— Нет, сейчас, господи, сейчас. Что нам делать теперь, сейчас? Она съежилась и опустила голову. Он слышал, как она всхлипывает от страха. Он не мог ни увидеть, что происходит наверху, ни обернуться, чтобы посмотреть. В какой-то момент ему показалось, что он слышит крик, но его унес шум моря. Он был удивительно спокоен. Он был здесь один, с этой женщиной. Но на вершине скалы были его люди, и они уже наверняка вызвали подмогу; он понятия не имел, сколько времени пройдет, прежде чем он сможет отсюда уйти. Когда уходит прилив? Эдди Слайтхолм неожиданно зашевелилась, пододвигая свое тело к самому краю. — Только не глупите. — Мне можно, мне можно. — Почему? Все ее тело тряслось. Саймон подождал ответа, а потом сказал: — Довольно паршивая смерть. — А кому не наплевать? — Не имею ни малейшего представления. Вы замужем? Легкое покачивание головой. — Родители живы? Тишина. Потом снова еле уловимое движение, на несколько сантиметров ближе к краю. — Друзья? Ему было противно даже представить это. Но семья и друзья наверняка не знают. Это всегда так. Она могла забрать и убить всех этих детей, и еще полдюжины других, но у нее по-прежнему могли быть хорошие друзья, возлюбленные, люди, которым она дорога, просто потому что они не знали. Она что-то сказала. — Что? Опять. — Я вас не слышу. Он думал, что гроза кончилась, ушла с моря. Но сейчас молния сверкнула настолько близко от них, что Саймон подумал, не ударила ли она прямо в скалу, в каких-нибудь нескольких футах от них. Раскат грома заставил его пригнуть голову. Она попятилась назад, снова прижавшись к скале, и вцепилась в его руку с такой силой, что Саймон испугался, не утянет ли она его вниз за собой. — Все хорошо, — сказал он, сохраняя спокойствие в голосе. — С нами все будет хорошо. В нас молния не попадет, камень пошлет заряд в землю. Он не имел ни малейшего представления, так ли это, но понял, что прозвучал достаточно убедительно, когда она ослабила хватку. — Я не… знала об этом… — Но это только до тех пор, пока мы касаемся спинами скалы. Просто не теряйте контакт с поверхностью камня ни на секунду. Он повернулся и понял, что она поверила ему. Она так сильно вжалась спиной в скалу, как будто от этого зависела ее жизнь. Ее глаза были крепко зажмурены. Саймон заставил себя отвернуться от нее и подумать о чем-то другом, о других вещах, других местах… Он представил себе своего племянника Сэма, стоящего у калитки, с поднятым, возбужденным лицом глядящего на подающего. Лучи солнца пробивались сквозь листья тополей у края поля. Он почувствовал во рту вкус домашнего пива. Он продолжал рисовать в воображении картины, приводил их в движение, заставлял пленку крутиться, а крикетный матч — продолжаться. Все, что угодно, лишь бы не думать о том, кто сидел сейчас рядом с ним на этом узком выступе, всего в нескольких дюймах, и почему, а главное, что она почти наверняка сделала. Он знал, что если он подумает об этом, то ему наверняка придет в голову сделать одно-единственное легкое движение и сбросить ее со скалы. Он представлял, как Сэм поднимает биту, выражая зрителям благодарность за аплодисменты после пятидесятого очка, когда внезапно услышал какой-то звук, в котором через секунду распознал сигнал своего телефона, лежащего у него во внутреннем кармане. — Саймон? Какого черта ты делаешь? — на линии слышался треск, голос прерывался. Саймон в паре слов обрисовал Джиму Чапмэну ситуацию. Он почувствовал, как напряглась спина женщины, когда он говорил. — Тебе чертовски повезло, что ты живой. — Да. — Ладно, мы оповестили береговую охрану, их начальник только что вернулся и сказал, что 202-я спасательная эскадрилья организовала вертолет, чтобы вам помочь. Они уже в пути. — Слава тебе, господи. — Травмы есть? — Ничего серьезного… Я держу себя в руках. — Отлично, продолжай в том же духе, нам преступник нужен целым. — Прекрасно вас понимаю. Что там наверху? Повисла секундная пауза. А потом Чапмэн выпалил: — Ты получишь полный отчет позже, — и отключился. Саймон находился в непосредственной близости с опасными преступниками достаточно часто — сталкивался и с убийцами, и с теми, кто бил своих жен — надевал на них наручники, соприкасался с ними кожей, которую потом ему хотелось с себя снять. Но это было другое. Сейчас он обладал абсолютным превосходством, абсолютной властью над Эдвиной Слайтхолм, не считая того факта, что она все еще могла предпринять внезапную попытку сброситься со скалы, чтобы покончить с жизнью. Но он не думал, что она это сделает. Страх уже парализовал ее. Он не знал, сколько им еще придется здесь сидеть до прибытия самолета и сможет ли он проявить достаточную выдержку, чтобы спокойно побеседовать с ней. Если это было вопросом нескольких минут, то в этом не было смысла, но если им предстоит провести здесь много часов, то ему нужно будет с ней говорить, чтобы она оставалась в сознании и не засыпала. Он посмотрел на ее ноги в черных джинсах, на шапку темных волос, упавших ей на колени. Действительно ли она забрала тех детей и убила их? Как такое возможно? Их портрет преступника был полностью ошибочен. Это должен был быть мужчина. Если она была невиновна, то что помешало ей остановиться по просьбе патрульных и зачем ей потребовалось рисковать своей и его головой, чтобы спуститься на этот берег? Что еще могло заставить ее ринуться вниз по отвесной скалистой тропе в попытке убежать от них, если не чувство вины и страх перед арестом? Сидеть на выступе было очень холодно, его спина ныла. У него свело руки, порез на ладони горячо пульсировал. Гроза громыхала уже где-то вдалеке, и небо над морем просветлело, став бледно-серым. Снова начался дождь — сначала он был легким, его вместе с морскими брызгами приносил ветер, но потом тяжелые капли дождя стали прибивать их к скале, словно гвозди. Но Саймон был сосредоточен на чем-то внутри себя, по чему он давно тосковал, на чем-то, что однажды было ему хорошо знакомо, но с чем он почти потерял связь. Он был напряжен и взвинчен, но держал все под контролем, бушевавшая вокруг стихия не давала ему расфокусироваться. — Меня сейчас стошнит. — Не наклоняйтесь вперед, откиньтесь назад. Закройте глаза. — От этого только хуже. — Посмотрите на осколок камня прямо перед вами. — Мне до чертиков страшно. Он мог бы ухватиться за эту фразу и атаковать, спросить, как ей это нравится, и понимает ли она, что те дети чувствовали себя так же, только хуже, в тысячу раз хуже. Он хотел провести ее через все круги ада, описать ей, какими они видели их в полицейском участке, на фотографиях на стене, их светлые, веселые, полные надежд юные лица, рассказать ей о том, что это сделало с их родителями… Он ничего не сказал. У него снова зазвонил телефон. — Ожидаемое время прибытия вертолета с поисково-спасательным отрядом — пятнадцать минут. Вы там держитесь? — Да. — Хочешь хорошие новости? — Что такое? — Ребенок живой. — Где? — Лежала связанная в багажнике. Саймон не смотрел на Эдвину Слайтхолм. Он наверняка бы толкнул ее с края выступа прямо на камни. — Вертолет доставит вас до больницы в Скарборо. Мы подъедем сразу же, как его увидим. Не отпускай его от себя. — О, об этом не беспокойтесь. — Мы арестуем его сразу после того, как его отпустят доктора. — Какая жалость. — У тебя еще будет возможность с ним пообщаться. — Только есть один момент. — Какой?