Вот вроде бы юмор – это категория, недоступная биороботам. Но раз за разом у меня было ощущение, что местами она всё-таки откровенно стебётся… Я не стал ничего говорить. Просто натянул на влажные волосы сыроватую пилотку, поправил ремень и выглянул наружу. И действительно, к нашей двери, явно ориентируясь на стоявший у входа «газик», шли гуськом усталые ребятишки в прыжковых комбезах цвета хаки, при оружии и остальной снаряге. Соображая, что же именно следует им говорить (а мне предстояла речь примерно в духе той, что произнёс Остап Бендер перед историческим шахматным турниром в славном городе Васюки), я двинулся навстречу судьбе, ощущая некоторое вдохновение – сто граммов развяжет язык и вызовет приступ красноречия у кого угодно… Через минуту мы уже топали им навстречу. Я был вообще без оружия, а у державшейся позади меня Кэтрин кобура АПСа висела на плече, на манер дамской сумочки. Секретарша, блин, глаза и уши босса… – Становись! – скомандовал я, когда десантники подошли к нам вплотную. Они без лишних слов построились, быстро разобравшись по росту. Недлинная шеренга. Ни беретов, ни тельняшек – пилотки да прыжковые шлемы (один вообще был в танкошлеме, видимо, самоходчик, утративший свою верную АСУ-57), комбезы и сапоги грязные, за плечами десантные рюкзаки РД-54. Двое вооружены РПД, у остальных «АКС-47» или АКМСы, плюс у многих на ремнях «разведножи» НР-43 или стропорезы. – Здравствуйте, товарищи! – приветствовал я их и тут же представился. – Если кто-то из вас ещё не в курсе, я капитан Башкирцев, 1-е управление Главного разведывательного управления Советской армии. А это – моя подчинённая, лейтенант Закорюкина, из того же управления. И я кивнул в сторону напарницы, которая как раз отошла в сторону и что-то делала внутри «газика», довольно сексуально перегнувшись через борт вездехода. Но офицеров ГРУ и она и я походили мало. Но, по идее, пока всё развивалось вполне себе по законам жанра. Некий, облачённый в невообразимую смесь армейской и трофейной одёжки свежевыбритый хрен с бугра (аромат одеколона должен был стабильно заглушать коньячный дух – Кэтрин, похоже, заранее учла это обстоятельство, а вот я догадался только по ходу пьесы), нагло представляющийся офицером «зафронтовой» разведки, должен выглядеть в их глазах если не невыразимо крутым, словно в плохом кино, то уж как минимум убедительным. Осталось только проговорить достаточно духоподъёмный текст, поясняющий для какого такого «пренеприятнейшего известия» я их собрал… – Здра жра, трищ капитан! – нестройно ответили простуженные голоса бойцов. Как я успел заметить, смотрели они в этот момент не столько на меня, сколько на нечто женское, в костюме импортной стюардессы, за моей спиной. Причём с явным интересом… – Вольно, – выдал я для начала и продолжил: – Значит, так, товарищи бойцы… Мы получили кодированный приказ – прибыть в точку сбора, находящуюся на территории СССР. Вылетаем по готовности, используя подручные средства, а именно – трофейный военно-транспортный самолёт. По идее, это секретная информация, но означенный приказ содержал и одно важное дополнение, которое я считаю возможным довести до вас. Если совсем коротко – в Союзе сейчас всё не просто плохо, а очень плохо. Ядерного оружия у противника было в десятки раз больше, чем у нас, и хотя им, разумеется, не дали использовать весь их арсенал, разрушения, как легко догадаться, просто чудовищные. По крайней мере, практически стёрто с лица земли большинство крупных городов и вся транспортная и промышленная инфраструктура. И пока нет даже чёткой информации о том, смогло ли уцелеть высшее руководство страны и вооружённых сил… Тут я сделал многозначительную паузу и максимально строго оглядел небритые лица десантников. Оно, конечно, чем чудовищнее ложь, тем охотнее в неё верят. В наше время их сверстники (или, по крайней мере, изрядная их часть) уже точно начали бы биться в приступе падучей и орать благим матом что-нибудь типа «вы всё врёте, этого не может быть!». А замерший передо мной строй внимал более чем нерадостным словам молча и особого испуга или недоверия на их понурых физиономиях не отражалось. Хотя чему здесь удивляться? Ведь тут все или почти все явно успели увидеть собственными глазами и грибовидные облака над горизонтом, и что бывает после того, как куда-то упадёт ядерный заряд. И более чем наивно было бы думать, что если вся Европа в огне и дыму, то восточнее всё обстоит хоть как-то иначе – они понимали, что шутить я не настроен… – В общем, товарищи бойцы, – продолжил я своё враньё, стараясь для пущей убедительности употреблять побольше штампов и канцелярщины, свойственных армейской бюрократии советских времён. – В дополнение к приказу нам, в случае если у нас будут такие возможности, предлагается, причём за счёт исключительно «внутренних резервов», то есть, если говорить проще, трофеев, попытаться сделать хоть что-то для дальнейшего восстановления на территории СССР системы связи и оповещения. А поскольку мы обнаружили здесь десять трофейных парашютов, можно попытаться осуществить один из возможных вариантов действий, кратко изложенных в дополнение к этому приказу. Если конкретно, нам рекомендуется вот что: во время нашего перелёта в точку сбора, десантировать на территории СССР, начиная от западной границы и до являющейся нашей конечной целью Оренбургской области несколько человек или мобильных групп, из числа хорошо подготовленных в военном отношении людей, вдобавок знакомых с радиоделом. От тех, кто будет нами десантирован, потребуется найти на местах исправные радиостанции и источники энергии для них. Развернуть радиостанции и ждать… – Чего ждать-то, товарищ капитан? – спросил, явно выражая общее мнение, рослый курносый десантник, тот самый, единственный, который был в танкошлеме. – Если кратко – ждать дальнейших инструкций. То, что я скажу дальше, строго секретно. Запоминайте, товарищи. 12-го числа каждого месяца, с 12.00 до 13.00 и с 00.00 до 01.00 часов надлежит слушать эфир на коротких волнах в диапазоне 3,5 мегагерц. Запасная частота – 136 килогерц на длинных волнах. Деталей я знаю не больше вашего, но, если верить полученному мной приказу и дополнению к нему, там вам всё скажут, вплоть до как жить и что делать. Подозреваю, что такие группы сейчас нужны, во-первых, для передачи выжившему населению правительственных сообщений, а во-вторых, для сбора информации на местах. Связь – это в наше время едва ли не самое важное, и её отсутствие обычно губит всё, причём на корню. Были, знаете ли, примеры… Сказав это, я посмотрел на них ещё раз. И вроде схавали дезу, раз уж особых вопросов не задают. Хотя нет, поторопился, совсем без вопросов всё-таки не обошлось… – А с какого момента нам это слушать? – спросил рослый боец с глубокой царапиной на правой щеке. – Конечно, полной уверенности у меня сейчас ни в чём нет и быть не может, а в приказе всё изложено предельно кратко. Мне лишь сообщили, что слушать эфир можно начинать после 1 декабря сего года. Видимо, у кого-то наверху есть некая уверенность в том, что к этому времени боевые действия так или иначе закончатся. Но я не исключаю, что это может произойти и позже. Повторяю, всё, что от вас потребуется – обеспечить радиосвязь, прежде всего в плане материальной части, и ждать. И напоминаю ещё раз – там, куда мы направляемся, всё плохо. И найти исправную радиостанцию будет явно нелегко, поскольку всё работавшее по состоянию на начало войны связное оборудование неизбежно убито электромагнитными импульсами от многочисленных ядерных взрывов. А значит, ищите любые места, где могут быть детали для ремонта или монтажа простейшего радиоприёмника или передатчика – тут может сгодиться буквально всё, от «точек» провинциальных радиолюбителей и мастерских бытовой техники до соответствующих кружков в разных там Дворцах пионеров. Централизованной подачи электричества уже нет, а значит, тут тоже придётся приспосабливаться – использовать в качестве генераторов любые подходящие движки, автомобильные аккумуляторы и прочее, вплоть до ручного или педального привода. Примерно так, как было в довоенные времена, у Папанина на льдине. Хочешь принять или отправить радиограмму – крути динаму пердячим паром. То есть к организации радио связи надо в любом случае подходить комплексно. Кроме того, не хочу никого пугать, но людские потери просто чудовищные, причём везде. Да, в принципе, вы это уже и сами видели. Ваша задача усложняется тем, что, с одной стороны, на местах можно ожидать полной анархии, когда за банку консервов, ведро воды, перевязочный пакет или десяток патронов будут убивать без всяких разговоров. Причём к вам будет повышенный интерес именно из-за наличия у вас на руках оружия и боеприпасов – это такая ценность, которую в ситуации хаоса всегда стремится заполучить любой. В отличие от, к примеру, радиодеталей, которые тоже важны, но их ценность для большинства людей отнюдь не очевидна – жрать радиолампы или стрелять ими, как вы сами понимаете, нереально. С другой стороны, один из долгосрочных прогнозов учёных гласит, что, после того как погаснут пожары, может наступить долгая и холодная зима, которая продлится не три месяца и не полгода, а, скажем, год или даже больше. Таким образом, всё очень непросто, а со временем будет ещё хуже. То есть, что я хочу сказать, – на местах вам придётся не только найти рацию и питание для неё, но ещё и оборудовать себе убежище, в котором вы сможете худо-бедно перезимовать. А для этого необходимо запастись продовольствием, топливом, тёплой одеждой и всем прочим… Выдав эту придуманную на ходу, на основе исключительно здравого смысла, но без особой «домашней заготовки», страшилку (от некоторого напряжения ума у меня даже заболела голова, или это всё-таки коньячок дал о себе знать?), я ещё раз оглядел строй. И, кажется, ребятишек проняло-таки, тем более что по основным пунктам я нисколечко не врал. Во всяком случае, на их лицах появились признаки не хилой мыслительной работы… – А почему может быть такая длинная зима, товарищ капитан? – спросил знакомый мне десантник по фамилии Токарев, который тоже оказался в числе добровольцев. Эх, темнота… Хотя это в 1980-е про долгосрочные последствия ядерной войны и прочие «Звёздные войны» (имея в виду, разумеется, не кино от Лукаса, а программу «Стратегической оборонной инициативы») было принято писать в центральных газетах, а вот на двадцать лет раньше – увы… – Всё просто, – пояснил я, стараясь быть кратким. – Продукты горения, то есть сажа и копоть от охвативших большую часть планеты высокотемпературных пожаров, сейчас поднимаются в верхние слои атмосферы. Причём в диких количествах. Скопившись там, они неизбежно будут препятствовать проникновению на земную поверхность солнечного света. Рано или поздно вся эта дрянь, конечно, уйдёт с осадками в почву и воду, но вот когда именно это произойдёт – никто точно не знает. Это может занять и несколько месяцев, и несколько лет. Однако даже если учёные и ошибаются по этой части, проблему организации зимовки это всё равно ни в коей мере не снимает. На дворе конец октября. Дальше по-любому зима, и даже если она будет вполне обычной по продолжительности, пережить её в условиях, когда всё разрушено, нечего жрать и нечем топить, лично мне представляется более чем проблематичным. Я доступно излагаю? – Так точно, товарищ капитан. А где же мы найдём рации? – высказался молодой белобрысый боец. Вид у него, как и у большинства остальных, после моих последних слов стал уже не задумчивый, а откровенно напуганный. Н-да, как говорится – читайте фантастику, ребята. Хотя, а чего они здесь вообще могли просчитать на тему атомной войны – каких-нибудь «Фаэтов» гнойного прыща Казанцева? А ведь и верно, тот же «Обитаемый остров» Стругацких был написан году в 1966–1967-м, то есть в этой реальности он не будет написан вообще и конкурентов по этой части у меня, похоже, нет. Так что оставалось только продолжать… – Да если бы я знал где, – печально вздохнул я ради большей убедительности и понёсся дальше (выпитое, в прямой зависимости от количества и градусов, обычно развязывает язык и весьма способствует произнесению длинных монологов). – В том-то и дело, что, если бы нашёлся хоть кто-то, способный легко справиться с этой задачей, никаких дополнений к подобным приказам просто не было бы. И никакие добровольцы тоже не понадобились бы. А раз оно есть, значит, всё очень хреново и заниматься этим, скорее всего, просто больше некому. По идее, на территории СССР должно быть энное количество рассчитанных на критические случаи, вроде войны, эпидемий или глобальных стихийных бедствий, крупных складов Госрезерва. Однако сколько их реально и где они вообще располагаются, я, как и большинство из вас, не знаю, поскольку не имею отношения ни к гражданской обороне, ни к партийно-хозяйственному руководству на уровне краёв и областей, которое должно отвечать за всё это. Могу только сказать, что они точно должны быть поблизости от крупных городов, с численностью населения под полмиллиона и больше. В идеале на этих складах должно быть не только продовольствие и медикаменты, но и какие-то запасы топлива, оружия с боеприпасами, транспорт и средства связи. Однако всерьёз надеяться на то, что вам кто-то что-то даст просто так, увы, не стоит. Потому что, если про склады знал противник, их могли запросто уничтожить в числе прочих наиболее приоритетных целей, а если склады попали не в те руки, их могут банально разграбить, если уже не разграбили. Короче говоря, дополнение к приказу подразумевает, что согласившиеся выполнять это задание добровольцы собственными силами найдут и подготовят к работе в конкретных местах какие-нибудь уцелевшие приёмники и передатчики. Где подобное можно найти – я вам уже только что говорил. Соответственно, проявите фантазию и подумайте, где можно отыскать рации и радиодетали, учитывая сложившуюся обстановку всеобщего хаоса и тот упрямый факт, что рассчитывать на чью-то помощь вам вряд ли стоит. Скорее, наоборот, выжившее население начнёт требовать от вас чего-то невыполнимого, на том простом основании, что вы люди военные, с оружием, имеющие какой-то приказ и обязанные защищать простых граждан. А то, что у вас нет приказа заниматься спасением кого-либо, никого точно волновать не будет… В принципе, вы, конечно, можете взять с собой какие-то переносные радиостанции. Но, боюсь, что всё, что вы здесь найдёте, – исключительно натовского производства. А это означает, что к таким рациям в Союзе нет и никогда не было ни запчастей, ни питания. Но это уже ваше дело. Хотите – берите, лично я не против. Если, конечно, эти рации не помешают вам при покидании самолёта и вы сможете тащить их на себе, в дополнение к боезапасу и харчам из расчёта минимум суточного рациона. И, повторяю, товарищи, никто никого не заставляет, и вы можете добровольно отказаться. Но, подозреваю, что для вас это сейчас единственный шанс оказаться поближе к дому, родным и семьям. Не хочу никого пугать, но, как я понимаю, самолёты и даже поезда в ту сторону начнут летать и ходить очень нескоро. Если вообще начнут… А отходить с боями обратно к Рейну – та ещё лотерея, с невеликими шансами на выживание… – А кого и где конкретно высадят? – спросил тот же Токарев. – У меня есть всего лишь приказ прибыть в заданный район для получения нового задания. Сесть где-то на полпути мы никак не сможем, поскольку взлётно-посадочных полос уцелело явно раз-два и обчёлся. Поэтому возможно только десантирование на парашютах. Конкретные районы высадки я оставляю всецело на ваше усмотрение. Определяйтесь сами и с составом групп и с местом. Мне это конкретно не определили, единственное пожелание – выбросить людей на примерно равном расстоянии. От Бреста до Оренбургской области примерно две тысячи километров. То есть из расчёта по два-три человека в группе получается четыре-пять групп, которые нужно высадить на расстоянии примерно пятьсот километров друг от друга. Прежде чем решать, прикиньте, кто где жил на гражданке и прочие резоны и обстоятельства. И думайте – будете вы прыгать по два-три человека или по одному. И, по-моему, всё-таки лучше всего высаживаться парами… – А почему нас только десять? – задал вопрос сильно небритый, чернявый десантник, опиравшийся на пулемёт РПД. – Потому что больше парашютов у меня нет. Да и те, что есть – трофейные… – А какие именно парашюты, товарищ капитан? – одновременно выдали два или три человека. Тут уж у них явно проснулся профессиональный интерес. – Американские… – Типа Т-10, – уточнила очень кстати возникшая за моей спиной напарница. – Если вам это название хоть о чём-то говорит. Они, в принципе, аналогичны советским, но есть один нюанс – запасных парашютов нет… – Ну, то есть вы поняли принцип? – продолжил я, смутно припоминая, что эти самые Т-10 действительно более-менее аналогичны применявшимся в наших ВДВ образцам, а на вооружении в Штатах они были с 1950-х и до конца 1990-х годов, если не дольше. – А если что-то непонятно, товарищ лейтенант вам чуть позже всё покажет и растолкует. Ещё вопросы есть? Кажется, насчёт парашютов бойцы более-менее уяснили. И по их физиономиям было видно – каждый из них уже что-то явно для себя прикидывает. Но вопросов никто пока не задал… – И вот ещё что, – продолжил я. – Имейте в виду, что какими-то письменными приказами в виде бумажек с казённой печатью, я вас снабдить не могу. Поскольку сам знаю только день, часы и частоты для связи. Вы можете спокойно ссылаться на Главное разведуправление Советской армии или персонально на меня, но я не думаю, что вам это сильно поможет. Вам в подобном деле вряд ли посодействует даже документ, подписанный лично Генеральным секретарём ЦК КПСС товарищем Хрущёвым или министром обороны СССР маршалом Малиновским. В общем, вам всем предстоит очень трудная, можно сказать, почти невыполнимая задача, и действовать вы будете по обстановке, исключительно на свой страх и риск. Так что, если всё-таки есть желающие отказаться – выйти из строя. Предлагаю крайний раз! Сказав это, я, вдруг, как-то рывком, вспомнил, что тогда «Генеральный секретарь» официально вроде бы назывался «Первым секретарём ЦК КПСС», кукурузный Никита Сергеевич таким вот странноватым образом, в очередной раз пытался отбрехнуться от «тяжёлого наследия сталинской диктатуры», но это ему всё равно ни фига не помогло, и должность Генсека восстановил наш дорогой Леонид Ильич. Вот тебе и тот самый, глупый, могущий стать фатальным прокол, гражданин шпион-самоучка. Или бойцам такие детали по фигу? Я поглядел на лица стоявших передо мной солдатиков. Минута, другая. Нет, никаких вопросов и никто из строя так и не вышел. Значило ли это, что «пронесло», и я всё-таки был убедителен? Скорее всего – да. Хотя бы потому, что ни один из них до сих пор не начал истерить, митинговать и размахивать оружием… – Но ведь это же могут счесть дезертирством?! – тихо и как-то неуверенно ляпнул тощий боец на правом фланге. На него сразу же зашикали. Дескать, Ванька, ты чего, побойся бога, заткнись… – Какое, на хрен, дезертирство, товарищ боец? – искренне удивился я. – Мы бы всё оформили, да времени нет, а бумага, вот незадача, слишком хорошо горит. Официально вы все поступаете в моё распоряжение, и сразу предупреждаю – о цели предстоящего полёта даже здесь никому не трепаться! А то, ей-богу, пристрелю в соответствии с законами военного времени! Для всех вы просто летите выполнять некое важное специальное задание – и всё. Куда именно – сами не знаете. О том, чтобы вас снабдили боеприпасами и продовольствием, я договорюсь. Рации, если, конечно, найдутся желающие тащить их на себе, как я уже сказал, ищите сами. Они должны быть в подбитой и брошенной вражеской технике. А вообще, имейте в виду, что хотя война всё ещё идёт, никаких штабов, судя по всему, больше нет и глобальных боевых задач никто никому, при всём желании, не поставит. С кем ещё придётся воевать в этой ФРГ и надо ли это кому-то вообще – тоже не знаю. Но, во всяком случае, команды идти дальше на Запад и форсировать Ла-Манш никто никому уже явно не отдаст. А вот на нашей Родине сейчас творится чёрт-те что, особенно если верить тем лётчикам во главе с целым авиационным генералом, которые недавно улетели отсюда. Так что от любого из вас там пользы куда больше, чем здесь. Верно я говорю? – Да, товарищ капитан… – почти одновременно выдохнуло несколько солдатских глоток. Ну явное большинство… – А раз так – все эти гнилые разговоры о том, что вас могут «счесть дезертирами», приказываю отставить. Была бы моя воля – взял бы с собой вообще всех. Но – увы. И парашютов всего десять, и самолёт не резиновый. Считайте, что время, в моём лице, выбрало именно вас! В общем, даю вам ещё десять минут на размышление, и, если отказавшихся не будет, начинаем готовиться непосредственно к вылету! Вольно! Разойдись! И пока они остались решать – сразу умереть или «лучше, конечно, помучиться», я вернулся к стоявшей возле «газика» напарнице. – Командир, браво, вы абсолютно верно считаете связь наиважнейшим фактором в условиях ядерной войны. Но что это за дурацкая идея насчёт какой-то там радиосвязи в определённый день и час? – спросила она вполголоса так, чтобы, не дай бог, не услышали кучковавшиеся метрах в сорока от нас десантники. – А ты возьми да и придумай что-то лучше, раз такая умная! Что им ещё можно было предложить – к примеру, заняться организацией медицинской помощи и складированием уцелевших медикаментов, ценность которых в этих условиях тоже запредельна? Так это как раз абсолютно бессмысленно – количество нуждающихся в медпомощи сейчас такое, что не хватит ни врачей, ни коек, ни лекарств… Рассуди здраво – им же сейчас нужна хоть какая-то цель, пусть и предельно иллюзорная. Так или иначе, теперь им всем будет чем заняться. Начнут искать рации, лампы, питание и как-то обустраивать свой быт. Глядишь, при этом ещё и спасут от смерти кого-нибудь, если, конечно, их самих к тому времени до смерти не ушибут. А будут настраивать рации – могут случайно поймать в эфире какие-нибудь вполне реальные сообщения от штабов гражданской обороны, правительства или армейского командования, если кто-то из них, конечно, вообще уцелел. Услышат, ответят, и, глядишь, жизнь начнёт налаживаться и обретать какие-то контуры. Примерно как в четвёртой части «терминаторского» цикла, той, которая «Да придёт спаситель» – все сидят в полном раззоре и говнище, но всё-таки иногда слушают по радио междоусобные разговорчики Джона Коннора, и от этого людям становится как-то легче – по крайней мере, они точно знают, что не одни, жив кто-то ещё, и всеми ими руководит некто, которого никто не видел, но тем не менее знающий «как надо». Или, скажешь, плохая идея? Ведь оставшись здесь они все тупо полягут, причём ни за грош… Говоря всё это, я вполне понимал, что пример с Коннором не совсем удачный и где-то даже говённый. Да и откуда про него могут знать в далёком будущем? Но ничего более красивого в моих, слегка взбаламученных коньячком мозгах, увы, не всплыло. Хотя напарнице подобное, похоже, было вообще по фигу… – А вам не приходит в голову, – спросила она, с несколько ехидной интонацией, – что вы тем самым создаёте на пустом месте не просто миф, а нечто большее? Ведь люди будут упорно слушать эфир на названных вами волнах, в надежде услышать хоть что-то полезное, но при этом не зная, что там ничего нет и не будет, поскольку этот день, час и частота придуманы на бегу непонятно кем, а точнее, вами, в состоянии некоторого опьянения и с целью спасти от смерти десяток солдат. По-моему, на этой почве, со временем, может запросто возникнуть даже некая религия… Я подумал – а ведь и верно! Разнесут эти бойцы информацию по городам и весям – и начнётся чёрт знает что. Сначала 12-го числа каждого месяца, с 12.00 до 13.00 и с 00.00 до 01.00 часов, они будут ждать, приникая к приёмникам, на коротких волнах, в диапазоне 3,5 мегагерц или на длинных волнах в диапазоне 136 килогерц – сперва приказов и информации, а потом, чего доброго, дойдёт до некоего «откровения» или «божьего слова». А там особо горячие головы примутся искать и сам этот хренов Святой Грааль – «секретный командный центр», «чудо-передатчик», «бога из машины» (да обзовите его как угодно!), который должен научить их «правильно жить». Остаётся лишь уповать на то, что откуда-нибудь некстати не выскочит шустрый поп, немного знакомый с радиоделом, который вполне может воспользоваться ситуацией и повернуть всё это на рельсы привычного мракобесия. Н-да, не всё я учёл, та ещё заруба зарубится, с высокой степенью вероятности… Но вслух я этих сомнений, разумеется, высказывать не стал… – Да и хрен бы с ним! – браво ответил я на это. – Секта или религия? Ну и пусть! Ведь надо же им будет хоть во что-то верить… – Ну-ну. А, кстати, почему именно СССР? – А тебе не всё равно, как и с какой «точки» возвращаться? – Да, вы правы. Поскольку самый ближний от нас Каффштайн, как и прочие предместья Берлина, сейчас явно превращён в радиоактивные руины, остальные три варианта, в принципе, равноудалены. До портала в Убархе, между Бенгази и Ауджилой, в Ливии или в оазисе Дайерлем, между иранскими Буширом и Набеидом лететь примерно столько же… Разумеется, в эти пустыни мне не хотелось, тем более что воспоминания о только что упомянутом Дайрлеме у меня остались не самые приятные… – Ты это, давай, не умничай! – резюмировал я всё уже сказанное. – Значит, решено – уходишь из СССР, через тот, как у вас там выражаются, «спасательный портал», что находится неподалёку от какой-то там заброшенной церкви в пяти километрах от села Змеищево, между Грачёвкой и Бузулуком на территории СССР. Я всё верно вспомнил? Кэтрин молча кивнула. Я глянул на часы – ну всё, десять минут прошло. Потому вернулся к бойцам (некоторые из них успели закурить) и спросил: – Ну что? Отказавшиеся, больные или шибко умные есть? Молчание было знаком согласия. Значит, все они всё-таки решили рискнуть. То есть, в соответствии с бессмертным заветом товарища Сухова, «помучиться»… В результате последним актом сей героической драмы стало составление мной списка личного состава, поскольку порядок на войне должен быть, даже если она и последняя. Я принёс из «ГАЗ-69» планшет и начал переписывать добровольцев. – Рядовой Токарев Алексей Семёнович! – отрекомендовался знакомый мне десантник. Замечательно… – Ефрейтор Мосин Константин Леонтьевич! – объявил второй, тот самый небритый брюнет с пулемётом РПД. Я чисто механически записывал их личные данные, но тут до меня стало помаленьку доходить. Блин, чего-чего? – Рядовой Стечкин Борис Федотович! – сообщил мне третий, высокий боец с глубокой царапиной на правой щеке. Мля-я-а… Да вы что, мать вашу, издеваетесь? Вслух я этого, разумеется не сказал, но, послушав следующих, понял, что это не розыгрыш, а просто какое-то диковатое и не своевременное совпадение. – Рядовой Шпагин Иван Николаевич! – представился следующий, тощий вояка, тот самый, что недавно спрашивал насчёт дезертирства. А кроме него, в вызвавшейся на «спецзадание» группе были ещё рядовой Дегтярёв Лаврентий Анварович, рядовой Судаев Станислав Сергеевич, сержант Колесников Валерий Юрьевич (единственный в этой десятке обладатель танкошлема), рядовой Калашников Арсений Андреевич, ефрейтор Симонов Игорь Олегович и несколько выламывающийся из общего «оружейного» контекста младший сержант Максимов Яков Моисеевич. Зачем мне это вообще было надо – сам не знаю. Наверное, чисто для памяти, поскольку лейтенант Васищев должен сам переписать тех, кого откомандировал в моё распоряжение. Ему это вроде как по должности положено, раз уж за командира подразделения остался… И в процессе составления списка я всё время ждал какой-то метафизической падлянки – шума приближающихся самолётов, ядерного взрыва или истошного вопля о том, что «сюда идут сто американских танков!». Но земля и небо убито безмолвствовали, и наше дурацкое везение продолжало работать. В общем, часа через полтора, наскоро похоронив в воронках убитых и собрав в дорогу всё, что возможно, основная часть бравших аэропорт наших сил, оставив подбитую технику, ушла походной колонной в северо-восточном направлении, прямиком навстречу своей судьбе, а, скорее всего – очень скорой гибели. А ещё час спустя, после окончания последних приготовлений взлетели и мы. К этому времени уже стемнело. С рулением по неосвещённой полосе и самим стартом могли бы быть серьёзные проблемы, но только в том случае, если бы на месте пилота у нас сидел обычный человек. А ближе к утру, когда мы были уже над Польшей, наш, идущий над закрывающими горящую землю дымными облаками «Геркулес» слегка тряхнуло. – Кажется, они сбросили, – безразлично констатировала Кэтрин, не отрываясь от штурвала и вглядываясь в растекавшийся за стёклами пилотской кабины рассвет. И я, без дополнительных разъяснений, понял – Решетников со своими орёликами и «кузькиной матерью» в бомболюках всё-таки долетел до цели. Америка приняла многомегатонный «подарочек». А значит, все эти смерти в Саарбрюкене были не совсем напрасны… Кому эпилог, кому пролог. Вечно-то я всё усложняю…