– В пробах я видел лишь обычные инфекции. Пневмококк, золотистый стафилококк, синегнойную палочку, десяток других… да все то, что можно высеять из любого мало-мальски взрослого человека. С первой пробой я решил, что дело в обычном загрязнении. Бывает. Мало кто умеет правильно обращаться с материалом… Она приносила кофе. И садилась напротив. Подпирала подбородок рукой. И смотрела… так смотрела, что отступали все заботы. И становилось вдруг неважным, что пятнадцатая линия крыс вымерла за сутки, тогда как в тринадцатой чума не проявилась, чтобы вдруг возникнуть, но спустя три недели. Эрика умела слушать. А Тойтек… оказывается, он давно и ни с кем не говорил, хотя бы о работе. Точнее, именно о работе, потому что обо всем другом говорить получалось. А работа… люди понимали ее важность, но вот красоту, ту удивительную точность, изысканность мира, что существовал везде, используя как среду обитания равно пластик, железо и живую плоть, не понимали. – Вторая проба. Третья. Я был зол. Я сам взял, спустившись к телу… и получил тот же результат. Тот же, но… пациент погиб не от чумы. Пациент погиб, потому что его легкие сожрал пневмококк. Менингококк вызвал воспаление оболочек мозга. Желудок оказался почти уничтожен Helicobacter pylori… кожа слезала от золотистого стафилококка… И тогда я задумался, почему так? Что собой представляет чума? Эрика умела утешать. Она не говорила тех нелепых слов, что, мол, все обязательно получится, что надо лишь приложить больше усилий, взглянуть на проблему под другим углом и набраться терпения. Нет, она слушала и задавала вопросы. Наивные порой, но… Точные, донельзя точные. И Тойтек хватался за эти вопросы, как утопающий за соломинку, и находил идеи… новые идеи, которые, следует признать, принадлежали вовсе не ему. И понимание этого заставляло стискивать зубы до ноющей боли в челюстях, до… Он дернул шеей. И дрожащими пальцами провел по горлу. Нет, он еще не готов был простить ее, но понял. Он и сам бы… или нет? Он, скорее, просто ликвидировал бы проблему. – Я… выделил… генетический материал и сравнил с таковым нормальных штаммов. Взял пробы у всех, кто был на станции, – Тойтек заставил себя отбросить мысли, для которых будет свое время. – И обнаружил интересный момент… несколько генетических последовательностей, выглядевших как случайная мутация. Вот только они повторялись во всех чумных пробах… Ночи в лаборатории. Тихое гудение приборов. Экраны, которые он не выключал даже ночью. Шелест шагов. Защитная форма. Пленка маски, искажающая черты лица. Строки на экранах. Он смотрит на них. И Эрика тоже. Руки ее лежат на плечах, и она так близка, что эта близость отвлекает. – И для каждого вида мутации были свои. Как ключ… индивидуальный ключ… Его все еще слушают. Куда более внимательно, пожалуй, нежели коллеги на последней конференции, где Тойтека пригласили прочесть вступительное слово. И награду вручили. Тогда это казалось важным, почетным… награда осталась там, в ледяном мире. И Мэйсон не позволит ей пропасть. Такие награды благотворно сказываются на репутации компании. Какая же ерунда его волновала… – И выходило, что мы имеем дело не с одной инфекцией, но с десятком их, с сотней, если не больше. Представьте, что в вашем организме существуют сонмы бактерий, одни полезны, другие нейтральны. Третьи условно нейтральны. В норме они просто существуют, но при определенных условиях могут вызывать болезни. И вот именно они и менялись. В горле пересохло. И Тойтек закашлялся, а когда ему подали стакан воды, взял его, а уже потом испугался, что не удержит. И сосредоточился лишь на том, чтобы не выронить этот треклятый стакан. – Но… все равно… не удалось выделить… ни нуклеиновых кислот, ни нетипичных белковых цепочек, ничего, что можно было бы считать вирусом или вирусоподобной частицей. Складывалось ощущение, что я имею дело с фактором мутации, но с каким? – С каким? – послушно повторила вопрос женщина с темными волосами. И алые пряди в них вдруг показались ручейками крови. – Излучение? Нет. Невозможно… точнее, оно действует, особенно жесткое, но вызвать направленную мутацию весьма сложно… мне доставили новые образцы. – Откуда? – Не знаю. Доставили. Я не думал. Тойтек понял вдруг, как глупо выглядит его отговорка. И открыл было рот, желая пояснить, что он ученый, что он решал задачу и вовсе не должен был отвлекаться на вещи, которые к этой задаче не относились. Он подал запрос. Его удовлетворили. Точно так же, как удовлетворяли иные запросы. Он не знал… Незаконно. Но до какой степени незаконно? Если доставили образцы, если… то их могли применить где-то еще. На ком-то еще… Он замолчал. И воду глотнул, теплую, едва заметно пахнущую мятой. Значит, рециркулированная, прошедшая через фильтры очистки и доочистки, а чтобы убрать характерный привкус затхлости, сдобренную ароматизатором. Но мята лучше, чем лимон. Лимонный ароматизатор почему-то раздражал сильнее. Получилось сделать глоток. И еще один. И даже не упустить стакан, пусть и приходилось держать его обеими руками, но Тойтек смог. А значит… надо было шершней захватить. Дюжину. Или две… или… потом он вернется и посмотрит, что за яд они вырабатывают. И может быть, хватит, чтобы получить еще один патент. Не о том думает. Тойтек допил воду. И стакан сумел поставить аккуратно, не опрокинув. – Изменения те же… это как будто синтетическая врезка. На ранних стадиях развития генетической инженерии использовали похожий метод. Вырезали последовательность ДНК одного организма и вклеивали другому. Для доставки часто использовали вирулентный носитель, к примеру вирус натуральной оспы. Однако вирус имел собственный генетический материал, и я бы нашел его, если бы он был. Но не было! Он вспомнил вдруг и собственное недоумение. И раздражение. И чувство беспомощности, когда раз за разом заходил в тупик… – Случайность… – Тойтек опустил взгляд на руки, отметив, что и они изменились. Истончились запястья, кожа сделалась одновременно и прозрачной, и желтоватой, нехорошего, раздражающего цвета, который свидетельствовал о болезни. Сквозь нее темными жилами проступали сосуды. Мышцы начали усыхать. И сам он, верно, донельзя жалок. Плевать. – Это было случайностью… удачное сочетание факторов… он похож на вирусы тем, что неактивен вне живого организма. Но вирусы имеют структуру, а это… оно больше напоминает набор элементов, которые при определенных обстоятельствах соединяются вместе в нечто с совершенно иными свойствами. Сложно. Тойтек, говоря по правде, и сам не до конца понимал, с чем столкнулся. Он был в достаточной мере умен, чтобы отдавать себе отчет – подобная уникальная структура будет изучаться годами, если не десятилетиями. И скорее всего, потом, через эти самые десятилетия, его собственные предположения, казавшиеся ему верными и гениальными, кто-то сочтет донельзя наивными. Глупыми. Но… дело ведь не в сути. У него была конкретная задача. – Самое интересное, что этот… организм не имел нуклеиновых кислот, как и белковой структуры. Мы привыкли, что белки – основа жизни, а здесь, скорее, сложный комплекс из липидов, полисахаридов и минералов. Они встраиваются в мембраны микроорганизмов, думаю, что клеточные тоже… думаю, если бы смерть не наступала так быстро, вирус вызывал бы буйный рост опухолей. Предположение. Одно из многих, интересных безумно, но… Мэйсону требовался результат, и немедленный. Возникли сложности с финансированием. Неудачные проекты, что-то там с лицензией, и еще судебные иски, в которых Тойтек ничего не понимал, но запомнил, как старый друг жаловался на человеческую жадность. Смешно, да… – Вакцина… не совсем вакцина по сути своей. Она представляет собой тот же… не вирус, набор элементов, но обработанный при определенных условиях. Как объяснить механизм тонкого воздействия людям, столь далеким от науки, что прежде Тойтек и вовсе не снизошел бы до беседы. А теперь… он и сам до конца не понимает, почему у них получилось. – Дуалистическая природа. Как свет… частица и волна… органика и энергия, под действием которой органика становится чем-то большим. Я выделил это… в активной фазе. И воздействовал энергией же… наугад фактически. Но получилось. Он по-прежнему заражает, однако теперь блокирует поверхность клеточных мембран, лишая истинный вирус возможности проникнуть внутрь. Наверное. Кажется. Главное, что эффект есть, но… невысокий. – Но есть? – уточнил ахайорец. – Да. – И вы… – Моя ассистентка забрала данные. И не только она… производство вакцины начато, но… слишком мало. Ненадежно. И… – Бессмысленно, – закончила рыжая, тряхнув кудряшками. – Кому нужно лекарство от эпидемии, которой нет? И заданный ею вопрос повис в воздухе. Кахраю хотелось дотронуться до девушки. Она сидела рядом, так близко, что всего-то нужно – руку протянуть, и тогда коснешься и бледной кожи, и мягких волос.