– А вот ваш утренний визит к гражданину Четвертакову, – подсказал Ломов. – Разве это не визит друга? – Я уже говорила вашим держимордам, что просто ошиблась дверью! – отрезала актриса. – Никакого Четвертакова я не знаю. Какие еще ко мне претензии? В кабинет заглянул старший лейтенант Сапрыкин. В руке он держал листок бумаги. – Разрешите? Вот распечатка, товарищ полковник. Тот телефончик, что вы вчера нам дали. Все контакты мы проверить не успели, но самые задействованные – вот… – Спасибо, старлей! Волченков заглянул в листок и усмехнулся. – А как же вяжутся ваши слова с тем фактом, что наиболее употребительным номером в вашем телефоне был как раз номер гражданина Четвертакова? – спросил он, поднимая глаза на Желябову. – Вы залезли в мой телефон! Сволочи! – нисколько не смутившись, сказала артистка. – Все. На вопросы я отказываюсь отвечать. Я требую адвоката. – Адвокат, это, конечно, хорошо, Ангелина Владимировна! – сказал Волченков, подсаживаясь к женщине поближе. – Это все очень солидно звучит, как в кино. Только, боюсь, кино это с плохим концом. С очень плохим концом. Вы в курсе, что произошло этой ночью? Женщина взглянула на него исподлобья. – Да, слава богу, в курсе. Из-за вас я грохнула машину. Между прочим, она так и торчит в том овраге. А я ума не приложу, как ее оттуда достать. У меня нет на это денег. Может, одолжите? – Сам на мели, Ангелина Владимировна! – улыбнулся Волченков. – Но я не про машину. Я про пожар в дачном поселке. – В дачном поселке? – по лицу Желябовой скользнула тень тревоги. – В каком дачном поселке? Нет, я ничего не слышала. А что там произошло? Вы хотите сказать, что я имею к этому какое-то отношение? – Нет, но к этому имеет какое-то отношение гражданин Четвертаков, чей номер так часто вами востребовался. И знаете, у нас имеются некоторые основания полагать, что гражданин Четвертаков погиб. – Что? – каким-то обесцвеченным голосом произнесла Желябова. – Что вы такое говорите? Как погиб? Игорь? Этого не может быть. Вы, наверное, ошиблись или пытаетесь намеренно ввести в заблуждение. Это такой прием, да, чтобы заставить разговориться? – Да какой, к черту, прием?! – вклинился в разговор Ломов. – Книжек начитались, мадам? Посадить вас в камеру на пару суток – и разговоритесь как миленькая. Очень нужно тут с вами в игры играть! Коллега и так наговорил вам лишнего. Но раз уж сказал, то отвечайте на вопросы. Почему это вы так уверены, что Четвертаков не мог погибнуть? – Он был очень сильный, – тихо сказала Желябова. – Он был как скала. Таких мужчин раз-два и обчелся. Не может быть, чтобы кто-то оказался сильнее. – Ну, во-первых, этот ваш мужчина тоже давал в своей жизни слабину, – хмыкнул Ломов. – И очень серьезную давал слабину. Но это сейчас не важно. А важно то, что пуля дура, гражданка Желябова. Ей совершенно все равно, кого дырявить – сильного мужчину или немощного ребенка. И, между прочим, для вашего Четвертакова было бы лучше, если бы он погиб, потому что впереди намечается ему такое… – Подождите, – жалобно проговорила Желябова. – Можно мне стакан воды? Мне плохо. Я не спала всю ночь. – Тут все не спали, – сказал Волченков, подавая артистке стакан воды. Она напилась, обвела полицейских измученным взглядом. – Вы говорите, что Игорь погиб. Значит, я должна опознать его тело, ведь так? Я готова, показывайте. Ломов кашлянул. – Видите ли, дело в том, что тело, как бы это сказать… – он оглянулся на Волченкова. – Одним словом, раз уж вы знаете про пожар… В общем, есть основания полагать, что Четвертаков входил в некую банду. Эта банда собралась нынешней ночью в дачном поселке, где подверглась нападению. Два человека погибли и еще по крайней мере один ушел. Одного мы опознали, при нем были документы. Его фамилия Званский… – Ох! – вырвалось у Желябовой. Она прижала ладони к побелевшим щекам. – Так это… это правда? – прошептала она. – Это вы их убили? – Что за чушь вы несете, Ангелина Владимировна! – сердито воскликнул Волченков. – Какого бы мнения вы ни были о полиции, расстрелами мы не занимаемся. Правда, убил их полицейский, но этот полицейский был, скорее, ваш человек, чем наш. Понимаете, о чем я? Желябова, не мигая, смотрела ему в глаза, и Волченков понял – она поняла. – Так вот, вернемся к опознанию, – продолжил он. – Званского мы опознали. Второй труп опознать сложно. Он сильно обгорел. Естественно, документы и все, что было при нем, тоже сгорело. – Идемте! – сказала Желябова, вставая. – Я пойму. Казалось, она выдавила из себя слабость как нагноившуюся болячку. Бледность по-прежнему покрывала ее лицо, но движения были уверенными и пластичными. Сейчас ее можно было вполне представить за рулем гоночной машины. «Сколько тут актерства и сколько характера? – гадал про себя Волченков. – Удивительная женщина. Но жизнь, кажется, сломана основательно. Печально». В морге уже патологоанатом, с сомнением посмотрев на осунувшееся бледное лицо Желябовой, предложил: – Может быть, вам сначала успокаивающее принять? Зрелище, знаете, не для женских глаз. – Я выдержу, – сказала актриса. Выкатили труп, обгорелый, скрюченный, воняющий так отвратно, что Волченкова самого чуть не стошнило. Желябова, не двигаясь, с полминуты смотрела на тело, а потом сухо сказала: – Я думаю, это он, Игорь Четвертаков. Если они были там втроем, как вы говорите, то это он. Некоторое время она о чем-то думала, а потом как будто пожаловалась кому-то: – Я оставила тебя в эту ночь. В эту самую главную ночь. А теперь я даже не могу поцеловать тебя в последний раз. Мне оставили кусок обгорелого мяса. Это чудовищно. Мы все чудовища… Она повернулась и, сгорбившись, пошла к выходу. Ломов нагнал ее. – Ангелина Владимировна, может быть, вы расскажете, при каких обстоятельствах… – Да все я расскажу! – с тоской произнесла Желябова. – Игоря нет. Ничего нет. Как это все бессмысленно!.. Да ради бога, я все расскажу. Рассказывала Желябова спокойно и бесстрастно, точно отвечала зазубренный урок. Никакого актерства, никакой позы. Кажется, ей просто нужно было выговориться. Однако Ломов с Волченковым не стали слушать всю исповедь, подрядив на это дело Смолина с Тимошенко, а сами первым делом прояснили для себя самый главный момент. – Сколько членов банды оставалось в наличии до вчерашней ночи? – Трое, – сказала Желябова и, подумав, добавила: – Наверное, вам нужно и меня включить в это число. Тогда четверо. – Вы знали, что полицейский снабжает вас закрытой информацией? Знали его имя? – Знала. Но ни разу не видела. Ребята решали такие вопросы не в моем присутствии. Они вообще меня берегли от лишних проблем. Я в основном занималась транспортными вопросами. Автомобилями интересуюсь с детства. – По вашим словам выходит, что сейчас в живых остался единственный мужчина из банды. Хозяин дачного участка, на котором был пожар, так ведь? Кто он? – У нас была конспирация. Все именовали друг друга какими-то дурацкими кличками. Игорь, например, был Вальтером. Наш главный именовался Павлом Петровичем, хотя на самом деле его звали совсем по-другому. Вот он жив и остался. У него была маленькая дача за городом. Там они собирались по особым случаям. – Знаете его настоящее имя? Адрес? – Конечно, знаю. Его зовут Чижов Андрей Захарович. Точного адреса я не знаю, но найти его не составит труда. Он работает учителем… – Постойте! – потрясенно воскликнул Волченков. – Чижов? Директор из семнадцатой школы, где работал тот попавший в аварию учитель? – Он самый. Он считал своим личным делом отомстить тому продажному менту, который решил выгораживать виновника аварии. – Это он стрелял в полицейского? – Да, он. Я только пригнала и отогнала машину. – Черт возьми! – Волченков никак не мог прийти в себя. – Как же я опростоволосился! Беседовал со всеми отцами в классе и совершенно не подумал про учителей. Но кто мог подумать? Он производил впечатление абсолютно положительного человека. – В принципе Андрей Захарович очень хороший человек, – серьезно сказала Желябова. – Он просто добивался справедливости. – Да уж, – скривился Ломов. – Значит, Чижов? Надо выяснить его адрес… Тимошенко, займись этим!.. Только наверняка он сейчас не дома. Сейчас он будет искать пути для отхода. Есть соображения, куда он может направиться в критической ситуации? – Да. У нас был, если так можно выразиться, спонсор. Козицкий, предприниматель. У него автомобильный салон «Шевроле». Он помогал нам деньгами, ну, и вообще. Чижову больше некуда обратиться. Наверняка он у него. Это тот салон, что на Железнодорожной улице. Ломов и Волченков встали одновременно. – Дорога каждая минута, – сказал Ломов. – Смолин, продолжай допрос. Если что – мы в салоне. Глава 25 Раздвижные стеклянные двери автосалона сами распахнулись перед Ломовым и Волченковым, и тут же навстречу им, как по команде, с широкой улыбкой на лице двинулся лощеный молодой человек в белой рубашке с бабочкой. За его спиной сверкали лаком и никелем новейшие модели автомобилей. – У этого торгаша наверняка все подключено на пульт вневедомственной охраны, – сказал вполголоса Ломов, озираясь. – Все его барахло охраняется полицией, все его благополучие от нее зависит, а он, гад, финансирует «охотников»! Волченков не успел ответить – молодой человек был уже рядом. – Добро пожаловать, господа! – провозгласил он, еще шире растягивая рот в улыбке. – Ваш визит очень важен для нас. Благодарим за посещение. Вы планируете приобрести автомобиль. Вы сделали лучший выбор! Какая модель вас интересует? Мы выполним любое ваше желание!