Не хочу поставить в неловкое положение кого-нибудь из курсантов или, не дай боги, курсанток. – Поговорить хотим, – вышел из-за дерева парень. – Ну, давай, – кивнул я, узнав одного из тех, с кем столкнулся в школе. – Ты же заплатил за сдачу, правильно? А сам прибыл из села? – задал парень вопросы. – Пропустим, – хмыкнул я, срисовав еще троих, находившихся за деревьями. – Давай ближе к телу. – К телу? – Можно к телу или делу, – пожал я плечами. – Драться в лагере запрещено, устроим потасовку – вылетим все вместе. Тебе же этого, насколько понимаю, не нужно. Говори – чего хотел? Да, не сомневаюсь, не станут они кулаками махать, а вот из-за дерева дубиной по голове… Нет, и на это не пойдут, какие-никакие, а представления о чести имеют. Одно дело незнакомца прессануть, да и чтобы злость сорвать и вместо себя трудиться заставить, и совершенно другое, когда в спину ударить одному из своих. Нет, для этих-то своим вряд ли стану, но форма на нас одинаковая, пока они не пойдут на радикальные меры, между собой на такое не договорятся, а в одиночку не решатся. Хотя и ошибаться могу. – Мы тебе даем двести пятьдесят рублей, и ты отказываешься от участия в состязаниях. Можешь просто уйти или слиться, – огорошил меня курсант. – Двести пятьдесят? – удивленно переспросил я. – Большие деньги, в частности для сельского парня, – насмешливо ответил этот переговорщик. – Интересно, а за взятку тут какое наказание? – задумчиво проговорил я. – Мало? – обескураженно хмыкнул парень и скосил глаза за дерево. – Тысячу – и ты забываешь сюда дорогу. – Парни, я чего-то недогоняю. Смысл мне деньги предлагать? В чем проблема-то? Вас много, состязания длинные, не факт, что сам их пройду. – Э-э-э, мы опасаемся, что ты подорвешь престиж школы, если продолжишь в том же духе, когда наших товарищей станут отчислять, а ты останешься, – выдал тот после небольшой заминки. Уп-с! А это не его слова, явно повторил чье-то утверждение. Но для чего они с подобным предложением в таком количестве заявились? – Парни, запомните: не продаюсь я, ни за тысячу, ни за десять, – покачал я головой и сделал шаг вперед. – Пять тысяч, это последнее предложение, – поспешно проговорил курсант. Я даже отвечать не стал, просто мимо прошел. В овраге умылся и от души напился воды. Есть какой-то неизвестный фактор, но смысл меня кому-то бояться? Оказалось, что не так все просто – через час после объявления на плацу, кто остается продолжать состязаться, разрешили встретиться с родными. Олесь с Алексеем куда-то слиняли, я уже собрался идти к своей палатке, рассчитывая застать друзей там, но меня остановил подпрапорщик: – Чурков, чего Петра Евграфовича ждать заставляешь? А ну бегом! – Есть! – коротко ответил и чуть руку к виску не приложил: инстинкты, мать их! Обстановка армейская, на мне форма, на голове фуражка, правда без кокарды, как тут не среагировать на командирский голос?! Сделал вид, что фуражку снимаю и волосы поправляю, после чего пошел ротмистра искать. – Иван, тут такое дело, – после приветствия хмуро заговорил учитель и замялся. – Говори, – подбодрил я его. – Ты фаворит, на тебя поставлена большая сумма денег на тотализаторе. Не знаешь, кто это сделал? – Нет, – отрицательно покачал я головой. – Не представляю. – Мало того, ходят слухи, что в данных состязаниях заинтересован трон. Никто не понимает такого пристального внимания, но в лагере как минимум десятка два из императорской стражи. – И? Я-то тут при чем? – озадаченно спросил я, пытаясь как-то связать эти сведения со своей персоной. – А хрен его знает, – облегченно выдохнул ротмистр, до этого внимательно наблюдавший за моей реакцией. – Ты за этим меня искал, чтобы информацией поделиться? – Не только, – усмехнулся Петр. – Мне предложили, если ты уйдешь со мной, двадцать тысяч рублей. Тебя очень опасаются и не желают, чтобы ты сорвал игру на тотализаторе. – Большие деньги, – усмехнулся я, решив не говорить, что пару часов назад мне предлагали всего пять тысяч. – При наличии успехов с твоей стороны, думаю, ставка возрастет. Есть шанс сорвать куш, может, и не денежный, – неожиданно сделал вывод Петр, потерев щетину. – Ладно, пойду, успехов тебе. – Спасибо, – пожал я ему на прощанье руку и задумчиво посмотрел, как он удаляется. Настроение моего учителя после короткого разговора со мной явно улучшилось. Он сделал для себя определенные выводы, и они его не разочаровали. Из-за того, что от денег отказался? Хм, нет, это и так очевидно, и глупо на данном этапе брать предложенную сумму. С другой стороны, те, кто ее предложил, рассчитывали на другой подход от сельского парня. Но, блин, кто на меня сделал ставку и для чего? Не нравится мне эта мышиная возня вокруг! А сделать ничего не могу. Тех же курсантов в лесу и то не имел возможности прижать. Уверен, они бы такому повороту событий обрадовались и до организаторов довели мое неадекватное поведение. Правда, нужно оказаться полным идиотом, чтобы поверить в байку о неадекватном парне, набросившемся на пятерых курсантов. – Чурков, уже свободен? – спросил меня подпрапорщик. – Иди в лазарет, там тебя обследуют. Хотел отнекаться, но заметил небольшую очередь из курсантов перед палаткой с красным крестом. – Понял, иду, – вздохнув, отправился на врачебный осмотр. Очередь подошла быстро, обычное дело на медосмотрах. Правда, тут оказалась не совсем привычная картина. «Узкие» специалисты отсутствовали, палатка разделена на десять перегородок из плотной материи, образовав своеобразные кабинеты, где принимал один врач. Вот где они нашли десяток свободных врачей, которым делать нечего, лишь бы здоровых парней и девок осматривать? – Ну-с, молодой человек, на что жалуемся? – спросил меня пожилой врач с аккуратной бородкой. – Да, собственно, жалоб нет, – ответил я, надеясь, что на этом все и закончится. – Ага, ты уже здесь, – заглянул в «кабинет» подпрапорщик, – Семен Иванович, это именно тот парень, которым вы интересовались. Я уж подумал, он не к вам попал. – Отлично! Так-с, давайте все же соблюдем формальность, а потом и побеседуем. Хорошо? – потер ладони врач. – Ну, давайте, – пожал я плечами. Дальше последовали рутинные вопросы и стандартные процедуры. Дотронуться кончиком пальца до носа, с закрытыми глазами сделать пару шагов и развернуться на триста шестьдесят градусов, повторить за доктором тихо сказанные слова и так далее и тому подобное. – Здоров! – вынес вердикт врач и кивнул на стул: – Присаживайтесь, Иван, сейчас оформлю карту, и мы с вами немного побеседуем. Ой, забыл в этой суматохе представиться: Семен Иванович Портейг, профессор, к вашим услугам. – Лучше не надо, – пошутил я, присаживаясь. – Семен Иванович, о чем вы желали узнать? – А узнать, молодой человек, хотел о том, как вам удалось излечить мою больную. Вы же знакомы с Марией Александровной Смеевой? Неожиданно, но к подобному повороту событий я готовился, правда, не в данной ситуации, рассчитывал, что прознают позже. – Да, с графиней судьба сталкивала, – не стал отнекиваться. – И как же удалось ее на ноги поставить? – задумчиво спросил профессор и стал ожесточенно протирать стекла пенсне, а потом добавил: – Не судьбу – графиню. – Вероятно, повезло? – спросил я его. – Ну, соглашусь, что в нашем деле без везения не обойтись, – положил Семен Ивановичи пенсне перед собой и скрестил руки на груди. – Однако вы ее именно лечили, и результат для меня, да и для моих коллег, оказался неожиданным и потрясающим! Не поделитесь методикой? Коллега! Да блин! Какой к чертям коллега?! Он за кого меня принимает?! – Э-э-э, уважаемый профессор, вы меня с кем-то спутали, право слово! К докторам никакого отношения не имею, честное слово. А Машу, простите, Марию Александровну попытался на ноги поставить теми средствами, о которых от кого-то слышал, – ответил я Семену Ивановичу. Тот каждому слову согласно кивал, а потом спросил: – Иван, а сколько должно настаиваться лекарство и почему плесень именно зеленого цвета? – Дней семь, в темном помещении и прохладе, – пришлось признаться, да и скрывать-то не мог: инструкции Лаврентию выдал, что предпринять, когда настойка закончится, чтобы он смог ее сам сделать. – Ага, значит, прополис развести в спирту и настаивать – это объяснимо. А плесень тут каким боком? – Честное слово, понятия не имею! Но с давних времен известно, что именно зеленая плесень позволяет залечивать гнойные раны и положительно на различные болезни влияет, убивая микробов. – Ага, значит, микробов! – довольно протянул профессор и потер руки. Так, похоже, я горю, как шведы под Полтавой! Черт, легенда летит ко всем чертям! – Ваня, так что там насчет плесени? Что она дает? Дело в том, что ни в одной легенде про нее не сказано! Это вам видение какое-то было или что? – спросил Семен Иванович. – Профессор! Честное слово, понятия не имею! Словно озарение случилось и лечение назначилось! – на ходу принялся я сочинять. – Да вы хоть кого спросите в моем селе! До недавнего времени себя не помнил и говорить не мог, меня сильно избили, и разум вернулся, а как с отцом своим встретил Марию Александровну у знахарки, так словно током шибануло! – Током? – перебил меня профессор и достал портсигар. – Честное слово, никак не ожидал подобного разговора! Будете?.. Коллега! Папиросу взял, нервно закурил, не представляя, как выкрутиться. Помолчали, дымя. В «кабинет» даже заглянул подпрапорщик и хотел что-то сказать, но профессор на него рукой махнул, и того как ветром сдуло. – Плесень зеленого цвета способна победить микрофлору различных заболеваний, но из нее необходимо получить сыворотку и вводить в организм больного внутримышечно. От туберкулеза она может и не помочь, точно сказать не могу, но оказывает влияние на различные заболевания. Сами разберетесь, – медленно произнес, решив, что играть в кошки-мышки тут бессмысленно, да и, если что, смогу от своих слов отказаться. В данное время еще не придумали записывающего устройства, чтобы в суде доказательства предоставить. Профессор, зажав папиросину в зубах и даже не водрузив на нос пенсне, стремительно записывал мои слова. – Ваня, настойка? – вопросил он. – Пчелиный клей очистить, охладить, а потом настоять на спирту, принимать по двадцать – пятьдесят граммов утром и вечером, дозировка зависит от телосложения и запущенности болезни, против чахотки помогает, а если вкупе с плесенью зеленой… – не договорил, руками развел. – Профессор, возможно, произошел рецидив, на который повлияли уверенность в успешном исходе и воздух вкупе с лекарством, или организм графини так отреагировал. Не удивлюсь, если из ста человек на поправку пойдет десять, а то и меньше.