Эскобар организовал немало терактов в Колумбии, но почему-то именно этот, у местного торгового центра, стал для меня последней каплей. Мы и так бросили все силы на его поиски, но теперь я решил во что бы то ни стало обезопасить мирных жителей от действий Эскобара. «Лос-Пепес» тоже знали, что за терактом у торгового центра стоит Эскобар, и на следующий день нанесли ответный удар, чем окончательно настроили против себя всех порядочных людей. В субботу семнадцатого апреля пятнадцать вооруженных бандитов по заказу «Лос-Пепес» убили одного из преданных юристов Эскобара, Гидо Парру Монтойю, вместе с его шестнадцатилетним сыном. Парра был основным посредником между Эскобаром и колумбийским правительством, а затем и де Грейффом и вел переговоры о сдаче наркобарона. «Лос-Пепес» были безжалостны. Они вытащили отца и сына из кондоминиума в Медельине, пристрелили, а трупы сложили в багажник угнанного такси. «Это стоило того, чтобы выгораживать организатора взрыва в Боготе?» – такая записка от руки была обернута вокруг головы одной из жертв. На другой записке было написано: «Тебя похитили, потому что ты работал на Пабло Эскобара». «Лос-Пепес» питали слабость к пафосным фразам и позднее оставили еще один плакат на искалеченном теле другого подручного Эскобара – Хуана Гильермо Лондоно Уайта, маклера и казначея картеля. Надпись от руки на плакате гласила: «Главный холуй Пабло Эскобара и организатор похищений» – и подпись: «Лос-Пепес». Этот стиль «Лос-Пепес» явно переняли у группировки Эскобара «Лос-Экстрадитаблес», члены которой тоже оставляли на месте преступления записки, обычно в виде карточек, привязанных к шее окровавленных жертв. Если мы когда-то и испытывали к «Лос-Пепес» симпатию и мысленно одобряли их охоту на Эскобара и его подручных, то сразу забыли об этом после ужасного убийства Парры с сыном, который не участвовал в делах отца. И всё же деятельность группировки вызывала огромный интерес. Мы не знали, кто входит в группу мстителей, но Тофт требовал едва ли не ежечасного отчета об их деятельности, особенно после убийства известных личностей. Как и всегда, Тофт не желал узнавать о происшествиях из утренних газет; он требовал мгновенного отчета. Деятельность «Лос-Пепес» крайне заинтересовала американское посольство, поскольку со временем пошли слухи, что НПК снабжает «Лос-Пепес» информацией, а может, и сотрудничает с ними. На встрече с тайным информатором, высокопоставленным колумбийским политиком, мы с Тофтом и Хавьером узнали, что «Лос-Пепес» и правда просочились в Особый поисковый отряд. Сняв показания информатора, мы написали в отчете: «В состав Особого поискового отряда проникли бандиты под кодовыми прозвищами Альберто и Бернардо». Сам информатор получил эти сведения от Родригеса Орехуэлы из картеля Кали, который настаивал на том, что об этом известно генералу Варгасу и полковнику Мартинесу и что картель Кали обещал «выплатить десять миллионов долларов сразу после поимки и/или смерти Эскобара». Хочу заметить, что эту информацию мы проверить не могли и очень сомневались, что генерал и полковник стали бы участвовать в таких грязных делах. Однако, когда слухи об этом дошли до паникеров в Вашингтоне, американские спецподразделения («Дельта» и шестой отряд SEAL) чуть не отозвали из Колумбии, а нас с Хавьером пытались не пустить обратно в Медельин. Кто же руководил «Лос-Пепес»? У каждого были свои подозрения, и в какой-то момент Пабло Эскобар даже заявил, что серым кардиналом является полковник Мартинес. Мы старались не связываться с «Лос-Пепес», но однажды они подобрались слишком близко. ХАВЬЕР Ее звали Долли Монкада. Миниатюрная женщина со струящимися до плеч золотисто-каштановыми волосами и весьма привлекательной внешностью. Она была одета в идеально отглаженные джинсы и голубую блузу, но ни косметики, ни драгоценностей не носила. Так сразу и не скажешь, что это одна из самых богатых женщин в Колумбии. Увидев ее, я сразу решил: женщина в беде. Это ведь была вдова Герардо Монкады, подручного Эскобара, убитого в «Ла-Катедраль». Нас свел Оскар. Тот самый Оскар, который первым рассказал о том, что Эскобар убил Монкаду и Галеано прямо в здании тюрьмы и заказал массовое убийство их семей в Медельине, после чего подался в бега. Долли с трудом избежала чудовищной участи. В нашу первую встречу, которая проходила у нее дома, что возвышался над холмами Медельина, она нервничала и была явно напугана. После смерти мужа Долли превратилась в легкую добычу – и врага Эскобара. Я питаю слабость к хорошеньким женщинам, особенно женщинам в беде, поэтому я пообещал во что бы то ни стало помочь ей. И всё же была в облике Долли одна фальшивая нота: сквозь мягкий женственный образ просвечивала сильная и целеустремленная личность. Она казалась хрупкой, но было видно, что она привыкла повелевать. Мы встретились через несколько дней после того, как подручные Пабло Эскобара перевернули ее роскошный дом вверх дном во время обыска. Мы стояли в просторной гостиной, из которой открывался захватывающий вид на Медельин и огромный бассейн на заднем дворе, а вокруг валялась разбитая посуда, опрокинутые диваны и кресла. На этот необычный вызов я прибыл с представителем генпрокуратуры Колумбии, и Долли сообщила нам о краже большей части ее имущества. На глаза мне сразу попался единственный уцелевший предмет – керамическая бутылка скотча. Как ценитель скотча я сразу приклеился к ней взглядом. На бутылке был мозаичный портрет принцессы Дианы и принца Чарльза и стоял номер. Совершенно точно это была коллекционная вещь. Я даже задумался, где хозяева раздобыли такую редкость и во сколько им это обошлось. Заметив мою заинтересованность, Долли схватила бутылку и протянула мне. Я поблагодарил и поставил вещь на место. За всю свою карьеру в правоохранительных органах я никогда не брал взяток и не собирался нарушать это правило. Долли сцепила руки, стараясь унять дрожь, но голос выдавал волнение. Она сказала, что у нее пятеро маленьких детей и нервы ото всей этой ситуации уже на пределе, но я постарался ободрить и успокоить ее. Она безумно – и небезосновательно – боялась, что Эскобар убьет ее вместе со всей семьей. Брать у нее показания в Медельине было слишком опасно, и мы решили вывезти всю семью в Вашингтон. Я заверил Долли, что она может рассчитывать на помощь США, и занялся оформлением вида на жительство для нее и всех членов ее семьи сразу, как только покинул особняк. Я был уверен, что деньги у нее есть. Такая женщина просто не могла не припрятать в надежном месте несколько миллионов долларов. Однако УБН оплатило авиабилеты до Вашингтона для всех членов семьи – а это десять человек – и передало их на руки нашим агентам в США. Долли с семьей разместили в отеле, где они должны были дождаться наших коллег из УБН и дать показания, однако, когда агенты приехали в отель, ни Долли, ни ее родственников там уже не было. Они так и не выполнили обещание и не сдали нам ни Эскобара, ни «Лос-Пепес». Помимо Долли Монкады, я также встречался с Доном Берна, в то время я не знал, что он связан с «Лос-Пепес». Мне было известно только то, что генпрокурор де Грейфф разрешил ему посетить Особый поисковый отряд и дать показания. Берна как-то убедил де Грейффа, что обладает ценными сведениями об Эскобаре. По протекции генпрокурора Берна допустили на базу, но мы со Стивом всё равно ему не доверяли, потому что не понимали, чем конкретно он занимался в картеле. В Особом поисковом отряде Берна побывал несколько раз. Не заметить гиганта с густыми усами было невозможно. Обычно он носил синие джинсы и рубашки навыпуск с коротким рукавом. Он приезжал в сопровождении колонны полноприводных автомобилей – как правило, сияющих черных «Тойота-Лэнд-Крузер» – и нигде не появлялся без десятка вооруженных до зубов охранников. Я часто видел, как он общается с сотрудниками ЦУСПР. Как-то раз Мартинес, который отказался с ним встречаться, по секрету поделился со мной, что не доверяет информации Берна. Но из-за приказа де Грейффа мы вынуждены были его принимать. С Доном Берна меня познакомил один из элитных агентов Особого отряда, Данило. Помимо исполинской комплекции Берна, мне бросились в глаза его массивные часы. Он заметил, что я их разглядываю, и я их похвалил. После чего Берна снял часы и вручил мне. Я растерялся и принялся отказываться, ведь это был очень дорогой подарок – золотые «Радо» стоимостью десятки тысяч долларов. Я запаниковал, но Данило убедил меня принять часы, сказав, что Дон Берна оскорбится отказом. – За отказ он мог тебя убить, – смеялся Данило. Но мне было несмешно. Я принял часы, но тут же написал отчет для Тофта и отослал их в штаб-квартиру УБН в Боготе. Как и в случае с Долли Монкадой, я не хотел, чтобы меня даже заподозрили во взяточничестве. Несколько раз, когда агенты спецподразделений Особого отряда были на выездных заданиях и мы впервые встречались с новым информатором за пределами базы, Дон Берна давал своих боевиков для проверки места встречи. Когда они приезжали на автовокзал, люди немедленно убирались с их пути и вокруг образовывалось свободное пространство. Мы выбрали автовокзал для встреч с информаторами, позвонившими на горячую линию, потому что там было много людей и легко сохранить инкогнито. На автовокзал Медельина – самый загруженный в Колумбии – каждый день приезжают и отъезжают сотни автобусов, плюс вокруг находится бесчисленное количество кафе и торговых заведений. Удобно общаться с потенциальными информаторами и можно в любой момент затеряться в толпе. С информаторами мы встречались в заведениях типа «Кокорико» или «Польос Фрисби» – нечто вроде «Кей-Эф-Си» по-колумбийски, только много лучше. Мы были даже рады поводу поесть вне базы что-то, кроме риса и опостылевших бобов с крошечным кусочком курицы. Необходимость ездить на автовокзал нас не утомляла, хотя около семидесяти процентов информаторов не сообщали ничего ценного. Информация, полученная от оставшихся тридцати процентов, того стоила. Один из информаторов передал нам финансовые данные, послужившие причиной для рейда в торговый центр, владельцем которого являлся Луис Карлос Молина – коммерсант, дававший Эскобару миллионы долларов. Именно он по приказу Эскобара в 1986 году организовал убийство Гильермо Кано Исасы, редактора издания «Эль-Эспектадор». Во время рейда в главном офисе мы конфисковали около полумиллиона долларов наличными. Молины не было на месте, и конфискацией занимался сопровождавший нас представитель генпрокуратуры. Позже люди Эскобара убили информатора. В последние несколько месяцев охоты на Эскобара на базе Карлоса Ольгина кипела работа. В дополнение к Дону Берна объявился еще один информатор – рыжий бородач, которого все называли Чаплин. Позже мы выяснили, что он был подсадной уткой картеля Кали и следил за работой НПК. На базу вернулся полковник НПК, которого только что освободили из пятилетнего плена в джунглях на базе FARC. Он переехал на базу вместе с семьей. Полковник пережил немало психического и физического унижения и выглядел потерянно. Он не входил в Особый поисковый отряд, но ему позволили остаться, потому что ему больше некуда было пойти. Его имени я не знал, но для всех он стал очередным напоминанием о жертвах войн, разрывающих страну на части. Одним из приятных воспоминаний о том времени я бы назвал сотрудничество с майором Хесусом Гомесом Падильей, вторым лицом на базе, ответственным за отряд. Это один из недооцененных героев поиска. Он не очень хорошо говорил по-английски, но всегда заботился о нас со Стивом. Гомес прошел обучение в Вооруженных силах США и был специалистом по полевым операциям, особенно в джунглях вокруг Медельина. Мы не раз сопровождали его на вылазках в джунглях и в горах. Как-то раз он вел операцию на ранчо Эскобара, которую мы организовали по наводке одной из его родственниц. Женщина позвонила на горячую линию и сказала, что Эскобар прячется на том ранчо. Мы выехали немедленно, но всё равно опоздали. Нас подвело то, что у женщины не было телефона и для звонка на горячую линию ей пришлось сначала добраться до ближайшего магазина, так что на подготовку операции у нас ушло несколько часов. Во время обыска ранчо мы обнаружили несколько плакатов и фотографий Эскобара в образе мексиканского революционера Панчо Вильи – в гангстерском костюме старых времен. В другой раз нам позвонила девушка, которая соглашалась разговаривать только с гринго, поэтому меня позвали к телефону. Она сказала, что один из sicarios Эскобара встречается с ее подругой и этим вечером пойдет с ней на дискотеку в Медельине. Я понял, что надо действовать немедленно, но поздним вечером субботы на базе практически никого не осталось, поэтому я связался с одним из капитанов по прозвищу Galletas (Печенье). Он тут же собрал спецгруппу ЦУСПР, и мы отправились на дискотеку для встречи с информатором. Девушка сказала, что на ней будет красное платье, и пообещала ждать у бара деревенской танцплощадки, куда ходили рабочие, чтобы потанцевать под сальсу и меренге. На дискотеке было темно и шумно. Около восьмидесяти человек толпились на присыпанной опилками танцплощадке, а остальные стояли у грубо сколоченной барной стойки с бутылками пива и хлестали агуардьенте. Информатора я заметил сразу: длинноволосая брюнетка на каблуках, в коротком красном платье в обтяжку. Чтобы не выделяться из толпы, я надел на встречу обычные синие джинсы и рубашку поло, но едва я направился к бару, как прелестная барышня меня узнала и пошла навстречу, чтобы втянуть меня в танец. Прикрывающие меня колумбийцы остались у двери. По телефону девушка сказала, что не хочет обращаться к местным полицейским, потому что не доверяет им. О причинах я не спрашивал, но сопровождающих меня двух сотрудников НПК попросил держаться подальше. На танцплощадке было полно потных парочек, а музыка била по ушам в такт сердцебиению. Девушка наклонилась к моему уху, но я едва ее слышал. Когда мы приблизились к одной из парочек, она глазами указала на щуплого темнокожего подростка небольшого роста, который танцевал с молоденькой девушкой. Он настолько тесно прижимался к партнерше, что даже не заметил, как я подобрался. Я достал пистолет, приставил к его боку и сообщил, что арестую его. Парень попытался вырваться и сбежать – возникла короткая потасовка. Кто-то заметил у меня в руках оружие, и танцующие застыли. Раздались крики, люди ломанулись прочь из бара, но я продолжал держать подростка на прицеле, вцепившись ему в плечо. Музыка смолкла. Полицейские пресекли попытку к бегству, продравшись сквозь испуганную толпу. Они схватили паренька и протащили через бар, сбивая бутылки с пивом и стаканы с агуардьенте, а затем бросили его на заднее сиденье поджидавшего полицейского автомобиля. Несмотря на панику, никто не пострадал. Как только мы вышли из клуба с преступником, сальса зазвучала снова и парочки потянулись обратно на площадку. Они продолжили танцевать, будто ничего не случилось. Допрос мы провели на базе в присутствии Хуана, представлявшего ведомство де Грейффа. Задав все вопросы подозреваемому, он передал его мне. Бóльшую часть времени Хуан сохранял серьезность, но повеселиться он тоже любил и для всех, кто жил на базе, стал прекрасным другом и соратником. Высокий, хорошо сложенный и совершенно бесстрашный, он пользовался уважением НПК. Именно он подружился с Хуаном Пабло и раздобыл частоту, на которой выходил в эфир Эскобар. Он полностью доверял нам и предоставлял всю информацию, полученную в результате рейдов НПК по Медельину. Мы со Стивом постоянно приглашали его на кофе с бургером и ночевали с ним в одной казарме. Допрос малолетнего преступника тоже вел Хуан. Sicario оказалось всего семнадцать, но он прошел все войны наркомафии в Медельине. Он весьма самоуверенно сообщил нам, что убил уже десятерых полицейских. Тем же тоном, который неимоверно меня раздражал, он сказал, что настолько любит Пабло Эскобара, что готов за него хоть убить, хоть умереть. За каждого убитого копа он получил по сотне баксов и бóльшую часть денег отдал матери. Парень считал, что Эскобар открыл перед ним, выросшим в трущобах, дорогу в новую жизнь и дал работу, позволившую вытащить мать из нищеты. Теперь у нее был новый холодильник, еда и крыша над головой – и это всё, что его волновало. На оставшиеся деньги подросток купил новые кроссовки, синие джинсы и пиво. Он знал, что головорезы Эскобара редко доживают до двадцати двух и что его жизнь в любой момент может оборвать пуля полицейского или нападение мстителей. Помимо богатых участников картеля, «Лос-Пепес» вместе с коррумпированными членами департамента полиции нападали на молодчиков Эскобара. Группы по защите прав человека зафиксировали несколько массовых убийств молодых людей в бедных comunas, окружающих город. Подросток понимал, что никогда не вырвется из нищего района, в котором провел всю свою жизнь, но для него это не имело значения. Он повторял, что готов умереть за Эскобара, и явно считал его святым. После этих слов я понял, почему мы до сих пор не поймали Пабло и почему он постоянно ускользал в предыдущие годы. Извращенный кодекс чести и преданность подручных позволяли Эскобару прятаться на виду, прикрываясь людьми, готовыми пожертвовать ради него жизнью. После ареста sicario информатор перезвонила, и я договорился о выплате ей от лица УБН пяти тысяч долларов. Какая судьба постигла арестованного дерзкого подростка, я не знаю. Зато его имя я запомнил навсегда: Анхелито – «маленький ангел». СТИВ Когда я работал в Медельине, я старался раз в сутки звонить Конни. Если не дозванивался, передавал сообщения через Хавьера, которому я рано утром звонил в посольство и рассказывал последние новости Медельина. Если у меня было время, а у Конни был рабочий день в посольстве, Хавьер приглашал ее, чтобы мы немного поговорили. Гораздо чаще не хватало времени и на это, потому что надо было ехать на очередную операцию или устанавливать слежку. В такие дни Хавьер обязательно связывался с Конни и предупреждал, что со мной всё хорошо и я выйду на связь позже. Я понимал, что Конни просто нужно знать, что со мной всё в порядке, чтобы заниматься своими делами. Конни уже привыкла к моему вечному отсутствию дома. Это началось еще в Майами, когда я работал сверхурочно. В Южной Флориде меня не бывало дома по нескольку дней: я выслеживал подозреваемых, осуществлял контролируемые поставки и ездил в международные командировки. Однако после побега Эскобара, когда мы с Хавьером стали по очереди дежурить на базе в Медельине, я вообще перестал появляться дома. Слабый испанский и угроза терактов не мешали Конни жить в Боготе. Она спокойно пользовалась своими скромными знаниями языка, дополняя их жестами и улыбкой. Наверное, именно умение смеяться над собой располагало к ней колумбийцев. Выходные и отгулы Конни проводила с друзьями, среди которых были и американцы, и колумбийцы. Ей также нравилось читать, ходить по магазинам, гулять на свежем воздухе и заниматься спортом. Инструкции Госдепартамента требовали быть постоянно настороже, но в Боготе Конни старалась вести такой же образ жизни, как в США. За восемнадцать месяцев охоты за Эскобаром она не раз оставалась одна, но почти не жаловалась. Она понимала, что у нас с Хавьером такая работа и что это задание в приоритете для посольства и Колумбии, и всеми силами поддерживала меня. Конечно, были определенные неудобства: на работу и обратно Конни приходилось добираться на бронированном посольском фургоне, поездка на котором в час пик отнимала больше часа, а еще носить с собой рацию, настроенную на частоту морских пехотинцев, чтобы обратиться за помощью в случае опасности. Конни всегда была очень здравомыслящей и быстро привыкла следить за тем, что происходит вокруг. Отправляясь в Боготу одна, она обращала внимание на действия окружающих, могла проверить наличие слежки или заметить направленное на нее необычное внимание. Чтобы занять время и справиться с беспокойством, на работе Конни взяла на себя несколько задач. Поскольку в Колумбии она не могла работать медсестрой, Конни стала заботиться об американских экспатах, работающих в посольстве. В те времена в Колумбии было настолько небезопасно, что женам посольских работников не разрешали работать нигде, кроме посольства, поэтому вместе с еще одной женой агента УБН, Мэри Лу Райнхарт, Конни устроилась специалистом по связям с общественностью (ССО). Основной обязанностью ССО была подготовка комплекта полезных материалов для американцев, прибывших на работу в посольство, и помощь в их размещении в Боготе. ССО также проводили массу общественных мероприятий, в том числе для сотрудников посольства, ежегодно помогали Армии спасения[45] устраивать рождественские елки для детей из бедных колумбийских семей, в качестве волонтеров католической церкви заботились о бездомных Боготы. ССО регулярно нагружали и другой работой. Помимо этого, в обязанности ССО входило ведение графика посещения теннисного корта в резиденции посла. Казалось бы, что тут особенного? Однако по понедельникам сотрудники посольства выстраивались в очередь у кабинета ССО прямо с утра – так им хотелось записаться на игру. Тофту, который превосходно играл в теннис, Конни всегда предлагала самое удобное время. После побега Эскобара Конни также успела поработать в УБН делопроизводителем. Когда я оставался в Боготе, это давало нам возможность увидеться днем. Работать мы друг другу не мешали. Конни обедала со своими друзьями, а я со своими, хотя чаще всего из-за большой загрузки я ел прямо за работой или в столовой посольства. Когда Конни перевелась в американское почтовое отделение в посольстве, наша жизнь кардинально переменилась. В ее обязанности входило сопровождение американской почты в международный аэропорт для контроля погрузки на самолет и сортировка писем и посылок из США. Как-то раз ей на глаза попался журнал «Тайм», на обложке которого упоминалась история о международном усыновлении. Еженедельник сообщал, что больше всего детей американцы усыновляли из Колумбии. Статья очень заинтересовала Конни, и она сразу связалась с государственной организацией, которая занималась усыновлением в Боготе. Конни даже свела знакомство с сотрудницей Колумбийского института семейного благополучия – федерального агентства страны по надзору за усыновлением. Нас сразу же поставили в очередь на усыновление ребенка! Благодаря помощи новой подруги Конни – назовем ее Алисса (имя изменено) – многие бюрократические препоны внезапно оказались преодолимы, если и вовсе не исчезли. Мы прошли стандартную процедуру, и после проверки жилищно-бытовых условий институт семейного благополучия в рекордные сроки утвердил нас в качестве приемных родителей. Сыграл свою роль и дипломатический статус. Когда Алисса сообщила, что присмотрела для нас ребенка, мы поспешили к ней. Алисса предупредила, что не может нам показать документы ребенка, лежащие у нее на столе, но, когда она вышла из кабинета и отправилась на встречу, мы с Конни отстали и заглянули в дело одним глазком. Увидев на фото малышку в одеяльце, я сразу прикипел к ней душой. Ее звали Моника. Мы с Конни постоянно повторяли ее имя, мечтая подарить этой чудесной малышке всю нерастраченную любовь, пережить с ней все самые важные моменты, начиная от прорезывания первого зуба и первого дня в детском саду до выпускного бала! Нам обоим так не терпелось, что мы почти не спали по ночам, пока нам не назначили день, в который мы наконец заберем крошечный сверток со своей будущей дочерью. На следующий день водитель УБН вез нас в Сипакиру, маленький городок к северу от Боготы. Мы ехали по крутой узкой дороге в Колумбийский институт семейного благополучия, который был не то чтобы приютом – скорее, центром для приемных семей. Чистенькое здание из белого бетона с красной черепичной крышей стояло на небольшом уклоне у подножия холма. Держась за руки, мы с Конни пересекли залитую солнцем площадку и подошли к стойке регистрации. Несмотря на теплый октябрьский денек в просторных комнатах центра с красным плиточным полом и простой деревянной мебелью было довольно зябко. Алисса встречала нас уже на месте; секретарь на стойке регистрации и другие сотрудники тепло приветствовали ее. Она провела нас через холл в большую комнату, где мы дожидались прихода патронатной матери с младенцем. Патронатной матерью оказалась привлекательная, хорошо одетая женщина за сорок. Она принесла Монику и дала сотрудникам центра подробные инструкции по кормлению. Мы с Конни заметили, что ей не хотелось расставаться с малышкой, о которой она заботилась на протяжении последних нескольких месяцев. Наконец патронатная мать передала Монику Алиссе и в слезах покинула комнату. У Моники были большие черные глаза, чудесная оливковая кожа, и на голове уже появился темно-коричневый пушок. Это была красивая и здоровая малышка. Она уставилась на нас непонимающе, но нас предупредили, что она не сразу улыбается незнакомцам. Разлука с патронатной матерью могла ее расстроить, поэтому мы не ждали спокойной реакции. Но девочка выглядела довольной жизнью, позволила нам взять ее на руки и не куксилась на сквозняке. Моника быстро к нам привыкла. Когда мы покидали Сипакиру, она улыбнулась нам – и мы растаяли. Теперь мы официально были ее приемными родителями, хотя до оформления всех документов требовалось еще несколько недель. По дороге в посольство подгузник протек, но мы с Конни сразу понесли малышку знакомиться с обитателями отделения УБН, ее новой американской семьей! Во время поисков Эскобара в Боготе запрещено было проживать с детьми, и сотрудников, у которых появлялись дети, через полгода переводили в другие места. Поиски были в самом разгаре, и я написал в УБН заявление с просьбой не отсылать меня. Так Моника стала единственным ребенком на базе, которого баловали решительно все, даже закоренелый холостяк Хавьер. С приходом в нашу жизнь Моники Конни ушла с работы, но ее нагрузка, как это всегда бывает с маленькими детьми, только возросла. Пока мы занимались малышкой, Пабло Эскобар всё больше волновался о своей семье. В конце ноября 1993 года семья решила выбраться во Франкфурт, где у них имелась кое-какая собственность. За день до рейса мы через де Грейффа узнали, что жена Эскобара, его девятилетняя дочь, сын Хуан Пабло и его двадцатиоднолетняя девушка вылетят во Франкфурт авиакомпанией «Люфтганза». Рейс был коммерческий, время поджимало, и мы тут же составили план, как быстро достучаться до высших чиновников американского и германского правительства. Пока мы знакомились с полетным листом, пассажиры прошли регистрацию в первый класс, и мы в срочном порядке отправили в самолет агента, Кена Маджи, снабдив его суперсовременными шпионскими камерами. Одна крошечная 35-миллиметровая камера пряталась в небольшой сумке для фотоаппарата. Объектив выглядывал из маленького отверстия в сумке. Кнопка включения располагалась на ручке, так что достаточно было повернуться в сторону интересующего предмета, нажать на кнопку – и фотография готова, даже камеру доставать не надо. Нам было важно установить, с кем семья путешествует и будет разговаривать в пути. От НПК по приказу генерала Варгаса рейс сопровождал полковник Леонардо Гальего. Мы уже знали его как очень сообразительного, надежного и квалифицированного сотрудника. Об операции также известили отделение УБН во Франкфурте, правительство Колумбии, штаб-квартиру УБН в Вашингтоне и в посольстве Боготы. Наша позиция была предельно ясна: ни при каких обстоятельствах семья Эскобара не должна получить убежище в Германии – она должна вернуться в Колумбию в кратчайшие сроки. О том, что на борту находились агент УБН и сотрудник НПК, семья так и не узнала. За несколько часов до вылета я взял свою камеру, и мы с Хавьером поспешили в международный аэропорт Эль-Дорадо. В первую очередь нам нужны были доказательства, что пассажиры в полетном листе действительно родственники Эскобара. Кроме того, существовал мизерный шанс, что Эскобар лично явится проводить родных. Мы понимали, что это маловероятно, но упустить такой шанс было бы кощунством. В аэропорту царил хаос. Кто-то слил информацию колумбийской прессе, и толпы людей фотографировали всё вокруг, так что я даже не выделялся из толпы, когда тоже начал снимать на свой маленький 35-миллиметровый «Пентакс», который всегда носил в кармане. Мы с Хавьером всё же надеялись выяснить, кто полетит с семьей, и стали наблюдать. Семья явилась в сопровождении нескольких вооруженных охранников де Грейффа. Охранники были в штатском и имели при себе дубинки и автоматы, которыми отбивались от назойливых фотографов. Они остались охранять семью до вылета. Для семьи выделили отдельный зал в международной секции аэропорта, чтобы она дождалась своего рейса, не пересекаясь с другими пассажирами. С одной стороны, это было разумно с точки зрения безопасности, поскольку за родными Эскобара охотились «Лос-Пепес». С другой – остальные колумбийцы не могли рассчитывать на столь привилегированное отношение, и я думаю, что таким образом генпрокуратура хотела показать Эскобару свою полезность. Пожалуй, со стороны де Грейффа это было даже наивно. Я никогда не верил, что Эскобар действительно хотел сдаться повторно, как думал де Грейфф. Скорее, он просто хотел вывезти семью в безопасное место, чтобы затем продолжить подрывы и убийства с еще большим размахом. Также напрашивался вывод, что, уговаривая Эскобара сдаться во второй раз, де Грейфф хотел загрести себе всю славу и повысить свои шансы во время выборов президента в Колумбии. Он преследовал только личные политические интересы. Проводив самолет, мы с Хавьером вернулись в посольство и приступили к работе. Тофт встретился с послом Басби, который понимал всю серьезность ситуации. Если семье позволят остаться в Германии, в которой довольно либеральные условия предоставления убежища, мы потеряем важное преимущество для привлечения Эскобара к ответственности. С каждым разом мы подбирались всё ближе к нему, а он допускал всё больше ошибок, выходя на связь с сыном и тем самым позволяя нам с растущей точностью определять адреса его убежищ в Колумбии. Пока самолет был в воздухе, посол времени не терял. Как сказал нам Тофт, он хотел как следует надавить на правительство Германии, вынудив вернуть семью на родину, и обратился напрямую в Вашингтон, а именно к госсекретарю США Уоррену Кристоферу и даже президенту Биллу Клинтону, чтобы они донесли нашу позицию до канцлера Германии Гельмута Коля. Ситуация сложилась довольно щекотливая и к тому же разыгрывалась под пристальным вниманием международной прессы. Правительство Колумбии со своей стороны тоже поддерживало позицию США и старалось донести это до правительства Германии. Когда самолет приземлился во Франкфурте, Тофт сказал нам, что переговоры еще в разгаре. Самолет вырулил на специальную секцию взлетно-посадочной полосы, семью Эскобара перевезли на отдельном автобусе и в ожидании решения поместили на «карантин» в изолированное помещение в аэропорту Франкфурта. Позднее полковник Гальего рассказал, что немцы понятия не имели, что делать, и очень нервничали. Многие чиновники предлагали оставить семью, другие хотели отправить ее обратно. В какой-то момент было решено оставить семью на сутки в Германии, пока идут переговоры между президентом Колумбии, канцлером Германии и правительством США. Наш агент Маджи, сопровождавший рейс, подтвердил эту информацию и сообщил, что за ситуацией в аэропорту наблюдают агенты УБН из Франкфурта и их немецкие коллеги. Переговоры шли тяжело. По словам Маджи, правительство Германии никак не могло принять решение и склонялось к тому, что семье Эскобара нужно предоставить убежище. Позже мы узнали, что представители трех стран ожесточенно спорили до самой последней минуты. Семья Эскобара подала заявление на проживание в течение трех месяцев и собиралась просить убежища, когда немцы наконец решили, что отправляют их обратно в Колумбию. «Все они подали заявление на проживание в Германии по туристической визе в течение трех месяцев, – сообщалось в заявлении полиции Германии. – По результатам опроса пограничной службой Министерство внутренних дел Германии приняло решение о выдворении их из страны». Следующим же рейсом семейство вернулось в Боготу, где Маджи прикрыл их двумя рядами агентов в сопровождении четырех сотрудников немецкой иммиграционной службы. Маджи успел сфотографировать загранпаспорта семьи, а во время проверки их мест (после того как семья покинула самолет) обнаружил несколько конвертов с наличными на общую сумму восемьдесят тысяч долларов. Позднее мы узнали, что жена Эскобара, Мария Виктория, помимо наличных, всегда имела при себе большое количество золота и ювелирных украшений. Также Маджи нашел скомканное письмо на английском языке, в котором были такие строки: «Во Франкфурте у нас есть друг. Он обещал присмотреть за нами и оказать помощь. Скажите ему позвонить Густаво де Грейффу». Кому бы ни предназначалось письмо, адресат его не получил, поскольку во Франкфурте семья находилась под постоянным наблюдением и не могла никому его передать.