Остальные две вошедшие бабы были, что называется, без особых примет и без возраста. Разве что одна из них (та, что в обрезанных сапогах), особенно страшненькая, с длинным острым носом и ввалившимися щеками, была, судя по всему, ещё и лысой. На её лице не было бровей, а из-под туго затянутой косынки на черепе не торчало ни единой волосинки. Ещё одна жертва обширных ожогов или интимного знакомства с радиацией? – Здрасте, бабоньки! – приветствовал я их. – Горячий привет труженикам села от лица вооружённых сил! Произнося это, я держал правую руку рядом с автоматом, который лежал на столе, стволом в сторону вошедшей «делегации». Так что открыть огонь я мог за считаные секунды. И прежде чем они успели открыть свои рты с неполными комплектами зубов, я чётко понял, что именно мой автомат заинтересовал бабёнок больше всего. У двух из них (особенно у остроносой лыски) в воспалённых глазах прямо-таки вспыхнула завистливая жадность. Ну что, кажется, я их угадал. А это значит, что надо ждать эксцессов. Похоже, выпускать меня из деревни живым в их планы теперь вряд ли входит… – Откель же ты взялся, солдатик? – спросила та, кого я верно определил как Веру Мефодьевну. Энтузиазма у «тружеников села» мои дежурные приветствия явно не вызвали… – Откель надо, – ответил я. – Так это ты, что ли, Вера Мефодьевна? – Ага, – несколько удивилась та. – Ну, я тебя примерно так и представлял, – сказал я. – Кто я такой, тебе ваша Зоя объяснила? Повторять не надо? Мефодьевна отрицательно помотала головой, и я пригласил их присаживаться. Женщины переглянулись и расселись, примостив тощие зады по табуреткам. После этого я максимально уклончиво ответил, что занесло меня сюда с уцелевшей военной авиабазы в районе аж Семипалатинска. Откуда я был отправлен командованием в лице генерал-майора Боголепова (фамилию придумал чисто экспромтом) на разведку. – Неужто всё это расстояние пешком прошёл? – заметно удивилась «Дядя Ваня». – Бабуля, окстись… Конечно нет. Там у нас сохранилась идущая от Караганды, через Целиноград и Атбасар железнодорожная ветка. И иногда, по большой необходимости, по ней пускают мотовоз с парой платформ. Делается это сейчас крайне редко, поскольку солярки почти нет. Так вот, по железке мы добрались до Кушмуруна, а уже далее – как придётся, в основном, ясный перец, пешком. Нас было две группы по пять человек и шестеро одиночек, таких как я. Я назвал им вполне реальную железную дорогу и вполне реальные населённые пункты (очень кстати вспомнив карту из какого-то атласа), но, честно говоря, понятия не имел, что с ними могло произойти здесь, особенно если на этот район успели уронить водородную бомбу. Оставалось уповать на то, что тут у них действительно что-то вроде Средневековья и дальше линии горизонта (т. е. в пределах видимости случайно сохранившегося бинокля или подзорной трубы) они ни хрена не видят, в остальных случаях живя одними вздорными слухами и думая, что за ближними горами и долами живут драконы или зомби. В этом случае для них Семипалатинск должен быть далёк примерно так же, как спутники планеты Сатурн… В остальном я откровенно и нагло набивал себе цену, давая понять, что я здесь вовсе не один. Пусть попробуют поискать остальных, если что. Хотя на самом деле здесь всё, как в той песне: «а наши не придут, все наши это мы». Точнее сказать, из «наших» здесь вообще один я – сам себе, в одном лице, и закон, и палач, и прокурор… О! Получается, что я здесь вовсе не в качестве Безумного Макса, а скорее, всё-таки судьи Дредда, этакой мечты Феликса Дзержинского?! – А чего это вам, военным, тут разведовать занадобилось? – уточнила та же баба. Остальные две сидели молча, скашивая взгляды с лежащего на столе «АК-47» на стоявший в углу рюкзак, рассмотреть который за моей спиной было практически невозможно. Я специально сел именно так, пусть маленько помучаются-пофантазируют… – Да много чего, – пустился я якобы в объяснения, непринуждённо выдумывая на ходу свои якобы цели и задачи. – Во-первых, местность кругом сильно изменилась. Самолёты уже давно не летают, точных карт нет, а они нужны. Не знаю, кто и когда будет рисовать эти самые карты, но прежде всего мы, разведчики, смотрим, где ещё сохранились мосты и дороги, шоссейные и железные. Когда-нибудь это может и пригодиться. Во-вторых, где-то на южном берегу того, что образовалось на месте прежнего Куйбышевского водохранилища, этого якобы моря, как его называет кое-кто из ваших, в течение двух лет периодически работал некий известный нам радиопередатчик. Про тамошнего радиста ничего толком не известно, но по почерку – он, скорее всего, был человеком военным. Он сообщал нам довольно ценные сведения, но неожиданно замолчал больше трёх месяцев назад. Крайняя точка его выхода в эфир находилась километрах в семидесяти отсюда. Получен приказ по возможности узнать, кто это был и что с ним могло случиться. В-третьих, уже много лет все, кому не лень, ищут некое подземное правительственное укрытие с прилагавшимися к нему крупными складами. Была информация, что оно находилось где-то в Башкирии, в районе Белорецка. И, согласно имеющимся у нашего командования сведениям, оно не было уничтожено во время войны. Однако на армейские карты объект не нанесён, его координаты условны, и никаких признаков жизни этот подземный комплекс с момента начала войны не подавал, хотя, по плану, туда должно было эвакуироваться из Москвы почти всё правительство и Политбюро… Про мощное правительственное убежище я им наплёл отнюдь не на пустом месте, оно и в моём родном времени существует. Вот только построили его, судя по всему, где-то в начале 1980-х, а значит, здесь этого бункера, скорее всего, нет и в помине. Но для ещё одной лживо-красивой легенды вполне себе сойдёт… Было видно, что как раз последнее сообщение бабенций слегка заинтересовало, хотя от жадного созерцания автомата их внимания это и не оторвало… – А к нам зачем? – уточнила «Дядя Ваня». – Если честно – просто мимо шёл. Случайно увидел, как убивали вашего человека. Он потом Ляксеем Базузиным представился. Отбить этого горе-охотника у тех поганцев получилось, а вот спасти его я уже не смог, больно серьёзные были раны. Но с убийцами я потом рассчитался сполна. И он перед смертью успел мне кое-что рассказать. Вот я и решил заглянуть до вашего колхозу. А то сколько уже иду – нигде ни хрена нет. Ваша деревня чуть ли не первая на моём пути со столь многочисленным населением. До этого всё больше какие-то отдельные хутора попадались, и это в лучшем случае. А в основном уцелевший народ, как я успел понять, вообще кочует с места на место, на манер цыганских таборов… Да, сразу извиняйте, но предложить вам что-то или чем-то обрадовать не могу. Поскольку у тех, кто меня послал, тоже ни хрена нет, как и везде. И всё, что мне от вас надо, как представителю центральной власти от власти местной – чтобы вы, трое, составили список ещё живущих у вас людей, с указанием возраста и болезней, которыми те могут страдать. Это тоже одно из моих заданий – сбор подобной информации… Н-да, как сказал один шукшинский герой, такого нагородил – не перелезешь… Вообще, говоря всё это, я брал на себя слишком много. Поскольку нагло выдавал себя за представителя власти, никого, кроме самого себя, реально не представляя. То есть оказывался в положении того самозваного американского почтальона из одноимённого фильма и книги Д. Брина. Нет, то есть звиздеть-то в этой ситуации можно долго и о чём угодно, вот только в конечном итоге можно ненароком нарваться на какого-нибудь местного «синьора Альвица, некоронованного короля Анголы», который может натянуть тебя как ту сову на глобус, чисто для профилактики, поскольку имеющим реально-локальную власть бандюкам обычно очень не нравится, когда кто попало болтает при них лишнее, особенно если эти байки включают в себя россказни про государство с судами, прокурорами и трибуналами… Однако после моих слов про список бабы посмотрели на меня с тоскливой скукой, словно на кучу говна. Было видно, что от них такое требуют далеко не в первый раз и результат всегда, видимо, был никакой. – Так нет же ни бумаги, ни чернилов, – сказала ядовинская староста. – А ты, гражданка Вр.и. О. председателя сельсовета, всё-таки поищи. Мы не бюрократы, можно и карандашом. А бумагу найти не так сложно, как вы думаете, – можно хоть лист с форзаца любой книжки оторвать… Тётки угрюмо промолчали. Было видно, что ни хрена они писать не будут, а поиск бумаги и письменных принадлежностей им и вовсе по барабану… – Надолго к нам? – поинтересовалась «Дядя Ваня», очень стараясь сделать свой голос максимально безразличным. Но у неё это не очень-то получилось… – Нет. Считайте что даже чаю не попью. Могу уйти прямо сейчас, могу остаться до утра, если есть где переночевать и вы все, как хозяева, не будете против. А то, поскольку понятия о гостеприимстве нынче разнообразные, я не вполне представляю вашу реакцию. Вдруг вы тут категорически против любых гостей? Вопрос был не праздный. Если уйду сейчас – они точно сядут мне на хвост. Отбиться я, конечно, отобьюсь, но в поле всё будет несколько сложнее. А если «познакомиться» с ними здесь, в замкнутом пространстве, есть шанс хотя бы понять, сколько всего их придёт в гости и с чем… – Ну что ты… Ночуй, солдатик. Зой, обеспечь ему ночлег, – заулыбалась, в очередной раз продемонстрировав прорехи в коричневатых зубах, Вера Мефодьевна. Местная медицина молча кивнула. – Тогда бывайте, товарищи женщины! – попрощался я, давая понять, что на этом разговор окончен. – К утру всё-таки надеюсь поиметь список! Бабы что-то невнятно пробурчали и вышли. Медичка стихийно последовала за ними. Когда они, уже снаружи, спустились с крыльца, отойдя метров на тридцать-сорок, так что расслышать их разговоры нормальному человеку обычным образом было уже не реально (и они, суки, про это знали), я на всякий случай решил послушать, чего они там, промеж собой вполголоса буровят. – …Да он же один, как заснёт… Делов-то… – услышал я. Голос принадлежал лысой бабе в обрезанных сапогах. Так вот кто тут главгад… Ожидаемо… – …Он же сам пришёл… Не вздумай… – прогундела в ответ здешняя начальница. – …Чего не вздумай?.. Когда ещё такое… У него же автомат с патронами… Небось полный мешок патронов-то… Это же какое богатство… – …Сказала же – не вздумай… Лучше просто проследить, куда пойдёт… Вдруг он знает чего полезное… Захоронки какие-нибудь, али склады довоенные… – …Балда ты и мечтательница… Синица в руках завсегда лучше… – …Смотри, Зин, я тя предупредила… Прёшь на рожон – хрен с тобой… Но ежели он ловчее окажется и вас первым перестреляет – будете сами виноваты… Без обид… Особенно ежели вы последние патроны без толку истратите… – …Это мы ещё поглядим, кто кого перестреляет… Ага, то есть это их «традиционное гостеприимство» всё-таки в стиле Бабы-яги из русских сказок, с неизбежной кульминацией в виде посадки Иванушки-дурачка на лопату, и в печь. И какая добрая у них председательница! Хотите – мочите гостя, но если он при этом ненароком передавит вас самих – я вообще ни при чём. Какая поразительная гибкость! Ну что, главное, похоже, просекли и они и я. И очень скоро по мою душу придут гости. Учитывая время года, их визит должен был случиться после полного наступления темноты. И пока ясно, что убивать меня точно придут несколько человек и, скорее всего, даже с огнестрельным оружием. А значит, как это ни печально, придётся подсократить здешнее народонаселение… Вопрос только в том, будет ли в этом участвовать сама Зоя с мезозоя. А если будет – то как именно? Вполне вероятно, что некая методика «охоты на прохожих» у них отработана, и она должна будет от всей души напоить меня отравой или чем-то усыпляющим. Зря, что ли, у неё в баночках какие-то сушёные травки собраны? Между тем, вышедшие из медпункта бабы встали посреди площади и к ним, судя по показаниям «Вервахта», начал подтягиваться народишко. Решив бегло оценить качество и количество возможных противников, я перекинул ремень автомата через плечо и вышел на крыльцо. Остановился там и огляделся. Вечерело. Багровеющее солнце медленно опускалось за горизонт. Жара спадала. На площади и у окрестных домов собралось, уже особо не прячась, с полсотни аборигенов обоего пола, одетых либо скудно (босиком и в одной рубахе на голое тело), либо в откровенные обноски (на нескольких пейзанах и пейзанках были элементы заношенной армейской униформы – гимнастёрки, кителя, галифе). Ну а только что вышедшие из медпункта бабы что-то вполголоса втолковывали охлосу. Наверное, предупреждали о том, что ночью по этой площади лучше особо не разгуливать… Что ещё тут можно было сказать? Ну, бросалось в глаза, что мужиков в этой небольшой толпе практически не было. Те несколько, что я увидел, были явно старше пятидесяти лет и сплошь какие-то увечные (например, один был с обшарпанным больничным костылём, без левой ноги по колено, другой – с бельмом на глазу). Хотя, как знать, может молодые ушли на охоту или просто попрятались по погребам и ямам, точа ножики перед предстоящим ночным приключением? Опять же, а вдруг я, как представитель власти, возьму да и стихийно объявлю тотальную мобилизацию в ряды Советской армии? Ввиду сложившихся обстоятельств… Однако вглядевшись внимательнее в освещённую закатным солнцем негустую толпу, я начал понимать, что годного, как говорят зоотехники, «на развод» жизнеспособного молодняка тут, скорее всего, либо вообще нет, либо его осталось раз-два и обчёлся… Да и вообще… К примеру, что мы обычно знаем о средневековых временах (да чего там Средневековье, тут можно хоть позапрошлый, девятнадцатый, век припомнить), когда медицина была очень так себе, а о гондонах и прочих противозачаточных средствах никто вообще не имел представления? Правильно – народ жил не сильно долго (от гриппа, бронхита или простуды отбрасывали коньки за милую душу, поскольку настоящих лекарств не было), а женщины неизбежно рожали много и часто, но при этом сами дохли пачками (поскольку процесс проходил не в больнице с врачами, а где попало, в лучшем случае с повивальной бабкой, а то и вовсе в поле, под телегой, во время сельхозработ), да и младенческая смертность тогда была ужасающей, особенно по нашим понятиям. Родила баба за свою жизнь, скажем, штук десять детей – так дай бог, чтобы хотя бы трое или четверо из них дожили до совершеннолетия. Остальные помирали от разнообразных хворей в сопливом возрасте и никого это, что характерно, не шокировало… Ну и что же я вижу здесь? Да главным образом действительно бабы и дети. Но бабы в основном в возрасте сильно за сорок и старше. Беременных среди тех, кто притащился на площадь перед медпунктом, не видно вообще… А с детьми всё тоже как-то странно, поскольку я рассмотрел всего трёх недомерков, которым можно было дать меньше десяти лет от роду. Можно, конечно, излишне оптимистично предположить, что все беременные, а заодно и малые дети сидят по избам, но что-то в это слабо верилось. Да и автоматика не показывала наличия в здешних домах большого количества народу. Тогда что выходит? Получается, что после войны здесь практически перестали рожать? Во всяком случае, то, что я видел перед собой, указывало именно на это. И мужиков нет, и питание скудное, и хворей разнообразных полный букет – откуда же тут возьмутся дети, как залог хоть какого-то будущего? Ну а если всё это действительно так – означенная деревня просто вымирает на хрен. И странно, что они продержались так долго и этого не произошло до сих пор… Я молча смотрел на толпу, держа палец на спусковом крючке висящего на груди «АК-47». Они смотрели на меня. И по их оценивающе-ненавидящим, завидущим взглядам я понимал, что, похоже, реально всё, абзац – народ и армия здесь больше не едины. Точнее сказать, армии, как таковой, видимо, давно нет, кончилась она ещё лет десять назад. А вот те, что ещё остались от народа, готовы в буквальном смысле схарчить любого, кто окажется в меньшинстве и даже просто зазевается… Нет, всё-таки зря я сюда припёрся. Приспичило, дураку, посмотреть, что в итоге получится. А что тут могло получиться, кроме полного звиздеца и кровавой каши? Поглядел? Получи и распишись! Старая Мефодьевна и сопровождающие её лица продолжали чего-то гундеть, стоя спинами ко мне, а потом, видимо, поняв, что я за ними наблюдаю, объявили расход, поскольку «кина не будет». По крайней мере, минут через десять «поселковый актив» удалился с площади, а за ними потянулся и остальной народишко. Но несколько безоружных людишек остались за заборами – их прилежно засёк «ИКНС». Специально оставленные наблюдатели, из числа тех, кто в теме, просто любопытные или же банальные мудаки из числа не обременённых интеллектом особей, которым традиционно нечем заняться? В любом случае им стоило помнить, что зеваки в различных разборках со стрельбой всегда гибнут пачками… Глядя, как Зоя с мезозоя медленно идёт обратно к крыльцу, я подумал, что, если она полноценно вовлечена в их хитрый план, её тоже придётся валить. И если она в неподходящий момент полезет на меня с ножом или попытается отравить, других вариантов всё равно не будет. Пока же я решил попробовать сыграть на опережение и взять инициативу в свои руки. Когда она вернулась и молча кинула на одну из панцирных кроватей в комнате с окном на двор с сортиром (насчёт места ночлега я угадал) один из лежавших на полу затёртых тюфяков (почти наверняка он содержал какое-то поголовье клопов или иной подобной «живности»), я первым делом тихо и миролюбиво предложил хозяйке «повечерять, чем послал бог». Точнее сказать, в роли бога в этот раз выступал я, поскольку харчи-то были из моего рюкзака. Сначала от моих слов эта Зоя, что называется, офигела. Похоже, угощать кого-либо чем-то вкусным у местных прохожих (да и ни у кого вообще) было категорически не принято. Разумеется, она не возражала, но посетовала, что у неё-то самой есть особо нечего. И действительно, из жратвы у неё нашлись только какие-то сушёные корешки, пара серых лепёшек из более чем странной муки очень крупного помола (небось тёрли это зерно с явной примесью опилок и прочих посторонних вещей ручными жерновами), да извлечённый из печки закопчённый чайник со слегка тёплой кипячёной водой. Я сказал что-то в духе того, что для нас, молодых и красивых, никаких проблем с питанием не существует. После чего достал из рюкзака пару квадратных красивых банок импортных мясных консервов (места они занимали изрядно и их следовало съесть в первую очередь). На красных жестянках были нарисованы куски мяса с зеленью, дополненные иностранными буквами: «Rio Plata. Brazileanishe Corner Beef». У них в ФРГ это называется «консервированная говяжья солонина» по какому-то там «бразильскому рецепту», а у нас – просто «говяжья кусковая тушёнка», хотя, возможно, это вовсе не одно и то же. Тушёнку я дополнил пачкой галет из натовского армейского рациона. Попутно вспомнил, что консервы были надёрганы по ларькам и буфетам саарбрюкенского аэропорта, который отсюда казался уже не просто далёк, а скорее вообще нереален, словно находился в другом мире. Глянув на консервы, Зоя чуть не заплакала. Её лицо исказилось, губы затряслись, но всё-таки она сдержалась. Я подумал – не сошла бы она ненароком с ума… Прислонив автомат к печке рядом с собой, я открыл ножом обе банки (по дому разнеслись давно забытые вкусные ароматы) и тут же предложил хозяйке тяпнуть «за знакомство», без паузы потребовав посуду. Идея была довольно провокативная, но тем не менее Зоя не стала спорить и возражать, тут же найдя две относительно чистые эмалированные кружки. Признаюсь, что вот тут у меня был вполне чёткий расчёт. Многократно проверено на практике, что голодный человек (а уж тем более тот, кто давно забыл вкус нормальных продуктов и алкоголя) должен неизбежно разомлеть и потерять бдительность после подобной трапезы с возлияниями. Ну или уж как минимум разговориться. Поглядим, какая будет реакция в данном конкретном случае. Возможно, что убивать эту несчастную (а может, и не столь уж несчастную) бабёнку всё-таки не придётся… Я наплескал из отстёгнутой от пояса фляги примерно по полкружки коньяку. Зое налил заметно больше чем себе, поскольку видел, что на сами кружки и, как говорят отечественные алкаши, «уровень долива после отстоя пены» она вообще не смотрит. Мы невнятно чокнулись и выпили. Мне жрать особо не хотелось, и я просто закусил, сжевав галету и пару кусков этой самой «говяжьей солонины», подцепленных из банки кривозубой хозяйской вилкой. С большим сомнением понюхав одну из лежавших на столе лепёшек местного производства, я понял, что это вообще никакой не хлеб (аромат был какой-то странный, даже если считать, что туда добавляли опилки или ещё какую-то фигню) и пробовать сие кушанье как-то поостерёгся. Воду из чайника я тоже пить не стал, тем самым полностью исключив возможность своего усыпления или отравления. Хотя с какой стати – неужели чайник «зарядили» чем-то нехорошим заранее, прямо-таки телепатически почувствовав моё появление здесь? Нет, это уже был полный бред… В общем, я пассивно наблюдал за дальнейшим развитием сюжета. Вроде всё шло как и предполагалось. Зоя ела именно так, как и должен это делать человек, не видевший таких консервов долгих десять лет. Давненько я такого не видел. Сначала трескала мясо из жестянок ложкой, а потом вычищала внутренности банок галетами, языком и пальцами, тщательно облизывая последние. Я смотрел на это, сидя напротив неё, и думал – не сблевала бы она с отвычки. Или, чего доброго, заворот кишок заработает… Мало ли… Посмотрим… Никакой движухи снаружи автоматика «ИКНС» пока что не показывала. То есть двое безоружных личностей (одна мужского пола, другая женского) по-прежнему прятались за ближними кустами и заборами, явно ведя наблюдение, но не более того. Наевшись, хозяйка медпункта заметно раскраснелась тощим лицом, а выражение её глаз разом стало каким-то сонно-блуждающим. Ну, всё нормально, значит, вштырило, реально опьянела. Что и требовалось доказать… А дальше было уже проще. Пара наводящих вопросов – и разговор помаленьку пошёл. По-моему, моя собеседница очень давно ни с кем вот так не разговаривала, а неожиданное вливание ста граммов крепкого бухла (отощавшему много не надо, но, по своему опыту, я знаю, что и многих вполне сытых и упитанно-жопастых баб от такой дозы разматывает и начинает пробивать на шалости в стиле восточноевропейской порнушки и бесстыдную откровенность) сняло с её мозгов все возможные и невозможные «блоки». Но даже несмотря на то, что язык у неё стал слегка заплетаться, развести её на особую откровенность у меня не так чтобы получилось… Характерно, что она не стала задавать мне вообще никаких вопросов. Даже не спросила, кто я и откуда, кем был до войны и почему не знаю многих, казалось бы, элементарных вещей… Действительно, а зачем эти мелкие детали, если я завтра уйду отсюда восвояси или же её хапужистые односельчане убьют меня ещё до рассвета? Хотя бы врать не пришлось… Ну а я спрашивал её в основном о прошлом, и ответы выходили разные, то односложные, то с разными ненужными подробностями… Начал я издалека и ненавязчиво, с выяснения кто она и откуда. Фамилия у этой Зои оказалась простая и подходящая – Сиротина. И, разумеется, была она никакой не врач. Что называется, «не доросла», не успела. Просто в конце октября 1962-го, когда всё началось, она была студенткой второго курса лечебного факультета Казанского медицинского института, который у нас там, с 1994 г., известен как КМГУ. Так что её грустная постатомная история началась довольно далеко отсюда. Как многих других, имеющих какую-то минимальную соответствующую подготовку (а медики всегда подлежат постановке под знамёна в числе первых), её мобилизовали, но не в армию, а всего лишь по линии гражданской обороны, чтобы людей эвакуировать.