ХАВЬЕР До приезда в Колумбию я никогда не слышал о Пабло Эскобаре. У меня и в планах-то этой страны не было: по окончании службы в Остине я подал ходатайство о переводе в Мехико и очень расстроился, когда меня отправили в Боготу. В Колумбии же у меня не было ни единого шанса не столкнуться с Пабло Эскобаром Гавирией. Во внутренних сообщениях УБН он проходил как «объект TKO 558 по делу номер ZE-88-0008». Мне поручили найти его, но после 18 августа 1989 года поиски Эскобара и так стали для меня навязчивой идеей. Эскобар стоял во главе Медельинского картеля. В 1988 году, когда я приехал в Колумбию, это была самая влиятельная группировка наркоторговцев в мире. Восемьдесят процентов мировых поставок кокаина исходили из Колумбии, где обрабатывали листья коки и пасту, полученные из Перу и Боливии. В Колумбии Эскобар собрал армию sicarios – малолетних преступников из comunas (трущоб) в пригороде Медельина, благодаря которым наркотерроризм расцвел пышным цветом. Ко времени моего приезда в Боготу от их рук погибли сотни полицейских, судей, журналистов и конкурентов по наркобизнесу. Вместе с другими членами Медельинского картеля Эскобар агрессивно боролся против планов колумбийского правительства по экстрадиции наркоторговцев в США для предания их суду. В 1984 году законодатели обсуждали межгосударственный договор, согласно которому федеральные власти получат право экстрадировать любого жителя Колумбии по одному лишь подозрению в преступной деятельности. Главы картелей, привыкшие подкупать и убивать своих противников, чтобы избежать ареста, понимали, что не будут пользоваться таким же влиянием в Америке и любой судебный процесс неизбежно и надолго приведет их за решетку. Так что они боролись против экстрадиции с невероятной жестокостью: страшные смерти противников наркокартелей призваны были показать, что «Лос-Экстрадитаблес» (дословно – «лица, подлежащие выдаче другому государству») не потерпят вмешательства. Девизом Медельинского наркокартеля было «Plata o plomo» – серебро или свинец. С Эскобаром можно было либо договориться и получить взятку, либо отказаться сотрудничать и получить пулю в голову. В начале противостояния большинство из тех, кто перешел дорогу Эскобару, выступая за экстрадицию, были убиты именно так. Одним из первых сторонников экстрадиции стал колумбийский общественный деятель, министр юстиции и сооснователь Либеральной партии Родриго Лара Бонилья, член прогрессивной фракции неолиберализма. Тридцатисемилетний политик Лара, в прошлом юрист, не боялся разоблачать Эскобара, снискавшего славу местного Робин Гуда благодаря социальным проектам, финансируемым за счет коррупции и убийств. Продержавшись восемь месяцев на посту лучшего копа среди федералов, Лара опубликовал обличительные материалы, когда Эскобара избрали заместителем конгрессмена в конгресс Колумбии, и тем подписал себе смертный приговор. Вечером 30 августа 1984 года, через три дня после разоблачения Эскобара в конгрессе и конфискации его активов, Лара был убит двумя головорезами наркобарона на заднем сиденье своего «мерседеса» по дороге домой. Правительство США предупреждало Лару о смертельной опасности, а сотрудники посольства даже выдали бронежилет, который потом нашли рядом с телом на заднем сиденье автомобиля. Тело Лары изрешетили пулями так плотно, что жилет бы его не спас. Это жестокое убийство шокировало колумбийских законотворцев, и они тут же утвердили договор об экстрадиции. Администрация президента Рейгана давно добивалась от властей Колумбии принятия договора, и США сразу потребовали выдать сотню предполагаемых преступников. Сказать по правде, экстрадиция мелких наркодилеров из списка не сильно облегчила нам работу: для нас в приоритете оставались главари Медельинского картеля – Хосе Гонсало Родригес Гача, клан Очоа, и сам Эскобар. На ужесточение борьбы правительства Колумбии с Медельинским картелем преступники ответили террором. 6 ноября 1985 года картель заплатил за кровопролитный захват Дворца правосудия в Боготе. Десятки экстремистов из группировки «М-19» штурмовали здание и удерживали в заложниках двадцать пять судей Верховного суда и сотни других людей. Целью леворадикальной группировки было «разоблачение правительства, предавшего колумбийский народ». Экстремисты хотели заставить судей призвать президента к ответу за нарушение мирного договора с мятежниками, подписанного полтора года назад. Также они выступали против договора об экстрадиции и были солидарны с главарями Медельинского картеля в том, что колумбийцев не должны судить за рубежом. Впоследствии выяснилось, что нападение финансировал сам Эскобар. Правительство в лице президента Белисарио Бетанкура отказалось вести переговоры и отправило войска для освобождения заложников. В следующие два дня колумбийские военные организовали кровопролитную операцию с применением танков и взрывчатых веществ, в результате чего погибло одиннадцать судей, тридцать пять экстремистов и сорок восемь солдат. Еще одиннадцать человек, бо́льшая часть которых работала в кафетерии, числятся пропавшими без вести. В устроенном экстремистами пожаре сгорели тысячи судебных документов по делам об экстрадиции наркодилеров. По сообщениям СМИ, многие документы касались лично Эскобара. Угроза жизни не остановила колумбийские власти в борьбе против наркокартеля. Через год после штурма Дворца правосудия Гильермо Кано Исаса, редактор и совладелец второго по величине ежедневного издания, «Эль-Эспектадор», был застрелен двумя вооруженными мотоциклистами на выходе из собственной типографии в промышленном квартале Боготы. С 1976 года газета Кано одной из первых разоблачала преступную жизнь Эскобара. В свет вышла статья об аресте Эскобара, его двоюродного брата и доверенного лица Густаво Гавирии Риверо и шурина Марио Энао по обвинениям в контрабанде наркотиков. В 1982 году, когда Эскобара избрали в конгресс Колумбии, Кано снова опубликовал эту статью. После этого сами либералы с позором изгнали Эскобара из партии, а Кано продолжил печатать статьи о его роли в Медельинском картеле. Эскобар поклялся расквитаться с врагами, и убийства продолжились. 25 января 1988 года, через два года после убийства Кано, головорезы Эскобара похитили и убили Карлоса Мауро Ойоса Хименеса. Джон Хайро Веласкес Васкес, один из важнейших членов Медельинского картеля по прозвищу Попай, говорил, что Эскобар хотел судить Ойоса за государственную измену: якобы тот поддерживал экстрадицию колумбийцев за взятки от сотрудников УБН. Со слов Попая, Эскобар также утверждал, что Ойос брал взятки и у него. Я приехал в Боготу, как раз когда прогремела новость об убийстве Ойоса. Она была поистине оглушительной, особенно с учетом того, что Ойоса убили в окрестностях Медельина, где картель прочно захватил власть. Я почти ничего не знал о волне преступности, захлестнувшей Колумбию, и о самом Эскобаре, поимка которого станет моей навязчивой идеей на следующие несколько лет. В те дни УБН не проводило оперативки по новым заданиям, а в техасских газетах почти не писали о происходящем в стране. Потребовалось время, чтобы сориентироваться и переключиться на новое задание. Я оказался на переднем крае войны Америки с наркомафией, но осознал это намного позже. В тот момент я был просто шокирован тем, насколько я не готов к работе в одном из самых опасных мест мира. Город в состоянии войны был пропитан тревогой. По вечерам улицы пустели, а солдаты в защитной экипировке с АК-47 и свирепыми немецкими овчарками на коротком поводке охраняли все крупные отели города. Отделение УБН находилось в центре Боготы, в подвале бывшего посольства США – малоэтажного убежища, защищенного бетонной стеной с заостренными железными прутьями на крыше. Наша штаб-квартира была очень маленькой, грязной на вид и примыкала к гаражу посольства. Посольский автомобиль парковали прямо за дверью, и целый день мы фактически дышали выхлопными газами. В дождливую погоду помещение периодически подтапливало, поэтому мы приучились не оставлять документы на полу. Самодельные стенки в половину роста разбивали небольшое помещение на рабочие кабинки. Чтобы увидеть, чем занимается коллега, достаточно было встать со стула, а не слушать чужие разговоры было и вовсе невозможно. Когда я получил назначение в Боготу, поговаривали, что в этом отделении служит много халявщиков: агенты по многу раз продлевали свои контракты – а в Колумбии это было легко провернуть – и получали пятьдесят процентов надбавки к зарплате, в основном «за работу в опасных условиях». Статистика задержаний по делам о наркотиках неуклонно падала, и отделение почти не сотрудничало с местными властями. Агенты УБН считали, что колумбийским копам и военным нельзя доверять. И это чуть не погубило всё дело. Вместе со мной в отделение зачислили еще пять новых агентов со всех уголков США: местному УБН требовались молодые и энергичные сотрудники. Новым руководителем назначили Джо Тофта. В Боготу мы прибыли одновременно. Это был волевой, очень опытный военный, успевший отслужить в Сан-Диего, Риме, Мадриде, Далласе, Вашингтоне и Сан-Антонио. Я уже работал под его началом в Техасе и очень его уважал. Благодаря высокому росту Тофт здорово выделялся среди остальных. Он вырос в Боливии и по-испански говорил на уровне местного. Требовательный и осмотрительный, Тофт общался довольно жестко и прямолинейно, предпочитая не тратить время на халявщиков. Получив из штаб-квартиры УБН весьма конкретное предписание наладить работу отделения, Тофт заставил подчиненных шевелиться. По прибытии в город он первым делом отклонил прошения халявщиков о продлении срока службы. Как правило, спецагентов УБН на два года отправляют служить за границу с последующим продлением срока – по желанию – до шести лет. Несмотря на опасность, Колумбия пользовалась популярностью из-за надбавок к зарплате. У Тофта было мало друзей в посольстве, вне работы мы почти не общались. По выходным он играл в теннис и время от времени приглашал агентов сыграть с ним в уличный баскетбол или волейбол, причем играл очень агрессивно. На тех, кто допускал ошибки на площадке, Тофт орал благим матом. Как-то раз во время волейбольного матча в зале они с послом устроили настоящий скандал, выясняя, вылетел ли мяч за пределы площадки. Тофт был трудоголиком, и если уж с кем-то общался вне работы, то со своими друзьями из полиции и армии Колумбии. Он потратил немало времени на налаживание связей с высшими должностными лицами в правоохранительных органах и требовал от агентов, чтобы те завели свою собственную сеть контактов в Национальной полиции Колумбии (НПК) и среди военных оперативников, находившихся на переднем крае войны с Эскобаром. На первом же инструктаже он сказал нам, что попросил колумбийских полицейских звонить нам домой и сообщать все подробности операций, связанных с конфискацией крупных партий кокаина или арестом важных преступников. Он не хотел узнавать всё последним из утренних газет. Уже одно это выделяло Тофта среди его предшественников, которые почти не обращались за советом к колумбийским правоохранителям. Такая линия поведения помогла ему завоевать уважение руководства НПК, которое в свою очередь тоже стало консультироваться с УБН. Тофт близко сошелся с майором Хесусом Гомесом Падильей и генералом Октавио Варгасом Сильвой, которые возглавляли НПК в период поисков Эскобара. Он также был знаком с Уго Мартинесом, полковником НПК, который впоследствии сыграл важную роль в поимке Эскобара. С Мартинесом Тофт общался не так близко; я думаю, потому что Мартинес немного завидовал дружбе Тофта с Варгасом. Тофт также нашел подход к главе службы контрразведки Мигелю Маса Маркесу и руководителю Административного департамента безопасности Колумбии (аналог американского ФБР). При посещении этих двух ведомств Тофта всегда встречали телохранители и провожали до секретных генеральских лифтов. К Варгасу, который впоследствии станет руководителем и основателем Особого поискового отряда по делу Эскобара, Тофт приходил домой по субботам, чтобы с утра пораньше разработать стратегию. Иногда я сопровождал его на эти встречи. Уверен, без Тофта мы бы так и не продвинулись в поисках Эскобара. Под началом Тофта мы вскоре наладили важные связи с местными властями, которые уже давно вели жестокую войну с наркомафией, теряя в ней друзей и коллег. Тофт считал, что колумбийские полицейские и федеральные агенты из отдела по борьбе с наркотиками никогда не воспримут нас всерьез, пока мы не начнем выезжать с ними на задержания и не докажем, что ради борьбы с картелями готовы рискнуть жизнью. Моим первым напарником в Колумбии стал Гэри Шеридан. Мы прибыли в Боготу в одно время и с одним намерением – активно бороться с наркомафией под мудрым руководством Тофта. Гэри, подтянутый агент с зачатками седины, раньше служил в Управлении по контролю за оборотом алкогольных напитков, табачных изделий, огнестрельного оружия и взрывчатых материалов и выглядел очень представительно. Поначалу он выглядел отчужденным, а на деле оказался очень разумным парнем. Мы быстро нашли общий язык, оба попали под крыло Тофта и вплотную занялись вербовкой информаторов в местных правоохранительных органах. Вечер, когда наши с напарником жизни навсегда изменились и поиск Эскобара стал первоочередной задачей, мы встречали вместе. 18 августа 1989 года пришлось на пятницу, и после длинной рабочей недели мы с Гэри отправились в полюбившийся обоим бар-ресторан «Мистер Рибс». Это популярное заведение в приличной, северной части города всегда привлекало американских экспатов, местных политиков и богатых колумбийцев. Здесь подавали сочные ребрышки, стейки на гриле, американские бургеры и картошку фри. Пиво было чудесно холодным, и по выходным «Мистер Рибс» был полон под завязку. Мы с Гэри заказали по бургеру у стройной официантки с длинными каштановыми волосами. Мы как раз собирались приступить к пиву, когда официантка вернулась к столику в совершенно растрепанных чувствах. – Галана только что убили! – сказала она срывающимся голосом. – Мы закрываемся. Ошеломленные новостью об убийстве ведущего кандидата на пост президента, Луиса Карлоса Галана Сармьенто, в ходе предвыборной кампании в Соача, рабочем пригороде Боготы, мы вместе с другими посетителями повалили на выход. Никто даже счета не оплатил. В стране, много лет страдавшей от террора, убийство самого прогрессивного кандидата в президенты, которому пророчили более шестидесяти процентов голосов избирателей, было намного важнее любых счетов. Как и другие колумбийцы, владельцы ресторана были в полном шоке и трауре. Для Галана это была третья попытка занять пост президента. Сенатор прогрессивного крыла правящей Либеральной партии стал одним из шести кандидатов на выборах, назначенных на май 1990 года. Его предвыборная программа строилась на противодействии коррупции и наркомафии. Для Эскобара и Родригеса Гачи Галан был врагом номер один. Галан решительно выступал за экстрадицию наркоторговцев и не упускал шанса разоблачить деятельность картелей, в предвыборных речах открыто называя их «сильнейшей угрозой свободе и справедливости» в мире. Галану не раз угрожали расправой, но он вел себя беспечно и отказывался надевать бронежилет, на котором настаивал Сесар Гавирия, руководитель его предвыборной кампании. В тот роковой летний вечер Гавирия, который позже сам станет президентом, предупреждал Галана, что проводить предвыборную кампанию в Соача очень опасно. Ирония судьбы: проигнорировав предупреждение Гавирии насчет Соача, Галан впервые надел бронежилет. Он поднялся на сцену и начал произносить речь перед десятью тысячами избирателей, когда семеро вооруженных бандитов просочились сквозь толпу и открыли огонь. Две пули вошли в живот прямо под жилетом, когда Галан поднял руки над головой, чтобы поприветствовать толпу. Фотограф, стоявший рядом с кандидатом в президенты, потом рассказывал, что Галан просил отвезти его в больницу, но вскоре скончался, не дожив всего месяц до своего сорокашестилетия. В тот же день убили полковника Франклина Кинтеро, начальника полиции в провинции Антьокия, в которую входил Медельин. Кинтеро, который много лет боролся с наркомафией и проводил масштабные рейды, конфискуя кокаин тоннами, вышел из дома без обычного сопровождения телохранителей. Его убили прежде, чем водитель автомобиля успел отъехать от дома. Свидетель рассказал репортерам колумбийской радиосети «Караколь», что в полковника выстрелили более ста раз, изрешетив машину пулями. Покинув бар, мы с Гэри попали в царство хаоса. Полиция и военные пытались перекрыть дороги. Богота перешла в режим изоляции. Танки блокировали основные перекрестки, а полиция в полной защитной экипировке следила за порядком на запруженных людьми улицах. В это время президент страны Вирхилио Барко Варгас объявил по радио о немедленном вводе чрезвычайного положения и возобновлении договора об экстрадиции с США, действие которого было приостановлено Верховным судом страны в апреле 1988 года из-за какой-то лазейки в законе. Объявление чрезвычайного положения из-за смерти Галана и Кинтеро позволило Барко воспользоваться чрезвычайными полномочиями и возобновить договор без одобрения конгресса. Также по его указу был проведен ряд рейдов по стране, в результате чего удалось задержать около десяти тысяч возможных наркоторговцев. В условиях ЧС полиция могла задерживать подозреваемых без предъявления обвинения на срок до семи дней. Я никогда не забуду этот безумный вечер. Домой я пробирался сквозь толпы высыпавших на улицы простых колумбийцев и через полицейские кордоны, постоянно предъявляя «корочку» – красную книжицу с дипломатическим паспортом. Кто-то открыто рыдал, другие бродили по улицам в полубессознательном состоянии неверия и траура. Я считал Барко настоящим героем: он воспользовался смертью Галана как поводом для возобновления договора и активного преследования наркокартелей. Через несколько дней, на похоронах Галана, Барко обвинил в его смерти миллионы наркоманов Колумбии и других стран, ведь, употребляя наркотики, они поддерживали наркомафию и укрепляли ее власть. «Каждый колумбиец и каждый иностранец, употребляющие наркотики, должны помнить, что они продолжают поддерживать убийц Луиса Карлоса Галана, – сказал Барко, когда на улицы Боготы вышли десятки тысяч человек, чтобы проводить Галана в последний путь. – Колумбия стала величайшей жертвой международной преступной группировки, которая занимается наркоторговлей – настолько мощной и разветвленной организации мир еще не видел». Именно смерть Галана в конечном итоге привела Пабло Эскобара и Медельинский картель к упадку. Я знал, что Галана заказал Эскобар; думаю, и колумбийцы тоже это понимали. Эскобар оставался самым разыскиваемым наркобароном в США: первым в списке на экстрадицию по обвинению в торговле наркотиками и заказном убийстве гражданина Америки – своего бывшего пилота Барри Сила – в 1986 году в Луизиане. В посольстве прошло срочное совещание для разработки стратегии. Барко обратился за помощью напрямую к США, и в последующие дни президент Джордж Г. У. Буш выделил шестьдесят пять миллионов долларов на экстренную помощь Колумбии в борьбе с наркомафией и пообещал в ближайшее время оказать военную помощь на сумму двести пятьдесят миллионов долларов. «Мы предоставим снаряжение полиции и военным, и первые поставки прибудут уже на будущей неделе, – сказал президент в обращении из своего загородного дома в Кеннебанкпорте, штат Мэн, вскоре после убийства Галана. – Кроме того, мы выделим самолеты и вертолеты для повышения мобильности колумбийских силовиков, занятых в антинаркотической операции». Администрация президента также направила военных консультантов для обучения колумбийских правоохранителей ведению тотальной войны с преступностью. Тот, кто работал в подвале штаб-квартиры УБН в здании посольства, направили все силы на поиски Эскобара и его дружков, чье противостояние с правительством явно вышло на новый уровень. До смерти Галана мы не были ограничены по срокам. В основном мы собирали информацию, в том числе посредством приема сообщений о местонахождении неуловимого наркобарона-миллиардера на круглосуточную горячую линию. Мы сотрудничали с правоохранительными органами Колумбии, общались с аналитиками и после крупных рейдов колумбийских полицейских получали двадцать четыре часа на копирование всех доступных материалов. Мы называли такие дни «ксерокс-вечеринками»: мы арендовали склад и копировальные аппараты и лихорадочно копировали документы, работая посменно с сотрудниками посольства. Всего мы провели десять таких «вечеринок». Полученные данные позволили провести серию рейдов по связанным с Медельинским картелем клубам, а также юридическим и бухгалтерским фирмам в Колумбии и США. В первые месяцы после смерти Галана мы привлекли к работе еще двадцать аналитиков. Режим ЧС позволял следить за подозреваемыми без веских оснований. Достаточно было подозрения или предположения о том, что объект является наркодилером. За шесть месяцев после убийства Галана мы арестовали и выдали США около тридцати наркодилеров. Одним из первых был Хосе Рафаэль Абельо Сильва по прозвищу Моно Абельо, пилот Эскобара, руководивший делами картеля на северном побережье Колумбии. Во многом благодаря его поимке спустя два месяца мы выследили одного из самых влиятельных наркобаронов – Хосе Гонсало Родригеса Гачу по прозвищу Мексиканец. Когда спецагенты Административного департамента безопасности Колумбии ворвались в дорогой ресторан в Боготе, где Абельо ужинал с подружкой, он попытался подкупить их. Однако спецагенты взятку не приняли, о чем мне сообщил верный информатор. Прошло много лет, но я до сих пор не имею права раскрыть имена агентов, повязавших Абельо. Особенно активно Абельо разыскивали в городе Талса, штат Оклахома. Большое жюри федерального суда обвиняло его в сговоре с целью импорта и распространения кокаина. Благодаря информатору, работавшему на Гэри, 11 октября 1989 года Абельо арестовали в ресторане Боготы, а через пять дней его доставили к ангару Международного аэропорта «Эль-Дорадо» в Боготе в сопровождении двадцати полицейских машин. Да уж, как вывозили из страны первых экстрадированных – надо было видеть! Процесс доставки обвиняемых обязательно снимали на камеру и показывали в вечерних новостях, чтобы колумбийцы видели систему правосудия в действии. В аэропорту закованного в наручники Абельо передали группе из десяти вооруженных до зубов судебных исполнителей; все они были одеты в черное и выглядели очень сурово. Судебные исполнители посадили его на рейс-747 до Талсы. По законам Колумбии, преступника на борту самолета должен был сопровождать сотрудник НПК. Таким людям оплачивали обратный билет и командировочные расходы. После ареста Абельо на поиски его «босса» Родригеса Гачи ушло меньше двух месяцев. Гаче пришлось покинуть убежище, чтобы отправить партию кокаина из порта Картахены. Впрочем, им двигала не только необходимость, но и парализующий страх. В то время Родригес Гача был едва ли не самым богатым членом Медельинского картеля и зарабатывал даже больше Эскобара. Его защищала небольшая армия наемников-телохранителей из Израиля, но с исчезновением Абельо он ощутил всю шаткость своего положения. Родригеса Гачу прозвали Мексиканцем за увлечение национальной музыкой и едой. В США его обвиняли в нескольких актах контрабанды, и в Колумбии у него тоже были враги. Его смерти хотели все – начиная от наркокартеля Кали[33] и боевиков леворадикальной повстанческой экстремистской группировки «Революционные вооруженные силы Колумбии – Армия народа» и заканчивая «изумрудной мафией» во главе с Виктором Гаррансой. Несколько месяцев назад Гача организовал подрыв офиса Гаррансы и убийство Хильберто Молины Морены, бывшего партнера по изумрудному бизнесу. Для того чтобы укрепить свою власть на изумрудных приисках, Гача подослал к Молине двадцать пять наемных убийц, превративших его домашнюю вечеринку в кровавую бойню, на которой вместе с Молиной погибли еще шестнадцать человек. И вот в середине декабря Мексиканец вдруг оказался в бегах. Вместе с сыном, Фредди, которого недавно выпустили из тюрьмы Центрального управления судебной полиции и разведки (Dirección Central de Policía Judicial e Inteligencia, ЦУСПР) в Боготе, Гача пытался скрыться от колумбийской полиции на быстроходном катере. Фредди в то время было семнадцать, и его ненадолго задержали за хранение оружия. Я допрашивал его в тюрьме. Он носил часы слишком дорогие для подростка и старался произвести впечатление крутого наркодилера, однако на самом деле оказался очень наивным и был ужасно напуган. В конце концов полиция прикрыла его дело за отсутствием доказательств и использовала его как наживку для раскрытия делишек отца. Слежка за Фредди привела нас в тот самый район Картахены, куда мы уже отправили своего информатора, киллера по имени Хорхе Веласкес, больше известного под прозвищем Эль-Навеганте (Моряк). Навеганте был капитаном быстроходных судов Родригеса Гачи, его любимчиком и доверенным лицом. Мы встречались с киллером тайно, как правило, в ресторанах и гостиничных номерах Боготы, и пообещали ему миллион долларов наличными, если он выведет нас на Родригеса Гачу. Как только Навеганте помог установить точное местонахождение Родригеса Гачи у небольшого курортного городка Толу, полковник НПК Леонардо Гальего направил туда два боевых вертолета и перекрыл сельские дороги, ведущие в Картахену, чтобы загнать наркобарона в ловушку. При поддержке трехсот с лишним полицейских Гальего остановил более десяти тысяч защитников Родригеса Гачи. Среди них был сенатор, предложивший Гальего двести пятьдесят тысяч долларов наличными. Гальего не принял взятку и немедленно арестовал сенатора. Заслышав вертолеты и узнав о планирующейся в районе полицейской операции, Родригес Гача ночью четырнадцатого декабря сбежал на быстроходном катере, взяв с собой сына и пять самых верных людей. Катер бросили на побережье курортной деревушки Эль-Тесоро, где их уже ждала машина. Преступников отвезли к пляжным домикам. Согласно отчетам УБН, «Родригес Гача с сообщниками провели остаток ночи в небольшом комплексе деревянных хижин в Эль-Тесоро». На следующий день около часа пополудни звук приближающихся вертолетов снова вынудил их бежать. Полицейские на вертолетах по громкоговорителю требовали немедленно сдаться. Переодетые в фермеров Родригес Гача и Фредди уже спешили в новое убежище на красном грузовике. Затем Фредди с группой телохранителей выскочил из грузовика и под прикрытием деревьев принялся остервенело расстреливать вертолеты и бросать гранаты, но его просто снесло ответным огнем. В ходе ожесточенной перестрелки Родригес Гача и Фредди погибли. Тело Фредди было нашпиговано пулями, а его отца и вовсе невозможно было опознать: от лица осталось лишь кровавое месиво. На следующий день тела Родригеса Гачи, Фредди и пяти телохранителей были похоронены в общей могиле в Толу; никому и в голову не пришло, что кто-то может приехать за ними. Однако в воскресенье, семнадцатого декабря, приехали мать Фредди, сестра Родригеса Гачи и его брат, Исмаэль Родригес Гача. Судья распорядился об эксгумации тел, которые семья перевезла на частном самолете в Боготу и похоронила в городке Пачо, в трех часах езды от столицы Колумбии. Тела трех телохранителей также забрали родственники, а два других телохранителя так и остались в общей могиле. Несколько дней спустя мы привели Навеганте в посольство – для заполнения бумаг на получение награды в один миллион долларов, пообещав выдать деньги на днях. Из-за бюрократических проволочек выплата задерживалась почти на месяц, и Навеганте начал терять терпение. Он пришел в посольство в нашу с Гэри смену, и мы усадили его пить приторный кофе в духоте офиса. Мы попытались успокоить его, сказали, что он получит деньги, как только закончится бумажная волокита, но Навеганте не поверил. Он вскочил с кресла и прошагал к двери, заявив, чтобы мы забыли про деньги. Он был очень зол! И на весь офис сообщил, что картель Кали уже заплатил ему миллион долларов за то, что помог убрать с дороги Родригеса Гачу. Ошарашенный его признанием, я попросил повторить. И Навеганте повторил. Тогда мы с Гэри просто вывели его из здания и сообщили начальству о разговоре. УБН приняло решение не выплачивать награду Навеганте, поскольку было неэтично сотрудничать с человеком, который открыто признал себя членом наркокартеля. В таком случае нас могли обвинить в пособничестве картелю Кали в грязной войне против Эскобара. Несмотря на выходку Навеганте нам было, что праздновать. Со смертью одного из самых влиятельных членов Медельинского картеля мы получили возможность разрушить всю структуру. Информация, которую мы собрали в ходе рейдов, наконец-то начала приносить плоды. Взять, к примеру, Хулио Корредора Риверу, подозреваемого в отмывании денег для Эскобара. Наши рейды в его колумбийский офис привели к аресту счетов картеля в США. Впоследствии Хулио убили sicarios Эскобара в Боготе. Мы начали выводить сбор разведданных на новый уровень, и работа сосредоточилась вокруг секретного центра сбора данных ЦУСПР НПК в Боготе, откуда мы руководили операциями. Прослушку мы разместили за рядами письменных столов, в тайной комнате, вход в которую был замаскирован под книжный шкаф. Это душное помещение занимали четыре местных аналитика из судебной полиции Колумбии (ЦУСПР) и аппаратура для прослушки порядка пятидесяти телефонных линий, используемых крупнейшими наркодилерами страны. В те дни дилеры довольно свободно передавали сообщения по телефону. Иногда они шифровались, но наши аналитики быстро научились их понимать. К примеру, фраза «Я отправил двадцать голов беломордой породы в Ла-Плайя» в действительности означала: «Я отправил двадцать килограммов кокаина в Майами», а фразу «Из Лас-Торрес[34] привезут двадцать лимонов» следовало понимать, как: «Из Нью-Йорка переведут двадцать тысяч долларов». Я каждый день заходил к аналитикам послушать наиболее интересные записи. Можно сказать, что я стал связующим звеном между УБН и ЦУСПР. Иногда аналитики сами звонили с обзором новой информации. Я ежедневно делал огромное количество записей в блокноте для стенографирования и отсылал отчеты начальству. Блокноты я нумеровал и к концу службы в Колумбии насчитал их аж двести штук. На службе я познакомился с сержантом в отставке. Это был ничем не примечательный человек, однако благодаря добытым им сведениям нам удалось конфисковать несколько крупных партий кокаина. Формально мы не имели права перехватывать данные, поэтому, когда я отсылал докладные записки в штаб-квартиру УБН, все понимали, что их не выйдет использовать для привлечения к уголовной ответственности. И всё же перехват снабжал нас полезными зацепками, которые мы передавали коллегам в США. Если в результате перехвата данных удавалось кого-то задержать, я отправлял в НПК, чьей основной задачей была поимка Эскобара, благодарственное письмо на имя руководителя отличившегося аналитика. Эти письма и регулярная передача информации, которую мы получали от своих источников в США, очень помогали полиции. Нам удалось завоевать доверие полицейских и показать взаимную выгоду сотрудничества. Особо отличившиеся аналитики получали от УБН премии, так что полицейский в отставке с зарплатой двести долларов в месяц за активное сотрудничество с нами мог рассчитывать на удвоение этой суммы. Выплаты мы переводили тайно, без ведома руководителей этих сотрудников. Благодаря разведданным, собранным центром к концу 1990 года, мы с Гэри смогли организовать свою первую в Колумбии совместную операцию с полицейским. Группа аналитиков выяснила, что на севере Колумбии, неподалеку от побережья Карибского моря, в пропыленном и изнывающем от жары городе Монтерия с населением сто пятьдесят тысяч человек, картель Северного побережья планирует переправить сто килограммов кокаина в Майами. Мы с Гэри единодушно выбрали для этой операции Педро Рохаса, капитана Национальной судебной полиции в Боготе. Высокий, статный и горячо преданный своему делу, Рохас возглавлял подразделение ЦУСПР по борьбе с наркотиками. Он также был прекрасным наездником и как-то показал мне фотографию, где он сидит на коне. Я бы сказал, что как законник Рохас тоже был на коне. Мы с Гэри выдали Рохасу суточные и оплатили расходы на поездку в Монтерию, где он должен был арестовать преступников, сотрудничающих с Медельинским картелем, который предоставлял площади для хранения кокаина перед отправкой в Майами. Монтерия – с малонаселенными холмистыми равнинами и близостью к Карибскому порту – идеально подходила наркоторговцам. На окраине города они тайно построили взлетно-посадочные полосы, а в заброшенных амбарах прятали поддоны с кокаином. Не успел Рохас продвинуться в операции, как случилась беда. 19 января 1991 года он с полицейским водителем – Хуаном Энрике Монтанесом следовал за машиной, в которой находились четверо членов наркокартеля, на ферму на окраине города, предположительно, к амбару с кокаином. И вдруг они просто исчезли! Позднее мы узнали, что их убили подручные Эскобара, а тела разрезали и сбросили в реку Сину, пересекающую город. Смерть Рохаса выбила нас с Гэри из колеи, и мы уговорили УБН передать деньги, выделенные на операцию Рохаса – около двадцати тысяч долларов, – семье погибшего. Мы передали деньги вдове и отцу Рохаса, который тоже был полицейским, на скромной церемонии в штаб-квартире ЦУСПР в Боготе. Мероприятие было неофициальным и проводилось в столовой для полицейских. Я хорошо запомнил отца Рохаса – он был в костюме – и жену. Мы с Гэри представляли УБН и, когда дело дошло до благодарственной речи семье, передали жене погибшего конверт с деньгами. Мы ощущали свою вину, ведь именно мы готовили операцию и выделили Рохасу средства на поездку в Монтерию. В конце концов собранные Рохасом данные привели к ряду арестов и конфискаций в регионе, причем в окрестностях Монтерии, на ферме «Манаос», обнаружили 10 178 килограммов кокаина. Война с Эскобаром шла полным ходом, и меня часто отправляли в самую гущу событий. От международного аэропорта Эль-Дорадо в Боготе до Медельина был всего час лёта. Я обычно летал на самолетах УБН модели «Аэро-Коммандер». У нас были свои пилоты, а в период охоты на Эскобара перелеты в Медельин имели приоритет перед любыми другими запросами в авиаслужбу УБН. Часто нам приходилось бросать другие задания – лишь бы поскорее попасть в Медельин. В первый прилет меня встречали на трех бронированных машинах. Я ехал на заднем сиденье второго джипа между двумя тяжеловооруженными полицейскими. Один из них спросил, есть ли у меня с собой оружие. Я ответил, что есть, и мне посоветовали сразу его вытащить и держать палец на спусковом крючке всю дорогу до полицейской академии, где мне предстояло жить, пока я в городе. В то время сотни полицейских гибли от рук киллеров, которые настигали машины, передвигаясь по двое на одном мотоцикле, так что на дороге следовало быть готовыми ко всему. Все полчаса, которые я провел в петляющей по горной дороге машине, зажатый между двумя полицейскими, я держал в руках девятимиллиметровый полуавтоматический «Смит-Вессон» из нержавеющей стали. Мои внутренности бастовали: медельинские копы водили, как гонщики «Формулы-1». Я с трудом сдерживал рвотные позывы, когда мы на безумной скорости пролетали очередной вираж. В оружие я вцепился до похолодевших пальцев. На краткий миг я всерьез усомнился в том, что неуловимого Эскобара – главаря мафии с армией верных убийц, восемьюстами тайными убежищами и сотней миллионов долларов в кармане (и это не считая леворадикальных экстремистов, с которыми он спелся в войне против правительства) – вообще можно поймать.