёд, прямо по ходу движения, подставляясь под пулемётный огонь и рискуя попасть под гусеницы ползущего следом бронетранспортёра, хотя, насколько я помню, высадка из такого агрегата на ходу была невозможна), жёлтая шифровка «USMC», шестизначный номер и пресловутая «цена машины» (указание на грузоподъемности мостов, которые способны это железо выдержать), в данном случае это была чёрная цифра «40» в жёлтом круге. Всё правильно, первым они пустили тот самый LVTP5 – длинный водоплавающий зелёный ящик на девяти катках, с максимальной толщиной брони в 16 мм, высотой аж в три метра. Спереди, в центре крыши его бронекорпуса, была видна похожая на перевёрнутую суповую миску башенка с ворочавшимся из стороны в сторону коротким дырчатым стволом 7,62-мм пулемёта, а из-за круглой крышки люка, справа от башенки, боязливо выглядывала по пояс человеческая фигура в американской каске с камуфляжным чехлом, ОЗК и противогазе уже знакомой марки М17А2. Н-да, вот это действительно утюг в худшем смысле этого слова. Но при этом, по иронии судьбы и заокеанских конструкторов – монстурозный утюг, способный плавать за счёт своего избыточного объёма. Метрах в пятидесяти за LVTP5 маячила вторая машина – поменьше, которую я плохо видел. Но, кажется, это был лёгкий танк М41. Однако думать про вторую таратайку пока не стоило – дай бог хоть первую зажечь! Увидев лежащего рядом с «Жуком» убитого, торчащее из люка чучело слегка нагнулось и явно что-то скомандовало внутрь машины, после чего БТР мотнулся слегка влево и, показав длинный правый борт с решёткой охлаждения двигателя и квадратным люком, остановился, порыкивая мотором на холостых оборотах. Здесь я подумал, что времени, пожалуй, нет совсем, тем более что, если верить ТТХ, этот гусеничный сундук вмещал аж 34 десантника, не считая трёх членов экипажа. Вот как вылезет сейчас вся эта орава наружу да развернётся в цепь вдоль улицы – и мало мне точно не покажется! В общем я, как учили, нажал на спуск, прицелившись точно в середину лба американской хреновины. Этот ракурс я для себя посчитал наиболее выгодным. Всё вокруг окуталось легкой дымкой, а позади меня возмущённо задребезжали потревоженные мощной реактивной струей стёкла и прочее железо вроде водосточных труб, подоконников и карнизов. Правильно говорят, что из РПГ-7, при его выхлопе в три десятка метров, стрелять из здания можно, только если позади тебя длинный и пустой коридор, а во всех остальных случаях (если сзади глухая стенка) нерадивого стрелка вместе с его «пушкой» запросто выкинет через оконный проём на свежий воздух… Про мощный звук знатоки тоже не наврали – даже в танкошлеме бабахнуло просто оглушительно, аж уши слегка заложило. А потом стало слышно только шипение двигателя и видно малиновый огонёк трассера, сопровождающий недолгий полёт гранаты. Занимало всё это считаные секунды, но я видел, что практически в момент, когда выстрел уже прозвучал, десантная аппарель на носу LVTP5 медленно пошла вниз, открываясь и обнажая темноту и какое-то живое шевеление в ней. Так сказать, два независимых друг от друга процесса неожиданно совпали, и супостаты слишком поздно обнаружили пуск. После выстрела тип в командирском люке бэтээра успел обратить свои стеклянные глаза в мою сторону и прямо-таки застыл… А больше они ничего уже не успели, и ПГ-7В влетела в столь удачно открывшиеся «парадные ворота» бронетранспортёра и взорвалась уже где-то там, внутри. Где-то там, ближе к корме, стояли 12-цилиндровый карбюраторный «Континенталь» мощностью в 658 лошадиных сил и обширные баки с топливом для него. Как иногда говорят в плохих фильмах – ща рванёт… В момент, когда трассер гранаты погас внутри вражеского бэтээра, я благоразумно бухнулся на мостовую, аккуратно уронив нестерпимо воняющий горелым чёрным порохом и эпоксидной смолой РПГ рядом с собой. Вовремя вспомнив, что первое, чему учат в спецназе, – правильно окапываться… Не успел я толком залечь, как вокруг меня вдарило так, что «картинка» разом утратила резкость, а мощная волна сотряса от мостовой прошла через меня, проняв от селезёнки до корней зубов. По прошлому своему опыту могу сказать, что примерно так мог взорваться снаряд крупного калибра или не самая маленькая авиабомба. Следующим было устойчивое ощущение, что по всей улице что-то дождеобразно посыпалось сверху вниз. Почти как камнепад где-нибудь в горах. Судя по звукам – оконные стёкла, железки, черепица с крыш и прочее. Если баки невезучего LVTP5 были частично пусты, кумулятивная струя действительно должна была вызвать шикарный взрыв бензиновых паров, и ведь почти наверняка кроме топлива в погибшей машине был ещё и какой-никакой боекомплект… Приподняв голову, обнаружил что, хотя резкость уже вроде бы восстановилась, я нахожусь практически в «лондонском тумане». Поднятые выстрелом и взрывом облака дыма, пыли и штукатурки заволокли улицу. За этой пеленой был виден только огонь шикарного пожара, словно я бил не по бронетранспортёру, а по бензовозу. Когда пылища немного осела (за пару минут саарбрюкенская улица Дудвайлерштрассе разом превратилась в Берлин образца 1945 года – всё однотонно-серое, всюду выбитые оконные стёкла, сорванные ставни, мостовая усыпана чем-то невообразимым, хотя тем, кто тут жил до недавнего времени, а сейчас лежал в этих домах в мёртвом и холодном виде, было по-любому всё равно), стало понятно, что вражеская лоханка полностью объята вырывавшимся наружу из всех её щелей и дыр пламенем. Загорелся и стоявший метрах в сорока перед ней «Жук». А перед носом бэтээра нелепо прыгали и с дикими криками катались по мостовой, пытаясь сорвать с себя противогазы и остальную горящую резину, пять охваченных огнём фигур в ОЗК… Я потянул из-за плеча «АКМ» и, прицелившись, срезал их из классического положения лёжа парой коротких очередей. Возможно, это был тот максимум, который я мог сделать для них в этой ситуации – иной анестезии под рукой не было, а лечить ожоги здесь было больше негде, да и некому… Что сказать, тридцать не тридцать, но человек десять, включая экипаж, в этом LVTP5 точно было. Можно делать зарубки на прикладе… Следовавшего позади бронетранспортёра «Бульдога» я практически не видел из-за дыма и пыли, только словно откуда-то из страшного далёка слышал рокот его двигателя и лязг гусениц. И, едва мой автомат выплюнул последнюю гильзу, где-то позади горящей бронемашины послышался характерный хлопающий звук гранатомётного выстрела, потом удар и сильный взрыв, поднявший новую волну пыли и дыма и заставивший меня затихнуть, прикинувшись ветошью… Потом что-то рвануло, толчками, несколько раз подряд, но уже не так сильно. Похоже, в горящем М41 рвался пушечный боезапас… Кажется, и эти отъездились… Подняв голову, я увидел, что, кажется, шедший позади бронетранспортёра танк действительно горит, но никаких подробностей, кроме осознания того факта, что огня и дыма на улице явно прибавилось, увидеть с моей позиции было не реально. Потом где-то там же ударила короткая очередь из РПД, явно покончившая с теми, кто успел покинуть танк. А затем из переулка выбежала ненаглядная напарница. РПД наперевес, за плечом РПГ и портплед с «морковками», выражение лица привычно-безразличное, словно она не танк только что подожгла, а за молоком сходила…