— Не вздумай останавливаться, — раздается рядом и я только теперь понимаю, что рядом со мной Азазель. — Бегом Лиса, — приказывает он, когда звуки остаются далеко позади. — Куда мы? А остальные? — спрашиваю, не сбавляя шаг и едва успевая за Азазелем, ведущим меня через дебри города мертвых. Он даже не задумывается, не оглядывается по сторонам, просто ведет меня уверенно, словно точно зная куда идти. — Что это было? — Потерпи, Лис, скоро мы будем в безопасности и поговорим, ладно. Я киваю и ускоряю шаг, понимая, что сейчас не до разговоров. Весь ужас пережитого накатывает на меня волнами и, кажется, только сейчас я начинаю в полной мере осознавать, что именно произошло. Нас пытались убить. Выстрелы на похоронах, это кем нужно быть, чтобы сотворить такое. Судьба словно смеялась надо мной, издевательски скалясь, насмехалась. Сначала болезнь мамы, похороны после стольких усилий и как вишенка на торте — обстрел прямо на кладбище. Сколько еще это будет продолжаться, когда вселенная наконец оставит меня, перестанет мучать? Я чувствую, как по щекам катятся слезы, как немеют ноги и становится тяжело дышать, тяжело настолько, что пару раз нам все-таки приходится остановиться. Азазель не говорит ничего, ждет молча, давая мне отдышаться, и мы снова отправляемся в путь. Не знаю, сколько мы петляем по кладбищу, усеянному мрачными мраморными глыбами, но к тому моменту, когда мы добираемся до второго выхода — маленького и неприметного — я едва могу передвигать ногами. Неудобная новая обувь натирает, а мозоли начинают кровоточить. Мы преодолеваем еще несколько метров прежде, чем оказываемся рядом с неприметной белой тойотой. Та приветственно сигналит и мигает фарами. Именно сейчас я замечаю в руках Азазеля ключи и понимаю, что машина здесь не просто так. — Что это значит? — вырываю руку и резко останавливаюсь. — Лиса, садись в машину, — раздраженно бросает Азазель и открывает передо мной дверь. — Нет, — мотаю головой и делаю шаг назад, — пока ты не объяснишь, что происходит, я не сдвинусь с места. Откуда здесь эта машина? Ты знал, что на нас нападут, да? — Лиса…— он движется на меня, а мне становится страшно. Я ведь его совсем не знаю и на Графа он раньше не работал. Он новенький, чужак по сути. Безжалостный киллер в прошлом. — Я с тобой никуда не поеду. — Лиса, это приказ Графа, сядь в машину, мать твою. Я не знаю, стоит ли ему верить. Не знаю могу ли. Графа здесь нет, Аида тоже, некому подтвердить правду ли говорит этот человек или все это ловушка. Но для кого? Для меня? Зачем? Я никто, совершенно, у меня ничего нет. Пока я, пятясь, размышляю о том, стоит ли мне верить или нужно бежать отсюда со всех ног, Азазель рысью оказывается возле меня и уже не спрашивая, молча запихивает в машину, пусть я и пытаюсь сопротивляться, а потом захлопывает и блокирует двери, лишая меня пути к отступлению. — Рустам, куда ты меня везешь? — спрашиваю, когда, ударив по газам, Азазель срывается с места и со свистом выезжает на пустую дорогу. Мне становится не по себе, я то и дело оглядываюсь в надежде увидеть сопровождающие нас, уже знакомые мне, черные джипы. Но увы, дорога практически пустая. — Спокойно Лиса, мне нужно сосредоточиться на дороге, чтобы не упустить хвост, если они будет. — От кого ты пытаешься скрыться? От Графа? В этот момент он резко выкручивает руль, машина с визгом разворачивается и теперь мы мчимся обратно, на такой скорости, что кажется еще чуть-чуть и разобьемся. Неужели я права? Все что я могу — это держаться за сидения в надежде, что мы не попадем в аварию и не отправимся на тот свет раньше положенного. Я больше не рискую говорить, просто потому что отвлекаться на такой скорости — самоубийство, и только когда спустя десятки минут, мы наконец останавливаемся у какого обветшалого домика, я снова открываю рот. — Где мы? — Успокойся, Лиса, ты чего так распереживалась, — подмигивает Азазель в зеркало, — все нормально. А потом слышится характерный щелчок, свидетельствующий о разблокировке дверей и прежде, чем я успеваю ответить, дверь с моей стороны открывается и передо мной появляется человек, которого я меньше всего ожидаю увидеть. — Ну здравствуй, сбежавшая невеста, — ухмыляясь произносит Слава Барский собственной персоной. Глава 22 Глава 22 Лиса — Какого… — срывается с губ прежде, чем я успеваю осмыслить происходящее. Перевожу потерянный взгляд с Барского на Азазеля и обратно. Мысли сбиваются в кучу, и я никак не могу подобрать хоть какое-то, мало-мальски рациональное объяснение происходящему. Что это за место? Что здесь делает мой несостоявшийся жених, а главное, что теперь ждет меня? — Выходи, Василиса, — тем временем Слава вновь подает голос, а мое тело словно цепями скованное, не поддается сигналам мозга. Я не хочу выходить, не хочу никуда идти. — Что вам от меня нужно? — спрашиваю, не двигаясь с места. — Мы просто поговорим, только дождемся остальных, — спокойно отвечает Барский, а мне от этого не проще. Я не хочу здесь находиться, не хочу говорить. Я только что похоронила мать. Как можно быть такими жестокими? Неужто в людях не осталось ничего святого? Это ведь, мать вашу, похороны. И сейчас, глядя на Барского, мне хочется выть от бесконечной трагедии, в которую так ловко, так внезапно превратилась моя жизнь. Драма, которой нет конца и края. Я не знаю, каких действий ожидать от своего несостоявшегося жениха. Не по моей вине несостоявшегося. Только вряд ли этот факт кого-то хоть немного волнует, потому что тягаться с женщиной всегда проще. Мстить женщине проще. Я опозорила влиятельную семью, пусть и не хотела этого. Столько времени, они ждали столько времени. Ради чего? Чтобы выкрасть меня? Чтобы что? — Лиса, просто доверься мне, выходи и пошли в дом, — с этими словами Азазель открывает дверь и выходит из машины. Довериться? Как довериться человеку, что привез меня в руки Барского, так просто предав доверие Графа. Как вообще он вышел на Барских? Или они на него? Он ведь все время возле меня околачивался. «Я твоя тень» — так он сказал. Помедлив, я все же выхожу. Просто, потому что иначе меня силой вытащат и поволокут в дом. Лучше уж по своей воле. Мужчины ничего не говорят, молча провожают меня в старую, но вполне крепкую и уютную хибару, окруженную красивым, ухоженным садом, усеянным белыми розами. И, будь я в иной ситуации, обязательно бы залюбовалась прекрасными цветами, белоснежным полотно расстелившимися по поверхности земли. Никогда не видела столько цветов, сконцентрированных в одном месте. — Входи, — Слава открывает передо мной дверь, жестом приглашая войти. Внутри меня встречает уютное помещение, служащее одновременно комнатой и кухней. В глаза тотчас же бросаются фотографии, висящие на стене и глядящая с них прямо на меня беременная девушка. Ее внешность отчего-то кажется знакомой, но в тот момент, когда я узнаю в ней погибшую жену Барского, последний оказывается возле меня. — Чаю? — спрашивает, как ни в чем ни бывало. Что-то в нем изменилось с нашей последней встречи, взгляд, что-то новое в нем, почти неуловимое. Какая-то скорбь и в тоже время облегчение. Я все еще не понимаю, что происходит и зачем я здесь, но почему-то не чувствую угрозы. Как будто ее и нет во все, во всяком случае не исходит она от этого человека. Бросаю взгляд на вполне расслабленного и спокойного Азазеля, который, словно так и надо, проходит вперед, в сторону кухонного уголка, и не знаю, как себя вести. Одна часть меня кричит, что надо сматывать уточки, а другая не хочет двигаться с места. — Проходи, я сейчас что-нибудь соображу к чаю, или ты хочешь кофе? — Я ничего не хочу, я хочу знать зачем я здесь, — отвечаю, глядя в глаза мужчине. — Это ты устроил? Ты приказал устроить стрельбу на кладбище? Как ты можешь, ты ведь тоже потерял близкого человека… — Мне жаль твою маму, Лиса, прими мои соболезнования, — словно не расслышав мой вопрос отвечает он и отводит взгляд. Моргает несколько раз, будто пытаясь сдержать слезы и зажимает пальцами переносицу, а потом открыв глаза, устремляет взгляд на большую фотографию, с которой на него смотрит улыбающаяся жена, измазавшаяся в мороженом и придерживающая уже заметный животик. — Спасибо, — выдавливаю, неожиданно для себя. Настолько меня поражает побитый взгляд Славы. — Ты сказал, что мы поговорим. — Да, — он трясет головой, словно отбрасывая ненужные мысли. — Но сначала ты должна успокоиться, я все же настаиваю на чае. — Я не хочу никакой чай. Что будет дальше? Что скрывает ваша семья? И что на самом деле случилось с твоей женой? — последняя фраза вырывается у меня сама по себе, я даже не знаю, почему спрашиваю об этом. Мне все сложнее себя контролировать. Господи, как же я устала, как устала от этих мужчин, от этих бесконечных качелей и недомолвок, от сильных мира сего. Когда меня наконец оставят в покое. За что я должна расплачиваться? — Я ее убил… Я в ужасе от услышанного открываю рот, когда позади раздается голос. — Твоей задачей было не открывать рот, пока я не приеду. Мне даже оборачиваться не нужно, одного лишь голоса достаточно, чтобы понять, кто стоит за моей спиной. Какого черта здесь вообще происходит? Я словно рыба открываю рот, а звука нет. Потому что теперь я окончательно теряю всякую логическую цепочку. Что здесь делает Граф? Зачем меня привезли к Барскому? Что на самом деле произошло на кладбище? Или… Не может быть. Не мог он так со мной поступить, но ведь теперь все на своих местах. Ну конечно, разве действовал бы Азазель без приказа хозяина. — Лиса, — произносит Граф, когда я оборачиваюсь и начинаю нервно хихикать, едва сдерживаясь, чтобы не скатиться в истерику. — Зачем? — срывается с губ. — Это какой-то очередной урок послушания? Я смотрю в его голубые глаза, в которых так сильно хочется увидеть хоть что-то, кроме привычного льда. — Нет, Лиса, это не было уроком, то, что случилось на кладбище рано или поздно должно было произойти. Он делает шаг ко мне, еще один и еще, а я не двигаюсь с места до тех пор, пока не оказываюсь в его объятиях. И только тогда, когда он прижимает меня к своей груди, позволяю себе расплакаться. Опять. И мне не стыдно и плевать, что смотрят, потому что мне можно, потому что меньше часа назад я похоронила мать и меня пытались убить. Я могу, имею право побыть слабой, потому что я чертовски устала быть сильной. — Что это было? Кто это был? — спрашиваю сквозь рвущиеся наружу рыдания. — Что вообще происходит? Хотя бы теперь ты можешь объяснить? — Думаю, мне стоит начать с самого начала, — в разговор вмешивается Барский. Граф кивает, хоть и кажется недовольным происходящим. Он осторожно подталкивает меня к небольшому диванчику и умещается рядом. Слава не торопиться начинать объяснения, он молча идет к кухонному уголку, возится там какое-то время, а потом возвращается с кружкой в руках. — Выпей, это поможет тебе немного успокоиться, — говорит, протягивая кружку, а я озираюсь на Лешу, словно ожидая разрешения. Дождавшись кивка, беру в руки теплую кружку, делаю несколько глотков слегка горчащей, но вполне приятной на вкус жидкости. Какая-то смесь трав и, наверное, мед. — Пожалуй, стоит начать с нашей свадьбы, — спустя какое-то время Слава вновь начинает говорить. — Я не рассказал тебе всего. Я помню все, что он говорил. О выгоде. О фамилии. Но даже тогда, меня не покидало ощущение, что они что-то скрывают и, кажется, мои подозрения не были беспочвенными. Вряд ли кто-то стал бы заморачиваться из-за простой фамилии и лишь потому, что я не стану претендовать на имущество. Было что-то еще. И теперь мне хотелось знать, что, а главное, какое отношение ко всему этому имеет Граф и как так вышло, что мы все оказались здесь. — Видишь ли, Лиса, — прерывает мои размышления Барский, — так уж вышло, что наши семьи связаны больше, чем мне того хотелось бы. Помнишь, я говорил, что наши семьи должны были породниться? Я киваю, а он продолжает.