— Так вот на моей тетке история не закончилась. Мой дед хотел видеть твоего отца мужем своей дочери, но не сложилось. Он тогда разозлился сильно, отрезав вашу семью от нашей, перекрыв кислород, считая, что твой отец одумается. Он не одумался. Дед со временем успокоился. Спустя несколько лет, обе его дочери разбились в аварии… Он делает паузу, а я понимаю, что одной из дочерей была его мать. — Меня растил дед, отцу было некогда, он женился во второй раз, у него родился второй ребенок. Мой брат. — Но…брат? — Да, — кивает, — мы не слишком близки и на мою свадьбу он решил наплевать. Он много лет живет за границей… Это долгая история и сейчас не имеет к нашему разговору отношения. Чуть больше трех лет назад дед погиб, все его имущество по завещанию должно было перейти мне и еще одному человеку. — Я все еще не понимаю, как все это относится ко мне. — Ты тот человек, которому старик Шайенский отписал половину наследства, — неожиданно вступает Леша, а я даже не сразу понимаю, что именно только что услышала. В каком смысле наследство? Причем здесь я? Я в жизни своей этого человека не видела и по всем законам логики он меня ненавидеть был должен, а не наследство оставлять. — Это еще не все. Одно из условий — наша с тобой свадьба, — помолчав, добавляет Слава. — Ты сказал, что твой дед умер больше трех лет назад. Тогда почему ты решил жениться на мне только сейчас? — Я не решал и не собирался, — он пожимает плечами, все сильнее путая меня словами. — Мне не нужно было это наследство, Лиса, я любил другую женщину и жениться ради денег и бизнеса не собирался. Я женился по любви и был вполне счастлив. — Но ты сказал…ты сказал, что убил свою жену. — Да, — кивает. — Я подписал ей приговор в тот день, когда привел беременную в свой дом. Я был наивен, верил всему, что говорил отец…Спустя несколько месяцев после нашей свадьбы я начал страдать провалами в памяти, боялся, что постепенно схожу с ума. Случалось, что, очнувшись, я обнаруживал себя в чужой крови, в каких-то совершенно незнакомых местах, ничего при этом не помня, на меня несколько раз подавали заявление за разбой, а Тая уже была беременна и я не мог допустить, чтобы с ней что-то случилось, тогда отец и предложил переехать к ним. Мол так безопаснее для моей жены. Провалы становились все чаще и чаще, а однажды я очнулся в крови жены, рядом с ней, мертвой… — Ты…ты убил ее будучи ни в себе? — Я так думал ровно до того дня, когда тебя увезли прямо с нашей свадьбы… Мой отец оказался совсем не тем, кем я его считал. — Это он...он пытался убить нас на кладбище? — догадываюсь еще до того, как Барский продолжает. — Не только, вмешательство твоего хм...друга, — он переводит взгляд на Графа, — запустило механизм. Тебя убивать никто не собирался, только вернуть, а Граф...Граф давно многим поперек глотки. Я не совсем понимаю, что имеет в виду Барский и о каком механизме идет речь. Граф продолжает молчать, а Слава делает театральную паузу, отчего мои нервы натягиваются струной. Мне все еще недостаточно информации, слишком много всего и в тоже время так мало. Ощущение, что это какой-то совершенно идиотский сон и так хочется проснуться, очнуться наконец от этого бесконечного кошмара, по иронии судьбы имеющем название «жизнь». Эта история с наследством от совершенно незнакомого мне, чужого человека, была похожа на сказку, только из серии: «Чем дальше, тем страшнее». — Что на самом деле случилось с твоей женой? — спрашиваю, скорее, чтобы хоть как-то нарушить эту давящую на нервы, угнетающую тишину. Сейчас мне нужно что угодно, но только не тишина. Потому что он сводит с ума, заставляет из раза в раз прокручивать в голове события последних дней, а я не хочу, не могу больше. — Она погибла потому, что мешала планам моей семьи, — Слава говорит спокойно, настолько спокойно и равнодушно, что мне становится не по себе, а по спине пробегается неприятный холодок и волосы на загривке встают дыбом. Он сейчас похож на маньяка с совершенно непроницаемым лицом и каким-то очень странным, отрешенным и в тоже время отнюдь не по-доброму горящим взглядом. Сейчас, глядя в пустоту с застывшей на лице ухмылкой, больше похожей на оскал хищника, он напоминает маньяка-психопата, не меньше. А может так оно и есть? На что способен человек потерявший то, что любил? Жену, не родившегося ребенка? Человек, долгое время считавший, что его руки по локоть в крови и при этом совершенно не помнивший, что сотворил. Есть ли хоть шанс, что после пережитого, после подобного опыта, кто-то способен сохранить в себе человечность? — Мешала жениться на мне? — озвучиваю очевидное, больше для себя, чем для кого бы то ни было в этой комнате. — Я считал себя убийцей и психом с поехавшим котелком, а оказалось, что долгое время меня пичкали психотропными. За пару недель до нашего с тобой знакомства, я очнулся в палате, прикованный наручниками и с отшибленной памятью, снова, а напротив меня следак и с заявлением от некой гражданки Белкиной, утверждающей, что я избил ее и пытался изнасиловать. Под ее ногтями были найдены частички моей кожи, а у меня на теле характерные царапины. Отец долгое время прикрывал последствия моей развязной жизни после смерти жены, я сорвался, стал пить, много, топил горе в алкоголе, эта девушка стала последней каплей. В очередной раз он вытащил меня из задницы, в которой я оказался и попросил только об одном одолжении. — Дать согласие на брак со мной, — продолжаю за него, и он кивает в ответ. — Я устал сопротивляться, и по большому счету мне уже было все равно, я согласился. Только сценарий был не тот, что был известен мне. Как только условия получения наследства были бы выполнены, а ты отказалась бы от своей доли, так же, как и я, от нас бы избавились, как избавились от моей жены. Все пошло не по плану, когда на свадьбу заявился Аид и увез тебя, а я стал случайным свидетелем разговора, который вообще не должен был услышать. Тогда все встало на свои места, ты была в опасности, а я не знал, как помочь. Все что я мог — наблюдать и слушать. Так я узнал, что с самой свадьбы за вами следят, узнал, что твоя мать в больнице. Я должен был предупредить, но не знал, как и… — Телефон… — произношу, не дождавшись, пока он договорит. — Но зачем? Зачем эта конспирация? Со стороны доносится тяжелый вздох, и я вспоминаю, что по правую руку от меня все еще сидит Граф. И он о телефоне ничего не знает. В тот день я была в таком шоке, что просто сунула гаджет в карман и только сейчас осознала, насколько глупым был мой поступок. — Прости, — шепчу, понимая, что этим я вряд ли отделаюсь. — Мы поговорим об этом потом, Лиса. — Я достаточно узнал, чтобы понять, что за человек тебя забрал, мне нужно было убедиться, что меня выслушают, но мой план полетел к чертям, потому что в больнице ты появилась всего раз, мне оставалось пойти ва-банк. И я не прогадал, надеюсь лишь, что не опоздал. — Значит вот о какой опасности говорила медсестра. — Она ничего не знала, я лишь хорошо заплатил и попросил передать телефон. — А мне вот что интересно, — совершенно неожиданно напоминает о своем присутствии Рустам, о котором все уже успели позабыть, — как человек, от упоминания имени которого трясется половина криминальной элиты страны, умудрился просрать слежку и так глупо подставиться. — Точно также, как один из лучших киллеров умудрился развести себя как лоха, а потом закопать живьем. Я не Бог, Азазель, я всего лишь человек и тоже совершаю ошибки. Но ты прав, я слишком расслабился. — То, что произошло на кладбище, ты знал, что это может случиться, да? — смотрю на Лешу и не вижу в его глазах ответа, он вновь закрылся от меня. — Я предполагал, что нечто подобное может произойти, но ты должна была похоронить мать, а я… Он замолкает, словно понимая, что сболтнул лишнего, а меня посещает внезапная догадка. — Ты решил убить двух зайцев одним выстрелом, да? — озвучиваю свою мысль. Я знаю, что он может быть жестоким и бесчеловечным, я все еще помню ту историю с собаками, его урок, который я запомнила на всю оставшуюся жизнь. — Лиса… — Не надо, — останавливаю его прежде, чем он попытается оправдаться. Потому что не нужны мне его оправдания и слова. Я и без них все понимаю. Понимаю, во что ввязалась, от части по собственной воле, понимаю, что передо мной человек, имеющий куда большую власть, чем я могла бы себе представить. Только все еще не понимаю, зачем ему понадобилось вмешиваться, зачем он ввязался в эту историю. Как там сказал Барский? Граф давно многим поперек горла? — Я все понимаю, правда, если ты так поступил, значит это было необходимо. Я лишь одного не понимаю, зачем ты подставился? Он молчит, только смотрит на меня внимательно, словно взвешивая, стоит ли говорить или лучше оставить мой вопрос без ответа. А я терпеливо жду, просто потому что нет больше сил, даже на то, чтобы испытывать эмоции. Только тупая боль импульсами отдается где-то в области грудной клетки, не позволяя легким полностью раскрыться и заполнить пространство кислородом. Наверное, так умирают. Нет, не физически, так умирают морально. Чувства притупляются, эмоции исчезают и нарастает пустота. Она заполняет каждую клеточку твоего тела, вытесняя собой все хорошее, все, что когда-то так сильно тебе было нужно. Словно яд расползается по жилам. Так приходит та отрешенность, что я видела во взгляде Графа, Барского, отчасти во взгляде Азазеля, в те нечастые моменты, когда он забывался, задумывался и смотрел куда-то в пустоту, словно погружаясь глубоко в мысли, в воспоминания, в прошлую жизнь. И теперь наверняка подойдя к зеркалу, я увижу в отражении уже знакомый взгляд, холодный и пустой, потому что моя жизнь потеряла те краски, которыми пестрила прежде. Мне не удается дождаться ответа от Леши, потому что в этот самый момент в доме появляется Аид, в сопровождении еще двух человек. Белая рубашка мужчины покрыта алыми пятнами, брюки измазаны в грязи, глаза горят бешенством, а я только сейчас вспоминаю, что на похоронах была Оля и среди нас ее сейчас нет. Я словно кипятком ошпаренная подскакиваю с места, открываю рот, но звука нет, я словно немая, открываю рот не в силах выдавить из себя ни слова, потому что кровь на его рубашке может принадлежать ей. Зачем, ну зачем она приехала и как вообще там оказалась? Она должна была находиться за сотню километров отсюда, быть в безопасности, а теперь. Что с ней теперь? Мысли вихрятся голове, одна сменяется другой и столько вопросов остаются невысказанными. К счастью, Аид понимает меня без слов, и произносит то, что сейчас мне так нужно услышать. — С ней все в порядке. В комнате повисает тишина, а я лишь могу выдохнуть с облегчением. И пока я перевожу дыхание, Аид продолжает, но теперь уже обращаясь к боссу. — Мы взяли всех, но они исполнители. Это война и в твоей смерти слишком много заинтересованных, а ты дал повод. — Я давал его и раньше, — Леша усмехается. — В этот раз все серьезно. Сейчас даже те, кто готов был перегрызть друг другу глотку, задались одной единственной целью — убрать тебя. Барский с Березиным заручились поддержкой. У нас не так много людей, а ты засветился. Я предупреждал, что так будет, если решишь выйти из тени. — Рано или поздно это бы случилось. — Это все из-за меня… — я не узнаю свой собственный голос. Я в ужасе перевожу взгляд от одного присутствующего к другому. Это ведь я причина тому, что сейчас происходит. Цепочка событий, тянущаяся с того момента, как дед Барского оставил то дурацкое завещание. — Нет, Лиса, ты — всего лишь еще один повод. Но отведенную роль тебе сыграть придется. — Отведенную роль? — Тебе все-таки придется выйти замуж. — Что? Не веря собственным ушам, я смотрю на мужчину в упор. Что он несет? Он ведь сам сорвал свадьбу. — Это шутка такая? Ты ведь сам сделал все, чтобы свадьбы не было. — Тогда я не знал всего, а теперь у нас нет выбора. В нашем мире практически нет места такой роскоши, как дружба. Зато есть место выгоде. Вряд ли бы кто-то решился помогать возвращать сбежавшую наследницу, не имея этой выгоды, пусть даже призом бы служила моя голова. Деньги, Лиса, во главе всего всегда стоят деньги, и ты ключик к сокровищам. — Хочешь сказать, там так много? — Очень, — произносит молчавший до этого Барский-младший. — К тому же, разве тебе не хочется, чтобы убийцы твоего отца наконец получили по заслугам. Мои брови тянутся вверх, а глаза превращаются в два огромных блюдца. Что значит, чтобы убийцы отца получили по заслугам? — Мой отец погиб в аварии, — замечаю не слишком уверенно, в то время как мужчины только взгляд отводят, а на их лица опускается тень. Не может быть! Сколько еще мне нужно узнать? Через что еще мне нужно пройти, чтобы это наконец закончилось? Я помню, как погиб отец, нам просто сообщили, что, мчась на огромной скорости, он столкнулся со взявшимся из ниоткуда грузовиком, водителя которого в последствии так и не нашли, а грузовик числился в угоне. Отец погиб на месте. Мне было тринадцать. В тот день я потеряла одного из родителей, а после похорон к нам пришли и выставили из родного дома. Никто и не думал ни в чем разбираться, дело пахло очередным висяком. Представители органов правопорядка только разводили руками. И сейчас, спустя столько лет мне говорят, что смерть отца не была несчастным случаем?