Я опять немного полюбовался ей. Как там пелось в югославской, партизанской песне? Mlada partisanka pushku nosila? Очень подходящие слова для текущей ситуации – уж у неё-то коленки от резкого адреналинового прилива точно не тряслись, как у меня, грешного… Медленно встав с мостовой, я сдвинул мокрый от пота танкошлем на затылок, закинул автомат за плечо и поднял с тротуара уже остывший РПГ. – Быстрее! – заорала, не сбавляя хода, напарница. Что именно «быстрее» было непонятно, но я подумал, что она, наверное, лучше знает, раз уж так надрывается. А значит, зря бегать не будет… В общем, без лишних разговоров я следом за ней рванул к джипу. И только взгромоздившись на жёсткое сиденье и поснимав с себя часть милитарного железа, я задал вопрос: – Так. Мы куда? – Экипаж их третьего танка остановился на соседней улице, за пределами дальности эффективного огня из гранатомётов такого типа. В общих чертах, танкисты должны были видеть, что здесь произошло, и, видимо, сообщив об этом в свой штаб по рации, этот танк отошёл обратно, к мосту Вильгельм-Хейнрих-брюке, похоже решив в бой не ввязываться, – ответила Кэтрин, заводя мотор и задним ходом выводя джип из переулка. – И что? – К аэропорту уже подошли те силы, которые ожидал тот ваш лейтенант-десантник. Теперь они должны успеть занять оборону. А значит, следует обозначить наше более масштабное присутствие здесь, чтобы противник не отвел свой авангард из города, – пояснила напарница, не отрываясь от баранки и поглядывая в зеркало заднего вида. Прямо как по учебнику тактики чешет, зараза… – Ладно, поехали, – как бы согласился я и в этот самый момент чуть не прикусил язык. Потому что примерно в полкилометре от нас в крышу одного из домов пришёл фугасный снаряд приличного калибра, отправивший в недолгий и хаотичный полёт многочисленную черепицу и каменные обломки. За ним, уже чуть ближе, последовали ещё две пыльные вспышки разрывов. Калибр боеприпасов, навскидку, был явно не более 75–90 мм, и летели они откуда-то, с юго-запада… – Танки бьют, – констатировала Кэтрин тоном эксперта и уточнила: – Вслепую, без точной наводки. Но с относительно небольшой дистанции, с западного берега Саара… Пока она с умным видом произносила всё это, уводя джип подальше от обстреливаемой улицы, там упало ещё три или четыре примерно аналогичных предыдущим по убойной силе снаряда. Американские башнёры явно целились по новому ориентиру – дыму от своих горящих «коробочек». Чтобы понять это, вовсе не нужно было заканчивать военную академию соответствующего профиля. Могу себе представить, что сейчас творилось в их тупых головах и в радиоэфире на их рабочей частоте. Ведь героический господин подполковник Хайдебоунз явно должен был решить стратагемму на тему того, что же ему теперь делать с неожиданно объявившимся противником (которому, вообще-то, полагалось не героически сдохнуть накануне), но никаких внятных данных о том, что это за враг, а также какими силами и откуда именно он вылез, у этого выпускника Вест-Пойнта точно не было. С его стороны логично было бы приказать своим занять оборону в городе и попробовать прояснить обстановку. Станет он это делать или нет – фиг его знает. Сложно понять, что в таких случаях положено предпринимать подполковникам морской пехоты, да ещё и американской, из начала 1960-х. Может, всё, чему их тогда учили при обнаружении противника неизвестной численности, это отойти и вызвать тактический ядерный удар по проклятым супостатам? Хотя, конечно, надо признать, что засуетились, гады. Только поздно, и зачем стрелять практически наугад? Надеяться, что враг сдуру обнаружит себя и начнёт отвечать? Так это они точно зря, только боезапас впустую изводят. Хотя они-то не знают, что там, куда они стреляют, уже никого нет, как и о том, что нас здесь, против них, всего двое… Судя по направлению нашего движения, ехали мы прямиком к реке, а точнее, видимо, к упомянутому ранее моей спутницей мосту с откровенно непроизносимым для русского человека названием. Причём через боковые улочки и дворы, так, чтобы нас смогли не разглядеть в прицельную оптику те, кто был на этом мосту или сразу за ним. Я не стал ни о чём спрашивать напарницу, уже примерно понимая, что мы собираемся обстрелять (точность и реальный ущерб тут не будут играть особой роли) тех заокеанских морпехов, которые находились на мосту и на противоположном берегу Саара. И они должны подумать, что это вовсе не одноразовая засада, а совсем наоборот, на этом берегу реки скрываются достаточно крупные советские силы, минимум стрелковый взвод с отделением гранатомётчиков. Слушая, как где-то позади нас на мертвые дома продолжают падать американские снаряды (но палили танкисты редко и явно без малейшего энтузиазма, исключительно для самоуспокоения), я на всякий случай зарядил оба РПГ-7 свежими ПГ-7В, предварительно, по-уставному, проверив их стволы на предмет возможного наличия мусора и продуктов горения. Вроде с этим всё было тип-топ. Кэтрин посмотрела на эти мои действия вполне одобрительно. По сторонам уже привычно мелькали узкие безмолвные улицы с фонарными столбами, редкими трупами на тротуарах и обочинах и брошенными где попало машинами. Через несколько минут мы притормозили, сдали задом в проход между домами и остановились. Напарница, подхватив РПГ, РПД и сумку с зарядами, рванула вперёд. Я, с автоматом, вторым гранатомётом и «морковками» для него – за ней, лишний раз проверив болтающийся на шее бинокль. Обогнув пару домов, мы остановились. И, высунувшись из переулка, из-за угла какого-то нового угловатого здания, я наконец увидел перед собой неширокую реку, набережную и мост над мутно-серой осенней водой. Дальнейшие наблюдения я вёл уже с помощью оптики. Ну а напарнице бинокли и прочие стереотрубы, как обычно, не требовались. Строили этот, прости меня господи, Вильгельм-Хейнрих-брюке (что это, кстати, за Вильгельм Генрих такой, какой-нибудь местный микрокайзер?), похоже, в конце 1940 – начале 1950-х, на всё те же, отпущенные по «плану Маршалла» деньги и по явно американизированному проекту – союзник разрушил, немец строй… В общем, мост был широкий, бетонный, из двух частей, полос по восемь каждая. Этакий хороший автобанный стиль. И чтобы разрушить подобное сооружение хотя бы частично, явно требовалось не менее четверти тонны заложенной в нужное место взрывчатки или сброшенная с самолёта пятисоткилограммовая бомба… Хотя чего это я так завёлся? Нам же надо их только пугануть, а вовсе не мост взрывать… На нашем, восточном, берегу край моста довольно оригинально заканчивался кольцевой развязкой (видимо, для вящего удобства тех, кто хочет резко изменить направление своего движения), где в данный момент, кормой к нам, стоял порыкивающий мотором на холостых оборотах зелёный М41 с повёрнутой набок вдоль выходящей к мосту улицы башней, из люка которой торчал танкист в шлеме, противогазе и костюме химзащиты, целившийся из зенитного пулемёта примерно в том же направлении. Далее, от кольцевой развязки, дорога на восточном берегу расходилась V-образно, обтекая коробку десятиэтажного стеклянного здания (ну явно что-то административное), маячившего справа от нас. Ещё правее, над старой городской застройкой возвышался второй, очень похожий новодел, только чуть пониже, этажей в десять-двенадцать. Было понятно что эти два здания очень мешают вражеским наводчикам, поскольку дым от нашей недавней «баталии» поднимался где-то далеко позади них, а из любого танка дальний обзор, как правило, так себе. На противоположном, западном, берегу дорожное полотно уходило в стороны аналогично. В центре тамошнего городского пейзажа, прямо за мостом господствовала всё та же невысокая застройка предыдущего века, а вот направо торчало какое-то стеклянно-бетонное шестиэтажное здание с застеклённой узкой и угловатой вставкой (что-то мне подсказывало, что там явно должен был находиться вестибюль и идущая наверх парадная лестница) посередине. Отель или опять что-нибудь казённое? Слева маячили островерхие черепичные крыши нескольких одинаковых трёх- или четырёхэтажек, позади которых был виден ещё один застеклённый параллелепипед этажей этак на шесть. Посадить наблюдателей на какое-нибудь господствующее над местностью здание американцы то ли не решились, то ли не захотели. Хотя тут их можно понять. Пока залезешь, пока развернёшь на месте импровизированный НП с рацией – уйма времени пройдёт… И, на наше счастье, правая часть моста оказалась довольно плотно загромождена. Видимо, в самый поганый момент вчерашней газовой атаки на нём всё-таки находилось довольно много транспорта. Из-за этого большой красно-белый автобус врезался в зад другому, примерно такому же, но ярко-зелёного цвета (и оба явно были с большим количеством трупов внутри), затем их развернуло практически поперёк проезжей части, после чего в них, до кучи, влетели ещё четыре разномастные легковушки. А вот на левой части моста было относительно чисто, если не считать нескольких замерших там легковых машин, одна из которых, слегка обгоревшая, лежала на боку. И именно там стоял ещё один, уже знакомый мне, ворочающий из стороны в сторону коротким дулом пулемётной башенки, ящикоподобный LVTP5 с откинутой вниз передней аппарелью, возле которого стояли и ходили с десяток маленьких человеческих силуэтов в серо-зелёных ОЗК, касках и противогазовых намордниках, с длинными винтовками наперевес. Судя по тому, что некоторые из этих фигур на всякий случай залегли или укрылись за ограждением моста, целясь куда-то вперёд, их остановка на этом «брюке» явно не была запланирована изначально. Видимо, десанту приказали спешиться и занять оборону, ожидая дальнейших распоряжений. Сразу за мостом, на западном берегу, разъехавшись метров на двести вдоль набережной, стояли три танка – два «Бульдога» и один М48 с башнями, развёрнутыми в сторону восточного берега. Далее, уже не столь чётко, просматривалась и другая растянувшаяся по ведущей к мосту улице американская техника – ещё два LVTP5 и несколько джипов. Надо признать, что их разведка или авангард не были слишком уж многочисленными… В этот задумчиво-оценивающий момент меня легонько тронули за плечо, разом прервав поток стратегического сознания. Кутузов или Суворов на моём месте точно взбесились бы… Опустив бинокль, я обернулся. Кэтрин стояла рядом со мной, вертикально в правой руке – гранатомёт, упёртый выхлопной воронкой в асфальт. РПД на сошках стоял на мостовой (и я даже толком не услышал, как и когда она это сделала, что значит невоенный человек – в минуты размышлений ко мне очень легко подкрасться и оторвать башку). Левой рукой она молча потянула к себе второй РПГ-7, который я прислонил к тщательно оштукатуренной стене здания, рядом с собой. – Два-то тебе зачем? – спросил я на всякий случай. – На перезарядку не будет времени, – сказала она, снимая колпачки с гранат. – Сейчас я выстрелю по танку на этом берегу и бронетранспортёру на мосту. Как только выпущу первую гранату, вы, командир, открывайте пулемётный огонь по западному берегу и тем, кто на мосту. Можете даже особо не прицеливаться. И после этого сразу же отходим, поскольку они начнут бить в ответ из всего, что у них есть… Сказав это, она без особых усилий подняла оба РПГ и, зажав их под мышками, убежала, не дав мне времени оценить план дальнейших действий. С одной стороны – явный непорядок, а с другой – иных вариантов особо-то и не было, тем более что биоробот с соответствующей тактической программой тут соображает явно быстрее человека. До чего дошёл прогресс… Ну, раз так, я убрал автомат за спину и, подняв к плечу тяжеленный «ручняк», прицелился в противоположный берег реки. Обвешанный какими-то коробками, ящиками, канистрами и брезентовыми скатками М41 на кольцевой развязке по-прежнему бессмысленно тарахтел, никуда не двигаясь и подставляя нам свой, окутанный сизым выхлопом, не слишком серьёзно бронированный зад. До «Бульдога» с нашей позиции было метров 250, тут полыхнёт с гарантией. От LVTP5 на мосту нас отделяло уже метров четыреста, не меньше. Дистанция для эффективного огня предельная, но противопульной броне этой жестянки вполне хватит. А вот до того берега уже верных метров шестьсот-семьсот, и танкам на набережной из РПГ-7 особо ничего не сделаешь, далековато… Мои размышления прервал уже знакомый хлопок гранатомётного выстрела. Громкий, несмотря на танкошлем. Я инстинктивно дёрнулся, хотя с чего бы это? Пора привыкнуть к подобному, тем более что никто не говорил, что меня будут каждый раз предупреждать словами типа: «Прямой наводкой! Огонь! Откат нормальный!». На войне как на войне, раз стреляют – стало быть, ложись… Почему-то я ждал какой-то сюрреалистической картины в стиле «Терминатора», например, что дорогая напарница начнёт палить от живота, разом из обоих РПГ. Но нет, целилась она вполне по уставному, стоя и широко расставив ноги в модельных туфлях. И, аккуратно опустив на тротуар первый, опустошённый гранатомёт, тут же взгромоздила на плечо второй. Почти сразу же последовало очень грамотное попадание (под основание погона башни сзади) в М41. «Бульдог» как-то разом вспыхнул, превратившись в огненный шар. И тут же последовал второй гранатомётный хлопок. Уже видя малиновую точку трассера летящей прямиком к мосту гранаты, я надавил на спуск всё сильнее тянувшего мои руки вниз пулемёта, ударив по противоположному берегу. «Дегтярь», а вместе с ним и меня, трясло и мотало из стороны в сторону – точная стрельба из подобной дуры с рук, наверное, возможна только в плохом кино, но здесь этого и не требовалось. Парой длинных очередей я опустошил почти всю ленту, напоследок окатив свинцовым дождиком ещё и мост, где после неяркой вспышки попадания смрадно зачадил большой костёр, только что бывший LVTP5. И две или три серо-зелёные фигуры возле него после моих выстрелов больше не поднялись… – Командир! Уходим! – услышал я крик, плохо слышимый за пулемётным треском. Прекратив стрелять, я немедля рванул к джипу с сильно облегчившимся пулемётом наперевес. Кэтрин бежала, обгоняя меня на своих каблуках, несмотря на две гранатомётные трубы, которые она взяла в охапку. Спортсменка, мля… Спортобщество «Трудовые резервы»… Западный берег начал стрелять ещё до того, как мы ретировались, – как-то неуверенно, но с последующим лавинообразным возрастанием интенсивности огня. Башни танков на набережной заморгали частыми пулемётными вспышками. Сначала зазвенели щелчки пулевых рикошетов от стен домов, а потом оглушительно выстрелил окутавшийся пороховым дымом «Паттон» с западного берега. И его фугасный снаряд с противным воем влетел в то самое стеклянно-бетонное здание позади нас, взорвавшись где-то внутри него на уровне примерно третьего этажа. Меня слегка мотнуло взрывной волной, но ни я, ни напарница не упали, продолжив забег. Дальнейший эффект был мгновенен и ожидаем. Улица немедленно окуталась сплошной пыльно-дымной пеленой, а во всех окрестных зданиях с каким-то странным, дребезжащим шелестом разом лопнули все оконные стёкла. Какой-то мелкий обломок стукнул меня по шлемофону, но и только-то – слава богу, было далеко. Обернувшись, я увидел оголившийся фасад здания позади себя – из тёмных провалов его окон взрывная волна выдула ворох каких-то бумажек с машинописным текстом, а спустя секунду на мостовую метрах в десяти от меня шлёпнулось что-то мягкое и массивное. Я, хоть и не сразу, понял, что это труп толстого мужчины в каком-то казённого вида костюме серовато-синего оттенка. Скорее всего, это был местный сторож или охранник. Ну да, с началом войны здешние казённые учреждения наверняка закрылись, а вот их охрану (тем более в ФРГ с её привычно доведённым до идиотизма германским орднунгом) никто не отменял. То есть в момент газовой атаки внутри здания явно был кто-то из персонала (допускаю, что вылетевший из окна бедолага был там не один), умершего неожиданно и бессмысленно. Как, впрочем, и всё остальное население всего этого города… После взрыва снаряда внутри здания что-то весело загорелось – явное следствие тогдашней моды на горючую синтетику при оформлении интерьеров. Опустившиеся затем сверху густые облака цементной пыли заставили меня зажмуриться и задержать дыхание. А за всей этой мутной пеленой с того берега и моста молотили наперегонки, словно сорвавшись с цепи, пулемёты и автоматические винтовки. Но теперь они уже не могли нас зацепить, мы были «вне зоны доступа». С трудом опережая плывущую над улицами погребальную пыль, мы нырнули в знакомый переулок. В этот момент с западного берега по крайним домам на набережной ещё несколько раз, с визгом и грохотом, ударили танковые пушки, в очередной раз разнообразив картину мира широким разлётом обломков камня и кирпича. Но мы уже сидели в джипе, забросив в него пулемёт и гранатомёты. А через минуту уже отъезжали, давя хрустевшие под колёсами мелкие обломки (не дай бог, в такой момент ещё и шину проколоть!), и, вновь петляя по переулкам, слушали непрекращающуюся какофонию усиливающейся канонады позади себя. Ну, теперь-то, уязвлённые в лучших чувствах, подчинённые этого самого подполковника Хайдебоунза явно не успокоятся, пока не сровняют с землёй или не подожгут на хрен все расположенные перед ними дома на восточном берегу Саара… Неожиданно мы остановились как вкопанные. – Что такое? – спросил я. В носу засвербило от скопившейся пыли, и я чихнул. Напарница, ничего не ответив и не глуша двигатель, полезла назад, к рации. – Джин-2, я – Виски-5, – снова раздался в эфире голос мёртвого капрала Хармфула. Далее, высморкавшись на мостовую и ополоснув физиономию водой из фляжки, я перетащил автомат со спины на плечо и, сменив танкошлем на пилотку (было ощущение, что я чутка оглох), услышал, как сей капрал сообщает (не иначе как с того света) своему непосредственному начальству, что они якобы «окружены в каком-то доме, вокруг много русских, патроны закончились, батарея у рации садится, пришлите помощь», ну и далее в том же духе. Выдав всё это, Кэтрин резко выключила рацию и перепрыгнула обратно за руль. – Ну что, мои поздравления и благодарность от командования за находчивость, – сказал я, когда мы тронулись. – Мозги ты им, допустим, засрала удачно, но что это даст? – Перестанут обстреливать что попало и, прежде чем продвигаться, пошлют разведку. Раз кто-то из своих оказался жив. Возможно, обследуют место недавнего боя, найдут труп этого Хармфула, которого мы оставили на улице. Поскольку у него связаны руки, поймут, что его перед смертью допрашивали. Начнут искать тех, кто его допрашивал. То есть на какое-то время точно застрянут в городе… Сказав это, она притормозила, схватила РПД и, держа пулемёт на весу, расстреляла последние оставшиеся в нём патроны по окнам и фасадам близлежащих домов. Ну, явно для подкрепления конкретным пулемётным шумом бредового сообщения покойного капрала. – А если они это радиодонесение просто тупо проигнорируют? – спросил я, когда джип вновь тронулся. – И это тоже вариант, но, по элементарной логике, не должны. Обычно у страха глаза велики. Настраиваясь на их волну, я успела услышать обрывок сообщения кого-то из американских офицеров о противнике, якобы занявшем оборону на восточном берегу Саара у моста Вильгельм-Хейнрих-брюке. Офицер докладывал заметно дрожащим голосом и был близок к панике. А нам пока есть смысл вернуться. Хотя бы для пополнения боезапаса. Тем более что в аэропорту недавно сели два крупных турбовинтовых советских самолёта. Видимо, это именно те, кого там ждали… Как говорится – а слона-то мы и не увидели… Блин, вот почему я про всё узнаю последним? Конечно, хорошо иметь в бионической башке нехилый радар, но надо же и делиться важной информацией с теми, кто подобного апгрейда лишён и вдобавок является твоим непосредственным начальством! Конечно, странно, что я не услышал гула подлетающих самолётов, но с другой стороны, а чего я удивляюсь? До аэропорта явно больше десяти километров, плюс продолжающиеся взрывы на железной дороге и не стихшая до сих пор канонада у моста – много тут услышишь… – Так чего же ты? – сказал я укоризненно. – Поднажми! С этого надо было начинать! Интересно же! При этих словах Кэтрин посмотрела на меня как на идиота, но ничего не сказала. Обратный путь в аэропорт особо много времени не занял. Хотя ехали мы не той дорогой, которой въезжали в город, но в итоге всё равно вывернули на знакомое шоссе. Потом вдалеке за голыми деревьями стал виден стеклянный аэровокзал Энсхейм. На подъездной дороге только брошенный гражданский транспорт и редкие трупы. Никаких признаков появления американцев и какой-то боевой активности. Хотя, если эти придурочные us.marines послали в сторону аэропорта пешую разведку, так просто её было не засечь. Нас никто не пытался обстреливать или останавливать для проверки личности и документов, хотя мы и не сообщили по радио о своём скором возвращении. Признак расслабонной халтуры или герои-десантники нас всё-таки запомнили? Скорее, напрашивалось второе.