Ну да, расчёт был вполне верный – до первого нашего выстрела они не будут останавливаться и пускать вперёд пехоту, а значит, неизбежно проскочат прямо перед нами… И точно, сначала по улице перед нами промелькнули джипы, потом протащился длиннющий БТР, быстро протарахтел «Онтос», а потом в нашем поле зрения наконец появились массивные катки и белая звезда на зелёной башенной броне. Казалось, ещё две-три секунды – и танк невредимым проедет мимо нас. Но он уже давно был на мушке. В нужный момент бабахнул (моё левое ухо сразу же заложило – забыл надеть вместо пилотки танкошлем, дурак), выпустив струю порохового дыма и подняв тучу пыли, РПГ на плече Кэтрин. Огонёк трассера ПГ-7В почти мгновенно (расстояние до цели было не гранатомётным, а скорее пистолетным) погас, воткнувшись в наиболее уязвимое место М103 – туда, где погон его ненормально здоровой башни угрожающе нависал над крышей моторного отделения. По-моему, бить именно в эту танковую «эрогенную зону» учат всех отечественных противотанкистов, начиная чуть ли не от Адама и Евы… Последовавший взрыв впечатлял, и мы с напарницей попадали на мостовую, слушая, как над нами с противно-резким звуком (временная глухота на одно ухо здесь оказалась скорее плюсом) пролетают, сталкиваясь друг с другом, куски металла и, кажется, фрагменты фасадов окрестных домов. А потом, практически без паузы, один за другим оглушительно ударили ещё четыре РПГ, и тут же замолотили десятки пулемётных и автоматных стволов. Картинка в моих глазах затряслась и на какое-то время потеряла резкость, в мгновенно поднявшихся на высоту крыш домов дымно-пыльных облаках и фейерверке разлетающихся в разные стороны трассирующих пуль. Выход из переулка на Хальбергштрассе прямо перед нами оказался разом перекрыт стеной жарко горящего железа, в которую превратилось то, что ещё недавно было изделием Детройтского арсенала. Поскольку из-за загоревшегося М103 нам стало совсем ничего не видно, мы, перезарядив РПГ, обежали окутавшийся рукотворным туманом, разом утративший буржуазную респектабельность дом. Перестрелка вокруг нарастала, на улице, чуть ли не залпом, ударило несколько пушечных выстрелов (похоже, это «Онтосы», экипажи которых всё равно не имели возможности быстро перезарядиться под огнём, бестолково выпаливали из своих многочисленных безоткаток, толком не видя, куда стреляют) – дома, стоявшие впереди замершей колонны, шатались, взрывы отрывали от них приличные куски. Кирпичи разлетались во все стороны словно какие-то диковинные пташки, и не дай бог было получить такой «птичкой» по лбу… Целых ставень и окон в окрестных кварталах, похоже, не осталось совсем, крыши тоже светились свежими дырами и провалами. После первых же выстрелов по соседству загорелись два или три здания, похоже, от попаданий улетевших туда по принципу «на кого бог пошлёт» шальных снарядов… И в этот момент, добавив в окружающий мир неприятных звуков, в горящем М103 с сильным хлопком взорвался боекомплект. Пыль в очередной раз скрыла окружающие дворы и улицы, и, если бы не некоторый опыт в таких делах, я бы, ей-богу, наложил в штаны – настолько громко всё это было… Обогнув дом, стряхнув с лица и волос смесь копоти, пыли и извёстки, я пару раз чихнул (нос тоже капитально забило пылью) и выглянул в окутавший улицу дым. Местами он был настолько густым, что глаза слезились. Да, увиденное впечатляло – после попадания нескольких американских снарядов четырёхэтажное здание по левой стороне улицы обрушилось, обнажив для всеобщего обозрения кафель ванных и обои комнатных стен, и сползло на мостовую, легко погребя морпеховские джипы и их экипажи под грудой строительного мусора. Три головные машины очень хорошо горели, довершив закупорку улицы по направлению движения колонны. В пелене чёрного нефтяного дыма и пыли искрили вспышки выстрелов и звонко щёлкали пулевые рикошеты. Метались зелёные фигуры в противогазах. Хоть бы сейчас догадались снять свои намордники, чёртовы идиоты! Два М50, шедшие в середине колонны, сразу за подбитым нами танком, стояли без малейшего движения, но не горели. Один LVTP5 с опущенной передней аппарелью и один М103, мешая друг другу на довольно узкой улице и бестолково стреляя из пулемётов в своих и чужих, тщетно пытались сдать назад, но их путь к отходу перекрывал вставший поперёк улицы и загородивший путь к отступлению густо дымивший тяжёлый танк, замыкавший колонну. Всё, выхода для них, похоже, не было. Ничего не видевшие в дыму и пыли морпехи падали один за другим под огнём с разных сторон. Решив «внести свои пять копеек в фонд победы», я прицелился и срезал короткой очередью одну или две мельтешащие перед нами зелёные фигуры. И, кажется, попал… А напарница уже целилась из РПГ в две отползающие по-рачьи машины, но прежде чем она выстрелила, две вылетевшие из дыма кумулятивные гранаты вмазали в отходивший LVTP5, и он вспыхнул ярко и весело. Оставшийся в гордом одиночестве М103, подняв ударной волной от выстрела облака цементной пыли, ударил из пушки куда-то вперёд (снаряд, судя по расстоянию, на котором он взорвался, ушёл ну очень далеко и совсем не по адресу, да и целились ли они в кого-то вообще?), потом его башня развернулась налево, в противоположную от нас сторону. И в этот самый момент Кэтрин наконец нажала на спуск. Похоже, она целилась в гусеницу, но то ли увидев этот выстрел, то ли просто так, запсиховав, его механик-водитель дёрнул машину, и попадание пришлось прямо в лобовую броню. Не знаю, возможно, попадание из РПГ-7 могло и не пробить толстенное, литое лбище М103 насквозь (или же проделало в нём аккуратную дырочку), но после этого танк, с по-прежнему повернутой в бок башней, вдруг как-то слишком резко (у меня возникло впечатление, что мехвод всё-таки был убит или ранен) развернулся поперёк улицы и пошёл задним ходом напролом, сминая и снося всё на своём пути и в конце концов врезавшись со всей своей заокеанской дури в фасад трёхэтажного дома позади себя. И вот это был полный звиздец… Разумеется, проехать через городской дом любой танк теоретически может, но с одной маленькой оговоркой – в том случае, если полы и перекрытия первого этажа в этом самом доме способны выдержать его вес. Именно поэтому каждый танкист, если он, конечно, не полный идиот, сто раз подумает, прежде чем участвовать в подобных цирковых номерах. А вот здесь был явно не тот случай, и весившее под шестьдесят тонн американское бронированное несовершенство сразу ушло вниз, погрузившись, словно тонущий корабль, кормой и рухнув в подвал здания, одновременно увлекая за собой все три разом обрушившихся верхних этажа… Улицу Хальбергштрассе вновь заволокло пылью до практически полной невидимости. А потом стало понятно, что невезучего танка больше вообще не видно снаружи, только откуда-то из глубины чудовищной груды кирпичей, оконных рам, дранки и кусков мебели (из самого верха этой кучи победно, на манер рубки подводной лодки, торчали вывалившиеся незнамо откуда унитаз и чугунный сортирный бачок) продолжает глухо рычать движок. Да, кем бы ни были эти танкисты, им не позавидуешь… Это же теперь братская могила, натурально… Даже если они ещё живы, то люки точно не смогут открыть, а значит, вариантов остаётся всего два – задохнуться или застрелиться… В густой пыли, хаотично паля по сторонам и себе за спины, пробежали назад по улице десятка три морпехов в противогазах, и были они уже не зелёными, а какими-то неразборчиво-серыми. Видя гибель своих танков, они, похоже, уже не пытались ни идти вперёд, ни обороняться, чувствовалось, что воли сражаться у них больше не было, от слова «совсем». Да и всех их командиров почти наверняка поубивало в этом замесе… Я думал, что они всё же уйдут (наши стрелки и пулемётчики их, среди такого срача, видели ну очень не отчётливо), но тут из дальнего переулка, слева по улице, неожиданно выскочила остроносая БРДМ-1, немец-пулемётчик которой начал водить стволом турельной «машинки» из стороны в сторону. Дульный срез СГМа пульсировал неяркими вспышками, и бегущие фигуры кувыркались на грязную мостовую одна за другой. Называется – ННА ГДР поставила свою жирную точку, Ганс устроил дискотеку… А потом вдруг оказалось, что все враги лежат и стрельбу словно обрезало. Кажется, кончилось… Сквозь облака оседающей пыли я рассмотрел один из «Онтосов», который по-прежнему не горел, а просто с развороту въехал в витрину магазина и застрял там без особых повреждений, разве что уронив на землю пару пушечных стволов с левого борта. Широкая двухстворчатая дверца в его корме была распахнута, оттуда свешивался мертвец в импортном противогазе, вокруг которого рассыпались во все стороны странные дырчатые гильзы 106-мм безоткатных снарядов, какие-то брезентовые сумки и, ни к селу ни к городу, какие-то фарфоровые тарелки и супницы – в изрядном количестве, и целые и разбитые… Мне в голову сразу же пришла поговорка насчёт слона в посудной лавке. При этом другой, шедший в середине колонны «Онтос», кто-то из наших всё-таки успел зажечь, не иначе на всякий случай… Подбитый нами в самом начале М103 детонация боезапаса лишила башни, слетевшей на мостовую и валявшейся рядом с танком, словно гигантский дымящийся половник с ручкой очень хитрой формы. Горели танки и дома, в передних машинах с глухим гаханьем и треском рвались боеприпасы. Омерзительно-рвотно воняло жареной человечиной, и живых врагов вокруг, кажется, действительно не было. Н-да, как я успел заметить, уличные бои категорически не идут на пользу никакому городу. Если только этот город потом не планируется к новой застройке, которая будет лучше прежней. По крайней мере, в этом Саарбрюкене жаловаться на нас было некому, поскольку все потенциально пострадавшие умерли раньше, ещё до начала нашей игры в «Зарницу»… – Прекратить огонь! – заорал я что есть мочи, услышав в этот самый момент нечто новое, а именно – нарастающую орудийную канонаду с вплетёнными в неё «пулемётными мотивами» в той стороне, где остался аэропорт… Выходит, даже если и были какие-то радиопризывы о помощи, командиры второй американской колонны предпочли на них не реагировать. И, поскольку они явно не хотели, чтобы оставшуюся технику пожгли огнём в упор на узких улицах, в город их главные силы всё-таки не повернули (даже частично), а пошли прямиком на аэропорт, «выполнять основную задачу». Ну и благодаря нашим усилиям вражеские главные силы сократились более чем на четверть (в ходе первого «прощупывания» мы с напарницей «помножили на ноль» два танка М41 и два LVTP5, плюс сейчас добавились три М103, три «Онтоса» и два бэтээра, итого минус двенадцать машин от сорока, в сухом остатке – двадцать восемь «коробочек», и неизвестно, сколько из них полноценные танки вроде М48, а не разное легкобронированное дерьмо на палочке), а значит, американский лобовой удар на Энсхейм не мог кончиться сильно хорошо для самих же атакующих… Вкус цементной пыли ощущался даже во рту, отставившая гранатомётную трубу в сторону и напоминавшая гипсовую парковую статую девушки с веслом, напарница тщетно стряхивала с лица и причёски толстый слой штукатурки. Из-за руин, по одному или по двое, вылезали бойцы, внешность которых живо напоминала мне самых последних защитников Брестской крепости, какими их обычно показывали в нашем пост перестроечном кино… Под звуки канонады временно подчинённый мне «коллектив» осмотрелся, посчитал, кого не хватает, и вернулся к машинам, которые, слава богу, не пострадали, поскольку были оставлены достаточно далеко от улицы, изрядная часть которой теперь превратилась в неизвестно что. Список утрат оказался короче, чем можно было ожидать. Если бы вражеские морпехи имели чёткий приказ пробиваться через нас любой ценой и успели бы спешиться и развернуться в боевой порядок вдоль улицы, они, как я подозреваю, просто задавили бы нас числом в дуэльной ситуации. Но этого они, к счастью для нас, не сделали. Так что вместе со своим вторым номером погиб ефрейтор Авнотамов, пулемётчики Шатоха и Килиминчик (их, так же как авнотамовского второго номера, по фамилии Ярусов, мы просто не нашли, скорее всего их погребло под «кирпичепадом» одного из рухнувших домов), а также шофёр, младший сержант Алимпиев (он и в бою-то не участвовал – был убит возле «газиков» шальным осколком) и двое гэдээровских немцев – Лаге и Крюгер. Ещё троих ранило, но не особенно тяжело, плюс, второго номера из десантного гранатомётного расчёта, того, который Штыриков, сильно контузило, причём, похоже, выстрелом из его же собственного РПГ (банально встал не там, где надо, в момент выстрела). Зато его командир Штырёв смотрелся «живее всех живых», а его поясной ремень уже украсила трофейная американская кобура с большим самозарядным «кольтом». И когда он это успел, интересно знать? Причём, как я рассмотрел считаные минуты спустя, трофейного оружия здесь набрал не он один. Сколько всего мы набили супостата, считать было некому, да и некогда. Если судить чисто визуально – по всей улице лежали более полусотни трупов, плюс сколько-то ещё осталось в горящих и подбитых боевых машинах. Ничего, нормально так наработали, а если вспомнить, что все наличные силы этих морпехов составляли около четырёх сотен рыл, процентов двадцать пять мы от них в два приёма точно отщипнули. Хорошо это было или плохо, не знаю, в статистику уличных боёв при штурме городов во время Второй мировой я раньше как-то не вникал, да и, как ни крути, Саарбрюкен это вам не какой-нибудь элеватор или тракторный завод в Сталинграде… – Ну что, в аэропорт? – на всякий случай спросил я у напарницы, которая, пока я задумчиво любовался полем брани, успела отойти в сторонку и собрать рядом с американскими машинами пару-тройку каких-то то ли рюкзаков, то ли подсумков (не иначе, они содержали нечто, ещё способное нам пригодиться). Поскольку канонада в той стороне продолжала звучать, иных вариантов у нас, похоже, не было. Правда, чем мы им могли помочь – хрен его знает. Как-никак Энсхейм стоит на более-менее открытом месте, и все наши ценные в основном для ближнего боя преимущества там категорически не проканали бы… – Погодите, командир, – сказала Кэтрин. После чего забралась в «газик» и, надев наушники, села к рации. – Не успеем, командир, – сказала она, покрутив ручку настройки и минут пять послушав бурление эфира. – Это почему? – спросил я, внутренне холодея от плохих предчувствий. Похолодеешь тут – если американцы таки захватили аэропорт, нам с ней придётся болтаться здесь ещё неизвестно сколько, пока не найдём какой-нибудь годный для завершения нашего затянувшегося приключения самолёт… – Потому что в данный момент американцы отходят. Причём все приказы отдаёт открытым текстом какой-то «Джин-4», также называющий себя лейтенантом Стуртевантом, – объяснила напарница. Ага, то есть, надо понимать, что их бравого подполковника Хайдебоунза и даже смутно знакомого нам лейтенанта Пернициса более нет в живых? Замечательно! – А что они конкретно говорят? – уточнил я. – Ещё этот Стуртевант, он же «Джин-4», несколько раз передал, и тоже открытым текстом, по рации, адресуя сообщения двум абонентам с разным позывным, что в городе их контратаковали, а аэропорт оказался занят превосходящими силами противника. В результате задание выполнить не удалось, он потерял большую часть своей техники и личного состава и теперь вынужден отойти. Но никаких ответов и даже квитанций о получении сообщений ему в ответ не озвучили, в эфире одни помехи… Собравшиеся вокруг нашего «ГАЗ-69» чумазые бойцы внимали тому, что она говорила, и только не забывавшие про службу немцы продолжали держать под прицелом окрестные дворы и переулки, по-прежнему затянутые пылью и дымом. Ну, если на хозяйстве у противника остался какой-то лейтёха, совсем не удивительно, что он достаточно быстро «поплыл» и отдал приказ в стиле «спасайся, кто может». И действительно, недалёкая канонада стала заметно стихать. Почему-то при этом в моей голове как-то сами собой зазвучали слова известной у нас в прошлые времена (которые, вообще-то, далёкое, причём уже фатально несбыточное для этой реальности будущее, если вспомнить, что вокруг 1962 год) песни Глебушки Самойлова – но я устал, окончен бой, беру портвейн, иду домой… Напарница выключила рацию и, пересев за руль, вопросительно посмотрела на меня. Напоминала она в этот момент уже не статую, а скорее отечественного маляра после очень долгих и нудных работ по побелке. Подозреваю, что я выглядел не лучше… – Так, – сказал я, обращаясь к остальному личному составу. – Всё, товарищи, писец! Концерт окончен! Быстро по машинам! Грузим тех убитых, кого сумели найти, и возвращаемся к месту крайней дислокации. По дороге смотреть в оба и быть готовыми к любым сюрпризам! Бойцы сразу же пришли в движение. Покойников, которых действительно было немного, погрузили в машины очень быстро, после чего наша колонна тронулась. И мы ещё толком не успели выехать из города, как пальба у аэропорта стихла окончательно. А потом впереди стали видны многочисленные дымы, при нашем приближении оказавшиеся как подожжёнными шальными снарядами на подъездной дороге гражданскими машинами, так и горящей боевой техникой. Да уж, действительно, снова как у «Агаты Кристи»: окончен бой, зачах огонь и не осталось ничего, а мы живём, а нам с тобою повезло, назло… Неожиданно, практически на выезде из города, на ведущей к аэропорту дороге, путь нам перегородил стоявший поперёк проезжей части высоченный танк (шесть мелких катков внизу ходовой части и «шестерёнка» ведущего колеса сзади – хорошо знакомый мне М48) с открытыми люками. Никогда бы не подумал, что смогу столь мгновенно вскинуть тяжёлый «калашников», но, судя по услышанному мной множественному лязганию затворов, за оружие в колонне в этот самый момент схватились все, а не только я. Но вражеский танк с повернутой в сторону аэропорта башней выглядел безмолвным и безопасным. Напарница нажала на тормоза, встала и остальная колонна. Однако поскольку я из машины не вылез, спешиваться и занимать оборону солдатики не спешили. Что было делать? Объезжать по обочине? А смысл? В итоге, мы с напарницей всё-таки вылезли из «ГАЗ-69». Я взобрался на броню «Паттона» и осторожно заглянул в башенный люк. Всё, включая пулемёты и боезапас, было на месте, а вот экипаж попросту сбежал – на полу боевого отделения валялись пустые картонные коробки от сухих пайков и непонятные брезентовые сумки… Взяли и бросили хороший танк, почему-то подумал я. Хотя да и хрен бы с ним. Главная проблема в том, что он нам проехать не давал… Словно прочитав мои мысли, Кэтрин полезла в люк мехвода, и, уже через пару минут М48 тихо зарычал мотором и, ломая кусты, задним ходом сполз в кювет, освобождая дорогу. – Гранату! – потребовал я у стоявших рядом бойцов, видя, что напарница уже вылезла из танка и опасаясь, как бы в ответ на его неожиданное движение со стороны Энсхейма нам «в подарок» не прилетела болванка калибром миллиметров этак на сто… Но никаких выстрелов не было, а мне молча протянули зелёный «ананасик» «Ф-1», который я и закинул в башенный люк, спрыгнув с брони и заорав: – Ложись!!! Но нервничал я совершенно зря, поскольку произведённый эффект оказался минимален – просто внутри «Паттона» звонко бабахнуло. Танк не загорелся, но из его люков потянуло сизым дымом с сильным ароматом горелой изоляции. Может, и разгорится… – Поехали! – скомандовал я, в который уже раз невольно цитируя нашего первого космонавта. Дальше по сторонам ведущей к аэропорту дороги и на ней достаточно густо торчала вражеская техника, горящая или просто подбитая. Лупили явно из крупного калибра, поскольку от нескольких «Онтосов» и LVTP5 остались лишь живописные руины гусеничных шасси. От стоявших перед аэропортом полицейских машин и джипов вообще не осталось практически ничего – только какие-то рваные куски железа. Хотя на любой войне снаряды не летят в одну сторону и горели не только вражеские танки, в том месте, где накануне стояла за кустами АСУ-57, по земле разлилось обширное пятно облизывавшего какие-то невообразимые металлические обломки бензинового пламени, а проехав немного дальше, я увидел и дымящуюся Су-100 с двумя дырами в левом борту рубки. Объезжая замершие там и сям мёртвые вражеские машины, мы двинули прямиком к аэровокзалу, где возле раздавленного вместе с находящимися внутри покойниками практически в блин (по нему явно проехал танк, причём недавно) автобуса стояло несколько наших танков и наблюдалась какая-то движуха. Присмотревшись, я понял, что, кажется, туда сносили раненых и убитых. И хотя мы и не сообщили по рации о том, что возвращаемся (вот же идиот, взялся людьми командовать, сдуру, как с дубу, хотя если считать, что я, типа, всего лишь шпион, получается не так уж и стыдно), никто при нашем появлении не запаниковал и не начал палить, как видно, военнослужащий народ всё-таки видел, как мы уезжали. Знакомая гаубица М-30, с опущенным в положение для стрельбы прямой наводкой толстым стволом, стояла на прежнем месте и вроде даже не была особенно повреждена. Новыми деталями пейзажа были больше десятка крупных воронок, истыкавших землю вокруг орудия, изобилие стреляных гильз и опустошённых снарядных ящиков. Возле гаубицы дежурило четверо артиллеристов в касках, но вот сержанта Арошанова я среди них почему-то не увидел. Метрах в пятидесяти позади орудия догорали остовы двух грузовиков – по-моему, «ГАЗ-63» и «ЗИС-151». И кругом, насколько хватало глаз, валялись разбросанные взрывами части тел и фрагменты цивильной одежды – американские снаряды перепахали и порвали на куски изрядное количество трупов гражданских, которые никто не успел (да, честно говоря, и не собирался) убрать. Выглядело всё это отвратительно… Раненых сносили (легкораненые шли сами) к тентованному грузовику «ЗИЛ-157», где суетились несколько солдат и сержантов с красными крестами на брезентовых сумках – явные санинструкторы. А вот никакой более продвинутой медицины здесь не было, и отправка в медсанбат никому явно не светила. То есть перевязать-то перевяжут, а вот что дальше – вопрос. Да и где они теперь вообще, в этой ситуации полного днища, все эти госпиталя и медсанбаты? Правее, ближе к входу в здание аэропорта (как можно было понять, кроме осколков и пуль, в него угодила и пара-тройка снарядов не особо большого калибра, от чего стёкла в здании вылетели напрочь, представляю, что теперь там внутри, после того, как трупы перемешало с битым стеклом), развернулись по фронту заляпанные свежей грязью Т-62 и два Т-54. Крайняя справа «пятьдесятчетвёрка» выглядела так, словно её «пожевали и выплюнули» – левая надгусеничная полка, со всеми размещёнными на ней ящиками, отсутствовала напрочь, с лобового листа было сорвано всё, включая буксирные крюки и фары, на его броне темнели две вмятины, а на левой «скуле» башни тянулась довольно глубокая борозда, явно от подкалиберной болванки (но сквозных дырок тем не менее не было!). И этот порядком измочаленный танк всё-таки был жив – в момент нашего появления шестеро возившихся возле этой машины с кувалдометром и выколоткой танкистов как раз вгоняли последний «палец» в его, судя по всему, только что соединённую левую гусеницу, помогая себе простыми словами и энергичной жестикуляцией. Возле Т-62 стояли несколько человек в шинелях, ватных бушлатах и комбезах. К ним напарница и направила наш «ГАЗ-69». Когда мы подъехали, навстречу сразу же двинулись двое – танкист весь в чёрном, со смутно знакомой рожей и какой-то невысокий тип в пехотной шинели с погонами младшего лейтенанта. Танкистом, как легко догадаться, был лейтенант Васищев (всё лицо в разводах размытой потом копоти, правый рукав куртки разорван, три пальца на левой руке неряшливо перевязаны грязноватым бинтом), а вот второго я здесь раньше не видел. Собственно, он был черноус, рябоват и немолод, а значит, судя по всему, как часто бывало в нашей армии, был просто занимающим офицерскую должность сержантом или старшиной, из числа сверхсрочников. Каптенармус какой-нибудь… – Здравствуйте, товарищ капитан! – приветствовал меня Васищев. – Младший лейтенант Кийко! – явно на всякий случай представился немолодой, приложив руку к козырьку изрядно перепачканной землёй офицерской фуражки и разглядывая меня с некоторым сомнением во взгляде. Но ещё большее сомнение у него явно вызывала персона, которая сидела у меня за водителя – это было ясно и без всяких слов. – Здравия желаю, товарищи офицеры! – козырнул я в ответ и тут же взял быка за рога. – Отбились? Каковы потери и как обстановка? Оказалось, что в целом ничего хорошего, но всё-таки лучше, чем можно было ожидать. С учётом тех, кто погиб в городе под моим командованием, в наличии осталось шестьдесят девять относительно активных штыков из ста восемнадцати, не считая танкистов. «Относительно», поскольку раненых и контуженых из этого числа набиралось двадцать пять человек. Из них восемь – тяжело и очень тяжело, а значит, учитывая общую ситуацию, без малейших шансов на выживание, до какой-нибудь полевой хирургии их точно было не довезти… Ну а технические потери – сгорели один Т-54, Т-34–85, одна Су-100 и три АСУ-57 из имевшихся пяти. Плюс два «ГАЗ-69» и четыре грузовика. И приличный расход боеприпасов всех видов и калибров. Противник, похоже, оставил на поле боя всё, что у него было. При беглом осмотре панорамы недавнего боя я насчитал восемь подбитых и горящих «Паттонов» и столько же «Бульдогов». Остальное были М50, «Онтос» и LVTP5. На вопрос, что тут вообще было и как всё протекало, Васищев ответил, что никакой предварительной артподготовки со стороны американцев не было, а к атаке, благодаря нашему своевременному сообщению по радио, здесь были готовы. В общем, шедшие колонной и до последнего не желавшие разворачиваться в боевой порядок (мин они боялись, что ли?) американские танки не подпустили близко, встретив их огнём РПГ, безоткаток, 57-мм пушек АСУ-57 и стрелявшей прямой наводкой гаубицы, огонь которой, похоже, стал полной неожиданностью для врага. Довершила всё точная стрельба Т-62 и контратака всеми наличными танками и САУ. Куда большей проблемой оказались около сотни американских морских пехотинцев, которые несколькими мелкими группами просочились на лётное поле с разных сторон. До аэровокзала дошло меньше половины, но они всё-таки почти сумели захватить вышку управления полётами. Пришлось выдвинуть туда Т-54 и Су-100, которые и решили исход боя, без затей расстреляв вышку прямой наводкой. Большая часть не имевших противотанковых средств вражеских солдат полегла на месте, а убежать смогли только несколько человек. Критически посмотрев в сторону ярко горящей вышки управления полётами, я понял, что танкисты, похоже, несколько перестарались. Хотя, с другой стороны, а зачем она теперь кому-то нужна? Естественно, нашим в этом бою за вышку тоже прилично досталось. Если верить тому, что болтал Васищев, больше всего потерь было именно в этом эпизоде. На кой хрен они вообще пластались за неё, практически врукопашную, и стоило ли оно того – лучше помолчу…