Голос Брюнета словно сладкая вата, пропитанная вином — он обволакивает и пьянит, ему невозможно сопротивляться. Да я уже и так под гипнозом волшебных работ, излучающих концентрированную чувственность, что заполнила весь этот зал до самого потолка. Словно сомнамбула, я поднимаю правую руку — и ее, будто змей-искуситель, обвивает его рука, повторяя жест, запечатленный в камне много лет назад. Тонкие музыкальные пальцы касаются моих, и я чувствую, как в моей груди что-то сжимается. Сейчас мыслей нет, нет рамок, границ, условностей. Есть только прикосновение самца, переполненного желанием — и ответ моего тела, соскучившегося по мужскому вниманию, не умеющего противиться природе в те минуты, когда мозг, этот вечный полицейский наших чувств, одурманен волшебной обстановкой, окружающей меня со всех сторон. Чувствую обнаженной шеей дыхание Брюнета, и знаю — сейчас он коснется ее губами, и тогда я точно больше не смогу сопротивляться его мягкому, но настойчивому напору. Он ведь специально привел меня сюда, в музей, наполненный бесстыдно-раскрепощенной красотой, что грубо срывает с посетителей покровы благонравия и порядочности, обнажая наши тайные желания. И я понимаю: еще мгновение, и я упаду в объятия Брюнета, забыв обо всем, подчиняясь только зову плоти — и ничему больше. Но тут справа щелкает затвор фотоаппарата, который, словно пробку из бутылки шампанского, вышибает меня из приторно-сладостного тумана… Я оборачиваюсь, деликатно, но настойчиво расцепляя наши пальцы, переплетенные уже гораздо более глубоко, чем у скульптурного изображения. Рядом с нами стоят девушка с парнем, в руках у девушки фотоаппарат. — Извините, — говорит она, понимая, что прервала нечто очень интимное. — Просто вы так красиво стояли, что я не могла не запечатлеть этот момент на фоне шедевра. Получился просто потрясающий кадр. Хотите, я вам его скину, только скажите куда? Будет великолепное фото на память о сегодняшнем дне. — Нет, спасибо, — говорю я, чувствуя, как мое тело и разум высвобождаются из ласкового плена, который едва не завел их слишком далеко. — Нам уже пора, не правда ли? — Да, конечно, — легко соглашается Брюнет, улыбаясь. Он, понятное дело, почувствовал, что почти добился своего, и это «почти» его явно раззадорило — как охотника, упустившего добычу, но при этом уверенного, что она никуда не денется. Выйдя из музея, бросаю прощальный взгляд на статую задумавшегося мужчины. Интересно, почему именно она стала столь знаменитой, фактически визитной карточкой великого мастера? Может, потому, что в какой-то мере это и правда его памятник самому себе? Талантливый человек, погруженный в обдумывание своих проектов, всегда самодостаточен — и потому одинок. Ему вполне комфортно в мире своих фантазий, и скучные, серые реалии окружающего мира для него лишь смутные тени, отвлекающие от размышлений. Примерно как люди для этой скульптуры — ежедневно мелькаем перед неподвижными глазами, не видящими ничего, кроме того, на что действительно стоит смотреть. Когда твой истинный взгляд обращен внутрь себя, всё остальное не имеет ни малейшего значения… — Вы о чем-то задумались? Обеспокоенность Брюнета выглядит естественной. Ну да, вышла такая из музея, и идет себе вперед не разбирая дороги, того и гляди споткнется и растянется на асфальте. Но его вопрос возвращает меня в этот мир. — Я хочу еще! Слова сами вырываются из меня еще до того, как я успеваю их как следует обдумать. Но я сейчас ощущаю себя ребенком, у которого забрали замечательную игрушку, о существовании которой он не подозревал до сегодняшнего дня. Никогда не думала, что искусство может производить на меня такое глубокое впечатление. А к скульптуре вообще относилась как, например, к альпинизму или парашютному спорту — знала, что она существует, слышала о ней, в кино и телевизоре видела, однако никогда не возникало у меня желания пойти в целевой музей, чтобы смотреть на статуи. Но то, что я ощутила сегодня, задело в моей душе какие-то неизвестные мне доселе струны — и сейчас они еще вибрировали слегка, настоятельно требуя продолжения великолепной мелодии. — Чего именно хотите? — Это было непередаваемо! Благодарю вас за этот прекрасный подарок! Возможно, сейчас я кажусь вам восторженной провинциалкой, но просто я до сих пор под впечатлением. И, коль уж вы вызвались показать мне Париж, нельзя ли организовать продолжение этого обзора в том же ключе? Понимаю, что сейчас моя речь выглядит старомодно, словно я только что выпала из девятнадцатого века в современный мир. Но я и правда только что была в нем, окунулась в его атмосферу, прониклась чувствами гениального скульптора, жившего так давно. И ничего не могу с собой поделать. То, что когда-то было прочитано о том времени и, как я полагала, уже давно забылось, сейчас пробудилось во мне — и выплеснулось потоком фраз, щедро расцвеченных обуревающими меня эмоциями. На лице Брюнета последовательно отражается целая гамма чувств. Озадаченность с примесью легкой досады — видимо, не ожидал подобного поворота. Взвешенное раздумье с характерными складками на лбу. И, наконец, найденное решение, результатом которого стала приподнятая бровь, и как на плакате написанная мысль: «почему бы и нет? Если искусство так ее зацепило, попробую еще раз». Но мне сейчас всё равно что им движет. Просто я хочу добавки, а если женщина чего-то очень-очень сильно желает, то лучше ей это дать, иначе она, скорее всего, развернется и уйдет — особенно в начале знакомства. Это знает любой мужчина, а уж Брюнет с его внешностью и манерами коварного обольстителя и подавно. К тому же для каждой женщины это своеобразный тест. Коль наступит на горло собственной лени, значит, я для него значу больше, чем нежелание тащить свою пятую точку туда, куда не особенно хочется. Даже если продолжения отношений не планируется, всё равно для каждой из нас это важно. Самооценку поднимает. Особенно, если парень красив, и ты понимаешь, что он желает тебя. Такая вот странная игра в сбор доказательств самой себе, что я неотразима и вообще лучше всех. Нелепая, смешная — но, тем не менее, все мы играем в нее всю жизнь, даже когда уже хочется разбить зеркало, до тошноты насмотревшись за долгую жизнь на собственную неотразимость. — Конечно! На лицо Брюнета возвращается его белозубая, обезоруживающая улыбка. — Я знаю такое место, и оно совсем недалеко. Уверен, что и этот подарок придется вам по вкусу. Улыбаюсь в ответ. Искренне. Такой улыбке просто нельзя не ответить тем же. — Вы так милы и галантны. — Просто я настоящий коренной парижанин, — шутливо пожимает плечами Брюнет. — Поэтому желание прекрасной дамы для меня закон. Похоже, он принял мои эмоции за игру, и сейчас изображает из себя галантного дворянина из прошлого. Что ж, возможно, иногда это и неплохо — отрешиться от нашего прагматичного, суетного мира, и для разнообразия попробовать почувствовать себя кем-то другим. При этом обходительные, полные чувства собственного достоинства, подчеркнуто-вежливые дамы и господа из далекого прошлого не самый худший пример для подражания в подобной игре. В машине мизинец Брюнета дважды будто случайно касается моего бедра. Я делаю вид, что не замечаю. Все-таки этот парень тратит на меня свое время, и достоин небольшой награды. При этом отмечаю, что его прикосновения мне не неприятны. Да и чего скрывать, внимание других мужчин окрыляет всегда, независимо от того, замужем ты или нет. Главное не переступать черту, которую сама для себя отметила. И не отодвигать ее как бы незаметно для самой себя, потихоньку расширяя границы дозволенного — иначе однажды можно обнаружить, что черта эта задвинута в пыльный угол, а ты находишься в жарких объятиях другого мужчины. Чтобы разрядить затянувшееся неловкое молчание, задаю вопрос, который уже давно вертится у меня в голове: — Кстати, я видела вас в аэропорту. Похоже, мы прилетели в Париж на одном и том же самолете? — Я тоже обратил на вас внимание еще там, в лаунже, — улыбается он. — Но не решился подойти — вы были так задумчивы. По-моему, это судьба, что мы все-таки встретились снова, не находите? Неопределенно пожимаю плечами. — Иногда люди принимают за знак судьбы цепочку обстоятельств, вполне логично следующих друг за другом. Вы говорите, что коренной парижанин, но прилетели сюда по просьбе друга. Что вас вынудило покинуть родину? Печальная улыбка трогает краешки его губ. — Работа, увы. Выгодное предложение, от которого не смог отказаться. Люди постоянно пытаются доказать самим себе и окружающим, что финансовое благосостояние в их жизни не главное. Но со временем постепенно понимаешь, что вся твоя жизнь сводится к погоне за этим «не главным». При этом привязанности, совесть, честь, порядочность — всё, ради чего стоит жить — отодвигается на второй план. Деньги как наркотик, от которого невозможно отказаться. Получив дозу, хочется еще и еще. И чем больше становится доза, тем больше хочется. Даже когда вроде и не нужно больше, потому, что в две машины не сядешь, и в двух домах жить не будешь, всё равно люди с горящими от жадности глазами гребут их под себя, зарабатывая букеты болезней на нервной почве в этой бесконечной погоне за новыми нулями на банковских счетах. И, наконец, умирают, истощив себя полностью. В охоте за деньгами добыча не они, а мы. Это они приманивают нас миражами о лучшей жизни и, захватив в плен, убивают. Одних быстро, других медленно, растягивая удовольствие. Деньги — это ужасный монстр, убивающий нас ради забавы. И я тоже его жертва, променявшая мой родной, прекрасный Париж на уродливый призрак, слепленный из банкнот. В его голосе слышится неподдельная горечь, которая — чего уж скрывать — трогает меня. Этот человек умеет искренне чувствовать, переживать о своих поступках, страдать о безвозвратно потерянном времени, которое мог бы провести в городе, столь дорогом его сердцу. В наше время подобное встречается нечасто. А еще я думаю о своем муже, который тоже гонится за этим жестоким призраком, называемым «благосостояние», и в этой гонке всё чаще за бортом его внимания оказываюсь я — нефункциональный балласт для целеустремленного бизнесмена, часто отвлекающий, надоедающий своими звонками, и, возможно, раздражающий своей нерастраченной любовью. Надеюсь, что до него когда-нибудь тоже дойдет — то, что Он сейчас легко приносит сейчас в жертву ненасытному чудовищу по имени Бизнес, никогда к нему больше не вернется. Время, которое можно потратить на общение с любимым человеком. Невостребованные искренние чувства, замененные на нервотрепку деловых встреч. Запах кожаного салона автомобиля, мчащегося в офис, вместо аромата волос любимой женщины. Наши восходы и закаты, которые мы могли бы встретить вместе, но не встретим никогда, так как Он считает их романтической чушью и бесполезной тратой драгоценного времени, которое можно занять бизнесом… Люди легко замещают одно другим, не осознавая, что просто продают свою неповторимую, единственную жизнь за деньги. И как же потом, когда придет наконец истинное понимание, будет горько осознавать последствия этой фатально невыгодной сделки… Кстати, почему Он до сих пор не позвонил? Беру телефон. Ох, два пропущенных от Него! Почему же я не услышала? Понятно. Потому, что растяпа, в утренней суматохе забыла утром включить звук на телефоне. Ну ладно, ничего страшного, перезвоню когда приедем. Почему-то мне неудобно делать это в присутствии Брюнета. Хотя ясно почему. Этот парень явно пытается ухаживать за мной, и мне уже неловко звонить супругу при нем, хотя Брюнет и знает, что я замужем. Странное ощущение. Раньше я никогда не стеснялась того, что у меня есть мой единственный Он. И в чем причина этого стеснения? Почему бы не позвонить прямо сейчас? Но нет, не могу. Лучше подожду, когда мы выйдем из машины и я смогу это сделать не опасаясь пристально-изучающего взгляда Брюнета. Я прямо вижу эту сцену: я разговариваю с мужем, а этот парень просто смотрит — и мне неловко так, словно я украла собственное счастье, и теперь пользуюсь ворованным на глазах у постороннего человека. — Вот мы и приехали, — говорит Брюнет, останавливаясь возле величественного здания. — Я пока припаркую машину, а вы можете посмотреть скульптуры возле входа. Киваю, выхожу. Признаться, сейчас мне не до скульптур, поэтому присаживаюсь на ступеньки возле памятника слоненку, и набираю номер мужа… Но Он опять вне доступа! Я звоню снова и снова, готовая разрыдаться от осознания собственной безответственности — надо же, забыла включить звук на телефоне! А еще от злости на мужа, до которого не могу дозвониться, когда Он мне очень нужен. Плюс также еще и потому, что в прекрасном, но чужом мне городе сейчас сижу на ступеньках и жду фактически совершенно незнакомого мне человека… Но, прежде всего, оттого, что это ожидание не доставляет мне неудовольствия! Чего уж скрывать, меня тянет к Брюнету, и от этого я бешусь еще больше. Злюсь на себя — но ничего не могу с этим поделать. Хотя нет, могу конечно. Тянет — это одно. Но потянулась — это совсем другое. И если первое это природа и гормоны, то второе зависит только от меня. Брюнет возвращается довольно быстро. — Ну, вот и всё. Пойдемте. Небольшая очередь за билетами проходит быстро — и вот мы внутри. Первое что бросается в глаза, это довольно странная архитектура здания. Высоченный сводчатый потолок из стекла и металла пропускает множество солнечных лучей — и что-то напоминает. Ну да, точно. Огромный вокзал. О чем и говорю Брюнету. Он смеется. — Это и есть старый вокзал, который решили не сносить, отреставрировали и переоборудовали под музей. По-моему, прекрасное решение. Уничтожать красивые старинные здания, на мой взгляд, жестоко и бесчеловечно. Тем более, когда мы в состоянии дать им новую жизнь, было бы желание. Иной раз мне кажется, что этот вокзал, словно живой человек, до сих пор удивлен тем, во что его превратили. Удивлен — и счастлив. Он как старый железнодорожник, отработавший своё, вышедший на пенсию, и получивший ответственную работу — хранить прекрасные творения рук человеческих. Завидная судьба, не правда ли? Не пойму, то ли Брюнет и правда искренне восхищен тем, что нас окружает, то ли просто пытается обольстить меня красотой своих речей. Надо признать, у него получается. Мужчина, тонко чувствующий прекрасное, привлекает не всех женщин. Но я — в их числе. Мой муж прекрасный человек, но в музей или картинную галерею его не затащишь. И уж конечно Он никогда не сможет так одухотворенно рассказывать о зданиях, скульптурах, картинах, как делает это Брюнет. Ему б с таким слогом книги писать, думаю, у него получилось бы. Я уже отвыкла доверять людям, но моему спутнику хочется верить. Тем более, что сейчас я вновь чувствую ауру прекрасного, окружающую меня — и впитываю ее всем телом, душой, разумом. Это как изысканная пища, которую ешь — и не можешь наесться, потому, что всю жизнь сидел на пресном хлебе и безвкусной воде. Мы идем по залу скульптур, что застыли справа и слева от нас. Совершенные тела, замершие на середине движения… Одухотворенные, живые лица, и всё те же глаза без зрачков, что смотрятся естественно, будто и не может быть иначе… Складки одежды, смятой так непринужденно и по-настоящему, что хочется ее поправить… Как можно сотворить такое из бездушного камня? Сколько труда, дней, ночей, месяцев потрачено, чтобы создать подобное? Я уверена — в каждой из этих скульптур, словно в великолепном доме, живет частичка души их создателей. И когда мы проходим мимо, искренне восхищаясь делом рук мастеров прошлого, те бессмертные частички счастливы. Бренное тело давно рассыпалось в прах, но существенно ли это, если после смерти ты еще долгие годы можешь смотреть на людей глазами без зрачков, и общаться с ними на тонком уровне чувств? Кто-то ощущает эти незримые эманации в большей степени, кто-то в меньшей, но если ты задержался взглядом на скульптуре хоть на мгновение, если ворохнулось в тебе что-то щемящее, сладкое, если слегка защипало в глазах, словно ты собралась заплакать от восхищения — будь уверена, это создатель шедевра прикоснулся сейчас через столетия к твоей очерствевшей душе, добавив в нее капельку старинной красоты и заставив ее благоухать, словно белая майская роза, небрежно воткнутая в волосы мраморной девушки. — Красиво, не правда ли? Это та добавка, которую вы хотели? Голос Брюнета в который раз вырывает меня из благоухающего тумана задумчивости. Ощущаю легкое раздражение, как если бы меня оторвали от ручья с прохладной водой, пахнущей цветами и ароматными травами, когда я еще не напилась вдосталь. К тому же «добавка» прозвучало грубовато. А еще я ловлю на лице Брюнета легкую тень скуки. Ну да, он наверняка был здесь не один раз, и идти рядом с девушкой, которая молчит, приоткрыв рот от восхищения и не обращая внимания на него, наверно, не очень приятно. Раздражение сменяет чувство неловкости, которое очень кстати разряжает телефонный звонок. На экране — Его фото, где он улыбается открыто, от души. И подпись: «Он!!!». Именно так, с заглавной буквы и тремя восклицательными знаками. Потому, что все остальные мужчины для меня — «они»… Со строчной. И с ничего не значащим многоточием. Иногда полезно напоминать себе об этом. Например, правильной аватаркой на телефоне, прикрепленной к Его номеру. Но сейчас я зла на Него. Слишком часто Он недоступен, когда я ему звоню. Пришла пора отплатить Ему той же монетой. Сбрасываю звонок. Набиваю короткое сообщение: «Я работаю», после чего прячу телефон в карман. Краем глаза замечаю, что Брюнет улыбается. Доволен, что я отшила мужа. Ничего, пусть порадуется, выдавая желаемое за действительное — в жизни не так уж много приятных моментов. Все мы живем в мире своих иллюзий, которые придумываем себе сами. И если эта придуманная иллюзия нравится твоему случайному спутнику, то зачем отнимать ее у него? Вновь окунаюсь в созерцание прекрасного, как в горячую ванну, наполненную только что сорванными цветами… И через несколько минут понимаю, что пресытилась. Всё. Наелась красотой. Еще хочется, очень хочется — но не могу больше. Перегруженный впечатлениями мозг фиксирует то, что видят глаза, но уже нет того восхищения, что вначале. Видимо, нужен перерыв. Злюсь на свой организм, уставший слишком рано, но это всё равно, что сердиться на лошадь, которая больше не может везти седока потому, что проголодалась и хочет отдохнуть.