Мне не дали глупо сдохнуть, тогда в это дело вновь вмешался Демин, его влияние было сильнее, чем я мог себе предположить. Меня боялись, а его уважали. Подобное дорогого стоит. Войны не случилось лишь потому, что Диме удалось найти рычаги давления, или его просто послушали, я не знаю. «Большие» люди обо мне забыли на следующий день после аварии, а шавки…пусть земля им будет пухом. А я получил урок: нельзя забывать о том, что каждый в этой жизни уязвим, а я забыл. И все бы сложилось как нельзя лучше, если бы не провалившиеся сквозь землю Барский и Березин. Пока я разбирался со стервятниками, эти двое исчезли, ни оставив ни следа. Два месяца я гонялся за призраками, что умели прятаться не хуже меня. Одно мне давало спокойно спать по ночам — Лиса была в безопасности. Так я считал ровно до того момента, пока в моем кармане не зазвонил телефон. Тот самый, для экстренных случаев. Я вылетел в Прагу в тот же день, молясь Богу и Дьяволу, чтобы с ней ничего не случилось. В одном я был уверен точно, она нужна была целой и невредимой ровно до тех пор, пока не решится вопрос с наследством. И жизнь все-таки чему-то меня да научила. Одна маленькая хитрость, которой я научился у Авдеева: Лиса всегда ходила с маячком. Я это знал, Березин — нет. — Леша, — тихий, но такой родной голос, раздается из-за спины. Мне следовало быть потише. Но разве я мог? Я чуть с ума не сошел, когда нашел ее в той старой квартире в самом паршивом районе города. Там вообще никого кроме мигрантов да цыган не водилось и проще всего было спрятать ее там. Ублюдки так долго умудрялись от меня бегать и так глупо попали в мои руки. Были бы умнее, исчезли с горизонта, но жажда наживы делает людей глупее, чем они есть на самом деле. — Я пойду, шеф, — Рустам, воспользовавшись моим замешательством, исчез из комнаты, в которой лежала моя девочка. Да, моя. Потому что я чертов дебил, если думал, что смогу от нее отказаться. Что смогу отпустить. Стоило только увидеть ее тогда без сознания, запертую в комнате, мне казалось, что я умер несколько раз, сердце остановилось. А она просто спала, уснула, в логове врага. Не знаю, как долго я просто стоял и смотрел на нее тогда, не в силах отвести взгляд. Устав бороться с собой и с ней. Этому притяжению, этой невероятной тяге невозможно сопротивляться, я хотел, я действительно пытался, но есть вещи, противостоять которым ты просто не в состоянии, которые ставят тебя на колени, не оставляя выбора. — Я здесь, не надо, не вставай, — произношу, глядя на нее. Мою. Такую родную. Ту, что я так глупо оторвал от себя, наивно полагая, что так будет лучше. И теперь, стоя рядом я понимаю, насколько был слеп в собственной вере. Нет, я не отказался от прошлого, я ничего не забыл и вычеркнуть его из памяти у меня не получится. Я всегда буду нести тот груз вины, что столько лет пожирает меня изнутри и Лисе…Лисе будет сложно, сложнее, чем кому-либо, нам обоим будет, но больше я не смогу ее отпустить, не после того, что пережил. Не после того, как чуть не сдох, узнав о том, что ее вот так нелепо забрали, увели из-под носа двух придурков. Я проклинал себя за собственную безалаберность, за то, что не отправил с ней десяток своих парней. Но все должно было пройти тихо, без лишнего шума и ненужного внимания, я понадеялся на то, что в маленькой Чехии ее никто искать не станет. Как же я ошибался, посчитав, что достаточно запутал следы. Я больше ни на шаг ее не отпущу. — Я, как я здесь оказалась? — она оглядывается по сторонам, а потом вперяет в меня свой пронзительный взгляд. Моя сильная девочка. Как же ты, должно быть, испугалась. — Ты…ты настоящий? Я только смех давлю. Это все что ты мне скажешь? Не будешь кричать, проклинать, прогонять в конце концов? Она смотрит на меня ошарашено, а потом внезапно делает очень странный, едва уловимый жест, кладет ладонь на живот, словно защищаясь, а я…Мне не хватает воздуха, я вылетаю из комнаты с такой скоростью, что едва успеваю затормозить рядом с идиотом, который решил утаить от меня самое важное. — Какого хера? Какого я спрашиваю тебя хера? — ору так, что у самого барабанные перепонки вот-вот лопнут. — Ты почему не сообщил, мне, млять, что она беременная? Вновь хватаю Азазеля, готовый прибить этого идиота на месте и лишь своевременное вмешательство Аида с одной стороны и Барского с другой, не позволяет мне размазать Ниязова по стенке. — А зачем? — он смотрит на меня серьезно. — Разве ты хотел знать? Или, может, тебе напомнить, шеф, как ты приказал найти ей гинеколога? Я не тупой, два плюс два сложил. Тебе этот ребенок был не нужен. — И ты нарушил мой приказ! — Нет, я просто дал ей выбор, которого ты собирался ее лишить, и как видишь, я оказался прав. — Я убью тебя, Ниязов, я честно слово тебя убью, — рычу, скованный по обеим рукам. — Ты мне еще спасибо скажешь, бо…— он замолкает, заметив что-то за моей спиной, а я только бессильно глаза прикрываю, когда, обернувшись, замечаю стоящую в дверях Лису. Она смотрит на меня своими огромными, полными слез глазам и прикрывает ладошкой распахнутый рот. А потом, всхлипнув, срывается с места. — Пошли вон, — произношу тихо, сейчас я готов разнести здесь все, и никакая сила меня не удержит. — Вон, — повторяю, и срываюсь вслед за Лисой, в ту самую комнатку. Она сидит на кровати, поглаживая еще незаметный животик, что-то приговаривая. Ее губы дрожат, а из глаз текут слезы. А я чувствую себя тварью последней и недомужиком. Мой ребенок. Внутри нее мой ребенок, а я чуть не просрал все, что у меня есть на этом свете. Она была там, одна, в компании двух конченных мразей, будучи беременной. Беременный моим ребенком, уверенная в том, что мне не нужна. А сейчас лишь услышала то, чего вообще не должна была слышать. — Лиса, — я подхожу ближе, и встаю перед ней на колени. Тяну руку, чтобы дотронуться до нее, до ее живота. А она дергается от меня, как от прокаженного. — Нет, не надо, — произносит твердо и смотрит на меня с таким бесконечным разочарованием во взгляде, что мне самом себе придушить хочется. Я многое видел в глазах: боль, страх, ненависть, любовь. Но сейчас…сейчас ее взгляд меня убивает. — Лиса, послушай, это… — Не надо, Леш, просто не надо, — она всхлипывает, — я благодарна тебе, правда, ты снова спас меня, да? — улыбается грустно. — Знаешь, я ведь знала, что меня найдут достаточно быстро, не понимала почему, но знала и не боялась. Со мной все в порядке, а ты…тебе не нужно быть здесь. Это мой ребенок, только мой, я приняла решение его оставить, тебя это ни к чему не обязывает. — Что ты такое говоришь? — беру ее за руку, не позволяя вырваться. — Ты хотел, чтобы его не было, я слышала. Я не строила иллюзий в ту ночь и тебя я отпустила, мне больно было, Леш, так больно, что дышать не хотелось, у меня на целом свете никого не осталось, а потом я узнала, что не одна и все изменилось. Только об одном я тебя попрошу, я домой хочу и, если все закончилось, то позволь мне вернуться в родные края. А потом ты можешь снова исчезнуть. Я тобой переболела. — Не могу, — шепчу ей тихо, смотря прямо в глаза. — Я вас больше не оставлю, слышишь. — Ты из-за ребенка? Не надо, он… — Не из-за ребенка, Лис, просто я чертовски устал бороться. — С кем? — С самим собой, — отвечаю, и приподнявшись, накрываю ее губы своими. Черт, как же я скучал. Она всхлипывает, а потом недолго думая, обнимает меня тоненькими ручками и отвечает на поцелуй. Не отталкивает, не включает вполне оправданную гордость, только прижимается ко мне сильнее, словно маленький котенок, ищущий тепла и защиты. Переболела, как же. Ты все также больна, и я болен. Тобой. И, кажется, это неизлечимо. — Тебя нужно показать врачу, — шепчу ей в губы. Знаю, что ее и пальцем не тронули, но лишний раз перестраховаться не помешает. — Еще один, — она смеется, поглаживая ладошками мое лицо. — Со мной все хорошо. Я домой хочу, и… к маме. Я киваю, не оставляя намерений показать ее врачу, а потом можно и домой, правда, надолго ли. Я все еще Граф, и в жизни моей мало что изменилось, только теперь мне есть, ради чего жить. Глава 29 Глава 29 Лиса Спустя месяц — Что происходит? — вхожу в ту самую спальню, из которой несколько месяцев назад меня грубо выставили за дверь. Кажется, это было так давно, где-то в далекой, прошлой жизни. Посреди комнаты стоят две большие коробки, в одной из них я замечаю аккуратно сложенные рамки с фотографиями, — теми, что висели на стене. Леша, словно не замечая моего появления, держит в руках одну из рамок, смотрит на нее внимательно, словно не решаясь положить к остальным. Подхожу к нему, и перевожу взгляд на фотографию, с которой мне улыбается Лера. Теперь я знаю их историю, Леша рассказал в тот самый день, когда, проснувшись в своей пражской квартирке, я увидела его. Ему было сложно, каждое слово давалось с трудом, из каждого сквозило такой болью, что я прочувствовала ее на себе. Помню, как слушала и не могла остановить катящиеся из глаз слезы. А потом мы долго сидели не в силах говорить, молчали несколько часов, переживая эту боль и отпуская ее. Уже на следующий день мы вернулись домой, я тогда многое узнала. О Леше, о его методах, о том, кем на самом деле являлся этот человек. Он позволил мне узнать его с другой стороны, а я…я не смогла отказаться от него, впрочем, он бы и не позволил. Что в последствии случилось с Игорем и Барским-старшим мне неизвестно и по сей день, но я догадываюсь, что ничего хорошего. Знаю, что в Праге их не оставили, вернули на родину, а дальше… Меня не посвящали в подробности. Граф этой темы не касался, но зато я видела, и никогда теперь уже не забуду взгляд Славы Барского — моего бывшего мужа. Триумф и удовлетворение — вот, что отражалось в его глазах. Что до Барского старшего, сначала я не понимала подобного отношения к родному сыну, как мог отец так поступить со своей кровью и плотью. Все оказалось банальнее, чем можно было себе представить. Слава не имел ничего общего с плотью того, кого много лет считал отцом. Мать Славы вышла замуж за Барского уже будучи беременной. Что до наследства и моей доли, я добровольно отказалась от своей половины в пользу Славы. Ему эта идея не нравилась, а мне все это было не нужно. Глупо? Может быть. Но я никогда не считала деньги своими, я не имела на них права. В общем мой дядька и отец Славы поплатились за свою жадность. Было ли мне их жаль? Нет. Наверное, это жестоко — понимать, как именно с ними было покончено и ничего не чувствовать: ни ужаса, ни сожаления — ничего. В тот день, когда Игорь забрал меня из клиники, я поклялась себе, что ни дня не буду сожалеть о его кончине, а в ней я была уверена. Было ли мне страшно? Было. Меня в тот день привезли в какую-то обшарпанную, Богом забытую дыру, и заперли в комнате. Отчего-то меня не покидала уверенность в том, что со мной все будет в порядке, я словно чувствовала, знала, что заключение мое не продлится долго. Так и вышло. Но чего я точно не ожидала — появления Леши. И до сих пор не верю в то, что он не исчез. Он пообещал, что больше нас не оставит, а я все равно, порой, просыпаюсь в холодном поту, от одного и того же кошмара. Кошмара, в котором он уходит не оборачиваясь, а я кричу, умоляя его остановиться. — Леш? — напоминаю о себе и кладу ладонь поверх его. — Что ты делаешь? Он отвечает не сразу, поворачивает голову, смотрит на меня, словно не решаясь говорить. — Я подумал, что пора проститься с прошлым, — произносит он с такой невыносимой горечью, что у меня самой сердце на части рвется. — Зачем? — улыбаюсь. — В нем ведь было много хорошего. Не нужно, все это, — обвожу комнату рукой, — оно ведь важно для тебя. — Но…а как же ты? — А что я? — я вздыхаю, собираясь с мыслями. — Ты ее любишь, — он открывает рот, чтобы что-то сказать, но я поднимаю палец, — любишь и всегда будешь любить, это нормально. Она часть тебя, этого не изменить и избавление от этих вещей ничего не изменит, к тому же, они тебе дороги. Он сверлит меня взглядом, будто не веря в сказанное. А я действительно не хочу, чтобы он наступал себе на горло, я знаю, как важны для него эти вещи, иначе он не хранил бы их столько лет. Многие скажут, что это ненормально — хранить вещи погибшей возлюбленной, многие скажут, что мой Граф болен, и где-то я соглашусь с этим мнением. После того, что он пережил, сложно оставаться нормальным. Он жесток, циничен, безжалостен. Теперь я это знаю. Но именно таким я его полюбила, ненормальным, больным, странным. Мне не нужен другой, а вещи — это всего лишь вещи. — Лис… — Тшш…пусть они остаются и не нужно их прятать в закрытой спальне. Думаю, она заслуживает большего, и ее фотографии вполне могут украсить гостиную, им не место в коробке, — киваю на рамки. Тяжело ли мне? Совсем нет. К мертвым не ревнуют. — Я…— у него так и не получается выдавить из себя слова, только взгляд говорит лучше всяких слов. Благодарность и облегчение — вот что я вижу перед собой. — Спасибо, — наконец произносит Леша, а на его глазах появляюсь слезы. Он собирается сказать что-то еще, но в этот момент открытое окно распахивается настежь, сильнейший ветер вихрем врывается в комнату, сбрасывая на своем пути предметы, покоящиеся на тумбочке рядом с нами. Очнувшись, мы оба цепляемся взглядом за маленькую коробочку у наших ног, из которой выглядывает колечко, то самое, что Леша когда-то купил для нее и хранил до сих пор. Леша опускается на корточки, поднимает предмет с пола и смотрит на меня улыбаясь. Кажется, только что нас благословили. Я снова бросаю взгляд на фото улыбающейся девушки, она словно живая и смотрит так пронзительно. Возможно, это лишь моя больная фантазия, но так хочется верить, что оттуда сверху она приглядывает за ним и желает ему счастья. — Знаешь, — нарушает тишину Леша, — я так долго отрицал очевидное, со дня свадьбы моей сестры и ровно до того дня, когда увидел тебя спящую в той квартире, я был уверен, что нам не по пути. Я не обращал внимания на знаки судьбы, а я верю, что именно они это и были. Ты так внезапно ворвалась в мою жизнь и так стремительно перевернула ее с ног на голову. — Леш… — Нет, Лисичка, подожди, — он перебивает меня на полуслове, а потом, отложив рамку в сторону, сует руку в карман и вынимает вторую коробочку. — Я не просто так решил собрать ее вещи, казалось, так правильно… Я давно собирался это сделать, но…— он не договаривает, просто открывает коробочку, в которой находится второе кольцо, все также продолжая держать в другой руке первое. — Ты мне сейчас предложение делаешь? — Пытаюсь, — усмехается он.