«Как же так⁈» «Почему они так со мной?!!» «Почему не предупредили?!!!» Ответов нет. Есть лишь медленно вращающиеся двери отеля, люди за ними, которым я совершенно не нужна и неинтересна, и портье за стойкой, который смотрит на меня с профессиональной учтивостью и некоторой долей сочувствия, словно доктор на безнадежного пациента. Понимает, что не в состоянии ничего исправить, но согласно внутренним правилам гостиницы уже пора бы подойти к несчастной и спросить, не может ли он чем-то помочь. Но тут я вижу сквозь стекло, как от безликой, однородной толпы, что окружила лимузин, хлопнув себя ладонью по лбу, отделяется парень, который толкает дверь, уже почти остановившую свое вращение. Его черты лица кажутся мне знакомыми, но слезы, готовые хлынуть из глаз, мешают рассмотреть его получше. Да и не желаю я сейчас ни на кого смотреть. Всё, что я хочу, так это оказаться у себя в номере, зарыться лицом в подушку, и как следует прорыдаться, сминая пальцами податливую материю от бессильного гнева. Парень входит в холл и останавливается в двух шагах напротив меня, словно не решаясь подойти ближе. — Доброе утро, мадам. Его голос похож на мурчание слегка растерянного тигра. Надо бы, наверно, что-то ответить, но я молчу. Моя внутренняя истерика бьется во мне, готовая вырваться наружу при малейшем слове или движении, и я не хочу, чтобы ее видели посторонние. Но в то же время я понимаю, что где-то уже видела этого брюнета. Вот только где? Попытка вспомнить отвлекает меня от моего состояния. Моргаю, позволяя двум слезам повиснуть на нижних ресницах — и, наконец, осознаю̀, что передо мной стоит тот самый парень из лаунжа, с которым мы перед посадкой на самолет обменялись парой коротких, ничего не значащих взглядов. — Кажется, мы с вами виделись в аэропорту, не правда ли? — произносит он. — И наверняка летели в одном самолете. Удивительное совпадение, вы не находите? Наконец проклятый фотоаппарат попадает в сумочку. Я закрываю ее, достаю платок, промакиваю глаза. На белой искусственной ткани остаются два мокрых пятнышка со следами черной туши, похожими на стайку красноречивых минусов. Неплохое обрамление для слез, которыми я, кажется, переполнена по самое горло. — Что вам нужно? — выдавливаю из себя, усилием воли подавляя предательский всхлип. Он говорит как его зовут, но я пропускаю это мимо ушей — слишком занята тем, чтобы не дать выхода слезам. Очень уж не хочется расплакаться сейчас, на виду у этого парня и портье, внимательно следящего за ситуацией. Поэтому лишь через пару секунд осознаю̀ то, что говорит мой неожиданный собеседник. — Прошу меня простить, что не предупредил вас раньше, хотя должен был. Видите ли, тот фотограф, которого вы должны были заменить, в последнюю минуту дал свое согласие на съемку. Невеста просила меня предупредить вас об этом, но я, к сожалению, в этой суете совершенно забыл об этом поручении. Сможете ли вы принять мои извинения? Вот значит как! Я убила кучу времени, притащилась в другую страну, а эта стриженая сучка даже не соизволила мне позвонить, чтобы извиниться? От истерики до ярости один шаг. Вернее, одно мгновение. Сейчас я готова броситься на улицу, вцепиться в роскошную фату невесты, и сдернуть ее к чертям, выдрав заодно из бестолковой головы изрядное количество коротко стриженых волос! Но в таких случаях «готова» не значит «бросилась». Особенно в моем. Не тот я человек, не из того теста. Всё, что могу, так это сорвать зло на ком-то. И этот парень как нельзя лучше для этого подходит. — А вы, собственно, кто такой? — бросаю с вызовом, вложив в свой голос всю ярость, накопившуюся во мне. Получается не очень, похоже на вызывающий всхлип разобиженной маленькой девочки, готовой вот-вот расплакаться всерьез. — Я? Он явно не готов к такому вопросу, взгляд слегка заметался. Действительно, когда тебе задают его, порой не всегда находишься с ответом. Многие люди вообще до конца жизни не понимают кто они такие на самом деле, и зачем появились на свет. Но этот парень не из таких. — Я старый друг жениха. Настолько старый, что мне можно доверить столь пикантное задание, — улыбается он, найдя подходящий ответ. Улыбка у него оказывается неожиданно располагающей. Такие бывают только у очень хороших людей, либо у отъявленных мерзавцев. Середины не существует. — Может, присядем? — указывает он на кресла, стоящие в глубине холла. И видя, что я не спешу с ответом, добавляет: — Буквально на пару минут. Пожалуйста. Обычно я не доверяю людям с располагающими улыбками. Хорошего я давно от жизни не жду, а иметь дело с мерзавцами тем более не желаю. Но этот парень вроде не из вторых. Глаза добрые, что в совокупности с улыбкой производит положительное впечатление. Может он действительно неплохой человек. В конце концов, что я теряю? — Хорошо. Кресло принимает меня в свои объятия, обволакивает спину. Ощущая мягкость телом, сам невольно становишься мягче. Напряжение немного отпускает. Нет, мне всё еще достаточно малейшего повода, чтобы разрыдаться, но по крайней мере я хотя бы могу адекватно разговаривать. Во всяком случае, надеюсь на это. Парень садится, достает из внутреннего кармана конверт, кладет на столик, что находится между нашими креслами. — Жених с невестой приносят вам глубочайшие извинения, — говорит Брюнет. Мысленно я назвала его так. Когда он сказал своё имя, я пропустила это мимо ушей, а уточнять уже как-то неудобно. — Они понимают, что ситуация получилась очень некрасивая, поэтому удвоили сумму вашего гонорара. Брюнет пододвигает конверт поближе ко мне. — Ваши авиабилеты, само собой, актуальны. Но, к сожалению, они невозвратные. До вылета у вас еще шесть дней… — К черту билеты, — перебиваю я его с неожиданным для меня металлом в голосе. — Я сейчас же звоню мужу. Он решит что делать с этой проблемой. Надеюсь, что я улечу сегодня же ближайшим рейсом. Сейчас у меня единственное желание — поскорее уехать из этой гостиницы. Здесь меня уже бесит всё: и сложившаяся совершенно идиотская ситуация, и кресло, в котором я зачем-то сижу, и этот парень, и я сама, так долго готовившаяся к профессиональному занятию любимым делом, которое оказалось никому не нужным. Стараясь, чтобы пальцы не тряслись, набираю Его телефон. Первый гудок, второй, третий… Ну возьми же трубку, пожалуйста! Сейчас, именно сейчас мне так нужны твой уверенный голос, твои слова ободрения, твоё «не беспокойся, Зая, я всё решу»… Четвертый гудок. Пятый. Шестой… И вместо седьмого — приторно-сладкий женский голос: «Номер не отвечает. Попробуйте позвонить позднее». Это всё. Край, за которым бездна. В горле жжение. Очень хочется плакать, но слезы куда-то делись, их больше нет. Есть лишь щемящая, болезненная пустота внутри, которая тупой болью давит на сердце. А может на душу, которую в последнее время окружающие методично используют вместо плевательницы. И тут в эту пустоту, заполнившую меня полностью, вторгается голос. Тихий, ненавязчивый, но в то же время настойчивый. Пусть говорит. Мне уже всё равно… — Конечно, вы вправе поступать так, как сочтете нужным. Но подумайте. Вы уже в Париже. Ваш номер в отеле проплачен еще на целых шесть дней, которые у вас теперь полностью свободны. Подумайте, вы можете провести их так, что они запомнятся на всю жизнь! Быть в Париже и не посмотреть Париж, не окунуться в него с головой, не прочувствовать его всем сердцем — это же настоящее преступление! Потом вы никогда себе этого не простите. Вы ведь впервые здесь, верно? Говорить не хочется, но и молчать как-то невежливо — этот человек не сделал мне ничего плохого, наоборот, сидит здесь, тратит своё время, пытаясь загладить чужую вину. Поэтому киваю. — Ну, вот видите! Потом дома у вас появятся дела, жизнь закружит, работа, муж, дом… Кто знает, выберетесь ли вы еще когда-то посетить этот город мечты. Может, вы позволите мне хоть немного исправить создавшуюся ситуацию и показать вам Париж? Признаться, я удивлена таким поворотом. Поднимаю взгляд на Брюнета. Сидит, смотрит, в глазах вопрос. Надо отметить, глаза у него не только добрые, но и красивые. Наверно, нравится девчонкам. Типичный мачо, умеющий красиво говорить, обволакивая бархатным голосом. И не просто говорить, а уговаривать. — А как же свадьба? Вы же друг жениха, вам нужно быть рядом. Брюнет усмехается. — Я уже был на двух его свадьбах, это третья. Не везет парню с женами, хотя в этот раз я искренне желаю ему долгих и счастливых лет жизни с его новой пассией. Пассией… Звучит не особенно лестно для стриженой. Не любимой, и даже не подругой, а пассией. Сказал, будто сплюнул. Видно, что невеста ему не нравится. А я так после произошедшего ее просто ненавижу. — Поэтому, думаю, он простит моё отсутствие на церемонии, — продолжает Брюнет. — Как-никак, сейчас я пытаюсь загладить то, что натворила его новая женушка, поэтому он должен быть мне благодарен. В общем, уверен, что друга я не потеряю. Да и, признаться, гораздо приятнее показывать красивой девушке прекрасный город, чем таскаться целый день за молодыми, растягивая рот в улыбке, словно цирковой клоун. Это звучит жестковато — всё-таки для меня, как для любой женщины, свадьба — это святое. Но на фоне нашей общей неприязни к невесте сказанное вполне можно простить. К тому же видно, что сейчас Брюнет улыбается естественно, непринужденно, открыто. Такую улыбку трудно не отзеркалить, поэтому губы меня подводят, слегка дернувшись в ответной усмешке. Что тут скрывать — этот парень сумел приглушить во мне и боль, и последовавшую за ней ярость. И даже возникшую пустоту в душе смог заполнить своим обаянием. Видя, что я колеблюсь, Брюнет усиливает напор. — Для начала позвольте покормить вас завтраком — вы же наверняка с утра ничего не ели. Я знаю прекрасное место неподалеку отсюда. Качаю головой. — Нет уж, благодарю. Я из той породы людей, которых после стресса тошнит при виде еды. — Понимаю. А как тогда насчет пищи духовной? Знаете, сейчас как раз туристический сезон, и в Париже везде толпы народа. Но есть одно место, где вы точно забудете обо всем. Туристы почему-то редко ходят туда, но я посещаю довольно часто. Поверьте, там вы забудете обо всем, что сегодня произошло. Это настолько прекрасно, что… Брюнет аж задыхается, не находя слов. Сейчас говорят его руки. Взгляд взмывает в потолок тонкие музыкальные пальцы дрожат, словно струны. Видно, что перед его внутренним взором происходит нечто действительно поразительное — так не сыграешь. Это реальное переживание от однажды увиденного, которое не отпускает, постоянно живет в памяти, и требует возвращаться к нему снова и снова. Признаться, я заинтригована. — И, конечно, вы не скажете, что это такое? — Конечно нет. Его взгляд возвращается в реальность, руки опускаются на подлокотники кресла. — Слова тут бессильны, это надо видеть. Ну что, поехали? Моя машина стоит за углом. Десять минут — и мы на месте. Решайтесь. Он мягко напорист, безусловно обаятелен. У него располагающая улыбка и добрые глаза. А я… Я и правда не знаю куда себя деть сейчас. В эту минуту мне нужно, очень нужно опереться на кого-то, кто сильнее меня. Чтоб подсказал, подбодрил, зарядил своей энергией мою опустошенную душу. Если бы муж ответил, если б возникла между нами эта незримая нить контакта — мне было б этого достаточно. В такие минуты нам, женщинам, важно знать, что мы не одни, что кому-то не всё равно что с тобой. Если б Он ответил — я бы мягко отказала Брюнету. Но Он не поднял трубку. Понимаю его. Утро, Он спешит на работу. Возможно, в суматохе не слышал звонка, а может просто еще не включил телефон, вырубив его вечером по привычке. Однако и меня можно понять. Я растеряна, в чужом городе, что делать — без понятия, земля выбита из-под ног. А напротив сидит уверенный в себе мужчина, предлагающий простой и понятный план действий… — Хорошо. Я встаю с кресла.