Внезапно на меня наваливается дикая усталость, которую, несомненно, подогрели еда и вино. Сейчас мне уже не нужно ничего, кроме кровати, в которой не будет никого, кроме меня, одеяла и подушки. Это даже Брюнет замечает — и проявляет понимание. Когда паук уверен, что добыча в ловушке и никуда не денется, можно и не спешить, пусть посильнее запутается в его паутине. — Вы очень устали и нуждаетесь в отдыхе, — говорит он с возможно даже искренней теплотой в голосе. — Как насчет того, чтобы я отвез вас в отель, где вы отдохнете пару-тройку часов. А вечером я хотел бы пригласить вас в кабаре, которое является визитной карточкой Парижа. Что скажете? — Буду вам очень благодарна, — отвечаю я, на этот раз со стопроцентной искренностью. Похоже, я опять себя накрутила. Парень красиво ухаживает, понимающий, чуткий. А что хочет меня — так это не раздражать должно, а льстить и доставлять удовольствие. Может мой негатив оттого, что меня давно никто так явно не желал? В таком случае, это у меня проблемы, а не у этого красивого мужика, не привыкшего скрывать своих чувств. В машине по дороге к отелю он лишь периодически смотрит на меня, отрывая взгляд от дороги, и улыбается, не предпринимая попытки положить мне руку на бедро. Хотя она явно этого хочет, его рука, бессознательно перебирающая пальцами, которые порой словно мнут что-то мягкое, горячее, желающее того, чтобы его мяли. Стараюсь не смотреть на эти пальцы, потому что начинаю представлять, как они нежно и настойчиво скользят по моему телу, и от этого всё сжимается внутри. Не будь я такой усталой, не знаю, чем бы могла закончиться эта поездка. Всё-таки я живой человек, и основной инстинкт у людей порой оказывается сильнее разума и приличий. Но сейчас моя усталость — это спасительный барьер. Вязкий туман, растворяющий все желания, в который я постепенно погружаюсь, отдаваясь ему полностью. Да, так лучше — думать об отдыхе, о ду̀ше, о мягкой постели, что ждет меня в отеле, а не о мужчине рядом, сгорающем от желания. Так — спокойнее. А что будет дальше покажет время. Брюнет мягко останавливает машину возле дверей отеля. — Через три часа я буду ждать на этом же месте, — говорит он. — Поверьте, вас ждет незабываемый вечер. — Да, конечно, — говорю я, возможно, слишком быстро покидая машину. — Но… вы придете? В его голосе уже не настойчивость самца, уверенного в своей победе. Нет. В нем — просьба. Искренняя. Такая, что я чувствую — он хочет меня не только телом, но и душой. Ему приятно было ходить со мной по музеям, угощать вином, заглядывать в глаза. Мы, женщины, всегда чувствуем как именно нас хотят. И если грубая похоть без вот этой душевной струнки, протянутой между сердец и нежно вибрирующей, лично меня отталкивает, то при ее наличии я не могу оттолкнуть человека. Тем более, что и мне — чего уж скрывать, от самой себя не скроешься — было приятно ходить с ним по музеям, пить вместе вино и украдкой заглядывать ему в глаза. Поэтому прежде, чем захлопнуть дверь машины, я говорю. — Приду. — Спасибо за ваш ответ, — улыбаясь говорит Брюнет. И уезжает. Я же поднимаюсь к себе в номер, наскоро принимаю душ и, поставив будильник, чтобы не проспать, просто падаю в кровать. То, что Париж умеет сражать наповал, не просто красивые слова. Сейчас я ощутила это на себе в полной мере. Перегруз впечатлениями в сочетании с коварным гренаш-сенсо, который, словно опытный любовник, не торопясь, но настойчиво добивается своей цели, просто вырубили меня. И мое сознание, словно перегоревшая лампочка, гаснет стремительно. Моя щека едва касается прохладной подушки — и я уже проваливаюсь куда-то в темноту, столь желанную для моих уставших глаз и мозга, не привыкшего к таким щедрым порциям вина и красоты. * * * Однако темнота никогда не бывает вечной. Миг — и вот я уже иду по снежному полю, чистому и гладкому, словно накрахмаленная простыня. Наверху ровно светит белое солнце, похожее на глаз неведомого существа, которому совершенно всё равно кто пришел в его мертвенно-бледный мир, и кто бесследно покинул его. А между полем и солнцем висит белесый туман. Я точно знаю, что за ним кто-то есть, чувствую изучающий взгляд, скользящий по моему телу, облаченному в воздушное платье молочного цвета — но это меня не особенно трогает. Если кому-то очень хочется смотреть, то пусть смотрит, мне всё равно. Когда мир абсолютно равнодушен к тебе, глупо в ответ испытывать по отношению к нему какие-либо эмоции. Безразличие, как и любовь, должно быть взаимным. Вроде и легко мне идти, но в то же время я чувствую тяжесть во всем теле. Странное и пугающее двойственное ощущение одновременно и легкости, и скованности движений. Это сложно передать словами. Будто я, свободная и сильная, пытаюсь тащить на себе неподъемный груз, который мне совершенно не нужен. Но у меня это пока что получается, и я продолжаю идти сквозь туман навстречу тому взгляду. Зачем? Наверно потому, что человеку нужно двигаться, стремиться к чему-то — даже тогда, когда вокруг висит плотный туман равнодушия, и идти просто некуда. И вдруг я слышу голос. Он говорит сначала тихо, еле слышно, постепенно усиливаясь. Отдельные плохо различимые слова обретают связь между собой, и я начинаю понимать, что этот голос, несущийся отовсюду, пытается говорить со мной, донести до меня что-то очень важное. — Париж — это испытание для каждого, кто посещает его впервые. Это город внутренней свободы. Эдакая аномальная зона, в которой стираются рамки дозволенного. Здесь проще чем где-бы то ни было переступить черту условностей, ограничивающую тебя всю жизнь. Ветер, проносящийся между старинными зданиями, ласкает твое лицо, и словно шепчет: «Посмотри на людей вокруг! Одни приехали сюда за тем же, что и ты — освободиться от цепей, которыми они сковали себя сами. А другие живут тут с рождения, и им повезло больше — они родились свободными любить того, кого хочется, а не тех, кого заставляет любить мораль, придуманная другими людьми. Делать то, к чему стремится душа, а не покорно плыть по реке, в которую тебя сбросили. Стремиться к небывалым высотам вместо того, чтобы принять свою участь и стать одним из многих таких же, идущих сквозь туман ежедневной рутины к закономерному финалу». Понимаешь, всё, что тебе нужно сделать здесь, в городе красоты и свободы, это просто вырваться из пут, которыми ты сама себя связала. Попробовать сдвинуться с места. Сделать первый шаг навстречу миру, от которого ты спряталась внутри себя, словно в спасительной скорлупе. Ты можешь сделать это, ты знаешь, что можешь! Так сделай! Это не так страшно, как кажется! Голос кажется родным и очень близким. Уж не я ли сама пытаюсь беседовать с собой, пытаясь найти оправдание своим желаниям, а коварный белый туман лишь возвращает мне мои же слова, делая вид, что это говорит кто-то другой? Словно почувствовав, что его раскусили, туман впереди разочарованно рассеивается, и я вижу силуэт мужчины. Рассмотреть его лицо невозможно, оно слишком расплывчато, но я чувствую, что он смотрит на меня. Так вот чей взгляд я чувствовала на себе всё это время! Не могу понять кто это, хотя фигурой он очень похож на Него. Моего мужа, который остался очень далеко, и сейчас ждет, когда же я наконец вернусь к нему, чтобы больше никогда не разлучаться. Кажется, голос понял, что у него ничего не выйдет, и замолк, растворившись в тумане. А я… Я без тени сомнения рванулась навстречу неподвижному силуэту… И проснулась. Ох, как же это приятно вновь ощутить себя в своем теле, очнувшись от тяжелого сна, который хочется забыть как можно скорее. Поэтому, не вставая с кровати, я беру телефон — и вижу на нем восемь пропущенных звонков от Него. Ничего себе! Набираю Его номер. И после второго гудка слышу его голос: — Привет, Зая. — Привет, — говорю. — Что-то случилось? На том конце невидимого провода длиной в тысячи километров раздается облегченный вздох. — Хотел у тебя спросить то же самое, но ты не подходила к телефону. — Устала, — говорю честно. — И просто спала. Но зачем столько звонков? — Беспокоился. И соскучился. В его голосе столько теплоты и искренности, что моя ледяная броня, которая выросла после того, как он не подходил к телефону, начинает таять. — Ну, приезжай ко мне, — говорю я, понимая, что тоже нереально соскучилась. Но сейчас я в статусе смертельно обиженной женщины, не валяющейся на кровати, а в своем воображении стоящей с гордо поднятой головой. При этом на мне кроваво-алое бальное платье в комплекте с высокой прической и агрессивным макияжем, поэтому я просто не имею морального права сказать ему в ответ то же самое. — Я очень этого хочу, правда, — горячо говорит Он. — Просто мечтаю прогуляться с тобой по Люксембургскому саду, покататься на катере по ночной Сене, подняться на Эйфелеву башню. Но этот новый бизнес-проект отнимает у меня всё, в том числе и тебя. Ненадолго, лишь на время, но я ничего не могу с этим поделать. Решаются перспективы на ближайшие пять лет, а это… Он еще говорит что-то о делах — горячо, увлеченно, искренне, так, словно признается в любви. Но, к сожалению, не ко мне, а к своей работе — жестокой, бессердечной бабе, которая покупает наше время за деньги. Невысказанные теплые слова, недополученные объятия, не случившиеся поцелуи — всё это достается ей. А взамен она прибавляет на банковских счетах сухие электронные цифры, которые наверно должны компенсировать жизнь, стремительно проносящуюся мимо. Да только компенсируют ли? — Да, конечно, я все понимаю, — говорю я. После этого мы оба произносим еще несколько фраз, обязательных в таких случаях, смысл которых сводится к тому, как мы любим друг друга. При этом оба отдаем себе отчет, что в данной ситуации он очень хочет, чтобы этот обязательный, но не очень приятный для него разговор закончился, а я… Я хочу того же самого. Когда любимый человек не дает тебе то, что по твоему мнению должен дать, ты, конечно, продолжаешь любить его, но вот общаться с ним в данную минуту уже не хочется. Иначе можно наговорить лишнего, о чем потом будешь жалеть. Поэтому лучше распрощаться с неискренней теплотой в голосе, и нажать на кнопку прерывания разговора, после которого на душе остается неприятный осадок. И разбавить его можно только одним способом — отвлечься на что-то другое. Поэтому захожу в ленту новостей и начинаю ее листать. Картиночки, шуточки, мемчики… И, конечно, друзья-знакомые, у которых всегда всё хорошо. В лентах не принято постить плохое — оно не соберет лайков. В ленты люди заходят, чтобы поднять себе настроение и повысить интернет-рейтинг тем, кто его поднимает. Здесь даже если тебе плохо, не нужно показывать этого. Не поймут. И понимать не захотят. Потому, что зашли не за этим, а за котиками, сердечками и фотками позитивных людей, идущих по жизни с улыбкой. А вот и новое фото от Вик. Сидит на капоте автомобиля, довольная, словно сытая львица после удачной охоты. На руке, ненавязчиво подставленной под камеру, новые часики на сверкающем браслете. И подпись: «Время потрачено не зря!» Понятно. Подруга не теряла времени даром, и ночь провела продуктивно. Впрочем, это ее стиль жизни — дорого и с удовольствием продавать своё время. Она не раз говорила: «надо брать от жизни всё. Без раздумий и сомнений охотиться на предоставляемые ею шансы. Иначе их расхватают другие, и тебе ничего не останется». Я так не умею. Вик и правда львица. Охотница, привыкшая выгрызать из жизни самые вкусные куски. А я… я просто не она. Может потому мы до сих пор и подруги. Как два магнита с разными полюсами, которых тянет друг к другу. Но тут срабатывает будильник, и я вспоминаю — ну да, у меня же приглашение на вечер. Не свидание, а именно приглашение приятно провести время от малознакомого симпатичного мужчины. Ладно, рискну, так уж и быть. Надеюсь, что и в этот раз он поведет себя так же галантно, как и днем, будет предупредителен, и не позволит себе лишнего. Тогда я тоже постараюсь, чтобы наш вечер оказался приятным для нас обоих — само собой, в пристойном смысле этого слова. Вырубаю будильник, ставлю в телефоне лайк под фотографией довольной Вик и улыбаюсь при том своим мыслям — теперь моя очередь развлекаться, подруга! Конечно, не так, как ты, но тем не менее. Даже если девушка не планирует переступать черту при встрече с мужчиной один на один, она все равно собирается на нее так, будто планирует. То есть, гораздо более тщательно, чем на работу или на посиделки с подругами. Проходит полчаса пока я, критически оценив себя в зеркале, киваю — да, так годится. Всё, что должно быть подкрашено, подведено и расчесано — аккуратно подкрашено, тонко подведено и расчесано волосок к волоску. И вовсе не потому, что на встрече случится «а вдруг…» Не случится. Просто любая девушка чувствует себя увереннее, когда знает, что с ней абсолютно всё в порядке. И я не исключение. В результате сейчас на мне легкое коктейльное платье цвета «кофе с молоком», туфли в тон, маленькая вечерняя сумочка, в которую кладу всё необходимое. Само собой, фотоаппарат в нее не помещается, но это я как-нибудь переживу. В крайнем случае, если будет что фотографировать, щелкну на телефон. Поэтому сумку с фотоаппаратом и принадлежностями к нему я прячу в чемодан, выхожу из номера и спускаюсь вниз. На ресепшне уже другой темнокожий парень, который, скользнув по мне оценивающим взглядом, приподнимает бровь и улыбается. Понимаю — понравилась. Как и любой девушке, мне это льстит, но вида не подаю. С отсутствующим выражением лица прохожу мимо и направляюсь к стеклянным дверям, за которыми уже стоит знакомый автомобиль. Брюнет пунктуален, и мне это нравится. Всегда уважала аккуратных мужчин, ценящих не только своё, но и чужое время. Выхожу на улицу. Парижский вечер встречает меня душной, обманчивой прохладой большого города, отравленного выхлопными газами автомобилей, запахом нагретого за день асфальта и дыханием тысяч людей, снующих по этому каменному муравейнику. А может мне просто стало немного трудно дышать, потому, что я вижу — Брюнет стоит рядом с машиной, и мило беседует с какой-то симпатичной блондинкой, улыбаясь ей своей фирменной белозубой улыбкой. Застываю на мгновение в растерянности, пытаясь понять что происходит. Моментально в голове возникает тысяча вопросов: кто она ему? Почему он назначил встречу мне, а разговаривает с ней? Бывшая жена? Любовница? А может сестра? Или просто хорошая знакомая, с которой у него ничего нет? Хотя мне-то какая разница, есть или нет? У него наверняка есть своя жизнь, а я просто девушка, с которой он провел полдня, пытаясь загладить чужую вину. Что ж, можно считать, что загладил. Пусть дальше улыбается этой блондинке, а я пошла. Разворачиваюсь, делаю шаг к двери, но тут мне в затылок бьет крик: — Подождите! Слышу топот его ног за спиной, но не оборачиваясь продолжаю идти назад в отель. Однако он не дает мне войти, ловко встав между мной и дверями, что вынуждает меня остановиться. — Вы всё не так поняли, — слегка запыхавшись, говорит он. — Это моя очень хорошая знакомая, которую я знаю уже много лет. Очень умная и понимающая девушка. — Рада за вас. Надеюсь, в моем голосе достаточно ледяного яда для того, чтобы он понял — приходя на встречу с девушкой не сто̀ит при этом улыбаться своим хорошим подругам, если не хочешь, чтобы твоя улыбка была серьезно подпорчена чем-нибудь тяжелым. Я не из таких, а вот у Вик бы точно не задержалось в подобной ситуации как следует заехать общительному ухажеру по зубам. — Она и правда на редкость чуткий человек, — говорит Брюнет. — Увидела вас — и тут же ушла. Ну пожалуйста, не будьте столь бессердечны, не разбивайте мне сердце. Он снова говорит своим средневековым языком галантного кавалера, который выбивает меня из колеи праведной ярости. Не исключаю, что это у него такой отработанный прием, который действует одинаково на всех женщин, любящих ушами. Или позволяющих вешать лапшу им на уши потому, что эта лапша им нравится. Но у Брюнета настолько умоляющий взгляд, что я, помолчав для солидности несколько секунд, сдаюсь и позволяю отвести меня под руку к машине. При этом он так нежно и ненавязчиво поддерживает меня за локоть, что я, черт возьми, чувствую себя настоящей принцессой, которую красивый принц, виновато заглядывая в глаза, ведет до кареты. Что говорить, всё это греет моё самолюбие. Поэтому я делаю вид, что не замечаю легкого касания моего плеча когда он заботливо поправляет мой ремень безопасности — и потихоньку оттаиваю, пока машина едет по лабиринту парижских улиц, похожих друг на друга словно нити одного огромного старинного гобелена. Брюнет, виновато улыбаясь, смотрит на меня. — Еще раз прошу меня простить, это и правда было не совсем корректно с моей стороны, — говорит он. — Вас не за что прощать, — говорю я. — Если это и правда просто хорошая знакомая… — Признайтесь, что вы немного приревновали меня к ней, — игриво перебивает меня Брюнет. — А ведь это значит, что я вам не безразличен, правда? Я собираюсь что-то ответить, но вдруг чувствую, что его горячая ладонь ложится мне на колено. И тут же медленно, но настойчиво начинает подниматься выше…