– А собаки-то тут при чем?! – Звонарева приняла горячее участие в поиске истины. – При чем тут собаки? Почему они должны страдать? Допустим, товарищ не прав. Но собака его ни в чем не запятнанное существо! За что же карать?! – А он, небось, и собаку в том же духе воспитывает! – заливалась переболевшая гриппом. – Что-то я не припомню, что видела его раньше на притравке! Немчук окончательно пришел в себя. Разъяренная толпа его не пугала. Еще и не с такими организмами приходилось дело иметь. Но неожиданное всеобщее внимание не входило в его планы. Однако он собрался и, подстраиваясь под общий идиотизм, глупо, беззащитно улыбнулся: – Я искуплю, товарищи! Двойной нормой! Чистосердечное признание! Собственноручное раскаяние! И он яростно принялся за работу. А что ему еще оставалось? Немчук работал на совесть. Народ даже зауважал его за такое рвение. И простил. Народ отходчив. Возвращались Звонарева и Немчук вместе. В автобусе еще молчали, а в электричке разговорились. – Хорошо, что так все кончилось. – сказала Немчуку Звонарева. – А могло бы быть и хуже. Правда ведь могли вашу собаку лишить дипломов. А я, честно говоря, сначала подумал, что вы за мной следите. Немчук собрал всю свою волю, чтобы улыбнуться: – С чего вы взяли? – За мной все время кто-то следит, – беззаботно махнула рукой Ольга, – я тут в такую историю вляпалась – ужас! А вы, Дмитрий, сам-то охотник? – Охотник, – прикинулся валенком Немчук. – И на кого же вы охотитесь? – Да на кого попадется… – А собака ваша, – спросила Звонарева, – имеет охотничий билет? – Собака? О, да, имеет, – соврал на всякий случай Немчук. Это была его роковая ошибка. Так легкомысленно и несерьезно говорить об охотничьем билете без права охоты! Я посмотрела на Дмитрия с подозрением. – И давно? – спросила. – Да нет, не так уж чтобы… Уже забыл… Я насупилась. Не помнить, когда собака получила охотничий билет! Мыслимое ли дело?! Оставшуюся дорогу до Москвы я отвечала невпопад на вопросы неугомонного Дмитрия. – Может, по пивку? – спросил он безнадежно, когда электричка привезла нас на Савеловский вокзал. Ответ был однозначен. «Где я сделал ошибку? Где? А ведь все так хорошо начиналось», – в который раз гадал Немчук. Но ничего путного не приходило ему в голову. Он только получил еще одно подтверждение: эта Звонарева – не простая. И голыми руками ее не возьмешь. Но все же решился… Мы было уже распрощались с Дмитрием (холодно, причем), как вдруг он сказал: – Вам все же придется выпить со мной пива, – и сделал паузу, во время которой внимательно меня рассматривал, – вы же хотели встретиться с главным? Я почему-то сразу все поняла. Потому что это были грабли, на которые я уже второй раз наступала. А все мои понты! Какого черта я потребовала встречи с главным бандитом? Ни какого! Просто хотела поставить на место мелкую, тупую бандитскую сошку. Дескать, не особо-то зарывайся, сошка. Ты всего лишь сошка, а есть и покруче тебя! Ну – и вот! Поставила – называется. О чем я теперь буду говорить с этим главным? Опять придется понтоваться, изображать из себя крутизну неимоверную. Хотя бы для того, чтобы меня не прирезали на месте. Без суда и следствия. С них станется. Но! Я взяла себя в руки. Ха! Это сейчас я перевожу роман про любовь Джузеппе. А до этого я имела дело с целой серией романов про итальянскую мафию. И даже помнила кое-какие детали! – Только мы будем пить не пиво, – спокойно сказала я, – а красное вино. Красное, как кровь! В «Дольче вита». – Почему в «Дольче вита»? – как-то глуповато это прозвучало. Я молчала. Просто потому, что у меня не было ответа. Я держала ее, паузу, держала… – Вижу, что вы в курсе событий, – наконец прервал молчание мой собеседник. Я не удостоила его ответом. А только долго смотрела на его левое ухо. В тех романах про итальянскую мафию такой взгляд был описан, как самый жесткий прием психологического воздействия (ну, не считая, конечно, сицилийского галстука). Человеку, на которого так смотрят, кажется, что его видят насквозь. А всякий человек много чего о себе такого знает, что не хотел бы выносить на всеобщее обозрение. Мы молчали. Я – потому, что мне нечего было сказать. Главный бандит молчал – не знаю, почему. Хотелось думать, что его до такой степени поразил мой – проникающий в самую его утробную сущность – взгляд. Эта мысль меня воодушевила. Можно даже сказать: придала сил. И наглости. Нет, смелости. Я понимающе кивнула и посмотрела, наконец, противнику в глаза. Не могу сказать, что я разглядела смятение в его лице. Однако (я помнила точно) мой взгляд на левое ухо не мог не дезавуировать главного бандита. И я решила закрепить успех. – Слушаю вас. Внимательно, – строго сказала я. Взгляд Дмитрия приобрел колючки. А таким простаком притворялся! Я еще за него заступалась! Что-то в последнее время мне свойственно за бандитов заступаться! – Это, простите, вы искали со мной встречи, – сказал Дмитрий чистую правду. Тем самым овладев ситуацией. Полностью! Мяч был на моей стороне. И я должна была по нему ударить. И как можно сильнее! Я опять посмотрела на левое ухо визави. Не отрывая взгляда, сказала: – Я передам вам флешку завтра, на том же месте, – с удовольствием наблюдая, как ежится мой собеседник под моим взглядом. Ха! Читать надо больше, дорогие граждане бандиты, расширять свой кругозор! – Мне так нужно. Вам не надо знать – зачем. Вы, конечно, пришлете посыльного. И правильно сделаете. Руки у меня тряслись. Но я засунула их в карманы. Вид получился немного шпанистый, но зато вызывающий. Я круто повернулась и ушла прочь не попрощавшись. * * * Я в задумчивости брела по улице. Недавняя моя смелость покинула меня. Окончательно! «Этот человек явно не тот, за кого себя пытался выдавать, – думала я. – Да в том-то и дело, что он, собственно, ни за кого себя не выдавал. И даже не пытался! – я чуть не плакала. – Господи! Как все надоело! Уже и лосям хворост нельзя собрать спокойно! Этот человек, который прятался за деревьями в лесу, пытался войти ко мне в доверие, рассказывая небылицы про охотничий билет. Все! Хватит! Немедленно надо приступить к активным оборонительно-наступательным мероприятиям! Сегодня же! Может быть, куда-нибудь уехать на время? Уехать! О, уехать! А что я мужу скажу? Дура! Надо было сразу все рассказать! Теперь уже поздно! Он теперь будет думать: соврала один раз – соврет и другой! А в семейной жизни главное – доверие! К тому же у него работы полно – я не могу грузить его еще и своими проблемами. О, Господи! Я уже давно поняла, что нужно что-то срочно предпринимать! И очень решительно! Но так не хочется, честно говоря… Прежде чем что-то предпринимать – нужно составить четкий план действий! И просчитать все возможные последствия! Ха! Все возможные последствия уже наступили! Я просто вовремя от них увернулась. В следующий раз мне может и не повести. Да, необходимо подключить дополнительные силы!» Я достала из сумочки свой мобильник, набрала номер оперуполномоченного Кости и оставила для него сообщение: «Поступила важна информация насчет Мокрухина. Жду через полчаса в стеклянном кафе у Таганки. Ольга». Как раз доберусь. * * * Костя меня уже ждал. Еще бы! Я обладала ценной информацией о Мокрухине. Якобы. Вот интересно, примчался бы он с такой же скоростью, если бы речь шла обо мне, простой гражданке? – Костя, – сказала я честно, – речь идет не о Мокрухине. Я тебя обманула. Речь идет обо мне. – Ты ввела в заблуждение полицейского! Дача ложных показаний, – Костя страшно завращал глазами. – Если ты будешь такой въедливый и законопослушный, – нервно накинулась на него я, – мы с тобой каши не сварим. Тобой и коррупционеры-то, наверное, по этой же причине не интересуется – уж больно ты правильный. – Это неправда! – с жаром возразил Костя. – Я, конечно, правильный, но в разумных пределах! – Если в разумных, – помягчала я, – тогда слушай… И в который раз изложила историю с притравкой, погоней, Василием и его собакой. – И все бы ничего, – наконец подошла я к самому главному, – но Василий этот оказался уголовным авторитетом по кличке Сугроб… – Так Буби – это собака уголовного авторитета Сугроба!? – воскликнул Костя, – а Антон сказал мне, что ты ее нашла. – Антон ничего не знает! Не хотелось его волновать. Тем более что он меня отговаривал от поездки на эту дурацкую притравку! Правда, ему и в страшном сне не приснилось бы – до какой степени он был прав! – Вот они, – саркастически заметил Константин, – радости семейной жизни! Фарисейство и лицемерие! Двуличие! – Забота о душевном покое ближнего! – возмутилась я. – Вот ты, небось, тоже скрываешь от своей жены то обстоятельство, что каждый день подвергаешься смертельной опасности! – Жена ушла, – грустно заметил Костя.