– Извини, извини. Я неправильно выразился. Хотел сказать «с адъютантом». – С референтом! – рявкнул Колян. – Какая же ты скотина ехидная, Росомаха! Вот как был скотиной ехидной, так и остался! Ты хоть кого-нибудь уважаешь, так, для разнообразия? Или как и раньше – только себя? Егор ответил, виртуозно скопировав Фрунзика Мкртчяна из культового кинофильма «Мимино»: – Слюшай, друг, я тэбе сейчас одын вещь скажю, только ты не обьжайся, да? А потом продолжил назидательным тоном, хотя все равно было непонятно, говорит он это серьезно или прикалывается: – Главное, Коля, себя уважать, точно говорю. А ежели только себя любить, так этого мало. Потому как ради себя, любимого, пайку хлеба у старика отнимешь, сожрешь и сделаешься сытый, счастливый и весь в дерьме. А если будешь себя уважать, то не испачкаешься. Сечешь, Ревяка? – Словоблуд. Опять за свое принялся. Помню, как ты историка до нервных припадков доводил своими демагогиями. И трудовика. Особенно трудовика. Я все думал, только Нину Михайловну задень, только тронь! На первой же перемене клюв начищу! Но ты, видно, что-то такое чувствовал. А, Жорик? Чувствовал, что не сойдет тебе это с лап? – Ну, Дорошину не ты один уважал, тетка она такая… авторитетная. – Вот и я о том. А на старости лет так прокололась. Я к ней заезжал вчера, фотки показывал. Конечно, повод другой предъявил. Все ты! А вдруг, думаю, все-таки Поляна к ней тогда подваливал, просто не узнала она его. Как-никак, а твоя девочка часть украденного в его доме обнаружила, если не врет. Короче, заронил ты сомнение, вот и решил проверить, чтобы убедиться. Велел Мареку, чтобы он по сайтам пошарил – «Одноклассники», то-се. Не надеялся я на успех, но поручение дал. И он нашел, прикинь! Ни в каких социальных сетях Поляна, конечно, не тусовался, а вот удалось моему малышу – ну, это между нами – отдел кадров чей-то взломать, какой-то дохлой фирмы. А там личные дела с фотографиями. А ты говоришь – паж. Ну, еще человек десять наших он из «Одноклассников» вытащил, это для массовки и чистоты эксперимента. Привез я фотки Дорошиной и устроил типа вечера воспоминаний. Прикинь, у нее альбом – вот такой толстенный с фотками разных выпусков, там и наша коллективная за восьмой класс есть. Достала она его, открыла, а я эти на стол высыпал, и принялась она мне называть, кто есть кто, с комментариями. Причем она же любопытная жуть, первым делом бросилась всех во взрослом виде рассматривать. И ни одного промаха, всех признала. Так-то. Потом стала сравнивать с нашей школьной фотографией. Растрогалась… Какие, говорит, все взрослые, да как же время летит. Спрашиваю ее: «Нина Михайловна, а кого-нибудь вы видели из наших за последнее время?» «Нет, говорит, Николашенька, давно никого не видела». Не хотелось Егору возвращения к этой истории. Не его это дело, ему прямо дали понять. Он тоскливо посмотрел в окно и, чтобы отвлечь Ревякина хоть на время, хоть ненадолго оттянуть этот ненужный дурацкий разговор, спросил: – А где ты такого толкового парня себе нарыл? Я еще в прошлый раз внимание обратил. У него что, талант или целиком твое воспитание? Николай неожиданно оживился: – Ты знаешь, Егор, талант. Ну, и воспитание тоже, как без воспитания. А началось все… Я тебе сейчас расскажу. Курить у тебя можно? И получив положительный ответ, достал из заднего кармана брюк сплющенную пачку «Кэмел». Со вкусом затянувшись, приступил повествовать: – До него у меня девки работали, но ни одна не задержалась. А вернее сказать, я не выдерживал. Раньше-то мне Нелька помогала, жена. А потом близнецы родились. Ну, начал подбирать на ее место. И столкнулся с неожиданными трудностями. Веришь, кого ни возьму, барышень я имею в виду, у каждой в голове один главный вопрос: как ей себя вести, когда я начну ее на диван укладывать? Ответы, видно, были разные, но вопрос один на всех, так сказать, общий. А зачем мне эти макаки малолетние? Да хоть бы и в возрасте?.. У меня Нелька есть, я ее люблю, другие мне и на фиг не нужны. Вот скажи, что я там у них могу невиданного обнаружить? Пипиську какую-нибудь не такую? Или еще что не такое? И потом, Егор, с Нелькой все по-человечески, она меня знает, с пониманием относится, любит, наверное. А с этими я что, должен напрягаться, изображать супермена и спортсмена? И следить, чтобы все было путем и на должном уровне? Ну на фига?! Егора жутко раздражали все эти излияния, и он едко подумал: «Естественно, старый ленивый кабан, естественно. А ты как считал? Настоящий мужик всегда должен быть на уровне». Но холодной змейкой прошелестела по сердцу паника: «А сколько еще ты, милый, будешь на этом самом должном уровне? Год? Десять лет? Или только месяц?» Толстокожий Ревякин невозмутимо продолжал: – А у макак этих знаешь, как мозги устроены? Их даже мимолетно такая мысль не посещает, что они здесь исключительно ради делопроизводства и ответов на входящие звонки. Их тут же паника прессовать принимается, оттого что босс не посягает! Значит, не понравилась, разочарован и скоро турнет совсем. Что дальше они предпринимали, догадываешься? Правильно, попытки расшевелить. Веришь, прихожу вечерами домой, ни в чем не виноватый, а на жену глаз поднять не могу, как будто целый день не фирмой управлял, а макак за все места лапал. Главное, Нелька моя что-то себе придумывать стала. Нервная сделалась, злая. До меня не сразу дошло, что к чему, но потом она сама не выдержала и такую мне Варфоломеевскую ночь закатила, просто мама не горюй. Сообразил: ревнует. Объяснять бесполезно, вбила себе в голову, что я на этих макак западаю, а все оттого, что она меня старше, а теперь, после вторых родов, и вовсе подурнела. Жор, ну, какая там старше? Всего на четыре года. Это при повальных пятнадцати-двадцати. Короче, обиделся я на нее, что пургу всякую несет, но и понял – что-то надо менять кардинально. Турнул очередную дуру, снова дал объявление. И тут приходит ко мне на собеседование этот бледный овощ. Конечно, я его сразу взял, ухватился как за помощь свыше. И ни разу не пожалел впоследствии, веришь? Особенно после одного случая. Да он меня просто спас тогда. Сейчас расскажу. Колька затушил окурок в крохотной металлической пепельнице и покрутил головой. Заметил бар-холодильник, встроенный в стеллаж, и спросил, а не дадут ли ему минералочки? Егор молча извлек из бара полторашку «Нарзана», разлил по стаканам. Колька тремя глотками опрокинул минералку внутрь, вытащил еще одну сигарету, и рассказ продолжился. – Короче. Было это в мае. Не важно. Короче. Нужно мне было слетать по делам фирмы в Норвегию. Хороший контракт засветился. Естественно, летели вдвоем с Мареком. И вот происходит там со мной одна неприятная история. Значит, контракт мы заключили, договорились о том, что летом эти норвежцы ко мне сами подвалят. А до вылета в Москву еще почти сутки. Ну, так склалося. Решил поэтому немного развлечься. Марека отпустил – пусть, думаю, расслабится, как ему самому хочется, заслужил. Время было часов восемь вечера по-ихнему. Зашел в ресторанчик, на первом этаже в отеле. Отель – одно название. Два этажа, восемь номеров. Но культура, сервис – все на высоте. Европа, мля. Заказал что поесть и вискарика граммуличку. И заскучал… Эх, думаю, не надо было мне Марека отпускать, к чему это благородство… Он хоть и молчит в основном, но ведь слушает! И – что важно! – понимает. А здесь одна немчура за соседними столами. Ну, это я так, образно. Но и немцы были. И вот заприметил я парочку таких белобрысых через столик от себя и думаю: «А дай я с ними по-нашему, по-расейски». И отправил с официантом им бутылочку местного самогона. Приняли, заулыбались. Пригласили к себе за столик. Кое-как на московском английском я с ними объяснился. Что, типа, бизнесмен фром Москоу, Нык Ревьякин. Кто они по виду занятий, я так и не понял, но – Йохан и Андерс. Выкушали мы эту бутылочку, они оживились и тут же решили догнаться пивком. «Вот это по-нашему», – радуюсь я, глупышка. Но – приняли по кружечке, и их разморило, в номер собрались. Я не понял. Только же познакомились, говорю, вы что, мужики? А они уже на морды такие, блин, мины натянули, что я, типа, вошь, а они Виндзоры. Оба. Меня разобрало. Момент, говорю. И к бару порысил. Они что-то скумекали, решили обождать, но все еще с минами. А я подскочил к мальчишке и жестами ему даю понять, что желаю приобрести вон ту хрень, что в витрине под замком. Он поначалу не понял, хотел мне накапать в рюмку, но я все же убедил его, что беру весь пузырь, целиком. И выкладываю ему на стойку четыре евробумажки стольниками. Вижу боковым зрением, что мои «Виндзоры» замерли, и хоть мины по инерции у них на мордах те же, но шеи вытянули и ждут, в свой номер больше не торопятся. И тогда я им на подходе говорю: «Братишки! А выпьем-ка за дружбу и за страну нашу Россию!» И знаешь, не отказались. Однако в общем зале все-таки сидеть не захотели, а потянули меня к себе на второй этаж. Видимо, здраво предположили, что ужрутся они до свинского состояния и тому свидетели им не нужны. Жратвы у них в номере никакой. Заказать их жаба задушила. Что я хочу сказать, Жор, – жабы у них мощные. Они литр «Джонни Уокера» двенадцатилетней выдержки без закуси выхлебали, до донышка! Вместе со мной, естественно. Я только и успевал тосты произносить за наши великие братские народы и за наших же мудрых правителей. Последний мой тост был за доблестные победы на полях сражений, а потом я что-то уже не очень хорошо себя почувствовал. Короче. Очнулся и не могу вспомнить, почему я лежу в ванне, но без воды. И тут посещает меня догадка, что перебрал я в кабаке на юбилее у префекта, а теперь дома и залез в ванну, чтобы привести себя в порядок, а то Нелька ворчать начнет. А воды нет, потому что вытекла она. Видно, сморил меня сон, и я во сне ногой затычку задел, вода и вытекла. Веришь – ничего другого больше в голову не пришло! Я включил снова воду, наладил ее погорячее и для надежности пяткой заткнул слив. И, Жора, опять в забытье провалился, будь оно неладно! Очнулся от страшных воплей. За плечо кто-то трясет, и хотя глаза я еще не продрал, но уже почувствовал во внешней среде что-то неправильное и даже зловещее. А когда продрал, что же я увидел, Жора! Я в костюме и галстуке сижу в ванне, полной воды, а вода уж и через край перелилась, и так она бодро переливалась, что мои штиблеты за пятьсот евриков уже смыло на кафель, да и кафеля, как такового, не видно, поскольку он тоже под водой. Надо мной нависли рожи, две из них смутно знакомые. Ба! Да это братья-скандинавы, как их… Йохан и второй… Второго забыл. А две другие, которые тоже орали и трясли меня за рукав, упакованы были в форменные тужурки, значит, из персонала. И вот какая предыстория обрисовалась. Эти сволочи, Йохан с Андерсом, когда весь мой «Уокер» высосали и надумали разбрестись по спальным местам, обнаружили в кресле по ту сторону журнального столика крепко спящего меня. И тогда они почему-то решили, что лучшего места, чем ванна, для этого русского придурка нету, хотя могли бы уложить по-добрососедски на диванчик, который, кстати, у них же в номере и имелся. Да хоть бы и в кресле оставили! Допустим, они не знали, куда меня волочь, в каком номере я здесь поселился, но зачем в ванну-то грузить?! Засунули меня в этот таз, а сами упали по своим койкам, как белые люди. А ранним утречком, после того как я, временно очнувшись, решил принять ванну не понарошку и пяткой водосток заткнул, и водичка через край перетекать начала, а с потолка на первом этаже часто закапала, всех ждал сюрприз. Знай наших. Прибежали нервные дежурные, или кто там у них, и, следуя от устья к истоку, нашли нужную дверь. Заколотили. Отворили им, надо полагать, не сразу. Рожи помятые, одежда тоже, потому как спали, в чем пили, в голове набат. Но как услышали страшное слово «ущерб», как дошло до них, что в носках по воде шлепают, мозги их прочистились моментально. Ринулись из корыта меня доставать. Милости просим, камрады. Жор, они визжали так, что было слышно в соседней Дании, точно тебе говорю! Пальцами в меня тычут, слюной брызжут, и я ясно понимаю, что при этом говорят они обо мне одни гадости. Смог разобрать только международное что-то. Ну типа русиш швайн и еще, кажется, что-то про президента. Но потом выяснилось, что много чего еще прозвучало неполиткорректного. Я спокойненько так извлекаю себя из их ванны, весь в струях воды, и собираюсь из нее с достоинством выйти, чтобы проследовать к себе в номер. А чего мне здесь еще делать? Но эти уроды меня не пускают, ты это можешь себе представить? Я, конечно, прошел сквозь них, вышел в коридор, а они все равно следом тащатся, на рукавах повисли. Двое в униформе тоже не отстают. В это время возникает около нас еще один прилизанный тип с эмблемой отеля на нагрудном кармане и начинает трясти у них перед рожами калькулятором и какими-то бумажками с синей печатью. Они принимаются вопить еще громче и как-то даже злее, и опять я слышу что-то про свинью и понимаю, что мне это порядком надоело. Разобравшись в их воплях, тип с эмблемой разворачивается уже ко мне и на приличном русском сообщает, что господа его заверили, будто бы вина за причиненный ущерб лежит полностью на мне и теперь я должен перевести на счет их уважаемого отеля вот такую сумму, и сует теперь уже в мою рожу свой калькулятор. Я понимаю, что попал. В чужой стране что я смогу доказать? Главное, не такая уж большая сумма была прописана, хотя, конечно, и не маленькая. Но, Жора, за державу обидно. Я бы, может, заплатил, но и они тоже должны были хоть какой-то конфуз изобразить. А еще правильнее, извиниться за то, что меня, как бройлера, в эмалированный лоток упаковали. Ведь даже ни одна сволочь из их хваленого европерсонала вслух не удивилась, отчего это их русский гость ночь в таком унизительном месте провел. Я потом уже дотумкал, что эти упыри что-то такое наговорили про меня нехорошее, оклеветали, короче. Я же по-ихнему не шпрехаю, что хочешь, то и гони. Могли сказать, что я сам туда влез, чтобы поглумиться, предварительно опоив их дешевым алкоголем. Русский, что с него возьмешь. И тут я замечаю немного в отдалении у стеночки стоящего Марека. Стоит себе такой овен безучастный, меня аж зло забрало. Но оказалось, что несправедливо я на него злился. Он так спокойненько подходит к нашей живописной группе, здоровается по-ихнему и вежливо окликает, но почему-то не меня, а скандинава Йохана. Или Андерса, я их путаю. И я так понял по жестикуляции, предлагает ему отойти в сторонку для переговоров. Он по-немецки неплохо болтает, потому я его с собой в тот раз и взял. Так вот, Жора, через три минуты все было улажено! Веришь? Три минуты, не больше! Оказалось, что этот маленький негодяй заснял на видеокамеру всю нашу тусню в ресторане вплоть до дверей в покои долбаных викингов, а под утро, расслышав снаружи шум, который его насторожил, поспешил выйти из нашего номера в коридор и зафиксировал их помятые физиономии и все неполиткорректные обороты речи. Но мало того, Жора! Ночью он тоже не терял времени даром, откопал инфу по этим двум вурдалакам! Так, на всякий случай, потому что запас карман не тянет. Ну не молоток? Влез в компьютерную сеть этого, блин, евроотеля, взломал директорию с анкетами постояльцев и подробно все про них выяснил – и где проживают, и в какой фирме служат, и в каких чинах. Оказалось, что Андерс состоит на службе в адвокатской конторе в славном городе Гётеборге, так себе сошка, но вот Йохан!.. Наш Йохан был начальником департамента крупной топливной компании в том же городе, а там, как ты понимаешь, не держат на высоких постах гоблинов с подмоченной репутацией. Сечешь фишку, Жора? Мой маленький Мук после краткого приватного вступления предъявил этому норманну весь свой заснятый видеоряд. Открыл свой ноутбук на журнальном столике в холле и продемонстрировал, чтобы у того все сомнения в достоверности отпали. Мозги у топ-менеджера сработали моментально, сразу же поинтересовался, сколько стоит данный ноут с цифровой камерой к нему в комплекте. Мой Марк Самуилович на это ему с обычной невозмутимостью ответил, что оборудование казенное и потому реализации не подлежит, но если господам будет угодно, то он готов отправить сии памятные кадры на их электронные адреса, ему это, типа, труда не составит. И я по выражению Йохановой страдающей похмельной рожи вижу, что теперь уже к дорогому другу пришло понимание, как же он попал. Хоть и не в чужой стране, а в своей родной еврозоне. Мне даже его жалко на минуту стало, веришь? Но опомнился. К чему это благородство? Незачем было грубить, сами виноваты. Викинги еще чуток посовещались между собой вполголоса, а потом с кислыми мордами пошли в сторону «униформы»: сдаваться. Топ-менеджер Йохан промямлил, что претензий к господину русскому они не имеют и ущерб, нанесенный отелю, конечно же, возместят. Причем эту речь свою он произнес, даже не глядя в мою сторону. И тогда я – следи внимательно, Жора, сейчас ты начнешь мной гордиться – извлекаю из пиджака подмокший бумажник, достаю на ощупь еврокупюр по числу примерно в полцены вопроса и засовываю Йохану в нагрудный карман его клетчатой рубахи. Похлопал его по карману и солидно так, со значением говорю: «Будете у нас в России, камрады, не забудьте предупредить заранее о приезде. Я приготовлю каждому по ванне». Развернулся и ушел в свой номер. Круто, Жор? – Жесть, – оценил Егор, посмеиваясь. – Нет, тебе правда понравилось? – оживился Колька. – Я сам от себя такого не ожидал, как-то все внезапно вышло, по наитию. Финал что надо получился, я доволен… Но! Мне все же стало кое-что интересно, и уже в самолете я поинтересовался: «Марек, а что за дела, сынок? С какой стати ты за мной следил?» Ты не поверишь, Жор, что мне открылось. Оказывается, его шантажировала – кто ты думаешь? – моя любезная супруга. Ну, может, не совсем шантажировала, однако к сотрудничеству она склонила его ловко. Я ведь тебе говорил уже, что у нее пунктик появился? Ревновать начала, безосновательно, кстати. Вот и решила, что поездку эту я придумал специально, чтобы с какой-нибудь цыпой весело время провести. А Мареку, хочу заметить для справочки, моя Зюзя нравится. Видел семейную фотку у меня на столе? Ну, я тебе показывал, ты что, не помнишь? Старшая дочка моя, Сусанна, – Зюзя по-домашнему. А как получилось-то? Нелька время от времени совершает набеги на мой штаб, говорит, мимо ехала, соскучилась, вот и решила заскочить. Хотя, Жор, это куда же нужно направляться, чтобы ехать мимо нашей промзоны? Вот и я о том. Ну вот. Иногда она с Сусанной приезжала. Видимо, так они с Мареком и познакомились. Я не злодей, чинить им препятствия не собирался, но Нелька уперлась. Во-первых, говорит, девочка – еще ребенок, чтобы ей с парнями крутить, а во-вторых, кто такой этот твой Марек? И малыша серьезно предупредила, чтобы и близко к нашей девочке не приближался. Строга. Но я-то знаю, что Марек за человек!.. А она уперлась. По электронке, говорит, общайтесь, хватит с вас и этого. Но тут, видимо, мою женушку приперло так, что пошла на сделку с принципами. Не пожалела денег на хорошую шпионскую технику и заключила с моим референтом двухсторонний договор. Убедила его привезти из нашей поездки видеоотчет, посулив взамен, что пересмотрит впоследствии свое отношение к их с Сусанной дружбе. Про дружбу – это ее выражение, мне Марек дословно пересказал. Сильно! Нет, ты оценил коварство? Пересмотрит, видите ли, да еще и впоследствии… А в какую сторону пересмотрит и когда?.. Только Марек, хоть и заметил некую двусмысленность в их контракте, все равно согласился. Все-таки шанс. Но делал все с неприятным чувством – это он мне так потом рассказал. А когда увидел, что на его босса скандинавская орда напала, не смог остаться безучастным, бросился на подмогу, хоть и рисковал раскрыться. Я оценил. Особенно после того, как Марек показал весь отснятый про меня материал. Сплошные трудовые будни – деловые переговоры, работа с документами и вечерняя кока-кола перед теленовостями в номере нашего отеля. Егор поинтересовался с веселым смешком: – Он что же, даже не стал заснимать момент, когда ты отплясывал «цыганочку» на бильярдном столе, после того как удалось загнать все шары в пул с одного подхода? – Ты дикий человек, Росомаха, сразу видно, что невыездной, – заржал Ревякин. – Мы, русские, так себя в европах сейчас не проявляем. Это не круто, понимаешь? А круто нам совершать утренние получасовые пробежки и разминаться, фехтуя на рапирах. – Фехтуя на рапирах?! – еще больше развеселился Егор, которого почему-то насмешила несвойственная Кольке-хулигану лексика, а параллельной мыслью отметил, что расторопный Марк Самуилович, по всему видно, надыбал для Коляна сведений не только о Поляничеве Александре Андреевиче. То, что Егор Росомахин «невыездной», на лбу у него не написано. Они еще немного посмеялись, и смех их этот был до странного похож на дружеский. Потом Колька вдруг наморщил свой массивный лоб и все испортил, спросив: – А с чего это я про Марека тебе прогнал? И Егор понял, что глупый разговор все же состоится. Сейчас Колян снова начнет его прессовать, вытягивая обещания как-то воздействовать на «свою девчонку» и т. д., и т. п. И Егору вновь придется ему объяснять, что данная девчонка никакого, совершенно никакого отношения к его, Егоровой, жизни не имеет. Но Колян сказал совсем другое. Совсем уж неожиданное сказал, вставая со стула: – А насчет Нины-Михайловниной пропажи, то, видно, и вправду надо из антиквара правду вытрясать, а то что-то я не в том направлении думал и столько времени зря потерял. Но своего добьюсь, дела этого не брошу. Потом он протянул через стол Егору руку и добавил: – Ну, поехал я, что ли. Марек там закис уже в машине. Ты заезжай, Жор, хочешь ко мне в штаб, а то давай как-нибудь соберемся на шашлыки-машлыки, а? Девочку свою возьмешь и подкатывай. Я вас с Нелькой познакомлю, ну и с подрастающим. У меня по Ярославке дачка махонькая, но ничего, мы уж как-нибудь поместимся. Хохотнул своей шутке. Ему показалось, что очень смешно он выразился насчет «махонькой дачки». Паузу, которая вслед за этим возникла, Ревякин истолковал неправильно и произнес с ухмылкой и несколько свысока: – Вот только не надо больше гнать, что она тебе никто. Иначе с работы ежевечерне ты бы ее не эскортировал. Мои парни срисовали твой почетный конвой, в первый же день, кстати. Егор не очень понял, о чем он, но сердце отчего-то тревожно сжалось. – О чем ты, Коль? Какой эскорт? Какие парни? – Да не юли ты, Росомаха, смысла нет. Думаешь, непонятно, что это ты ее охраняешь? Мне пацаны все доложили – провожают ее двое, по очереди. Один на «Оке», другой на ржавой «девятке». Грамотный выбор, на такие «корыта» внимания никто не обратит, а девочка под защитой. Только чего ты боишься, Жора? К чему такой серьезный подход? Ей что, грозит что-то? Если это из-за моих выступлений, то отзывай бойцов, не трать деньги, они лишние не бывают. Ну, не хотел я ее пугать, просто характер такой, извини. Медленно до Егора начало доходить, что… – Ты хочешь сказать, что за… Алиной ведется слежка? И причем только по вечерам? – Да нет, конечно, почему только по вечерам? Какой же ты тупень, парень… Еще раз – с утра и до отбоя, по расписанию. – Погоди, Коль, ты ведь только что мне сказал «ежевечерне». Или мне послышалось? Или я чего-то недопонял? – Да не расстраивайся ты так, Жора. Давай я тебе еще раз объясню, медленно. Я за ней приставил ребят Коробковых присматривать, так они ее всю неделю «водят». Помнишь братьёв Коробковых? Должен помнить, это ведь ты помешал им привезти ее в мой штаб для разговора. Кстати, они почему-то и на нее тоже злы. То есть на тебя злятся, но и на нее отдельно. Не знаешь, в чем дело? А то они мне никак не объясняют, а я секретов не люблю. Егор пропустил мимо ушей Колькино любопытство и медленно, очень медленно задал свой вопрос: – Какого фига, Коля, твои Коробковы ее «водят»? – Да не «водят» больше, не пузырись ты так. Вот позвоню и отменю приказ. Хватит им уже бездельничать, пора на склад к штурвалу автопогрузчика. Но рассуди сам, Жора, должен я был какие-то меры принять? Конечно, должен. Трясти я ее не стал, чтобы тебя не задевать, а последить – почему бы не последить? Вдруг что интересное в результате наклюнется, согласен? Но ничего интересного, кроме того, что ты ее опекаешь, я не выяснил. И чего ты так распсиховался, Жор? Ну, извини, больше не буду. Сказал же, отзову прямо сейчас. Хочешь, при тебе звонок сделаю? Егор выбрался из-за стола, подошел к Ревякину и стал напротив. Сунул руки в карманы брюк и незаинтересованно спросил: – Твои Коробковы уверены, что на «корытах» провожают именно ее? – Не уверены, – быстро ответил Колька. Когда он загрузился в свой «Лексус», то прежде чем повернуть в зажигании ключ и выехать из тесноты узких заводских проездов на просторы Ленинградского шоссе, извлек мобильный и сделал вызов. – Толян, ты? – спросил он на всякий случай, хотя было слышно и понятно, что это именно Толян. – Короче, наблюдение не снимай, но, если что, вмешайся. И вот еще. Мне надо знать, что за ребята ее пасут. Не спугните только раньше времени, а то я вас знаю. Все. Отбой. И нажал на кнопку отбоя. Катя Демидова разрывалась между серверными. Надо же такому было случиться, что именно тогда, когда дорогой шеф и руководитель группы сисадминов Валера Сёмин взял двухнедельный отпуск и отбыл на байдарках по студеным речкам Карелии, третий член их маленького коллектива, Рома Голомедов, удумал занедужить простудой и взять больничный лист. Катя более пяти лет работала на фирме в должности системного администратора и была опытным специалистом. В июне она отметила свои тридцать три и сразу же твердо велела себе не расстраиваться. Расстраиваться она начнет, когда грянет тридцатипятилетие, а лучше и на этом не заостряться. Вон Лера Бурова в свои тридцать семь не выглядит несчастной, не говоря уже про Кирееву Надежду Михайловну. Киреева – женщина удивительная и редкая. В свои, страшно представить, сорок шесть она прекрасно выглядит, будоражит мужчин и изводит злой завистью женщин, причем довольно молодых. И не делает секрета из того, как это ей удается. – Побольше любите себя, дурочки, – вбивала она в головы Кате, Лере и Алине. – Кто, кроме вас самих, будет вас любить? И никаких глупых бабьих жертв, забудьте. А то новый компьютер – сыну, дубленку за две тысячи евро – мужу, а я в старой ночнушке посплю, потому что все равно никто не видит… А потом, главное, они удивляются, как это так случилось, что у ее мужа завелись бабы на стороне? Лично я никогда экономить на себе не буду. И за кремом для лица не в супермаркет поеду, чтобы схватить с полки, что первое под руку попадется, лишь бы подешевле, а в аптеку – за космецевтикой от «Vichy». Что значит дорого? А ты, милый, зарабатывай больше, коли семью завел. Крутись, не филонь. Кто за тебя деньги добывать должен, чтобы твою жену содержать? А слово «эмансипация» вообще забудьте. Какая, на фиг, эмансипация? Вам что, непонятно, что вся эта идея о женском равноправии мужиками придумана? Чтобы у них было обязательств поменьше и чтобы работать поменьше, а деньги тратить только на себя, любимых. Тут больная эмансипацией Валерия попыталась было вякнуть, что не желает зависеть от какого-то там мужика, хоть бы и от мужа, но Киреева безжалостно ей ответила: – Это у вас, Лерочка, еще детей нет. А вот как решите обзавестись, как начнут они болеть, а вы с ними сидеть на больничном по шесть раз в год, вот тогда и поговорим о вашей женской независимости. Идет? Валерия тогда не нашлась, что ответить. Катя подумала, но тоже не нашлась. Вот, например, хочет она быть независимой от своего Демидова? Да нет, пожалуй. Ей приятно, что муж о ней так печется и что о дочке, о Вике, хотя она ему и не родная, тоже так печется. Он даже пытался как-то уволить Катюшу из сисадминов, пользуясь мужниной фантомной властью. У них был, и не один, трудный разговор, когда Олег орал на Катю, называя ее «упрямой эгоисткой». Орал, что она должна беречь силы и здоровье для семьи, а не гробить себя на каторге ради процветания капиталиста Лапина и компании. Что денег у них завались, а если Катерине их мало, то он напряжется и заработает еще! И т. д., и т. п… Хорошо, что Вика при сем не присутствовала, а то еще неизвестно, чью бы сторону приняла. Катя с трудом отстояла свое право быть трудящейся женщиной, но не из-за идеи какой-то там независимости, а потому что ей очень, просто очень нравится ее работа. Демидов не то чтобы понял, скорее устал с ней спорить. Ей было милостиво разрешено продолжать «сисадминить», но, как он выразился, до первого звоночка. Катя не стала уточнять, что он имел в виду, однако в последние дни, когда ей приходилось пахать на всех трех участках, она почувствовала, что муж напрягся и собирается ей уже объявить, что звоночек прозвенел. Серверных на фирме действительно было три, что немало, но и сама фирма была немаленькая. Катя отвечала за сеть компьютеров на пятом этаже, где обосновались серьезные службы – патентный отдел, юрисконсульт, бухгалтерия, финансовый директор и сам генеральный.