– Вы меня не поняли, – четко и раздраженно выговорила я, – мне не нужен он сам. То есть… Мне нужен кто-нибудь, кто его знает, лучше, конечно, тот, кто с ним дружит. Вышколенный бармен чуть качнулся, однако, все так же вежливо ответил: – Извините, но я не знаю, о ком вы говорите. У нас тут многие бывают. Заведение пользуется большим успехом. О! Ирина тысячу раз права: все мужчины одинаковые! Да, раньше Антон проявил бы несравненно большую заинтересованность, если бы мне вздумалось на ночь глядя уйти из дома явно под надуманным предлогом. Все эти его отговорки типа: я тебе доверяю – разумеется, блеф. А что он мог еще сказать? Катись на все четыре стороны? Он слишком интеллигентен для таких слов!!! – Только не говорите, что вы не знаете, кто такой этот Василий, – грозно предупредила я бармена и заказала третий бокал вина. Да, это было крайней самоуверенностью с моей стороны ничего не замечать, ничего не видеть, ни на что не обращать внимания. И еще иронизировать по поводу бедной Ирки, которая оказалась в таком же положении! Все эти поздние задержки на работе, все эти, якобы срочные, дела на выходные и праздники… Конечно, мужчины полигамны – это известно всем. К тому же я практически ровесница Антону, мне уже 40 лет!!! А вокруг так много молоденьких, хорошеньких девушек. К тому же наглых (!!!), которые совсем не прочь принимать знаки внимания красивого, умного, доброго, обеспеченного мужчины, если ему (О, Боже!) изрядно поднадоела его растолстевшая жена. – Я думаю, – жестко и довольно-таки злобно сказала я, – что ваша профессия должна была вас многому научить. Когда вас о чем-нибудь просят, подумайте о том, что будет, если вы эту просьбу не выполните! Я отхлебнула большой глоток вина и попросила у бармена сигарету. Вообще-то я года три назад бросила курить, но такой поворот в наших с Антоном взаимоотношениях, какой открылся сегодня, требовал утешения в пороке. Я глубоко затянулась, закинув голову, выпустила дым в потолок, стараясь повернуть вспять нахлынувшие слезы. Как же я раньше не догадывалась? Все эти сю-сю-сю – только прикрытие! Теперь-то все яснее ясного – Антон просто делает вид, что любит меня, а на самом деле просто старается загладить свои измены. А я-то принимаю все за чистую монету. О, эти мужчины! Их коварству нет предела!!! – Спросите вон, у того лысого… Я вздрогнула. – Вон, вон, – бармен говорил, не глядя на меня, в сторону, еле шевеля губами, – вон, стоит возле колонны. Только не смотрите сразу. Я тут же, конечно, обернулась. Возле колонны стояло два наголо бритых человека и беседовали друг с другом. Я повернулась было к бармену, чтобы уточнить, кого именно он имел в виду, но бармена так при этом перекосило, что я поняла, что строжайшая конспирация здесь вовсе не лишняя. Расслабленной походкой я пересекла зал, купила в кассе фишек и в задумчивости побрела к колонне. «В толстоте, – подумала, – есть свои неоспоримые преимущества: никто не подумает, что такая толстая тетка – проститутка какая-нибудь. Да, такой толстой может быть только порядочная женщина!» Лысые к тому времени уже переместились за стойку бара. Я нагло села рядом, заказала вина и попросила у лысых сигарету. – Сегодня у меня такой ужасный день, – прокомментировала я свои действия, – просто ужасный. Лысые, меланхолично пережевывая жвачку, посмотрели на меня. И я с трудом разыскала одно отличие между ними: у одного на лысом черепе выросли толстенькие уши в форме пельменей, на другом черепе ушки были остренькие. Да, прически у них такие же, как у Василия. Видимо, стригутся у одного и того же парикмахера. Но все же Василий выгодно отличался более осмысленным взглядом. – В натуре, что случилось? – спросил тот, чьи ушки были как пельмешки. Его тонкая, прозрачно-сероватая кожа свидетельствовала о неспокойном и нездоровом образе жизни, а выражение глаз не вызывали сомнения в повышенной злобности их обладателя. Вопрос, разумеется, был задан единственно от любопытства, однако он так растрогал меня, что я доверчиво провозгласила: – Случилось страшное, – и для пущей убедительности, словно тельняшку на груди, распахнула полы пиджака. – Просто у меня больше ничего не осталось на этом свете. Стоит ли жить? И горько разрыдалась, брызнув слезами на тонкий кашемир костюма своего собеседника. Все это отчего-то показалось человеку со злобными глазками крайне забавным. – Чем я могу помочь такой хорошенькой женщине? – сказал он, обнажая мелкие зубки пираньи. – Хорошенькой? – переспросила озадаченно я. – Угу… Разрешите представиться: Геннадий, – бархатно проговорил он. – Ольга. Очень приятно. – Вот так-то! «Хорошенькой». Может быть, не все еще потеряно? Если я могу нравиться другим мужчинам, могу понравиться и собственному мужу. Изменщику! – В долг, правда, дать не могу, – уточнил Геннадий, – давать в долг игроку – плохая примета. Я зачерпнула фишек из кармана и продемонстрировала их. – Ах, вы тоже о деньгах, – разочаровалась я, – я же имею в виду совершенно нематериальные ценности, да, да, вовсе не о них идет речь. – Не о них? – вскинул светлые волоски бровок Геннадий. Все вокруг стали чудовищно буржуазны, к этому я уже привыкла. Но не смирилась! – Женщина, – продолжал Геннадий, – должна думать о красивых вещах, о вкусной еде, об удовольствиях… – Какая еда?! – с негодованием вскричала я, – Я на диете! А страдаю я здесь из-за того, что мой муж охладел ко мне, – я сочла нужным все же объясниться. – Фи, муж, какая пошлость! Женщина такая аппетитная как вы – должна легко и красиво кружить по жизни, меняя мужчин, как перчатки. Берегите себя! Какие могут быть диеты!? Только такая женщина достойна звания королевы. А вы: муж, муж. Бе-е. – Но что же делать, если он все же есть? – Забудьте о нем. Вокруг так много мужчин, могущих подарить вам минуты наслаждения, – заметил Геннадий и пододвинулся ближе. – Но нынче настоящего мужчину не так-то легко найти! – Конечно. Но они есть! – заверил Геннадий и часто-часто задышал мне в ухо. «Он имеет в виду себя!» – с ужасом догадалась, наконец, я. И мстительно заметила: – Вот уж и повезло вашей жене! Геннадий сделал в пространстве некий небрежный неопределенный жест, который, вероятно, должен был обозначать как бы виртуальное наличие жены, но в то же время как бы и ее полное виртуальное отсутствие. – А вот если бы она ушла на ночь глядя из дома, вы бы не стали ее ревновать? – Она бы не посмела так поступить со мной! – А если?! – Нет, никогда!!! – И все-таки! – Я пристрелил бы ее, как собаку! – Счастливая женщина! Она любима! А вот мой муж… Я вытащила из кармана платок и безутешно уткнулась в него. – Впрочем, – сказала я, громко сморкаясь, уже слегка успокоенная (как все же иногда бывает полезно поделиться с ближним своей бедой!), – что мы, обманутые в лучших своих чувствах, собственно, можем предпринять в таких условиях? В таких условиях мы можем только молча страдать, пытаясь становиться все лучше и лучше, все совершеннее и совершеннее, – Я все же всхлипнула напоследок еще разок, от жалости к собственным недостаткам, которые предстояло изуверски изничтожить. – И, может быть, тогда мы сможем вернуть любовь… – Разрешите представить, – Геннадий указал на своего лысого приятеля, угрюмо сидевшего рядом, – это мой друг Цинк. – Очень приято, – соврала я. – А это Ольга, – любезно заметил Геннадий. Цинк мрачно кивнул головой и превратил в один глоток стакан виски. Бармен тут же услужливо пополнил емкость. – О чем базар? – светски поинтересовался Цинк. – О жизни, – ответила я. – О превратностях любви, – уточнил Геннадий. – Не волнует, – сжато изложил свою позицию его товарищ. – Почему? – удивилась я. – А потому, – сказал Цинк и опрокинул в себя второй стакан виски. – Не хотите ли вы сказать, – воскликнула я, – что любовь не стоит того, чтобы о ней говорили?! Цинк поднял на меня мутный взгляд, который я выдержала с трудом. – Хочу, – краткости его ответов позавидовал бы Чехов. – Но вы лукавите! – не сдавалась я. – Не может быть, чтобы вы не нуждались в тепле и ласке. В тепле, ласке и внимании нуждается каждое живое существо. И я никогда не поверю, что вы – исключение! – Твои проблемы. – Вы, наверное, просто шутите… – Нет. – Хо-хо, Цинк, не перечь даме, – счел нужным разрядить обстановку Геннадий.