– Засунь свои советы себе в жопу, – угрюмо процедил Цинк. Да, Антон Павлович однозначно отдохнул бы со своей лапидарностью. – Иди туда сам, – обиделся Геннадий. Хмурый Цинк стукнул своим массивным кулаком по стойке бара, снова влил в себя виски и свирепо уставился в одну точку. – Ну, хорошо, – покладисто сказала я, – сколько людей, столько и мнений. А вот мой знакомый Василий Сугроб говорит… – Всем оставаться на местах. Руки из карманов! Толпа людей в камуфляже, в черных шапочках с прорезями и с автоматами наперевес дружно ввалилась в зал. Лысые послушно подняли руки вверх. Я – тоже. – Господа! Всем – на пол. Лицом – вниз, руки за голову, господа. Дамы лицом к стене, руки в гору!!! Сохраняйте спокойствие! Обычная проверка документов, господа… Мужчины рядом со мной, кряхтя, опустились на колени, затем вытянулись на полу, привычно держа руки на затылке. Я стояла в растерянности. Кто-то в камуфляже подтолкнул меня дулом автомата: – К стене! Лицом к стене! – Господа! Предлагаю сдать добровольно оружие и наркотики! – этот голос показался мне до боли знакомым! – Эй, маруха, слышь, к тебе обращаюсь, – услышала я совсем близко. Я скосила глаза вниз. Внизу виднелось два распростертых на полу тела с двумя голыми черепами. – Тебе, тебе говорю, – сказал, не поднимая головы Цинк, я опознала его по острым ушам, – у тебя документ какой-нибудь есть? – Это вы меня марухой назвали? – задохнулась я от возмущения. – Да тихо ты, чего блажишь? Какая разница, как назвали? Ты скажи, документ у тебя есть? – Ну, права есть, – припомнила я. – Тогда, слышь, тебя отпустят скоро. Слышь, за отдельное вознаграждение, позвони другану моему, скажи, что Цинк застрял, скажешь? Скажи, взяли Цинка для проверки личности, скажи, трое суток ему корячится. Но, передай, Цинк в «Дольче вите» успел побывать. Запомнила? В «Дольче вите», скажи, Цинк побывал. Позвони, мой друган тебе тонну баксов отсыпет. Гадом буду! – Вы ему сами и позвоните, другану вашему, – я твердо решила больше не ввязываться ни в какие истории. Хватит! И не буду я выполнять никаких поручений и просьб незнакомых граждан сомнительного поведения! Еще чего! – По мобильному вон своему и позвоните. – Ты дура, да? – взревел Цинк. А Геннадий ткнул его локтем тихонько и лилейным голосочком проговорил: – Да ты не бойся, мы тебя не обидим. Запомни номер, позвонишь, бабки получишь с благодарностью – и все. Ну, выручи, что тебе, жалко что ли? Застрянем мы здесь, а другана предупредить надо, он волноваться будет. Ну, пожалуйста, – он два раза повторил номер телефона. Я подумала и решила, что позвонить, в конце концов, можно. В милиции могли и не дать позвонить. Да, позвонить можно. Что ж не позвонить? Тем более что к этим лысым у меня был свой интерес: он знаком с Василием. – Ну, глядите, – сказала я, – долг платежом красен. А ваш друг не знает случаем Василия? – Знает! – слишком быстро сказал Цинк, – ты позвони только. И лысые хором стали истово божиться, что никогда не забывают добра. Один даже привстал с пола, чтобы продемонстрировать «вот те крест» не на словах, а на деле. Но тут же получил дубинкой по голове от бдительного омоновца. И, видимо, больно получил, потому что надолго замолк. – О, неужто знакомая. Я обернулась. Так и есть. Улыбчивый оперуполномоченный Костя. – Костя, привет, – сказала я, – что, опять на Мокрухина покушались? – При чем тут Мокрухин? – обиделся Костя. – Что я, только по Мокрухину работаю? У меня и без Мокрухина дел непочатый край. После необходимых формальностей, сводившихся к проверке документов и личному досмотру, мне разрешили покинуть казино. Я вышла на улицу. В ночь. Шел мокрый снег. Я миновала несколько кварталов и завернула за угол. У тротуара стоял милицейский «форд» с мигалками. Чуть поодаль посреди тротуара переминались два парнишки в военном камуфляже. На противоположной стороне широкого проспекта припарковался неприметный, цвета хаки, грузовик. Полог кузова был слегка откинут – видимо, ребятам приспичило покурить – торчало несколько короткоствольных автоматов. Над кабиной шофера читалась пафосная надпись: «Люди». Это, несомненно, вселяло надежду. Тем не менее, мне вдруг остро захотелось залечь на асфальт, по-пластунски доползти до угла, а дальше, перекатываясь с живота на спину, как в кино, достигнуть какого-нибудь укрытия. А если чего-то непреодолимо хочется – это непременно нужно сделать, даже если на тебе новое пальто – светлый крем-брюле, а под ним брючки в тон. Тем более что крещендо этого необъяснимого моего желания секунда в секунду совпало с совершенно недвусмысленным свистом пуль и абсолютно определенным грохотом автоматных очередей, сопровождающимся трассирующими огнями. Я продолжала размышлять о невозможности предугадать последствия своих самых невинных поступков, а стало быть, и о полной нецелесообразности какой-либо осмотрительности вообще – в узком пространстве за газетным киоском, куда я почти вползла по-пластунски. Перестрелка на улице стала мало-помалу стихать. Я сквозь стук своего безумно колотившегося сердца все же расслышала дружный топот, потом звуки разворачивающихся машин. Потом все стихло. Выглянула из укрытия: пустынный двор, пустынная улица. Только жаль – пальто и брюки были безнадежно измараны. Вдохнула полной грудью утренний весенний воздух. Светало. Спешили куда-то редкие прохожие и машины. Я вывернула пальто наизнанку – так оно выглядело, может, излишне экстравагантно, но зато намного опрятнее. До дома добралась уже без приключений. У подъезда на лавочки в рассветной дымке виднелись три фигуры. Две из них, завидев меня, заскакали и завиляли хвостами. Третья осталась неподвижна. – Немножко засиделись, заболтались, – сказала я, приблизившись, – ты что, не веришь мне? Ответа не последовало. – Я говорю правду! Реакции не было никакой. – Мне непонятно твое поведение! Разве я давала тебе повод для недоверия? – Звонила Ольга Веровенко, – сказал Антон, – звала нас с тобой на день рождения. В следующую среду. – Ну, конечно. То годами не объявляется. А тут – пожалуйста. Как я к ней в гости, так и она со своими приглашениями. Только не надо сцен. – Скажи мне правду. – Хорошо! Я была в казино! Клянусь! – Ты мне изменяешь? – Как ты можешь так думать обо мне?!! Ты оскорбляешь меня такими своими предположениями. До глубины души!! – А что я должен думать, когда ты врешь мне? – Я говорю чистую правду! Я была в казино! Что тут необыкновенного? – Где ты была всю ночь? – Вот, даже фишек купила, – я вытащила и кармана горсть кругляшек, – Но я не собираюсь оправдываться. Тем более перед человеком, у которого в отношении меня самые грязные подозрения! – Большего я не заслужил? Давно ли я стал для тебя таким? – Ну, Тоша, что ты, в самом деле? Неужели ты, действительно, считаешь, что я тебе изменяю? – А что я должен еще считать? – Разве, у женщины не может быть своих секретов? – Майонез «Кальве»? – Хотя бы и майонез. Ты думаешь, что я только на это и способна!? – Оля, вместо того чтобы радоваться тому, что я еще способен шутить в этих обстоятельствах… – В каких таких обстоятельствах? Ты унижаешь меня своим недоверием! Ты намекаешь постоянно на то, что мое место на кухне! И я еще должна всему этому радоваться?! – Оля, не будем ссориться… – Вот, вот, сначала доведет меня до слез, а потом – «не будем ссориться»… – Оля, ну, конечно, ты имеешь право на свою жизнь.