Вместе с Мартинесом я вошел в трехэтажное здание и увидел несколько знакомых сотрудников ЦУСПР в штатском. Они были в приподнятом настроении и тут же сообщили мне о смерти Эскобара. Все вокруг пожимали друг другу руки и приветственно похлопывали по спине. Я узнал, что, когда лейтенант Мартинес при помощи оборудования для радиопеленгации вычислил местонахождение Эскобара, сотрудники ЦУСПР быстро распределились у парадного и черного входа. Опасаясь, что Эскобар подготовил тайные пути отхода или вызвал на помощь своих молодчиков, они решили штурмовать дом, пока он не ушел. Они подорвали входную дверь и вломились внутрь. Лейтенант Мартинес успел заметить Эскобара в окне второго этажа, но полицейские решили не полагаться на удачу. Они обыскали весь первый этаж. Поднявшись на второй этаж, они ожидаемо натолкнулись на Эскобара, который принялся палить, и начали отстреливаться. Преследуемый полицейскими, Эскобар рванул к окну на третьем этаже, которое вело на терракотовую крышу соседнего дома. Телохранитель Эскобара выскочил на крышу и принялся отстреливаться, прикрывая бегство. Полиция потребовала сложить оружие. Телохранитель не сдался, и его пристрелили. Его звали Альваро де Хесус Агудело, или Эль-Лимон (Лимон). Мертвое тело упало на лужайку у дома с высоты трех метров. Надеясь сбежать, Эскобар босиком выбрался через то же окно на крышу. Он старался держаться у стены соседнего дома, справа от окна. Стена частично закрывала его от полицейских на земле, но не защищала от преследователей. Наркобарон прихватил с собой два пистолета и отстреливался, уходя от погони по крыше. Полицейские с земли и те, кто его преследовал, вели ответный огонь и несколько раз ранили преступника. Эскобар упал, раскинувшись на крыше, и его белое пузо выскользнуло из тесной темно-синей тенниски. Выстрелы, оборвавшие жизнь крупнейшего в мире наркотеррориста, прогремели так быстро, что никто не поверил в смерть Эскобара. Но он был мертв. После нескольких лет бесплодных поисков самого жестокого наркобарона Национальная полиция Колумбии все-таки добилась своего. Полицейские праздновали победу, и я праздновал вместе с ними. В перестрелке с Эскобаром и его единственным телохранителем не пострадал ни один полицейский. Один из сотрудников ЦУСПР прошел на волосок от смерти: выглянув из-за угла на втором этаже, чтобы подняться по лестнице за Эскобаром, он споткнулся и упал. В этот самый момент в него выстрелил Эскобар. Падение спасло полицейскому жизнь. Мы с полковником Мартинесом и другими сотрудниками НПК подошли к окну на третьем этаже, откуда Эскобар с телохранителем выпрыгнули на крышу соседнего двухэтажного дома. На крыше вокруг тела Эскобара собрались почти все сотрудники ЦУСПР, некоторые так и не выпустили автоматы из рук. Я посмотрел на тело самого разыскиваемого в мире преступника и понял, что он совсем не похож на портрет коренастого ухмыляющегося злодея с усами, который печатали на плакатах. В бегах Эскобар здорово раздобрел. Борода его торчала клочьями. Забрызганные кровью новые синие джинсы были явно ему велики и аккуратно подвернуты на лодыжках. На стопах виднелись царапины и грязь: он бежал босиком через весь дом и по обломкам грязной черепицы на крыше. Увидев меня, полицейские закричали, что наконец поймали Эскобара. Я помахал и сделал несколько фотографий. Затем я спустился вместе с полковником Мартинесом и другими сотрудниками вниз, мы обошли дом сзади. Тело последнего sicario, Эль-Лимона, лежало на траве под домом. Я сделал еще несколько снимков для последующего расследования и заключения экспертов. Мы снова поднялись на крышу, к телу Эскобара. Я сфотографировал тело с разных ракурсов, наплечную кобуру на два пистолета и сами пистолеты, которыми Эскобар отстреливался от полиции. Я также сфотографировал столпившихся у тела сотрудников ЦУСПР. Многие полицейские, включая нескольких патрульных, просили меня запечатлеть их рядом с телом. Сотрудники ЦУСПР хотели сфотографироваться со мной на фоне тела, что мы и сделали. Снимок, где я сижу на корточках у тела Эскобара и держу его за рукав тенниски, стал довольно известным, но в Вашингтоне и Боготе мне за него попало: всё выглядело так, будто это американцы убили Эскобара, хотя на самом деле это целиком и полностью заслуга полиции Колумбии. В тот момент я не думал о возможных международных конфликтах. Я поддался всеобщей эйфории. Столько лет террора, сотни убитых копов, похищений и взрывов, унесших жизни невинных людей, – и вот: Пабло Эскобар мертв. Действительно мертв! Не буду кривить душой, я и правда был в восторге. Я фотографировал тело, не забывая подмечать детали. Всего я увидел три ранения: одно в ногу сзади, одно в ягодицы и одно в правое ухо. Было очевидно, что он погиб от выстрела в ухо. Молодым копом меня брали на расследования убийств и суицидов, так что я имел дело и с тем и с другим. Осмотрев отверстие в ухе Эскобара, я не обнаружил на коже вокруг никаких ожогов и пороха, которые бы указывали на самоубийство при помощи огнестрельного оружия или выстрел с очень близкого расстояния. Это совершенно точно был не суицид. Установить причину смерти нужно было обязательно, потому что через несколько лет сын Эскобара, Хуан Пабло, пытался исказить факты и заявил, что его отец совершил на крыше самоубийство. Ему казалось, что таким образом он представит своего отца храбрецом. Однако о суициде не было и речи. Наплечная кобура на два пистолета – и эти самые два девятимиллиметровых пистолета лежали рядом с телом Эскобара. Затвор одного из них был зафиксирован в заднем положении, а значит, патронов в нем уже не было. Свидетельства перестрелки наличествовали как в доме, так и на крыше. После внимательного осмотра места преступления и оценки доказательств у меня не было оснований не верить колумбийской полиции и их версии произошедшего. В конце концов, на протяжении последних полутора лет мы с Хавьером доверяли этим людям свою жизнь, и они ни разу не дали нам повода усомниться в своих словах. С крыши отлично просматривалась растущая толпа зевак на дорожке у дома. Люди тоже хотели убедиться в смерти Эскобара. Прибыли взволнованная мать и сестра наркобарона. Они спорили с полицией. Затем сестра обошла дом, увидела тело убитого телохранителя Эскобара и принялась кричать, что полицейские убили постороннего, это не ее брат. Ее угомонили и сказали, что тело брата лежит на крыше. Прибыли колумбийские военные и сразу оцепили периметр, чтобы люди не мешали расследованию. К месту подтянулись местные СМИ и судмедэксперты. Я поговорил с подполковником Норберто Пелаэсом, одним из командующих, и мы сошлись во мнении, что мне лучше не показываться на глаза СМИ. Я не собирался отбирать заслуженные лавры у Национальной полиции Колумбии, и находящиеся на месте американцы не хотели создавать впечатления, что они как-то причастны к последней операции. Я спустился с крыши в дом, сфотографировал каждую комнату и обстановку. В гараже обнаружилось желтое такси, то есть, как мы и думали, Эскобар свободно перемещался по Медельину, когда общался с сыном по мобильному телефону. Во время последнего разговора с отцом Хуан Пабло задавал ему вопросы для интервью одному колумбийскому информагентству. К вечеру я истратил четыре катушки пленки и был готов вернуться на базу. Пелаэс поехал со мной и выделил несколько офицеров для охраны. Я был благодарен, что они переживают за мою безопасность и настаивают на охране. Дневное воодушевление всё не отпускало. На базе я передал всё, что узнал, другим американцам. Затем позвонил Конни, чтобы ее успокоить, и рассказал подробности Тофту. Я заверил его, что Пабло Эскобар мертвее мертвого. Поздно вечером Эрмильда, мать Эскобара, и две его сестры опознавали тело в городском морге – том самом, где за последние шестнадцать месяцев побывали тела четырехсот с лишним полицейских, убитых наемниками Эскобара за время второй охоты. «Убийцы!» – заклеймила отчаявшаяся Эрмильда охраняющих морг полицейских. Тофт поздравил всех с победой и сообщил о том, что меня переведут обратно в Боготу. С возвращением на базу полицейских охрана была усилена. Мы готовились к возможной мести наркомафии. Вероятность нападения на базу этой ночью была велика. Охрану периметра усилили, все держали оружие при себе. Однако это был один из самых спокойных вечеров в Медельине за всю мою службу. В результате объединенных усилий колумбийской полиции и правительства, а также жестоких нападений «Лос-Пепес» почти все члены наркокартеля Эскобара были убиты или сидели за решеткой, поэтому нападать на нас было некому. Но той ночью я всё равно не спал. Дневные события всех настолько взбудоражили, что даже огромное облегчение от окончания этой войны не давало спокойно спать, мы не верили своему счастью. Нам правда удалось? Неужели всё закончилось? Казалось, что это сон. Гавирия в Боготе лично объявил прекрасную новость по Национальному телевидению, а президент Клинтон позвонил из Вашингтона колумбийскому президенту со словами: «Сотни колумбийцев – самоотверженных полицейских и невинных жителей – погибли в результате терактов Эскобара. Теперь вы почтили память всех этих жертв». После того как все вернулись на базу, ко мне подошел Пелаэс и сообщил, что в тот день ни у кого из сотрудников, выехавших на место, не работали камеры и сделанные мною фотографии оказались единственными, на которых запечатлено место преступления сразу после перестрелки. Пелаэс всегда вызывал у меня уважение: невероятно умный, приятный в общении, к тому же отлично говорил по-английски. Он окончил Национальную академию ФБР, где проходил международную программу для руководителей высшего звена; подчиненные его обожали. Брюнет с темными глазами, изящного телосложения, ростом около ста восьмидесяти сантиметров, в отличной физической форме, Пелаэс входил в группу командования и ближний круг полковника Мартинеса. Когда я жил на базе, мы с ним часто гуляли вокруг комплекса и иногда покупали в соседнем районе по пиву с бургером. Мы рассказывали друг другу о семье, родном городе и даже вместе ходили за мороженым. Он знал, как мы познакомились с Конни, как нам не терпелось удочерить Монику и как мы считали дни до поездки домой, чтобы познакомить дочку с новой семьей. Кому-то это покажется сентиментальным, но эти прогулки за мороженым дарили мне ощущение спокойствия и позволяли хоть ненадолго забыть о напряжении и режиме повышенной бдительности, которые сопровождали нашу ежедневную жизнь на базе. Я доверял Пелаэсу, поэтому без колебаний отдал ему пленку. Я наснимал четыре катушки 35-миллиметровой пленки, и Пелаэс передал ее майору для проявки. Майор обещал вернуть мне негативы и сделать копии фотографий по моему выбору. Тем же вечером я узнал, что пленку проявили, но майор отказался вернуть мне негативы или напечатать снимки. Я обратился к Пелаэсу, и мне вернули негативы и фотографии, но не все! Несколько негативов майор явно изъял, больше я их не видел. На большинстве из них были изображены сотрудники ЦУСПР, столпившиеся на крыше у тела Эскобара; эти фотографии я делал из окна третьего этажа. На следующее утро мне позвонили из посольства и дали указание дождаться Хавьера на базе, чтобы тем же вечером вдвоем вернуться в Боготу. Я договорился насчет полицейского вертолета, который встретит Хавьера в аэропорту Медельина и доставит на базу. Собрав вещи, я попрощался с другими американцами и своими друзьями-полицейскими. Вернувшегося Хавьера встретили еще более радостно, ведь он участвовал в поисках Эскобара с 1988 года. Я очень сожалел, что он пропустил убийство Эскобара. Было бы здорово, если бы Хавьер мог отпраздновать окончание расследования вместе со всеми. С другой стороны, в Медельин Хавьер никогда не брал с собой камеру, так что, если бы он поехал вместо меня, никто бы не заснял историческое событие. В Медельин со всех концов света стекались репортеры, чтобы осветить смерть самого разыскиваемого в мире преступника и его шумные похороны на следующий день. Тысячи почитателей наркобарона из трущоб Медельина столпились в маленькой часовне, где его семья организовала прощание с открытым гробом. Пришедшие старались прорваться к серебряному гробу и прикоснуться к телу Эскобара, пока гроб заносили в церковь под проливным дождем. С криками «Viva Pablo!»[49] они хватались за гроб еще до начала религиозного обряда. Толпа настолько вышла из-под контроля, что семье Эскобара пришлось из соображений безопасности ждать похорон на вершине холма на кладбище «Сады Монтесакро». Впрочем, это нас уже не интересовало. Всё было неважно, мы просто радовались, что Эскобар наконец убит. Когда прибыл Хавьер, мы снова осмотрели дом в Лос-Оливос и вывернули наизнанку бумажник Эскобара в поисках имен, номеров и других вещей, которые могли бы привести к оставшимся членам Медельинского картеля. Но мы больше ничего не нашли. От своего начальства в посольстве я узнал об инциденте, произошедшем накануне вечером, в день убийства Эскобара; мне и Конни, оказывается, угрожала опасность. Мой непосредственный начальник с женой жили на одной с нами улице, но через двадцать семь кварталов к югу. Тем вечером жена моего начальника выгуливала собаку на тротуаре у своего дома. Она заметила машину с четырьмя мужчинами внутри, которая ездила взад-вперед по улице явно в поисках адреса. В конце концов машина притормозила, и ее спросили, не знает ли она, где живет сеньор Мёрфи. Жен всех сотрудников инструктировали по поводу поведения в потенциально опасных ситуациях. Женщина сказала, что не знает сеньора Мёрфи, и быстро вернулась в дом под защиту вооруженной охраны. Больше мы о той четверке ничего не слышали, как и не узнали, что им было от меня нужно. УБН и посольство серьезно отнеслись к данной информации и приставили к дому наряд из трех охранников. Группу разместили на проходной в наш комплекс, состоящий из трех домов. После возвращения домой в Боготу я каждый день ходил на службу в посольство, а Конни оставалась дома с Моникой. Мы находили некоторую иронию в том, что сотрудники, приставленные охранять меня и Конни, даже не знали, как мы выглядим. Конни каждый день брала Монику на прогулку в коляске, они проходили прямо мимо поста охраны, но их никто не знал! Тем вечером нас с Хавьером доставили в медельинский аэропорт на боевом вертолете Национальной полиции Колумбии. В аэропорту Рионегро мы сели на самолет до Боготы и, добравшись до международного аэропорта Эль-Дорадо, взяли такси до посольства, где нас уже с нетерпением ждали другие сотрудники УБН, желающие посмотреть мои фотографии с места убийства Эскобара. Конечно, все хотели нас поздравить. Мы с Хавьером понимали, что эта победа – результат общих усилий. Мы прибыли в город в час пик в пятницу, да еще в дождь. Водитель такси умело объезжал пробки. Я уже и забыл, когда последний раз ездил на такси. Все поездки в аэропорт и обратно мы всегда совершали в бронированном автомобиле УБН под охраной военных. В этот раз нас никто не встречал, так как прибыли мы довольно поздно. Мы ехали в колумбийском такси в синих джинсах, теннисках и кроссовках, и от этого веяло такой свободой, будто жизнь в стране, на много лет превратившейся в поле боя, и правда возвращается в нормальное русло. В посольство мы добрались ко времени, когда американцы обычно садятся ужинать, затем вошли через главный вход и поднялись на лифте на третий этаж, воспользовавшись в лифтовом холле картами доступа для входа в отделение УБН. Рабочий день уже закончился, и меня удивило, что столько людей всё еще в здании. Все громко и радостно переговаривались, хотя обычно в пятницу вечером в посольстве никого нет: все спешат поскорее начать выходные. На входе в кабинет нас с Хавьером встретили растяжки и воздушные шарики, и мы наконец поняли, что происходит. Заглавные буквы на растяжке в кабинете гласили: «УРА! ПЭГ МЕРТВ!» Нас встретили аплодисментами. Коллеги подходили по одному и поздравляли, обнимая и пожимая руки. Даже Конни пришла в этот пятничный вечер, оставив Монику с Розой, нашей проверенной няней. Позже я узнал, что Конни и организовала этот праздник в честь победы над Эскобаром. Когда я добрался до жены через вереницу коллег, она обняла меня и несколько раз порывисто поцеловала. Конни была очень рада, что всё осталось позади. Наша авантюрная поездка в Колумбию наконец принесла свои плоды. Это было отличное, но довольно тяжелое приключение. А теперь оно закончилось, и вскоре мы отправимся домой вместе с нашей дочкой. Мы с Хавьером протиснулись к своим рабочим столам, бросили сумки и хотели уже присоединиться к всеобщему веселью, но нам не дали: всё больше людей подходили с вопросами, поздравляли и предлагали холодного пива. Конни с коллегами привезли несколько ящиков пива и коробки с пиццей. Потом я достал фотографии с места преступления в Медельине, и все столпились вокруг нас с Хавьером. Следующие несколько часов мы пересказывали, как сотрудники НПК нашли и убили Эскобара. Все просили сделать копии фотографий, потому что вдруг поняли, что они тоже в этом участвовали: каждый из присутствующих так или иначе помог положить конец эпохе Эскобара, самого разыскиваемого в стране преступника. Думаю, что все служащие УБН и других агентств, с которыми мы сотрудничали, после смерти Эскобара ощутили огромное облегчение. В конечном итоге Эскобар получил по заслугам благодаря усилиям каждого из нас. Это не только я, или Хавьер, или колумбийские правоохранительные органы. Другие сотрудники УБН тоже внесли существенный вклад, оставшись непризнанными героями. Их работа была очень важна и помогла создать то самое давление, из-за которого Эскобар в конце концов допустил фатальную ошибку, слишком долго оставаясь на линии в последний день своей жизни. Дело Эскобара было для посольства приоритетным, и другие расследования застопорились. Операция по поимке наркобарона и наша работа оттягивали на себя массу ресурсов. Со смертью Эскобара мы могли вернуться к другим задачам и устранить угрозы для Колумбии и нашей страны. Национальная полиция Колумбии заслужила львиную долю признания за свою усердную работу, преданность делу и огромные жертвы. Эти полицейские стали нашими настоящими союзниками и друзьями и делали всё возможное, чтобы защитить меня и Хавьера. Сотрудники из США, участвовавшие в расследовании в посольстве Боготы и других странах, тоже заслужили свою долю благодарности. Мы передавали в отделения УБН по всему миру и другие правоохранительные ведомства США бесчисленное число зацепок, и сотрудники на местах тут же профессионально их отрабатывали. Спустя столько лет масштабная охота, объявленная на Пабло Эскобара, по-прежнему считается одним из лучших примеров сотрудничества, когда разные ведомства и страны сумели отбросить в сторону самомнение, забыть о различиях и объединить усилия ради блага всего человечества. Когда у нас закончились пиво и пицца, мы пошли искать клуб. Конни договорилась с подругой, чтобы та посидела с Моникой. А вечеринка продолжилась! Это была одна из лучших ночей в моей жизни – я до сих пор не могу вспомнить все рестораны, клубы и бары, которые мы тогда посетили. Мы все думали о том, что, как только Эскобара – босого и отчаявшегося – пристрелили на той черепичной крыше, в Колумбии стало намного безопаснее. Когда мы через несколько недель проверили статистику убийств в Медельине, никто не удивился, что количество убийств упало почти на восемьдесят процентов. Мы праздновали до самого утра. Когда над Боготой встало солнце, мы с Конни вышли из бара, крепко держась за руки. Улица казалась нам светлее, и даже привычный смог, укутывающий город, будто бы развеялся, приветствуя колумбийцев в новом, светлом будущем. К своему дому мы подошли на восходе. На улице уже продавали газеты. Когда мы с Хавьером вернулись в Боготу, я успел глянуть на газетные заголовки. Мы даже сфотографировались с выпуском «Эль-Тьемпо», главную страницу которой пересекала кричащая надпись: «AL FIN, CAYO!» («Он наконец пал!»). Но в то чудесное утро мне запомнился заголовок на первой странице газеты «Ла-Пренса»: «РАДУЙСЯ, КОЛУМБИЯ! МЕЖДУ БЕЗУМИЕМ И НАДЕЖДОЙ». Я сам не сказал бы лучше. Заключение ХАВЬЕР Кокаиновые картели снова активизировались менее чем через две недели после смерти Эскобара. Конечно, больше всех от уничтожения Медельинского картеля выиграл картель Кали. Все войны с наркомафией всегда заканчиваются одинаково: стоит избавиться от основной группировки наркоторговцев, как ей на смену приходит другая. Главари картеля Кали, братья Орехуэла, учились на ошибках Эскобара, пока он был жив. Они поняли, что безопасней держаться в тени, и сделали упор на расширение сети распространения наркотиков. Я всегда говорил, что Медельинский картель действовал подобно группке ковбоев на Диком Западе, а торговцы картеля Кали вели себя по-деловому и продумывали шаги, как бизнесмены с Уолл-стрит. Я не считаю, что мы проиграли войну с наркомафией. Поиски Эскобара увенчались успехом, но этот успех, пожалуй, был обусловлен тем, что для многих из нас эта война стала личной. Все мы хоронили друзей и коллег-полицейских. Мы пережили похищения, взрывы автомобилей, теракт на рейсе «Авианки» – и всё это было организовано одним человеком. Потребовалось десять лет, чтобы избавиться от Эскобара, и я горжусь тем, что мы помогли колумбийцам вернуть себе родную страну. Меня также греет мысль, что впервые в истории удалось уничтожить наркокартель целиком. Однако смерть самого жестокого наркобарона почти ничего не изменила в самой Колумбии, где новые картели по-прежнему вмешивались в политику. Например, один информатор предоставил нам копию пленки с перехваченным разговором, во время которого Мигель Анхель Родригес Орехуэла, главарь картеля Кали, сообщает своему подручному о том, что вложил более трех с половиной миллионов долларов в президентскую кампанию Эрнесто Сампера. До выборов оставалось несколько дней, и Сампер шел вровень с другим кандидатом – Андресом Пастраной Аранго. Посол Басби прослушал запись в ошеломленном молчании и передал Джо Тофту, который вышел из себя. Затем запись доставили президенту Гавирии, который отправил ее в генеральную прокуратуру. Тофт был в ярости. Он понимал, что до голосования власти ничего не сделают, и попросил у Вашингтона разрешения слить запись в СМИ. Ему отказали, и мы вынуждены были молча смотреть, как Сампер вырвал победу. Тридцатилетний ветеран войн с наркомафией в США и Латинской Америке, Тофт больше не мог это терпеть. Он передал записи колумбийским и американским репортерам, а затем лично выступил на колумбийском телевидении, разоблачая «наркодемократию» в стране. После этого он уволился из УБН. Мы понимали его порыв. Мы так долго и тяжело сражались за мир в Колумбии, что, когда Сампер победил на президентских выборах, жертва сотен храбрых полицейских, судей и журналистов казалась напрасной. Собирая вещи перед отъездом из Колумбии, я вспоминал тот далекий летний вечер, когда мы с напарником Гэри Шериданом во время посиделок в ресторане узнали, что головорезы Эскобара убили кандидата в президенты Луиса Карлоса Галана в ходе кампании, проводимой в окрестностях Боготы. Одним из убийц был sicario Эскобара Джон Хайро Веласкес Васкес по прозвищу Попай. Он бахвалился, что за время работы на Эскобара убил почти триста человек, но мы считаем, что жертв было гораздо больше. Попая осудили за убийство Галана, он отбывал срок в колумбийской тюрьме. В 2014 году, после того, как он отсидел двадцать два года из тридцати положенных, его выпустили. Последнее, что я о нем слышал: он водил экскурсии по местам самых жестоких массовых убийств и по кладбищу Медельина, показывая туристам могилы своих жертв. Некоторые вещи в Колумбии не поддаются пониманию. Вот еще пример. Несколько лет назад генерал Мигель Маса Маркес, который очень помогал УБН во время охоты на Эскобара и возглавлял ныне упраздненный Административный департамент безопасности Колумбии (аналог ФБР), был признан виновным в убийстве Галана. Я был потрясен, когда узнал, что его арестовали за ослабление охраны Галана непосредственно перед убийством. Не знаю, почему он принял решение о снижении числа охранников, но уверен, что это не имеет отношения к убийству. Маса, как никто другой, мечтал поймать Эскобара и пережил семь покушений на свою жизнь со стороны Медельинского картеля, включая подрыв автомобиля у его офиса в Боготе. Вскоре после ухода с правительственного поста летом 1994 года Густаво де Грейфф отправился в международный пропагандистский тур, где призывал к прекращению войны с наркомафией. Человек, который обвинял колумбийских наркоторговцев в суде, теперь хотел легализовать наркотики! Это же уму непостижимо! Мы никогда не понимали де Грейффа, чье решение вести переговоры с Эскобаром продлило войну с наркомафией и стоило жизни тысячам мирных граждан. Хотя насчет прекращения войны с наркомафией он все-таки прав. Несмотря на миллиарды, выделенные на работу правоохранительных органов, и замещение сельхозкультур, призванное помочь бедным фермерам отказаться от прибыльного выращивания коки, бóльшая часть этой войны всё же была ошибкой. Недавно мне на глаза попалась собранная ООН статистика, которая показывала, что в 2017 году Колумбия достигла рекордного уровня выращивания коки. По данным Управления ООН по наркотикам и преступности в Колумбии, урожая коки хватило для производства более 1300 тонн кокаина, что на тридцать процентов больше, чем с урожая предыдущего года. Употребление наркотиков – общемировая проблема. Наркоторговцы желают подняться над конкурентами и заработать много денег, и их не волнует, что кто-то умрет от передоза и кого-то убьют за попытки противостоять этому беспределу. Необходимо усилить правоохранительные органы по всему миру, чтобы засадить за решетку всех торговцев смертью. Самое страшное для любого наркоторговца – экстрадиция в США. Но не следует забывать и о повышении осведомленности общества: людям нужно более доходчиво рассказывать об опасности употребления наркотиков. Я навсегда запомнил таблички, которые Пабло Эскобар разместил в кокаиновых лабораториях в джунглях: «Узнаю, что употребляете товар, – убью».