Энхор открыл один глаз и тут же закрыл, втянув шею в плечи, когда увидел перед собой фигуру в зеленом плаще. Он свернулся клубком и задрожал всем телом. Запахи все смешались. Сначала, как обычно, пахло тухлыми овощами. Особенно противно пахла картошка. От них и больнее всегда было получать. Потом все смешалось, когда вдруг он потерял слух и услышал голос этого человека… «Не бойся. Все. Будет. Хорошо. Твоя мама будет здорова.» — Мэмэ-ма? Вэ-вэ-Вы от неё? — Энхор убрал ладони и посмотрел в эти ужасные, распахнутые зеленые глаза. Он никогда не видел человека, даже немного похожего на этого странного посланника. Посланника? — В-Вы посланник Магны? Вы про-пр-пришли спасти нас? Да! Вы… Добрый? Посланник ничего не сказал и даже не пошевелился. Лицо было скрыта тряпкой. Он просто смотрел на лежащего у его ног калеку, чью жизнь он смог «увидеть». Весь грязный, в кусках овощей, с кривыми конечностями и лицом, который, казалось, жил отдельно от тела. Дёргаясь и превращаясь в неестественные гримасы, которые могли забавлять, но для Посланника были жалкими. А он ненавидел это чувство. Ненавидел слабость и беспомощность. «Отведи меня к маме.»—Энхор не мог противится, но что, если он причинит вред маме? «Ей ничего не угрожает»—послышалось в голове у мальчика, который находился в мужском теле. В его голове, даже не возникла мысль не подчиниться. Лишь страх за маму. * * * Посланник зашел в комнату, тяжело двигаясь и немного покачиваясь. Энхор смотрел как он подходит к постели мамы и просто смотрит на неё. Мама долго была беспамятстве, и мучилась от боли, особо не понимая кто к ней подошел она услышала лишь голос у себя в голове. «Простите меня. Больно не будет.» Глаза мамы расширились, она расплакалась и улыбнулась. В этот момент, посланник вонзил кинжал в её горло. Он не соврал. Больно не было. Эхнор почувствовал, как кровь прильнула к лицу, а ноги будто исчезли, и он потерял сознание. Глава 4 Храм очищения Берёза Дшимта или «железная берёза». Является самым прочным древом, который отлично показал себя в производстве лодок. Материал не нуждается в дополнительной обработке или укреплении, так как прочность не уступает прочности современному чугуну. Стрелы и копья не могут в них даже застрять, не говоря уже о том, чтобы причинить вред такому прочному дереву. Не представляю вес и размеры тарана, который способен сокрушить ворота из данной берёзы. Назван в честь Дорефа Дшимта, который и обнаружил, и исследовал данный материал. Единственный недостаток -редкость. Рост дерева очень медлителен, в особенности первые 50 лет жизни. Из книги: Материалы, минералы и их исследование в 12–13 ввеках. Густаф Женг 1654 год. Мы распрощались со стариком на перепутье и направились по восточной тропе, которая плавно переходила на юг. Когда я уже засомневался в правдивости слов Старика, на горизонте, сквозь высокие ветки деревьев, была видна башня. Она была из такого же камня, что и прошлый Храм. За углом открылся восхитительный вид: полуразрушенный замок стоял на утесе, над прекрасным, прозрачным озером. Это строение в отличии от предыдущего, было более укрепленное и походило больше на замок. Окружённый крепкими стенами высотой в добрых семь-восемь метров. Меня всегда завораживали старые замки, в которых не так давно кипела жизнь, решались судьбы и будущее поколений. Тропа вела нас прямиком к большим деревянным воротам, которые сделаны из «железной берёзы». На одной из громадных створок была встроена дверь для обычного человека. Единственное что стоило добавить, так это то, что ворота лежали на земле, объятые корнями и заросшей травой. — Если вы не против, я бы сходил только с дароном Колколном. — сказал Тамурэль. — Не предвижу там никакой опасности. Колколн? Пойдем!— Колколн все же решил взять с собой меч. — Как вам будет угодно. — услужливо произнёс я. В глубине души ощущал, как возгорается дикая ненависть к самому себе и сказанным словам. Я стал снова рабом, просто в невидимых кандалах. Они держат меня своими незримыми пальцами, словно марионетку. Я взял на себя ответственность, которую не хотел. Долг. Честь. Может бросить все и уйти? Я осмотрел свою дружину, почувствовав горький укол трусливой слабости. Мы слезли с лошадей и дали им полакомиться свежей травой, привязав к деревьям. Не зная чем себя занять, я принялся чистить и точить меч. Действие всегда избавляет от мыслей. Ко мне присоединился Эндгур и Зур. Нори чистил Белку специальной щеткой, потом переместился на Ромашку, а когда очередь достигла Леди, она заржала и уходила из-под рук Нори. Он посмотрел на Эдди. — А я говорил. Она только меня любит. Эдди оставил меч, подошел к Леди, взял щетку с рук Нори и стал расчесывать гриву. На нас с интересом смотрела Иззира, спокойно ожидая хозяина. Рэск и зур развели костёр. — Снимем сёдла. Пусть отдохнут. — сказал я и убрал меч в ножны. Рядом с нами возвышался большой валун. Я посмотрел на Нори, который не отвлекался ни на что, кроме лошадей, погруженный в свои мысли. Перекинув взгляд с каждого моего соратника я снова посмотрел на этот большой камень. Не могу избавиться от чувства, будто мы были в подобном месте. Большая глыба каменистого камня вызывала во мне тревогу. Будто вот-вот опасность накинется на нас, разрывая тишину и плоть. — Нори! Нельзя поить лошадей. Они только поели. Только через два часа. Я столько раз говорил ему, но каждый раз он совершает эту ошибку. Виновато опустив голову, Нори повел Белку к дереву. Эдди сел рядом и достал флейту. Почистив и облизнув губы он принялся за свое новое увлечение. Потребовалось пару лет и немалое упорство Эдди, чтобы достигнуть такого волшебного звучания. Мелодия хорошо отражала жизнь наёмников, сидевших около мертвого тела храма. Музыка то ускорилась, то практически замолкала. Низкие звуки замедлились, высокие летели вверх словно порыв ветра. Тебя кидало в самое пекло битвы. А после, ты зашиваешь свои раны у костра в одиночестве, потеряв близкого товарища. Хорошая флейта. Памятная. Эдди закончил двигать своими ловкими пальцами и положил флейту на колено. Я увидел, как он смотрел на этот инструмент; улыбка должно быть увела его в далёкие воспоминания. Эдди посмотрел мне прямо в глаза: — Думаю, мы с ней могли и подружится. — он медленно провел пальцами по флейте. У меня не нашлось слов, чтобы дать ему ответ. Кто знает, как бы все сложилось. — Ну не кисни Бо. Че морда грустная? — Устал я что-то Эдди. Не понимаю, зачем мы всё это делаем. — Ты про дарона всезнайку или в целом? — В целом. — Ну кроме того, что мы ни на что более не годны. Фермерами стать не хотим. Солдатами тоже. С женами у нас тоже не сложилось. Я считаю, у нас самый благоприятный исход. Нам необходимо отработать долг перед Цехом. Ещё пару заказов и годы труда окупят себя. Мы станем свободны. У нас есть лошади, орудие. Серебро на еду. Мы живем лучше половины Горигана. Многие только мечтают о собственной лошади. «Мы. Нам. Я мог не становится частью всего этого. Но нет же. Надо было поступить по чести. Полез как дурак спасать друзей. Мог бы я поступить по-другому? И поступил бы? Можно ли считать друзей виноватыми, если я сам сделал этот выбор. И не я ли был готов пожертвовать жизнью перед лицом призрака, чтобы спасти своих людей. Я и правда герой или просто хочу им казаться?» — Никогда не думал, что дальше? Мы вот так и погибнем? Где-нибудь на тропе. Без родных. Близких. Без цели,— я достал трубку и стал искать табак. Эдди последовал моему примеру. Взял небольшой прут и поднес к огню. — Ты взял ответственность за нас. Спас наши жизни в ту ночь. Умирать не хочется в любом случае. Но мы и не бедствуем. Можем позволить себе мясо. Вкусное мясо. Вино и вкусное вино. Женщин и… — Я тебя понял, Эдди. Все женщины мира… — Вкусных женщин мира. — перебил он меня, сделав паузу добавил — Ещё мясных и пикантных женщин. — Смотрю на тебя, и понимаю. Даже все женщины мира тебя не смогли осчастливить. Ты не замечаешь, но каждый раз выходишь из комнаты опустошенным. Не удовлетворенным. Может не стоило этого говорить. Эдди не выдавал никакие эмоции. Но сдержанность и выдавало скрытую растерянность. — Я думаю никакая жизнь не принесёт тебе удовольствие, если не радоваться мелочам.— и он затянул трубку. — Ты не представляешь какими себя несчастными считают многие знатные мёньессы. У них есть всё, чего может пожелать человек и ещё больше, чего может пожелать женщина. Но нет вкуса и жадности к жизни. А у нас сладкая возможность. Каждый день быть на волоске. Каждый день почти свободными задаваться вопросом, что дальше? Не думаю что крин, ломающий спину на пастбищах и фермах имеет время на такие вопросы. Единственные его мысли это как накормить семью. Немногие крины в своей жизни держали меч, а некоторые и не видели. Мы, те немногие, кто научился им владеть. Некоторые, особо красивые— он задвигал бровью, голос перешел в более дерзкий, — представители наёмного искусство владеют лучше остальных. Но это уже другая история. Я понимаю тебя, мой друг. Постарайся просто насладится своим табаком. Здесь и сейчас. —… — Ты просто расстроен из-за того, что у тебя нет мечты. Нет никаких желаний. А те немногие какие были, если не разочаровали, то разрушились о крепкую стену реальности. Но ни все ли равно? Мы живы. Здоровы. Есть, что поесть. —он указал на вертел с мясом,— Есть что выпить. В конце концов, есть с кем! Думаю, уже за это, можно любить жизнь. Каждый день. Ведь, в любой день, он может закончится. Особенно у наёмника. Не делает ли это жизнь, более пикантной и мясистой? Я повторяюсь, но это не значит, что это не так. Да и кто знает, что с нами могло случится после города Дикарта. Мы могли и оказаться на виселице и за другое. И просто так. — Ты прав, Эдди. — только и мог сказать я. А ведь Правда. Мы живы. Чем не прекрасна жизнь, если ни его существованием? — Хочешь расскажу о чем я мечтаю? — он затянулся и выпустил клуб белого дыма. — Я мечтаю перестать бояться. В глубине души я мадски боюсь жизни. Ещё призраков. А они в жизни могут существовать. — Не понимаю. Когда ты успел стать нытиком? Я тебя как-то заразил? — Я всегда им был. Просто хорошо это скрывал. Мне все чаще кажется, что все люди отличаются лишь тем, насколько способны сокрыть свой страх. Даже от самих себя. Ты тоже боишься мой друг. Твоя попытка отшутится лишь доказывает моё наблюдение. И это нормально. — он потянулся и что-то в спине хрустнуло— Ещё у меня так болит спина, что даже Магна застонал бы. Так и знал, что тот самый последний камень не надо было брать. — М-да. А ещё лучше было не идти на бойню. — Знаешь, я часто бросаюсь в гущу событий. Беру на себя мнимые проклятья, не потому что в моем сердце горит пламя смелости. Наоборот. Мне настолько страшно, что я готов быстрее пасть в самое пекло мада, лишь бы не оставаться в когтях страха. Не бездействовать — Эдди затянулся, смакнул и выдохнул. —… Я посмотрел на огонь, и показалось, что он стал греть меня сильнее. — А наш молодой рыцарь очень старательный. — Эдди указал трубкой на Нори. Авантюрист не унимался и чистил уже седла. — Надо отучать его от труда. — Ты же вроде наоборот его приучал? —поразился Эдди. — Он слишком сильно себя винит за прошлое. Не преуменьшаю его желание помогать нам. Правда, его двигает больше чувство вины и желание наказать себя. — Думаю, ты не будешь спорить, что мальчик все же добр? — у Эдди всегда позиция «старшего брата» когда дело касается Нори. — Именно поэтому он винит себя, а не жизнь или судьбу или Ялирия. Именно поэтому надо дать ему понять, что выбор, сделанный в прошлом, там и остался. — Я поговорю с ним. — Спасибо Эдди. Все эти эмоциональные беседы и отцовские разговоры не моё. — Я знаю. — улыбнулся Эдди— Поэтому и сделаю.