После встречи с Панамой, Лосем и примкнувшим к ним Цуцей Звонарева погрузила такс в машину и поехала в лес стрелять. Между прочим, из пистолета Сугроба – пулю-то из дерева ребята выковыряли, сравнили с той, что в свое время доктор вытащил из башки Американца. Из одного ствола пули выпущены. Вот в чем загвоздка-то, вот в чем задачка. Тогда два варианта наклевывается: либо Сугроб зачем-то дал Звонаревой свой пистоль. Либо в Американца Пампушка сама и стреляла. И тут, выходит, Тур прав, у нее только вид такой безобидный, а уложила она Андрюшу Американца – будь здоров как, не кашляй. И охрана не помогла из девятки бывшей. А если Вася прячется от панамовцев и от Звонаревой, и Пампушка эта для поиска объединилась с панамцами? Но – зачем? Что им нужно от Васи? Тут у Смолина противно защемило в животе, и на лбу выступил пот. На ватных ногах Серега Смолин добрался на кухню, трясущимися руками открыл холодильник, достал бутылку шампанского, такую же запотевшую, как и он, Серега теперь. Пока откупоривал пробку, пока пил, давясь, «Вдову Клико» из горлышка, все – до дна, думал: как так могло получиться, что он, Серега Смолин не докумекал до этого сразу. Совсем расслабился? Туру поверил? Мозги отшибло? Что? Почему? Блин, да Пампушка эта, и панамовцы, и он, Серега, – все ищут Васю Сугроба по одному и тому же поводу. И кто первый найдет – тот в живых и останется, тот и будет царем-королем. А остальные, остальные могут отдыхать уже с сегодняшнего дня. Свободно и легко. Отдыхать! Смолин, задыхаясь, дотянулся до телефонной трубки, набрал номер: – Тур, – почти прохрипел, – едь давай ко мне. Сейчас, я сказал! Сию минуту! «У, падла! Он еще и занят. Занят он! Дерьмо собачье! Чем ты так занят, Тур, когда тут такие дела? Чем?! Убью гада!» Однако когда через двадцать минут Смолин открыл дверь Вадиму Туру, тот не заметил на лице шефа ни тени ярости. Только крайнюю степень озабоченности. – Что случилось, Сережа? – как можно мягче сказал Тур. – Поступила новая информация? – Нет, все по-старому, – Смолин, не сводя с Тура тяжелого взгляда, опустился в кресло, – и по-прежнему нет никаких известий от Сугроба. По-прежнему. – Все развивается в заданном направлении, – начал было мажорно рапортовать Тур, – мы на правильном пути… – А тебе не приходило в голову, – медленно проговорил Смолин, – что Вася нас просто кинул. И, возможно, не только нас. Ты прекрасно знаешь, что наша схема повторяема. Повторяема. Что если Сугроб… – Мне надо срочно вылетать в Канаду, – скороговоркой выпалил испуганный Тур, – я разберусь на месте. Я им там покажу! Я все же президент компании! Я… – Поздно, мой дорогой, пить боржоми, когда почки отвалились, – Смолин, не мигая, смотрел в глаза Туру, и у того от страха затряслись губы. – Я тебе поручил контролировать ситуацию с Сугробом. Тебе! Ты мне тут пел, что он никуда не денется. Что у тебя все схвачено в Канаде. И с министрами-то ты виски жрал, и они-то от твоей идеи в восторге. Пел? А теперь выясняется, что ничего-то ты не контролируешь, что любой человек с улицы может прийти и… – Сергей, прошу тебя, – Тур, наконец, овладел собой и твердо заговорил, – не спеши. Время работает на нас! Не каждому удается подписать миллиардный контракт! На пути к таким деньгам возможны всякие трудности. А как иначе? Иначе все были бы миллионерами! Но деньги не всем даются. Деньги любят сильных людей, умеющих анализировать возникающие трудности и принимать стратегические решения! Стратегические, а не сиюминутные. Я вижу, у тебя появились какие-то мысли по поводу нашего проекта. Я тебя слушаю. Давай обсудим их вместе. Что, опять сомнения по поводу связи окружения Звонаревой с Сугробом? Не может быть никаких сомнений, ты же видишь, что идет тонкая игра. Это – несомненно. Другое дело, мы пока не знаем всей деталей этой игры, всех нюансов. Но мы работаем в этом направлении. Мы уже выявили всех участников этого бизнеса, и мы практически у цели! – Какого бизнеса? – начал снова закипать Смолин. – Чем они занимаются? На чем делают деньги? Мы даже этого не знаем, Тур! Тур притворно вздохнул, как вздыхает умиленный ошибкой своего, несомненно, гениального чада родитель: – Неважно на чем они делают деньги, Сережа. Разве это так важно? Разве имеет значение, на чем ты делаешь деньги? Нет, это я так, к примеру? Ну, попалась тебе нефть – делаешь на нефти. И что? Обозначает ли это твой истинный масштаб, твои настоящие возможности? Нет, нет и еще раз – нет! Важна сумма, важен полет мысли! Важна идея! Девяносто процентов самых крупных состояний в мире сделаны на идее. А тут, я чувствую, печенкой чую, что идея есть! Есть! Взять ее у них – наша задача, – скажу тебе, перефразируя классика, Сережа. Да, взять ее – наша задача. И мы это сделаем! Тур победно обвел глазами комнату и задержался взглядом на лице Смолина. «Слава Богу, – подумал, – он пока клюет. А там посмотрим!» – Хорош порожняки гонять, – мрачно сказал Смолин, которого уже до самой печени достала Турова дурацкая манера теоретизировать по всякому поводу и без повода, – ты мне еще про структуру бизнеса сейчас начни бухтеть. – А вот тебе не мешало бы, – взвился Вадим, – послушать про то, как цивилизованные люди организуют свой бизнес. Тебе, Сережа, необходимы эти знания, как воздух! Без них ты никак не продвинешься в современном мире! – Вадик! Я, может, ничего про структуру бизнеса и не понимаю. Но только давно заметил: те, кто про нее много говорят, почему-то все предпочитают сидеть на твердых окладах, а не трудиться сдельно. Тур, тут есть какая-то закавыка! Непонятка, Турак! – Не очень-то порядочно с твоей стороны попрекать меня твердым окладом! Я его отрабатываю. – Возможно, – неласково сказал Смолин, – только заткнись уже щеки надувать. Обрыдло. Давай по делу. Вадим взъярился и нервно заходил по обширной гостиной шефа, любовно обставленной в роскошном стиле неоклассицизма, что, по замыслу дизайнеров, должно было создавать соответствующее благородное настроение души. – Хорошо, – наконец беспокойно заговорил Вадим, – если ты так вопрос ставишь – давай перетрем. – Сугроб. – Коротко выговорил Смолин. – Вот и все, что мне от тебя нужно. – Мой план развивается успешно! – торжественно провозгласил Вадим. – На хрен сдался мне твой план? – с ненавистью прохрипел Смолин. – Мне нужен Сугроб. – Никуда он не денется! Мы его обложили со всех сторон! Изящная игра ума и блеск изысканной комбинации непременно принесут свои весомые плоды! – Я на бабки попадаю конкретно, – снова взревел Смолин, – мне игрой твоего ума только подтереться! Где Сугроб, я тебя спрашиваю? Ты мне башку сколько дней уже морочишь! Даю тебе последний срок, Турак! И если ты думаешь, что незаменимые люди есть – так ты крупно ошибаешься! Смолин хлопнул тяжелой дубовой дверью так, что зазвенела пудовая хрустальная люстра под потолком. Вадим подсочил к окну и сквозь тонкую тюль осторожно наблюдал, как совершенно взбешенный Смолин садится в машину. «Черт побери, – подумал Вадим, – с ним все труднее иметь дело. Он становится все более и более неуправляемым! Куда он сейчас? Вот куда он сейчас поехал?» В самом начале их отношений авторитет Вадима Тура был для Смолина непререкаем. Смолину казалось, что всякое Турово слово наполнено мудростью и житейским опытом. Все же Вадим был лет на двадцать постарше своего шефа. Да и что видел в своей жизни Серега Смолин? Корку черного хлеба в детстве, нары в юности да купленные за деньги удовольствия сейчас, когда Сереге стукнул тридцатник. В принципе, Смолин был доволен своей судьбой – он сделал почти невозможное, поднялся на высоту, немыслимую для него когда-то. Но в глубине души вполне отдавал себе отчет в том, что на свете есть и гораздо более достойные формы существования. Вадим без конца заманивал Смолина в гости «на плов», как Вадим пафосно называл вязкую рисовую кашу, слегка приправленную мясом и щепотью зиры. Серега давился, но ел. Он ценил сам факт гостеприимства. Ему приятно было, что можно вот так, запросто заглянуть на огонек в интеллигентный дом, поговорить с образованным человеком (всем своим знакомым Смолин говорил, что Вадим академик). А то все братва да братва – ребята, конечно, свойские, но разнообразие требовалось. Но со временем Смолин стал понимать, что хорошо подвешенный язык еще не означает глубины ума и широты кругозора. За многообещающими важными прожектами и посулами Тура – не проглядывалось ничего. Вадим был не способен самостоятельно довести до конца ни один проект. Когда уже все было проговорено и нужно было начать действовать – Вадим терял к делу всякий интерес и начинал всех вокруг убеждать, что ничего все равно из этого не получиться, что все это мелкое, а вот есть у Тура по-настоящему новый, совершенно вселенского масштаба проект, который необходимо немедленно субсидировать, поскольку в будущем проект принесет многомиллионные прибыли. Надо отдать Вадиму должное – нарисовать радужную перспективу он умел. Однако идеи идеями, а результат результатом. Его отсутствие стало надоедать Сереге Смолину. И Вадим это чувствовал. Сейчас Туру, как никогда, нужен был успех, ох, как нужен. Вадим отошел от окна. Надо было что-то срочно предпринимать. Да, да. Срочно. Предпринимать. Причем нечто экстраординарное. Тур минут пять нервно пометался по дому Смолина, а потом постарался принять свой обычный, вальяжный вид, тихо закрыл дверь, спустился в глубокой задумчивости по лестнице, сел в машину, доехал до офиса. Степенно подошел к двери на первом этаже. Здесь, под парадной лестницей, облюбовал себе каморку начальник отдела безопасности охранной фирмы «Барс» Дмитрий Дмитриевич Немчук. – О! Кого я вижу! – завидев на пороге своего кабинета правую руку шефа Вадима Тура, Дмитрий Дмитриевич встал из-за стола, гостеприимно вышел на середину комнаты ровно – ни на миллиметр дальше – где и принял в свои объятия Тура, – не часто ты меня посещаешь, однако. А зря. В другое время эта фраза ничего бы не значила, как она ничего и не значила в действительности. Но Вадим вздрогнул. Ему послышался тайный смысл, некая угроза. И, мгновенно почувствовав это, Немчук тут же закрепил успех: – Давай выпьем по рюмке коньяку. – Говорил Дмитрий Дмитриевич, расставляя на столике рюмки, и в голосе его плескался яд змеи, которая еще несколько мгновений готова умильно взирать на подвластного ей кролика. – Тяпнем за то, чтобы была стабильность, если не в стране, то хотя бы в жизни отдельно взятого каждого из нас. – С удовольствием, с удовольствием, – сладко вторил Вадим, а сам лихорадочно прокручивал в голове дальнейшее развитие событий. Нет, не зря он зашел сейчас к Немчуку, по тому, как ведет себя этот холуй, что говорит, можно лучше понять планы Смолы. Царедворцы иногда лучше, чем их хозяева, знают, что те хотят. Мужчины неспешно опрокинули по рюмашке, Дмитрий Дмитриевич закурил, прицельно прищурившись, а Вадим, справедливо решив, что с этим тертым-перетертым калачом хитрить нужно как можно меньше, сказал: – Сергей нервничает. Я тут еще раз проанализировал отчеты твоей службы… Немчук хмыкнул, но ничего не сказал. А что тут скажешь? Его служба безопасности состояла сплошь из бывших высококвалифицированных работников полиции и спецслужб, да и сам он, Дмитрий Дмитриевич Немчук был не каким-нибудь там ухом с горы, а бывшим начальником отдела МУРа, полковником в отставке и лаптем щи никогда не хлебал. А тут какой-то там провинциальный кандидатишка непоймешькаких наук будет анализировать работу его и его коллег… Ну что, плюнуть в морду за такую наглость – только и остается. Однако жизнь сейчас не такая. Как раньше, во времена застоя, был всеобщий заговор серости, так теперь настал всеобщий заговор дремучих неофитов. Они друг дружку отличают издалека, по запаху, всячески поддерживают, а профи оттирают, ненавидят и преследуют, как лютых врагов. И, в сущности, это естественно. Борьба за выживание. – Твои ребята постарались, молодцы, – не унимался Вадим. Немчук скрипнул зубами, но улыбнулся еще шире, еще радушнее. Дмитрию Дмитриевичу было под пятьдесят. С Туром они почти ровесники. Лицо у Немчука простоватое, круглое и румяное, как у матрешки. Пиджак вечно висит на нем, как мешок. Широченные брюки делают его коренастую фигуру еще приземистее. Руки заскорузлые, с вечно неухоженными ногтями. Словом, вид у начальника службы безопасности охранной фирмы «Барс» вполне дурацкий и нелепый. Однако никому и в голову не приходит называть его иначе, чем Дмитрий Дмитриевич, хлопать по плечу и вообще панибратствовать. И только Вадим с его неумной самоуверенностью и чисто хлестаковской манерой вечно «играть роль чином выше своей» мог лепетать что-то снисходительно-поощрительное про работу Немчука. – Но я не понимаю, – продолжал Тур, – ты что, всерьез считаешь, что Ольга Звонарева не имеет никакого отношения к Сугробу? – Да, – сухо сказал Немчук, – скорей всего это случайное знакомство. – «Скорее всего». Вот видишь, – ухватился Вадим, – ты все же сомневаешься. – Нормальный человек всегда сомневается, – нахмурился Дмитрий Дмитриевич, – но если ты читал наш отчет, то понял: нет никаких оснований считать Ольгу Звонареву доверенным лицом Василия Морозова. – Как ты можешь так говорить, ну как? – Вадим вспыхнул и постучал себя по голове костяшками пальцев. – А то, что Сугроб отдал свою собаку Звонаревой! А то, что она тайно ездит на стрельбище! А то, что она тайно встречается с панамовцами?! Разве это не основания?! Разве все это не заслуживает внимания?! Слишком много совпадений, слишком много, чтобы они были простыми случайностями! – Закон оперативно-розыскной работы, – кивнул Немчук, – два совпадения – это уже закономерность. Формально – ты прав. – Вот видишь! Дмитрий Дмитриевич насупился и забарабанил пальцами по столу. Сделал вид, что глубоко задумался над тем, что сказал Вадим. Вадик. Вадюша. Турятинка. Спорить с Туром? Зачем? Немчук привык совершать обдуманные, мотивированные действия. И если убеждать кого-то в своей правоте, то только того, кто находится на стадии принятия решений. А это был вовсе не Вадим Тур. Да, совсем не он. Но и портить с ним отношения тоже незачем. Да и вообще, когда работаешь не за страх и не за совесть, а только за деньги, надрываться-то особенно не хочется. То есть, может, немец там какой-нибудь и будет жилы рвать за монету. Но русский человек – хрен-то с два сподобится даже пальцем пошевельнуть в том направлении, где нет абстрактной какой идеи. Да, таков менталитет. И нет никаких оснований полагать, что он когда-нибудь изменится. Но с другой стороны, Дмитрий Дмитриевич Немчук не привык халтурить. Он просто перестал бы себя уважать, если бы брал от Смолина деньги и не выполнял свою работу на все сто процентов. А с третьей стороны, Дмитрий Дмитриевич Немчук родился ментом, ментом и помрет, как бы там жизнь ни поворачивалась. А потому выкладываться сейчас на работе у бывшего уголовника так же, как он и его ребята выкладывались, когда служили в МУРе, конечно, было западло. Ну а формы саботажа, они ведь бывают разные. Можно одновременно честно делать свое дело, но не гореть на работе, добросовестно составлять отчеты, но не отстаивать перед начальством свое мнение. И все. Ты благополучно все загубишь, но при этом останешься вне подозрений, а всего-то надо переложить свой груз ответственности за принятие решения на плечи своего ничего не понимающего шефа. Тем более что тот считает себя шибко умным и так и норовит это продемонстрировать, заткнув тебя, мента, за пояс. Да еще – подвалит же такое счастье – есть Вадим, которого хлебом не корми, дай щеки понадувать, покрасоваться, продемонстрировав свою значительность. Флаг в руки! Дмитрий Дмитриевич кончил барабанить пальцами по столу, поднял тяжелый взгляд на Тура и коротко спросил: – Что ты предлагаешь? – Выждать время, – важно ответил Вадим, – я чувствую, еще чуть-чуть, и, продолжая следить за Звонаревой, мы выйдем на след Сугроба. И не только! Мы выйдем на след денег. Больших денег! Поверь мне, очень больших. – Оно у нас есть, время? – с иронией спросил Немчук. – Сергей, конечно, торопит, – досадливо махнул рукой Тур, – но если мы будем действовать сообща, Дмитрий Дмитриевич, то все будет в порядке. – То есть ты предлагаешь мне не гнать волну? – прищурился Немчук. – Если хочешь, да. Нетерпение Сергея понятно, но мы-то с тобой понимаем, что иногда надо уметь ждать. Немчук снова широко улыбнулся от этого «мы-то с тобой». Блин, вот так на старости лет и приходится унижаться за кусок хлеба. Ну, да у нас своя игра на этом чужом пиру. А самолюбие, как известно, это гордость дураков. Утремся и будем жить дальше. Что ж поделаешь? – Сколько тебе еще надо дней? – по-деловому спросил Немчук.