Двадцать четыре В часовне Христа Исцелителя стояли, преклонив колени, около десятка человек. Среди них была и Кэт Дирбон, пристроившаяся ближе к выходу. Вечернее солнце пропускал через себя витраж у бокового прохода, и его лучи были золотыми, с частичками пыли. Она приходила на службы исцеления так часто, как могла, и сегодня двое из ее собственных пациентов были в первых рядах. Под сводами церкви послышались шаги, и когда Кэт оглянулась, она увидела Джейн Фитцрой. В местной газете была статья о том, через что ее заставил пройти Макс Джеймсон, и мать Кэт, Мэриэл Серрэйлер, рассказывала, что несколько дней Джейн пришлось пожить вместе с регентом и его семьей. Кэт взглянула на нее, когда она проходила мимо, но не смогла ничего прочесть на ее лице, хотя Джейн, казалось, немного засомневалась, прежде чем подняться на ступеньку и взойти на алтарь. — Во имя Отца, Сына и Святого Духа. — Аминь. — Иисус Христос, исцеливший пришедших к тебе с болезнями телесными и душевными, услышь сегодня наши молитвы о тех, кто сейчас здесь перед тобой и обо всех других, кто обратился к твоей милости. Даруй силу, благодать и веру, пребудь с нами, благослови нас и милосердно взгляни на тех, кто… кто… Голос Джейн задрожал. Какое-то время она стояла молча, как будто собиралась с силами, чтобы продолжить. Но потом у нее внезапно подкосились ноги, и она осела на пол, теряя сознание. Поднялся гул. Кэт встала, быстро подошла к ней и опустилась на колени. — Джейн? Вы слышите меня? Это доктор Дирбон. — Она взяла ее запястье. Пульс был слабым, и лицо Джейн стало белым как мел, но ее веки дрожали, и она пыталась пошевелить рукой. — Все в порядке, вам просто стало нехорошо, не надо пока садиться. — Кэт обернулась и увидела вокруг обеспокоенные лица. — Не беспокойтесь. Ей дурно. Не знаю, почему, но это просто дурнота. Джейн пыталась сесть, и на ее лице появился легкий румянец. Она выглядела недовольной и смущенной. Через полчаса они обе сидели в гостиной в доме регента. Французские окна, выходящие в сад, были открыты, и с террасы доносился запах левкоев. — Я чувствую себя полной идиоткой. — Да уж, нечего сказать. — Рона Доу наливала им чай. — А я ей говорила, Кэт. — Я в этом не сомневаюсь, — Кэт и Джейн обменялись быстрыми взглядами. — Она пережила ужасный шок, и не надо было ей торопиться возвращаться к нормальной жизни… И начинать именно там, в часовне, где этот самый мужчина… Ну правда, Джейн! — Я была уверена, что со мной все в порядке. Я не могу сидеть у вас дома и решать кроссворды вечно. Я не прихожу в себя после какой-то тяжелой болезни, я в полном порядке! — Тогда почему ты упала в обморок? — спросила Рона с триумфальным видом. — Почему это, Кэт? — Понятия не имею. Меня это не особо беспокоит. Но все-таки зайдите ко мне на прием, — сказала она Джейн. — Мы возьмем кровь, на всякий случай. Я сомневаюсь, что мы увидим там что-то за пределами нормы, но давайте перестрахуемся. — И я лично тебя запишу, — сказала Рона безапелляционно. Зазвонил телефон. Когда она убежала, чтобы ответить, Кэт и Джейн не могли отважиться посмотреть друг другу в глаза. — В любом случае, — сказала Кэт, улыбаясь себе в чашку. — Приходите повидаться со мной. Мне всегда интересно пообщаться с новым пациентом. — Я приписалась к вам в ту же неделю, как приехала, потому что… — Потому что так сказала Рона? — М-м… — Как насчет того, чтобы пойти прогуляться по саду? Он один из самых красивых в этой части города. — Я знаю. Я живу посреди него, забыли? Кэт помнила. Она хотела посмотреть, будет ли Джейн намеренно обходить свой дом стороной. Тогда бы стало понятно, насколько сильное влияние на нее оказало то время, что она провела там с Максом. Голос Роны все еще гремел где-то в прихожей в другой части дома. — Она просто молоток, — призналась Джейн, — такая добрая, такая хорошая, как и Джозеф. Они обращались со мной так, как будто я всегда здесь жила. — Но потом это начало вас тяготить… — Наверное, мне должно быть стыдно? Они начали прогуливаться вниз по тропинке. — Ну вас как минимум можно понять. Я могу воспринимать Рону только в малых дозах. — Я так рада, что вы оказались в часовне. Спасибо. Я не знаю, что они и подумали, бедняжки. — Они очень беспокоятся о вас. — Это были очень непростые две недели. Мою мать ограбили и избили, я только начала осваиваться в Лаффертоне — это для меня очень важная и ответственная должность, — а потом Макс. — Неудивительно, что вы ослаблены. Я заметила, что вы начали сразу с Имоджен Хауз. — Да. И у меня было много встреч в Бевхэмской Центральной, пыталась наладить там какие-то связи… — Нам надо было встретиться — только не при таких обстоятельствах. Они прошли через плетеное ограждение, которое разделяло сад, и повернули направо, где росли фруктовые деревья. Вдали показался угол домика Джейн. Кэт почувствовала легкое напряжение и остановилась. — Все в порядке? Джейн сделала глубокий вдох, а потом сказала: — Зайдете со мной туда? Как только я окажусь внутри, все будет нормально. — Она еще долю секунды сомневалась, но потом быстро пошла вперед, обогнула кусты и поднялась по дорожке к своей двери. — О. Они сменили замки — конечно же, мне говорили. Думаю, у кого-нибудь в доме есть ключи. — Неважно. Подойдите к окну. Джейн посмотрела на нее, потом двинулась к окну, прикрыла глаза рукой и заглянула внутрь. — Все нормально? — Да. Выглядит, как чей-то чужой дом. У меня нет ощущения, что я там вообще когда-то жила. Так странно. У меня такое чувство, будто я подглядываю. — Но страха нет? — Нет. — Джейн повернулась. — На самом деле скорее отстраненность. — Хорошо. Вы отлично справляетесь. В следующий раз возьмите ключи и войдите внутрь. Рано или поздно придется, так что лучше сделать это сразу. Я думаю, вы еще почувствуете себя там как дома. — Может быть. Не уверена, что я вообще чувствовала себя там как дома, даже без Макса. Не уверена, что я чувствую себя как дома в Лаффертоне. Кэт промолчала. Наверное, Джейн хотела открыться ей, но момент был неподходящий, так что вскоре они уже возвращались в сад, наслаждаясь легкой прохладой занимающегося вечера. На террасе было пусто, и из дома не доносилось ни звука. — Могу я задать вам вопрос? — Джейн жестом пригласила Кэт присесть на скамейку у стены. Солнце касалось верхушек деревьев, но скамейка была в тени. — Мне кажется, я должна сходить проведать Макса. Как вы думаете? — Почему вам так кажется? — У него беда. Смерть жены очень плохо на него подействовала. Он не пытался сделать больно мне — лично мне, — просто его разрывали на части горе и ярость, и я попалась ему под руку. Я думаю, ему нужна помощь. Ну это очевидно, что нужна. — Вы вполне можете быть правы, но вы ли тот человек, который должен ее предложить? — Это из-за того, что я — священнослужитель? — Нет, из-за того, что он сделал — на это нельзя просто закрыть глаза, не так ли? Вы не выдвинули против него обвинений, но его действия были крайне неадекватны, и вы пережили из-за этого шок, мягко выражаясь. Может, лучше на время отойти в сторону? Макс — мой пациент, позвольте мне заняться этим. — Но это медицинская помощь… Полагаю, в ней он тоже нуждается, но я хотела бы сказать ему, что все хорошо. — И что вы прощаете его? — Именно. Наверное, вы считаете, что это звучит слишком уж благочестиво. — Вовсе нет. Может, вы могли бы написать ему, если считаете, что обязательно должны это сказать? — О нет, я так не могу, в этом сквозит такое равнодушие!