– Присаживайтесь, доктор Крей. – Зовите меня Тео, – говорю я, садясь. Обычно я прошу об этом раньше, но тут я был немного занят другим. – «Докторами» пусть остаются врачи. Я сдерживаю свою привычную обличительную речь в адрес чертовых любителей прибавить «доктор» к своей фамилии, с которыми мне доводится сталкиваться: они завалили бы экзамен по биологии за пятый класс, настаивая при этом, чтобы к ним обращались с тем же почтением, что и к главе отделения онкологии в исследовательской больнице. – Просто Тео? – Детектив Гленн у меня за спиной роется на полках, перебирая папки. – Разве вы не гений или типа того? – Вы про премию? «Грант гениев» – это «МакАртур», а я выиграл Brilliance[6]. Это разные вещи. Ужасное название, я старюсь не упоминать его лишний раз. Гленн кладет папки на стол и садится напротив меня. – Да бросьте. Очевидно же, что вы все-таки гений. Признайтесь, вы по-настоящему умный парень. Он пытается играть на моем самолюбии. Но к чему все это? – Не достаточно умный, чтобы понять, почему я здесь. Он машет рукой. – Процедурная чепуха. Скоро закончим. Что может означать, что на меня снова наденут наручники. – Вот вы биолог, простите, биоинформатик… Как, кстати, вы сами себя называете? – На разных конференциях по-разному. Чаще всего – «специалист в области вычислительной биологии». – Хорошо. Хочу показать вам кое-какие фотографии – они из нескольких дел. Мне интересно, что вы почувствуете. – Почувствую? Я же не экстрасенс. – Простите, я неверно выразился. Просто любопытно взглянуть на вещи вашими глазами. Сделайте одолжение. Меня подмывает напомнить ему, что я уже пару часов только и делаю, что одолжения. Но я молчу. Конфронтация – не мой путь. Он протягивает мне папку с мятыми краями и выцветшей наклейкой. Открыв ее, я упираюсь взглядом в фотографию размозженной человеческой головы. Один глаз бедняги смотрит в камеру, часть лица отсутствует. Брызги крови на кафеле вокруг. Я захлопываю папку и отодвигаю от себя. – Предупреждать же надо… – В смысле?.. – Гленн берет папку и заглядывает в нее. – Господи! Не то, прошу прощения. Я хотел показать вам вот это. – Он отправляет мне через стол другую папку. – Что вы об этом думаете? Фотография коровы с кровавыми царапинами на шее и со вспоротым брюхом. – Вам нужно мое профессиональное мнение? – Да. – Это мертвая корова. – Да. Но в чем причина смерти? – Это проверка? – Нет. Это здешняя загадка, которая уже превратилась в байку. Владелец ранчо считает, что виновата чупакабра, есть и сторонники версии об инопланетянах. Брюхо, похоже, разодрали койоты. А вот отметины на шее – загадка. – Серьезно? – Я внимательно разглядываю раны. – Серьезнее не бывает. Я рассматриваю повреждения и пытаюсь припомнить все, что знаю о коровах, – немногое, но достаточно, чтобы сообразить, что произошло. Я отодвигаю от себя фотографию. Может, это все-таки проверка? – Что вы предпочитаете – сразу ответ или путь к ответу? – Путь?.. – Да. Ход моих размышлений. Гленн ухмыляется. – Ладно, профессор, укажите мне путь. – Я уже говорил, что занимаюсь системами. ДНК – система. Клетка, тело, пруд, планета – все это системы. Все мы функционируем в различных системах. Ну и что за система у нас здесь? – Я подвигаю к нему фотографию. – Укусы койотов указывают на то, что корова стала элементом пищевой цепочки. – Конечно. А еще? Какая еще система? – Я указываю на царапины на шее. – Откуда они взялись? То же самое было у других животных? – Да, и… – Могу предположить, что у овец, – перебиваю я его. – У свиней и у лошадей – нет. Правильно? – Правильно. – Раз так, ответ напрашивается сам собой. – Сам собой?.. Какой же? – Койоты. – Но царапины? – Все названные мной животные принадлежат к одной системе. Как она называется? – Ферма, – отвечает Гленн. – А точнее? – Ранчо? – Да. А что превращает ранчо в ранчо? До него наконец доходит. – Как правило, забор. – Ограждение из колючей проволоки, которое служит границей системы. И это как раз для коров и овец. Для лошадей – низковато, а свиньи могут сделать подкоп. Так что жертвами становятся только те животные, которых останавливает колючая проволока: овцы и коровы. – Значит, они застревают из-за проволоки, а потом до них добираются койоты? – Возможно. Не исключено, что койоты научились загонять их в сторону забора. Корова ранится о колючую проволоку, но не застревает, а бежит, пока не истечет кровью. И может оказаться на приличном расстоянии от того места, где она зацепилась за изгородь. – Впечатляет. Так что для меня вы все-таки гений. – Эта его похвала явно неспроста. Он похлопывает по стопке папок. – Здесь случайные дела. Мне бы хотелось, чтобы вы их просмотрели, и, может, у вас возникнут какие-то «научные» соображения. Он пододвигает мне папки, но я к ним не прикасаюсь. – Я здесь для этого? – Сделайте мне одолжение, профессор. Поверьте, с остальными здесь не так приятно иметь дело, как со мной. Я решил, что мне совершенно не хочется выяснять, что он имеет в виду. Насколько я понимаю, обвинить меня не в чем, а потому можно ему уступить – несколько сделанных мной выводов не должны стать проблемой. Я на все готов, лишь бы скорее отсюда убраться. Передо мной две дюжины фотографий трупов, кровавых отпечатков ладоней и каких-то случайных предметов. На них как минимум три разных человека: пожилая женщина, выглядящая так, словно ее избили до смерти; мужчина с порезами и колотыми ранами, окровавленная молодая женщина, чье лицо нельзя различить ни на одном снимке. Стопка фотографий окровавленной одежды, сотовых телефонов, денег, каких-то пней; некоторые вещи чистые. Глядя на все это, я погружаюсь в свои мысли. Детектив Гленн теперь за миллион километров от меня, как и камера в углу комнаты, которая конечно же следит за мной. Как и Наблюдатель, наверное. Я раскладываю снимки на четыре стопки и перебираю один за другим. Я вижу укусы насекомых, сыпь от ядовитого плюща, ладонь, лежащую на нераскрывшейся сосновой шишке. Я понятия не имею, что со всем этим делать. С коровой было просто – всего-то одно фото. Через некоторое время я поднимаю глаза на Гленна в ожидании подсказки и замечаю, что с его лица сошла вежливая улыбка. Его взгляд прикован к одной из стопок. На секунду он смотрит в камеру, потом поворачивается ко мне – снова невозмутим, как прежде. – Доктор… Тео, почему вы переложили эти фотографии сюда? У меня сводит живот. Что-то произошло, так что теперь я выгляжу подозрительно. Я раскладываю фотографии и спешу с объяснениями: