Осторожно отставляю в сторону странный деликатес, и принимаюсь за мелко нарезанное мясо с привкусом лайма и авокадо. Есть в этом блюде еще какие-то нотки, но с непривычки не разобрать. Вот это действительно вкусно. Спасибо Ему. Видимо, первое блюда было для статуса, а со вторым Он помог, чтобы я поела. Пока насыщаюсь, замечаю заинтересованный взгляд блондинки в сторону моего мужа, увлеченного беседой. Понимаю ее. Но в то же время начинаю тихо звереть. Представляю сколько подобных женских взглядов ощупывают Его на работе. При нынешнем дефиците красивых и состоявшихся мужчин свой отвоеванный экземпляр желательно держать в стальном сейфе за семью замками, чтоб ненароком не увели. К сожалению, нет таких сейфов, потому остается лишь надеяться, что любовь и боязнь подхватить какую-нибудь венерическую гадость убережет ненаглядного от непоправимой глупости. Впрочем, я Ему верю. Хотел бы — давно ушел от такой истерички, как я. Но не уходит. Подарки дарит, ласковые слова находит в свободное от работы время. Значит, зачем-то нужна я ему такая, вместе со всеми своими недостатками и сомнительными достоинствами. Это обнадеживает. К тому же знаю точно, безмозглые силиконовые куклы с плотоядными взглядами ему точно неинтересны. Он не любит говорить о ювелирных брендах и модных сумочках, так что шансов у спутницы толстяка нет никаких. Постепенно беседа о делах сходит на нет, собравшиеся отдают должное еде и напиткам, и разговор меняет русло. На этот раз тон задает супруга Александра: — Дамы, господа, а что это мы все о делах да о делах? Может присутствующие леди расскажут нам немного о себе? Вот вы чем занимаетесь? Вопрос обращен к спутнице толстяка, которая от неожиданности чуть не подавилась сухим вином. Но, справившись с собой, дева произносит с вызовом: — Я — модель. И замолкает. Типа, всё сказано, и окружающие должны понять с кем имеют дело. Судя по легкой усмешке на губах Александра и слегка напрягшимся плечам толстяка эффект достигнут. Все всё поняли, включая автора вопроса. Которая, чтобы заполнить неловкую паузу, повисшую над столом, обращает свой взгляд на меня. — Ну, а вы не расскажете о роде ваших занятий? В моей голове сразу рождается куча ответов. Вот только кто бы подсказал, какой из них правильный. Откладываю вилку, улыбаюсь, готовясь сказать что-то… Но Он опережает меня. — Пока армия в моем лице штурмует финансовые крепости, жена обеспечивает мой тыл, — улыбаясь, произносит он. — Ведь без надежного тыла армия непременно погибнет. Александр, его жена и толстяк понимающе улыбаются, оценив ответ. Блондинка же, хлопнув ресницами, уточняет: — Вы домохозяйка? Ну, это в каждой из нас природное. Ни один мужик не сумеет так метко и точно выстрелить ядом, как это сделает женщина, прицелившись в соперницу. И какая разница, что я ей никто, что моего мужа она видит, возможно, первый и последний раз в жизни? Инстинкт сильнее. Приглянулся самец, рядом с ним — самка. Значит, надо ее уничтожить, размазать, сровнять с плинтусом. Это не сучность натуры, вернее, не только она. Это закон выживания наших далеких предков, наше наследие из пещер каменного века, и никуда от него не деться. Просто некоторые дамы умеют прятать его за красиво вывернутыми фразами, а те, кому такое не дано, бьют в лоб, рискуя показаться круглыми дурами, ставя себя и других в неловкое положение. Но что не сделаешь ради победы? Жена Александра, оценив обстановку, тут же умело разряжает ее: — Так, в общем, предлагаю тост, от которого вряд ли кто за этим столом откажется. За любовь и взаимную поддержку! Естественно, тост принимается. Потом их было еще много, тостов и разговоров о том, как мы все хорошо сидим и как удачно складывается вечер. Я молчу, да на меня и никто особо не обращает внимания, лишь Он периодически касается пальцами моего колена. Это не подбадривает, но и не раздражает. Я лишь мечтаю о том, когда же всё закончится. Побаливает спина от того, что приходится постоянно держать ее прямой, глаза устали от колеблющегося света множества свечей, и что напитки, что еда кажутся безвкусными и совершенно ненужными, как не нужен мне этот опостылевший вечер. Наконец ужин заканчивается. Прощание, дежурные слова о том, как же классно посидели в непринужденной обстановке, и как нам всем необходимо почаще так встречаться. При этом по глазам всех присутствующих видно, что они отбыли необходимую повинность, принеся в жертву жирному богу по имени Бизнес свое личное время и свои действительно настоящие человеческие чувства. Если где-то что-то прибыло, в другом месте непременно убудет. Те, кто зарабатывает много денег, теряют тоже очень многое… Это как наркомания. Вроде бы уже и не надо больше, всё есть, никогда не истратить столько денег за всю оставшуюся жизнь. Но чем крупнее счет в банке, тем сильнее разгорается желание его увеличить. Всепоглощающее. Выжигающее искорки жизни из глаз, и искренность из речей, которым не верят даже самые близкие люди. Очень боюсь, что Он станет таким. Пока еще заболевание не прогрессирует, но я уже замечаю первые его симптомы. Швейцар с легким поклоном открывает дверь, выпуская нас на улицу. Интересно, что ему снится по ночам? Эта дверь, которую он открывает-закрывает каждый день по много раз? По-моему, ужасный кошмар, от которого запросто можно свихнуться. Садимся в машину. Он молчит. Я тоже молчу… Наконец, Он решается. — Еще раз прости, что не сказал сразу про партнеров. И спасибо тебе за этот вечер. Прерывисто вздыхаю, пытаясь подавить слова, которые просятся наружу. Но они настойчивы. Чувствую, если не выскажусь, меня просто порвет. — И тебе спасибо за то, что выставил меня домохозяйкой. И за очень полезные для меня знакомства тоже низкий тебе поклон. — Только не начинай, ладно, — страдальчески морщится Он, заводя машину. — А что я должен был сказать? Что ты работаешь маникюршей? И тут меня прорывает. Все внутренние барьеры, на которых написано крупными буквами: «не надо, лучше промолчи!», летят к чертям собачьим. Всплескиваю руками, взгляд сам собой уезжает вверх и вправо. Дурацкая привычка, которой, судя по фильмам, в такие моменты подвержены все женщины на планете. Даже интересно, что мы пытаемся там рассмотреть? Но с природой не поспоришь. Прежде чем выдать своему самцу всё, что мы о нем думаем, мы почему-то должны закатить глаза именно в этом направлении, наверно таким образом подавая сигнал своему зарвавшемуся альфе, что ему сейчас придется несладко. — А нельзя было сказать, что у меня своё дело? Они бы подумали, что я занимаюсь каким-то бизнесом, и ты бы не соврал — просто потому, что у меня действительно есть дело, которое мне нужно, понимаешь? Нужно, чтобы чувствовать себя живой в отличие от этих твоих бизнес-кукол, которые превратились в бесчувственных зомби ради своих капиталов! Он закусывает губу. Машина набирает скорость. С Ним всегда так: когда он нервничает, когда на эмоциях, начинает давить педаль газа. Я всегда боюсь этого, но сейчас мне плевать! Это тоже заложено в нас, женщинах, природой — когда нас накрывает, мы и на мамонта прыгнем с обнаженными ногтями, и своему пещерному самцу мозги вправим за милую душу, каким бы крутым он себя не считал! Я продолжаю орать, накручивая себя, выплескивая обиду за испорченный вечер — и в то же время понимаю, как Он сейчас усилием воли пытается справиться с собой… И ему это удается. Разогнавшаяся машина сбрасывает скорость и понемногу перестраивается из крайнего левого ряда в правый. Кстати, мой словесный водопад тоже иссякает. Я просто долго не могу так верещать. Сил не хватает, задыхаться начинаю. И тогда вместо слов появляются слезы, которые не зря называют слезами бессилия. Он знает это. Открывает бардачок, достает упаковку бумажных платков, протягивает мне. Подозреваю, что он их там для этого и держит. Беру. По идее, нужно демонстративно отказаться, как подобает настоящей сильной и независимой женщине. Но я, к сожалению, слабая и зависимая. Любовь — это всегда зависимость от того, кого любишь. И на кого орешь, когда тебе плохо. — А может тебе и правда открыть свое дело? — осторожно спрашивает Он. — Ну нравится тебе маникюр — не вопрос. Давай купим тебе салон красоты. И солидно, и не надо будет ничего придумывать в подобных ситуациях. Понимаю, тебе сложно перестроиться, слишком стремительно свалилась на нас новая жизнь. И мне тоже непросто. Так давай эту сложность преодолеем вместе. Платки исправно впитывают моё чувство безысходности, которое понемногу вытекает из меня вместе с иссякающими слезами. И образовавшуюся пустоту также потихоньку заполняет признательности к Нему. За то, что Он умеет быть таким чутким, и не бесится в ответ на мои вопли, накручивая ситуацию. Хотя мог бы. Многие мужики так и делают. Но не Он. Может, потому, что действительно любит… Всхлипываю в последний раз, убираю платки обратно в бардачок. Пусть лежат, может, еще пригодятся. — Понимаешь, я не бизнес-леди. Я не смогу так относиться к людям, словно они мои инструменты для зарабатывания денег. Он усмехается уголком рта. — А ты всегда относишься к незнакомцам как к родным? И — главное — они отвечают тебе взаимностью? В этом мире или ты едешь, или на тебе едут. По-другому не получается. Вздыхаю, отворачиваюсь в окно. Теперь у него своя философия, необходимая для бизнеса, как невкусное мясо и кислое вино. Спорить тут бесполезно. Да и ни к чему. Ты или люби человека, принимая его таким, какой он есть — или просто уйди в сторону, не мешая жить ни ему, ни себе. Я пока не хочу уходить. И «пока» здесь — это не только ключевое слово, но и весомый повод заткнуться. — Ты вся на нервах, — говорит Он. — Думаю, тебе надо отдохнуть, отвлечься. — Возможно, ты прав. Остаток дороги мы молчим, каждый о своем… Молчание — оно тоже разное бывает. Порой наэлектризованное, готовое разразиться громом и молниями. Иногда равнодушное, как стихия, которой наплевать на букашек, которых она может раздавить насмерть своей многотонной мощью. А бывает, что молчание лечит, гасит напряжение, которым двое могли бы его наполнить, накручивая друг друга — но не стали этого делать, мудро позволив скандалу умереть естественной смертью, растворившись в благодатной тишине. К концу пути меня почти совсем отпускает. И Он вроде тоже расслабился, судя по рукам, свободно, без напряжения лежащим на руле. Ну и замечательно. Худой мир лучше ссоры, взлелеянной сообща. Поэтому лучше будем дома откармливать наше пока еще тощее примирение, настоятельно требующее пищи в виде взаимной заботы и внимания. Правда, муж укрепление нашего шаткого мира понимает по-своему. Едва мы переступаем порог квартиры, как Он набрасывается на меня, словно голодный волк, срывая платье и нижнее белье так, что трещит материя. В другое время, возможно, такой бурный порыв меня бы возбудил. Но я всё же пока еще не до конца отошла от минувшего вечера. Удивительно, но многие мужчины считают, что их член — это некий аналог универсальной таблетки, мгновенно излечивающей все возможные женские проблемы с настроением. Нужно только его быстрее ввести в наш организм, и подольше там подержать. Иногда да, бесспорно. Огонь страсти, словно лесной пожар, способен смести все наши проблемы — как надуманные, так и реальные. Но бывает, что он неприятно обжигает, когда вспыхивает не вовремя. Как сейчас, например. Смотрю в потолок, пока Он, лежа на мне, честно старается решить мои психологические проблемы. Туда-сюда, как утюг по рубашке. Наверняка Он тоже думает, что умеет сглаживать смятое. И — надо отдать должное — иногда Ему это удается. Но не сегодня. Тем не менее, под конец внутри меня начинает тихо и сладко ворочаться что-то, похожее на удовольствие. Дыхание становится прерывистым, тело неуверенно начинает отвечать на Его движения. Но увы, моя искра гаснет, когда Он выдергивает из меня свою целебную таблетку и горячо изливается на мой живот. — Ты у меня прелесть, — жарко выдыхает он, гладя меня по волосам. По-моему, в какой-то книжке было написано о том, что нехорошо сразу после секса отваливаться от женщины, словно сытый комар, насосавшийся крови. Не иначе, он читал ее, потому, что никогда не бежит сразу в ванную, и каждый раз выполняет этот ритуал. Приятный, когда мы получаем оргазм вместе. И вызывающий мысли о времени, которое мы оба теряем впустую, в таких случаях, как сейчас. Наконец он уходит, и я слышу, как струи душа бьют по его разгоряченному телу. Задумчиво провожу пальцами по животу, на котором быстро высыхает субстанция, необходимая для зарождения новой жизни… После той аварии он ни разу не финишировал в меня. Случайно ли? По-моему, он просто больше не хочет рисковать. Тогда, узнав, что наш ребенок погиб во мне, Он чуть не сошел с ума. Плакал, бил кулаками о стену больницы, расшиб себе руки до крови. Помнится, врач говорил, что я приняла ужасную новость спокойнее, чем Он. Ну да, я тогда всерьез обдумывала способ самоубийства, и мне было не до истерик. Но время гораздо более действенная таблетка, нежели какая-либо другая. Оно отодвинуло слишком четкие воспоминания, сделало их размытыми и плоскими, словно нарисованными плохим художником в приступе меланхолии. Но надо признать, что произошедшее сильно изменило нас обоих. Он стал больше работать, чтобы забыться — и результатом этого стало наше теперешнее благосостояние. А я… А я лежу и, словно тот плохой художник, вожу пальцем по своему животу, будто кистью по холсту, размышляя о том, что наверно глупо пытаться раскрашивать неважную картину. Проще повесить ее на стену, оставив в покое, либо спрятать в чулан и больше не трогать. Пусть остается такой, какая есть. У других и такой нету. Он в ду̀ше — это надолго. Вытираю живот простыней, по пути на кухню бросаю ее в корзину с грязным бельем. Он постоянно настаивает на домработнице, я пока сопротивляюсь. Но уже менее агрессивно, чем раньше. Не хочется, чтобы в доме был чужой человек. А еще я опасаюсь чувства своей ненужности, которое может возникнуть, когда за нашей квартиркой будет ухаживать кто-то другой. Хотя, может, Он и прав. Деньги нужны для того, чтобы избавлять людей от лишних забот. Вот только я еще не решила, нужна ли мне такая беззаботная жизнь, когда всё, что знаю и умею, окажется ненужным. На кухне завариваю всё тот же лювак, и впервые ощущаю вкус дерьма той ушастой зверюшки, сквозь желудочно-кишечный тракт которой прошли эти кофейные зерна. Интересно, какому извращенцу впервые пришла мысль поковыряться в какашках мусанга, заварить добытое, и выпить? А потом заявить, что это неимоверно вкусно и начать продавать по сумасшедшей цене? Думаю, что это из серии той же фуа-гра, сырых стейков, кислого вина, неудобных платьев, и тесных деловых костюмов, стесняющих движения. Когда люди начинают слишком хорошо жить, им начинает недоставать сложностей, которые они сами себе придумывают. И чем неприятнее сложность, тем больше они готовы за нее платить. Выливаю недопитый кофе в раковину, подхожу к окну. На улице дождь. Миллионы капель воды падают на землю, чтобы потом испариться, вознестись вверх, и снова упасть. Круговорот воды в природе. Эти капли похожи на людей. Вечное бессмысленное метание между землей и небом — без цели, без конца, и без смысла. Когда идет дождь, природа становится серой, унылой и скучной. Когда идет жизнь — всё то же самое. Так может, Вик в чем-то права? Может, стоит немного раскрасить новыми впечатлениями своё уже поднадоевшее существование на этом свете? — Милая, я всё, ванная свободна.