Конечно, это перебор, но сам посыл заслуживает внимания. Общество должно строже относиться к вопросу употребления наркотиков. Нужно больше рассказывать о последствиях зависимости. Необходимо усовершенствовать программы вроде DARE (Drug Abuse Resistance Education), которая рассказывает школьникам об опасностях употребления наркотиков и участия в бандах. Однако нельзя оставлять это на откуп одной лишь школьной системе – просвещение должно идти отовсюду. Нужно говорить об этом в религиозных общинах и дома. Это общая проблема. Служба в УБН показала мне, что в борьбе с наркотиками требуется полная самоотдача от каждого участника команды. Чтобы добро победило, требуется поддержка со всех сторон. Когда я приехал в Колумбию в марте 1988 года, я не умел завязывать галстук. Не то чтобы я не любил носить костюмы с галстуком, пальцы просто меня не слушались. Они не гнулись и были не приучены к такой тонкой работе в основном потому, что бóльшую часть своей карьеры я ловил преступников по всему Техасу и Мексике. Я умел стрелять из любого оружия, но не мог завязать галстук. Костюм и галстук были весьма не к месту, когда я накачивался несвежим пивом в дрянных приграничных городишках, приобретая первый опыт сначала как молодой полицейский, а затем как тайный агент Управления по борьбе с наркотиками. Колумбия же меня удивила. Еще до прибытия туда я понимал, что она станет важным этапом в моей карьере. Специальный агент УБН в Боготе какой-никакой, а дипломат. Я работал в здании посольства США в столице Колумбии и каждый день должен был одеваться соответственно. Костюм и галстук. Галстук и костюм. Каждый день. Я решил, что переживу это, если смогу оставить любимые ковбойские ботинки. До вступления в новую должность я не умел завязывать галстук. Каждый раз, когда я становился у зеркала дома в Техасе с твердым намерением завязать этот чертов галстук, он выворачивался как живой. После очередной неудачи я разглядывал тонкую шелковую ленту у себя на шее и недоумевал: почему я не могу завязать ее ровно и аккуратно? На первых порах мне помогала новая девушка. Мы начали встречаться вскоре после моего приезда в Боготу, когда она рассталась с парнем из Госдепартамента США. Высокая стройная брюнетка с карими глазами, она уже давно работала на административных постах УБН в Европе. Она была настоящим трудоголиком: приходила в посольство по выходным, чтобы разобрать телеграммы, да и в будни задерживалась допоздна. Мы встречались тайно, хотя потом нас, конечно, разоблачили. До УБН она работала в мужском отделе магазина «Сакс Фифс Авеню», поэтому профессионально завязала мою небольшую коллекцию галстуков и изобретательно снабдила каждый из них текстильной липучкой. В шкафу моей квартиры в Боготе всегда висело несколько галстуков с безупречно завязанным узлом. Мне оставалось лишь обернуть свободный конец вокруг воротничка рубашки и состыковать его с узлом на липучке. Но я не думал, что задержусь в Колумбии так надолго – на шесть лет. Где-то в середине этого срока галстуки на липучках начали терять товарный вид. Узлы как-то подозрительно ослабли, а краски выцвели. Пришлось вернуться к зеркалу и попытать удачи с новым комплектом галстуков. Я был решительно настроен победить этот изворотливый узел! Однако галстук мне покорился только после того, как мы выследили и убили Пабло Эмилио Эскобара Гавирию. На деле на спусковой крючок нажали коллеги из Национальной полиции Колумбии, но после шести лет непрерывной погони за этим ублюдком я с полным правом считаю победу общей. Сотрудники НПК были настолько взбудоражены и обрадованы смертью скандально известного кокаинового короля, что чествовали каждого, кто участвовал в расследовании, включая американских агентов УБН, которые бок о бок прошли с ними всю дорогу. Этими американскими агентами были мы со Стивом, оба бывшие полицейские, покинувшие родную страну, чтобы поймать широко известного наркобарона. Но я отвлекся от рассказа о галстуках. В лучший день своей службы я задержался у зеркала ради красного галстука с принтом, выбранного накануне вечером. Я разложил белую накрахмаленную рубашку и заранее отутюжил свой светло-серый костюм. Причесавшись и намазав волосы гелем, я оделся и подумал, что, должно быть, неплохо смотрюсь. Сегодня, глядя на фотографии тех дней, я могу сказать, что был очень даже ничего. Да я выглядел просто замечательно! Я снова посмотрелся в зеркало и поправил очки. Правительство Колумбии собиралось провозгласить меня героем, и на церемонии награждения, организованной руководителем НПК, где должны были присутствовать наши колумбийские напарники, которыми я искренне восхищался, я хотел показать себя с лучшей стороны. Нет, не так: это мы были напарниками колумбийцев, ведь именно эти храбрейшие люди несли ответственность за операции и работали сутками, зная, что однажды могут не вернуться домой. В элитных подразделениях НПК служили только лучшие из лучших. Они стали лучшими потому, что для них борьба с Эскобаром не ограничивалась войной с его деньгами или наркотиками. Это была месть. Месть в чистом виде. За всех невинно убитых гражданских, за сотни полицейских и специальных агентов, погибших при исполнении. Для этих людей война с Эскобаром стала личной, и, после того, как я сам потерял несколько надежных коллег в Колумбии и пережил эпоху наркотеррора, у меня тоже появились личные мотивы для охоты на самого разыскиваемого наркоторговца в мире. За несколько недель до организованной НПК церемонии вручения наград Эскобара застрелили в Медельине, и тело рухнуло на обломки терракотовой черепицы его последнего убежища. Эта смерть поставила точку в продолжительном опасном расследовании, которое колумбийские и американские власти вели ради избавления от мирового зла. Эскобар был злодеем мирового масштаба. Не героем. Пусть он потратил малую часть своих миллиардов от продажи кокаина на улучшение жизни в трущобах Медельина и построил футбольный стадион, но его жестокость на несколько лет поставила всю Колумбию на колени. Церемония проходила очень торжественно. Я впервые увидел представителей верхних эшелонов НПК, с которыми работал, в костюмах и полицейской форме. Оба периода охоты на Эскобара мы жили на базе имени Карлоса Ольгина в Медельине, и многие внедренные агенты ходили только в штатском – выцветших синих джинсах и теннисках. Нарушая правила США, которые запрещают федеральным агентам сопровождать местных полицейских на рейдах, мы со Стивом ездили с этими смелыми людьми на тысячи неудачных операций и неоднократно сидели в засадах в Медельине и окрестностях – всё ради того, чтобы добраться до Эскобара. И вот мы здесь, расхаживаем в парадной одежде со стаканами виски в руках и общаемся, будто на приеме в высшем обществе. Как тут не вспомнить 2 декабря 1993 года – день смерти Эскобара и исчезновения Медельинского картеля как сборища наркоторговцев и террористов! Сложно сказать, сколько десятков тысяч мирных жителей Эскобар и его sicarios убили за время своего господства на этой земле, начавшегося с убийства федерального генпрокурора в 1984 году, за которым последовали убийства судей, кандидата в президенты, журналистов и сотен служащих правоохранительных органов. На церемонии, проходившей в величественном зале девятнадцатого века, я вспоминал похороны множества полицейских в Медельине; тогда Эскобар предлагал подросткам по сотне долларов за убийство полицейского. Я принимал свою награду в том числе за тех доблестных молодых офицеров, которые погибли при исполнении. Я гордился тем, что стою рядом с бесстрашным командиром, полковником Уго Мартинесом, выдающимся военным, который рисковал жизнью, возглавляя Особый поисковый отряд, и для поимки самого разыскиваемого наркотеррориста в мире собрал под своим началом шестьсот служащих элитных подразделений. Заметив рядом с Мартинесом его гордость – названного в честь отца сына-лейтенанта, я отсалютовал им стаканом с виски. Уго Мартинес-младший был таким же бесстрашным и целеустремленным, как его отец. В изысканно украшенном зале с высокими потолками и картинами, изображающими величайших героев борьбы за независимость Колумбии, повисла тишина. В истории Колумбии смерть Эскобара стала не менее важным событием, чем войны с Испанией. С картин на нас взирали Симон Боливар, а также военный и политический деятель Франсиско Хосе де Паула Сантандер-и-Оманья в военной форме, а мы в молчании ожидали начала церемонии награждения. Генерал НПК Оставио Варгас Сильва, облаченный в парадную форму цвета хаки со множеством ярких наград, с военной точностью прикрепленных к левому карману шерстяного кителя, прочистил горло и, прежде чем перейти к вручению самых высоких наград, зачитал официальное обращение правительства Колумбии. Варгас, идейный вдохновитель Особого поискового отряда, лично подбирал сотрудников. По-моему, его заслуги недооценены. Он был отличным руководителем и порядочным человеком. Премию, полученную от правительства Колумбии за руководство успешной операцией против Эскобара, он пожертвовал в фонд семей офицеров, убитых головорезами наркобарона. За Варгасом следовала серьезная женщина-полицейский в парадной форме, в руках она держала коробку в кожаном переплете. На пурпурной подушечке внутри коробки лежали медали, к которым были привязаны шелковые ленты красного, синего и желтого цветов – в цвет флага Колумбии. Когда настала моя очередь, я вытянулся в струнку, и генерал аккуратно достал медаль из коробки и закрепил ее на левой стороне пиджака, прямо над сердцем. Мы пожали друг другу руки. – Колумбия благодарит тебя за доблесть, Хавьер, – сказал Варгас, коренастый военный с сединой в черных волосах и густыми бровями. – Ты герой. – Soy un gran amigo de la Policía Nacional,[50] – ответил я от избытка чувств. Я всегда чувствовал некоторую общность с Варгасом, потому что охоту на Эскобара мы начали примерно в одно время. Он обращался ко мне по имени и прислушивался к моим советам в отношении стратегии поиска, хотя я был всего лишь агентом, а он возглавлял Национальную полицию Колумбии. Прикрепив ленту с медалью к моему пиджаку, Варгас перешел к следующему в строю, и церемония награждения продолжилась. Я и сегодня вспоминаю день церемонии с трепетом и смущением, и та медаль занимает почетное место в моей берлоге. Колумбийцы наградили агентов УБН наряду с местными храбрыми полицейскими, хотя именно местные полицейские нанесли решающий удар и потеряли больше всего людей в этой борьбе. За годы охоты на Эскобара я много раз хотел сдаться, раздавленный смертями множества колумбийцев, которые стали моими лучшими друзьями. Взять хотя бы капитана Педро Рохаса, которого мы с напарником Гэри Шериданом отправили проследить за членами картеля в Монтерии. Его вместе с водителем пытали и убили, а тела разрезали на мелкие кусочки. Я был просто опустошен. Однако гибель сотрудников, подобных Рохасу, мужественно и без колебаний пожертвовавших жизнями в борьбе со злом, каким-то образом придала мне сил и стойкости остаться и продолжить борьбу. Я многому у них научился. И главное, чему я научился: никогда нельзя сдаваться, особенно если другие смотрят на тебя и ждут твоих действий. Правда за нами, а значит, мы победим. Несколько недель спустя я всё еще вспоминал церемонию награждения и грелся в лучах славы, гордясь тем, что оставил свой след в истории. Правительство Колумбии отметило нашу храбрость и целеустремленность. Эти теплые воспоминания поддерживали меня много лет, ведь в моей родной стране наши усилия по выслеживанию самого разыскиваемого в мире преступника остались практически незамеченными. СТИВ Я пришел в полицию не ради наград, и свою работу мы выполняем не ради признания. Как и для Хавьера, для меня было большой честью получить от Национальной полиции Колумбии крест «За выдающиеся заслуги», но я был сильно удручен, когда известие о смерти самого разыскиваемого преступника даже не появилось на первой странице «ДЭА Уорлд», внутреннего издания УБН, дважды в месяц выходящего в Вашингтоне. Нас упомянули в небольшой заметке, и Джо Тофт пообещал представить нас к награде генпрокурора «За выдающиеся заслуги», одной из высочайших наград в правоохранительных органах США. Он написал рекомендации, еще когда мы оба были в Колумбии, но поздно подал заявку, и генпрокуратура в Вашингтоне ее не приняла. К этому времени нас с Хавьером уже перевели обратно в США, а Тофт вышел на пенсию. Наши руководители первого и второго уровня, оставшиеся в Боготе, пообещали подать заявку с рекомендациями в следующем, 1995 году. В конечном итоге отчет лег на стол генпрокурора, но наши с Хавьером имена заменили на имена руководителей первого и второго уровня. Всё выглядело так, будто мы вообще в этом не участвовали. В июне 1995 года тогдашний генпрокурор Джанет Рино представила наших руководителей первого и второго уровня в УБН ко второй по величине награде для сотрудников Министерства юстиции США со словами: «За самоотверженную работу в опасных и тяжелых условиях в ходе восемнадцатимесячного расследования и повторной поимки Пабло Эскобара Гавирии. Их ежедневное, эмоционально и физически изматывающее руководство расследованием привело к смерти Эскобара и его подручных, входящих в Медельинский картель, уничтожению Медельинского картеля и окончанию эпохи террора в Колумбии». Эти двое действительно честно выполняли свою работу и были опытными агентами. Один из них помог властям США составить дело против Карлоса Ледера, единственного члена Медельинского картеля, которого экстрадировали и судили в США. Но в Медельине они почти не бывали! Не жили изо дня в день в казармах НПК под непрерывный писк комаров вместе с другими членами Особого поискового отряда. Они проделали хорошую работу в посольстве США в Боготе, но на передовом крае войны США с наркомафией стояли мы с Хавьером. Мы – те два гринго, за головы которых назначили награду в триста тысяч долларов. Тайные агенты, за которыми охотилась армия молодчиков Эскобара. Когда мы вернулись в США, многие спрашивали, как мы выдержали такое чудовищное давление и как справлялись со страхом в Колумбии. Я считаю, что мы выжили в том кошмаре потому, что задались целью избавить мир от такого злодея, как Эскобар. Нас поддерживала вера в Бога. Как в древние времена, мы могли бы назвать себя воинами Христовыми и в каком-то смысле верили, что выполняем Божественный замысел. А этот замысел не предполагал нашей гибели. Мы также знали, что нас прикрывает УБН, особенно после случая с одним из агентов, Энрике Кики Камареной Саласаром, которого пытали и убили в Мексике в 1985 году. На его смерть от рук приспешников мексиканского наркобарона Мигеля Анхеля Феликса Гальярдо правительство США отреагировало быстро и жестко, расправившись с людьми, которые похитили Кики и накачали его амфетаминами, чтобы он оставался в сознании на протяжении более тридцати часов пыток, до самой смерти. Эскобар не мог не понимать, что, если он открыто нападет на меня или Хавьера, правительство США наложит санкции и ограничения, способные остановить или затруднить торговлю наркотиками, а значит, и приток миллиардов долларов. При таком раскладе Эскобара куда больше интересовал доход, нежели убийство двух агентов УБН. Также мы с Хавьером знали, что члены элитных подразделений правоохранительных органов Колумбии – сотрудники НПК и ЦУСПР, с которыми за время поисков Эскобара у нас установились прекрасные отношения, – тоже нас защищают. С этими людьми мы обменивались информацией, жили в одной казарме, ели за одним столом и пережили немало опасных ситуаций. Мы доверили им свои жизни. Мы знали, что в перестрелке они будут действовать храбро, а не побегут спасать свою шкуру. Они уважали нас не меньше и тоже понимали, что в случае чего мы встанем с ними плечом к плечу. После смерти Эскобара наши пути с Хавьером разошлись. Какое-то время Хавьер работал в Пуэрто-Рико, выслеживая другую группу наркоторговцев, но в конце концов вернулся в Колумбию – охотиться на картель Кали, который увеличил свое влияние после того, как Эскобар сошел со сцены. Летом 1994 года я со своей разросшейся семьей покинул Колумбию и впоследствии служил в Гринсборо, штат Северная Каролина, Атланте и Вашингтоне, округ Колумбия. Мы годами умалчивали о своей роли в одной из величайших операций по поимке преступника. Мы не реагировали на шквал репортажей и книг, которые ошибочно приписывали наши заслуги другим. Кто-то даже обвинял нас в пособничестве «Лос-Пепес» – колумбийским убийцам-мстителям, шедшим по пятам Эскобара в самом конце второго периода нашей охоты. Это, конечно, было неправдой, но и тогда мы молчали. Молчание – удел всех тайных агентов. Мы привыкаем не реагировать – мы просто делаем свою работу. Много лет мы просто делали свою работу, избавляя мир от расползшейся опухоли наркомафии. Но шесть лет назад к нам обратились представители компании «Нетфликс» – за консультацией для съемок сериала «Нарко», и мы неожиданно оказались в центре внимания. Мир наконец-то узнал о нашем участии в деле Эскобара, пусть и с художественными вольностями со стороны авторов сценария и продюсеров весьма популярного сериала. Когда мы с Хавьером вспоминаем времена охоты на Эскобара, хочется ущипнуть себя: мы, выходцы из провинциальных городов, получили уникальную возможность работать над историческим делом и в первых рядах идти по следу самого разыскиваемого в мире преступника. Эпилог СТИВ Не думал, что вернусь в Медельин после смерти Эскобара, но всего через несколько месяцев я обнаружил себя на заднем сиденье джипа НПК, который нещадно мотало по извилистым дорогам города. В этот раз со мной была Конни. Мы ехали в городской приют за нашей второй дочерью, Мэнди. Покидая в предрассветном тумане квартиру в Боготе, мы были полны предвкушения и радостного возбуждения, которые не омрачал даже тот факт, что мы вернулись в Медельин, в который предпочли бы никогда не возвращаться. Монику мы оставили с няней. С момента приземления в Медельине Конни не сказала ни слова. Она была в городе впервые, и я ощущал ее нервозность: она наверняка вспоминала, при каких обстоятельствах я здесь бывал. Мы никогда не говорили об этом, и сейчас она, должно быть, разом осознала всю опасность моей охоты на Пабло Эскобара. Когда у трапа самолета «Авианки» нас встретил целый наряд тяжеловооруженных сотрудников НПК, чтобы сопроводить в город, Конни заметно побледнела. Наряд состоял из членов Особого поискового отряда. При виде них я испытал радость от встречи со старыми друзьями; для Конни же всё выглядело довольно устрашающе. Нас планировали посадить на боевой вертолет «Хьюи», который уже ждал на взлетно-посадочной полосе, но Конни вдруг остановилась. Взглянув на вертолет, она вцепилась мне в руку и едва слышно прошептала: «Я на этом не полечу!» Возможно, меры безопасности казались ей избыточными, но для меня всё выглядело как обычно. Мы ведь гринго, а гринго – это мишень. Смерть Эскобара и уничтожение Медельинского картеля не сделали страну безопасной для американцев. За прошедшие полтора года я привык смотреть по сторонам и ходить только в сопровождении суровых колумбийских полицейских, вооруженных до зубов. Эпоху террора Эскобара Конни пережила в Боготе; в Медельине всё было иначе. На протяжении многих лет он был эпицентром разборок наркомафии – всегда под ударом, и до сих пор любая машина могла быть заминирована. Для возврата в Медельин и удочерения Мэнди мне пришлось получить особое разрешение в посольстве. Мы с Конни понимали, что вскоре после смерти Эскобара мы должны будем покинуть Колумбию, ведь агентам УБН запрещено проживать в стране с детьми. У нас была Моника, и поэтому пора было уезжать, но мы очень хотели, чтобы у Моники появилась сестренка. Алисса, которая чудесно организовала первое удочерение, покидала свой пост в федеральном ведомстве в Боготе и больше не могла нам помочь. В этот раз инициативу проявил я – после встречи с заместителем директора медельинского агентства по усыновлению. Замдиректора приехала в посольство вместе с группой американцев, только что усыновивших детей через медельинское агентство «Каса де Мария и эль Ниньо». Конни передала информацию Алиссе, которая успела связать нас с Марией, прежде чем уволилась с работы. Через несколько недель после смерти Эскобара мы несколько раз созвонились с Марией, полной энтузиазма женщиной, которая отлично говорила по-английски. Она пообещала найти для нас девочку и в апреле 1994 года выслала фотографию Мэнди по почте. Черноволосую Мэнди с ямочками на щеках мы полюбили с первого взгляда. Мы показали фотографию Монике, которая совершенно не впечатлилась, но мы были вне себя от счастья и снова не могли думать ни о чем другом. Разрешение на поездку в Медельин для завершения процесса удочерения Мэнди подписал сам посол Басби, и я сразу предупредил Конни, что нас постоянно будет сопровождать вооруженная охрана. Более того, мы имели право находиться в городе только в светлое время суток. Ночевать в Медельине было слишком опасно. Время Эскобара закончилось, но остатки sicarios всё еще будоражили трущобы на склонах холмов. Когда Конни отказалась вылетать из медельинского аэропорта, я подошел к встретившему нас лейтенанту и со всем уважением сообщил ему, что мы не можем лететь на вертолете, поскольку у нас несколько встреч в городе. Лейтенант по рации связался с полковником НПК в Боготе, который организовал для нас охрану, и объяснил ситуацию. Полковник приказал выполнить нашу просьбу и сопровождать нас по всему Медельину. Не уверен, что Конни устроила такая замена: по городу мы ехали в окружении внедорожников НПК, в компании тяжеловооруженных полицейских в штатском. Выехав из аэропорта, машины на бешеной скорости понеслись по петляющей трассе к городу.