– Спасибо… Элизабет неуверенно кивнула, не понимая, стоит ли это благодарности, однако все-таки обрадовалась мысли, что надолго здесь не задержится. По крайней мере не навсегда. Хэнк сунул ключ и конверт ей в руки, словно они обжигали ему пальцы, и поспешил выйти. – Подождите! – окликнула его Элизабет. – Хэнк, извините, я… немного… растерялась. Я вас благодарю, правда, – искренне призналась она. – И мне кажется, что вам неловко в моей компании, и от этого мне тоже становится не по себе… Она с трудом подбирала слова, а Хэнк покраснел как никогда. Он так уставился на свои ноги, словно в глубине души надеялся, что те сами вынесут его отсюда. Элизабет вспомнила, что Изольда рассказывала о болезненной робости Хэнка. – Хэнк, – мягко проговорила она. – Посмотрите мне в глаза, не бойтесь. Он медленно поднял голову и попытался выдержать ее взгляд, словно испытывая все муки мира. – Спасибо, – повторила Элизабет. – Спасибо, Хэнк. – Не за что. Меня ждет Изольда. Красный как помидор, Хэнк буквально сбежал – так быстро, как только мог. Но когда он обернулся, спускаясь по ступенькам, Элизабет заметила на его лице улыбку гордящегося собой ребенка. Девушка прислушивалась к удалявшемуся вниз по лестнице звуку шагов, пока не хлопнула входная дверь. Затем раздался топот копыт, и экипаж тронулся. Элизабет закрыла дверь и осталась наедине с собой в этой длинной пустой квартире. Девушка прислонилась спиной к двери, медленно сползла на пол и глубоко вздохнула. Где она? Что ей теперь делать? Изольда не дала никаких распоряжений. Почему? Разве не странно оставить ее вот так, не сказав ни слова, после всего, что она пережила накануне ночью? Может, ей стоило подождать? Элизабет взглянула на конверт, который держала в руке, – она уже практически забыла о нем. На конверте было просто написано изящным почерком: «На Ваши расходы». Когда Элизабет открыла конверт, то едва сдержала удивленный возглас. В этом конверте лежало больше денег, чем она заработала за всю жизнь! Ей даже не удалось сосчитать все купюры: пальцы свело судорогой от одного прикосновения к деньгам. По крайней мере кое-что прояснилось: Изольда предусмотрела расходы на обстановку квартиры. Будто она доверила ей благоустройство недвижимости Ордена – какая ответственность! Тут хватит и на одежду – и самое время, подумала Элизабет, расправив коричневую юбку, которую носила со вчерашнего вечера. У нее теперь достаточно средств на всё, что только душе угодно! Ее охватила дрожь, когда она сообразила, что этими деньгами можно оплатить любое количество билетов на поезд до Саутгемптона. Элизабет могла съездить к родителям, обнять их – сердце ее сжалось при одной только мысли об этом. Она закинула голову назад, стиснула зубы и повторила слова Изольды: – Если я им всё расскажу, подвергну их опасности. Если я им всё расскажу, подвергну их опасности. Элизабет поняла, что оказалась в ловушке. Между желанием и долгом. И эта мысль внезапно напомнила ей всё: собственную смерть, гибель Уорда, наверняка до сих пор оплакивающих ее родителей, их лица на кладбище, смерть стариков на вечере у мистера Фокса… Ее мир перевернулся, а сама Элизабет принадлежала теперь теням. Она находилась среди мертвых. Буквально. До сих пор стремительно сменявшиеся события отвлекали ее от подобных раздумий. Но теперь она осталась одна, ничего более не происходило, и ее собственные мысли стали главными ее врагами. Элизабет попыталась замедлить бешеное сердцебиение. Девушка глубоко вдохнула и присела в углу комнаты. Она не хотела гулять. И есть. Ей не хотелось ничего – только привести мысли в порядок. Она так и просидела до тех пор, пока не стемнело. Когда же наступила ночь, Элизабет была без сил и, вдобавок ко всем ее мучениям, не могла уснуть. В лучшем случае ей удавалось задремать, но, как только на улице раздавался стук копыт, кто-нибудь входил или выходил из здания, она тут же просыпалась. В очередной раз разбуженная двумя мужчинами, которые что-то громко обсуждали под окнами посреди ночи, Элизабет подбежала к окну, чтобы выразить свое недовольство. Однако, открыв окно, она заметила, что мужчины разговаривали практически шепотом. А самым странным оказалось то, что, несмотря на глухую ночь, девушка различала каждую деталь их внешнего вида: у одного была дыра на рукаве, а у другого прыщик над скулой. Элизабет заметила даже светящиеся крысиные глазки, наблюдающие за собеседниками из водосточной трубы в пятидесяти метрах от них. Причем девушка слышала мужчин так отчетливо, что ей казалось, будто они кричат. И никогда еще ее зрение не было столь острым. Элизабет вспомнила слова Изольды о том, что ее тело потеряет последние признаки смертности, а чувства станут такими же, как и у других Возвращенных. Она принюхалась и почувствовала не только типичный запах Лондона – эту своеобразную, неприятную большинству иностранцев вонь, – но и аромат одеколона обоих стоявших перед домом мужчин. Причем запах каждого из них девушка ощутила через окно расположенной на пятом этаже квартиры. Может быть, поэтому Тёрнер решил стать парфюмером? Элизабет позабыла об усталости. Везде, куда только падал ее взгляд, она различала мельчайшие детали: треснувшую черепицу на крыше, усики стремящегося на свет фонаря мотылька, полет совы, ринувшейся к своей добыче в Баттерси-парке… Элизабет слышала каждый звук, чувствовала каждый запах, как никогда. Она провела пальцами по оконной раме и ощутила каждую шероховатость, буквально до мельчайшей впивающейся деревянной занозы… Однако ее восторг быстро испарился: очарование первых открытий прошло, когда Элизабет поняла, что ей теперь придется как-то привыкать к новым чувствам, чтобы уснуть или даже подумать. Кроме того, ей несколько раз показалось, что откуда-то доносится запах гнили. Запах смерти. Ее смерти – который, как по крайней мере надеялась Элизабет, могла различать только она сама. Ей потребуется явно больше одной ночи, чтобы научиться справляться с новыми ощущениями. На следующий день Элизабет приготовилась к визиту одного из членов Ордена: она предположила, что Изольда пошлет кого-нибудь нарушить затянувшееся одиночество девушки. Может, и сам Тёрнер к ней заглянет? Он уже вытащил однажды ее из могилы, неужели не спасет от одиночества? Но никто не пришел. Ни на второй день. Ни на третий. Элизабет ходила кругами по квартире, пытаясь, насколько это возможно, овладеть своими новыми чувствами. Время от времени девушка задавалась вопросом, какой может быть у нее обол, но эти размышления всегда прерывались каким-нибудь далеким звуком, который, казалось, раздавался у самого уха. Она отваживалась покинуть квартирку только для того, чтобы сбегать за продуктами в ближайшие магазины. Однако Элизабет совсем не хотелось пропустить визит кого-нибудь из Ордена, поэтому она быстро возвращалась обратно. Четвертый день оказался решающим. Одиночество стало наваждением и сводило с ума. Элизабет чувствовала, как время от времени наворачиваются слезы: из-за траура по собственной жизни или от боли утраты семьи. Она больше не могла ждать, ей необходимо было встретиться с Тёрнером или Изольдой и спросить у них, что делать дальше. Но каждый раз одна и та же мысль вертелась у нее в голове: зачем искать встречи с ними, когда можно просто сесть на поезд и отправиться к родителям? Элизабет увидит их, крепко обнимет, заплачет от радости. Наконец, просто скажет им, чтобы они не беспокоились, что ничего не изменилось, что у нее всё хорошо, но она не может им рассказать больше. Что они могут ей верить. Девушка там переночует, а на следующее утро уедет в Лондон с первым же поездом. И никто ничего не узнает! А если Орден хочет помешать, пусть отправляется за ней! Игра стоит свеч. Элизабет спустилась по лестнице, ощущая одновременно страх и решимость. В пропахшем табаком магазинчике она купила плащ, который приметила, бегая за провизией, поймала кэб и отправилась на вокзал. Мысль о нарушении правил опьяняла ее, равно как и необыкновенная острота ощущений. Добравшись до вокзала Ватерлоо, вокруг которого непрерывным потоком суетились пассажиры с чемоданами, она решительно нырнула в толпу. Войдя в гигантское здание, Элизабет направилась прямо к кассе, впервые улыбнувшись при мысли о родителях. Завидев издалека девушку, служащий в униформе железнодорожной компании расплылся в улыбке. Элизабет уже находилась от него всего в нескольких метрах, как вдруг кто-то положил руку ей на плечо. Она подпрыгнула, придя в ужас от мысли, что ее нашел кто-то из Ордена, обернулась и увидела высокую женщину в траурной одежде, с вуалью на лице. – Вам не следует ехать в Саутгемптон, – удивительно мягким тоном произнесла дама. Элизабет ничего не ответила, буквально парализованная страхом. Эта женщина знала. Она работает на Орден – иного и быть не могло. Элизабет нарушила правило. Ее убьют. Но, к большому удивлению испуганной девушки, дама нежно погладила Элизабет по щеке. – Вам нечего бояться. Я вас ждала. – Вы меня ждали? – удивилась Элизабет. – А по какой еще причине я тут оказалась? Вы не против, если мы вернемся к вам и побеседуем? – Подождите… Кто вы? – перебила ее Элизабет. Женщина не ответила. Кончиками пальцев она слегка приподняла край вуали, закрывавшей ее лицо. И Элизабет увидела голубые губы. Она тут же вспомнила женщину, присутствовавшую на церемонии перехода. Дитя Харона. Сомнений больше не было. Элизабет не посмела возразить. Однако женщина не выглядела враждебно. Более того, она казалась даже дружелюбной. Незнакомка коснулась рукой спины Элизабет, призывая ее развернуться. Девушка бросила прощальный взгляд на кассира, который явно был разочарован, что покупательница так и не дошла до его окошка. Вдвоем они снова нырнули в толпу, покинув ее уже на выходе из вокзала Ватерлоо, и наняли экипаж, который отвез их обратно к Баттерси-парку. Элизабет молчала, сгорая от стыда, что попалась. Наконец они добрались до дома. Элизабет прошла вперед удивительной незнакомки, чтобы отпереть квартиру. Едва только дверь за ними закрылась, Элизабет заметила, что женщина внимательно осматривает ее мансарду, и тут же пожалела, что не купила никакой мебели. – Я думала, вы уже приобрели кое-что… Ладно. Пожалуй, мне стоит представиться. Меня зовут Беатрикс Мак-Миллер, – произнесла она успокаивающим тоном. – Мне не довелось познакомиться с вами на церемонии перехода. Теперь с формальностями покончено. Что же касается вас, вы – Элизабет Блэк, и вы собирались уехать в Саутгемптон навестить родителей, не так ли? Хотя Беатрикс обо всём догадалась, в ее голосе не прозвучало угрозы. Наверно, поэтому Элизабет не особенно переживала, открыв правду. – Да, – сказала она с грустью. – Как вы узнали, что я собиралась повидаться с семьей? К ее большому удивлению, женщина мелодично рассмеялась и, по-прежнему улыбаясь, ответила. – Потому что все мы через это прошли, – заметила она, словно это было само собой разумеющимся. – Всё, что вы пережили за эти четыре дня, – испытание. И вы с блеском его выдержали, – воодушевленно добавила Беатрикс. Глава одиннадцатая Беатрикс – Испытание? – недоверчиво проговорила Элизабет. – Испытание, – повторила Беатрикс, усаживаясь на железную кровать. Она продолжила более серьезным тоном: – Жестоко, я согласна. После церемонии перехода Орден предоставляет нас самим себе, чтобы проверить на психологическую устойчивость. Обычное дело в секретных службах. – Вы хотите сказать, что всё, через что я прошла, все эти часы бесконечных терзаний, крайнего отчаяния, – воскликнула Элизабет в ярости, – это… это проверка? – Я не одобряю, – успокоила ее Беатрикс. – Но так надо: испытание нашей психологической выдержки на прочность. Ведь физические ограничения больше не представляют проблем, как, скажем, раньше. В этом испытании есть три ключевых момента. Во-первых, как вы поступите с доверенной вам суммой? Если начнете тратить направо и налево, то привлечете внимание. Во-вторых, расскажете ли смертным о своем положении? Если вы разболтаете нашу тайну при первой же возможности, то… это проблема. И наконец: сколько времени выдержите, прежде чем попытаетесь встретиться с близкими? Последнее неизбежно. Никто из Ордена еще ни разу не отказался от этой мысли. Это лишь вопрос времени. Вы продержались четыре дня. Дольше, чем многие из нас. Что же касается ваших расходов и контактов со смертными, вы свели их к минимуму. Словом, вы умеете хранить тайны и обладаете выдержкой. Таким образом, испытание успешно пройдено. – Как вы узнали о том, чем я занималась? Говорила ли я со… смертными? – поинтересовалась Элизабет, еще не привыкнув называть других людей «смертными». – Изольда говорила вам, что обол Хэнка позволяет ему ненадолго стать невидимкой, не так ли? Паренек всё время был где-то рядом с вами. Именно он предупредил меня, что вы сдаетесь. Скажем… мальчишка не из тех, кто может помешать измученному новобранцу или успокоить его. Поэтому именно я оказалась на вокзале. Что же касается Хэнка, он вернулся к Изольде. В его присутствии здесь больше нет необходимости. Элизабет показалось, что ее предали. Хэнк. Робкий юноша, которого она сама пыталась ободрить, следил за ней все эти дни. Беатрикс склонила голову, заметив в глазах Элизабет разочарование. – Элизабет, у него не было выбора. Хэнк провалил это испытание. – То есть? – Хэнк попал в Орден несколько десятков лет назад. При жизни он был юнгой. Собственный экипаж жестоко с ним обращался и презирал за робость. Однажды их корабль возвращался из Индии, а Хэнк заболел. Никто не занялся его лечением, поэтому он умер, как только корабль добрался до Лондона. Его подвергли тому же испытанию, что и вас. Но юноша сбежал, едва смог, в первый же день и направился на судно, «словно побитая собака, вернувшаяся к хозяину», я цитирую слова Изольды. Дункан поймал его уже в порту и силой отвел к Изольде – мальчик плакал. Это определило ее решение: Хэнку не по силам стать Возвращенным, как остальным. Она решила, что будет разумнее превратить его в личного слугу. Когда Изольда приказала Хэнку привезти вас сюда, а затем следить за вами, он не мог не подчиниться, хотя, поверьте мне, этот приказ вряд ли пришелся ему по душе. В мире нет юноши добрее. И скромнее. Но Изольда использует его, как вещь. Элизабет пожалела, что вообще злилась на Хэнка. В Беатрикс было что-то успокаивающее. Ее хрупкие черты. Ее мягкий тон. Элизабет не могла точно сказать, но в женщине с голубыми губами присутствовало нечто доброжелательное. Избавившись от всяческих опасений, Элизабет села рядом с ней на кровать. – Элизабет, буду откровенна: если нам отпущено провести какую-то часть вечности вместе, не лучше ли подружиться, ты так не считаешь? Тебе пригодится моя помощь. Я же, в свою очередь, давно ждала кого-нибудь, с кем можно поговорить. Изольда слишком властная, она одержима нашей миссией; Хэнк – просто ее тень, пусть и против своей воли; что же касается Тёрнера… тот еще персонаж, – улыбнулась она. – Да, – подтвердила Элизабет. – Я тоже не против поговорить с кем-нибудь! Беатрикс обняла Элизабет. – Добро пожаловать в новую семью! – сказала она. – Как ты узнала про вокзал? – спросила Элизабет. – Твои родители живут в Саутгемптоне. Поезда в том направлении уходят с вокзала Ватерлоо, если выбирать кратчайший путь. Поэтому Изольда отправляла меня туда караулить тебя каждый день. Затем Хэнк предупредил, что ты скоро появишься, поэтому на четвертый день мне пришлось быть особенно внимательной. Когда меня подвергли испытанию, я продержалась только два дня. – А Тёрнер? – Тёрнер? – рассмеялась Беатрикс, заметив искрящийся любопытством взгляд девушки. – Тебе вряд ли захочется узнать, чем занимался Тёрнер, когда его оставили одного в первый раз!.. В те времена за ним отправили старого Джона, пока Тёрнер не наворотил дел. Джон говорил, что из того никогда не выйдет настоящего Возвращенного! – А кажется, что Тёрнер такой… – Серьезный? Одержимый своей миссией? Гораздо меньше, чем кажется. – А я встречусь со «старым Джоном», о котором ты говорила? – спросила Элизабет. – Сколько вообще Возвращенных? Улыбка Беатрикс постепенно угасла, сменившись выражением глубокой печали. – Старый Джон уже на том берегу Стикса. Умер окончательно. Здесь остались только Изольда, Тёрнер, Хэнк и я. А теперь еще и ты. – Нас всего пятеро на целый Лондон? – удивилась девушка. – И на добрую часть Англии. Иногда присылают других Возвращенных, но… – Беатрикс поколебалась, однако продолжила, глубоко вздохнув: – Знаешь, ты присоединилась к нам в довольно темные для Ордена времена! Раньше нас были десятки в одном только Лондоне. Церемонии перехода выглядели действительно захватывающе. Но со временем Возвращенных стало меньше. И теперь нас лишь пятеро, да. А число Обманщиков Смерти растет с каждым днем. Не только потому, что в мире никогда не было столько смертных, как в наше время, но и еще поскольку мы живем в эпоху неслыханного научного прогресса. Исследование новых запретных областей больше не пугает людей.