Греза забрала свой подарок. Губы Димитрия скривились в усмешке. Очень медленно он поднес к губам мою руку. И поцеловал центр ладони. Кожу больно укололо острыми гранями. – Сегодня не только тот несчастный малыш увидел кошмар, – сказал Правитель, глядя на меня белыми глазами. Снова белыми. – Жаль, что меня никто от него не спасет. Уходи. Уходи из моих Грез. … И я открыла глаза, лежа на кровати из лозы. За окном шелестела листва, в открытое окно вползали ночные ароматы Соларит-Вулса. Я повернула голову. И наткнулась на взгляд Фрейма. Он сидел в кресле возле кровати и смотрел на меня. Глава 19. Белое, черное, алое «Белая кость, черная скорбь, алая кровь» *** – Выспалась? – слишком мягко спросил Фрейм. Я промычала что-то невнятное. – Что снилось? – Кошмары, – буркнула я, опуская ноги на пол. В голове все еще плыл туман Грезы. И губы вполне натурально горели от поцелуя. Поцелуя Димитрия, с ума сойти! Я отдернула руку, которой против воли потянулась к губам, и помотала головой. – Что ты тут делаешь? – Я беспокоился. Разговаривать с Фреймом мне сейчас совершенно не хотелось. Больше всего хотелось остаться одной и сделать что-нибудь безумное. Поорать. Побиться головой об стену. Что-нибудь разбить. А потом сесть прямо на полосатую шкуру посреди комнаты и хорошенько подумать. О том, что сказал мастер Людвиг, и о том, что мне делать с новыми знаниями. А после позволить себе поразмышлять о странном поведении Димитрия и о его поцелуе. Хотя что о нем думать? Для Правителя Арвиндаля это, конечно же, ничего не значит. Он целовал меня по той простой причине, что рядом больше никого не оказалось. Вероятно, сейчас Димитрий рвет и мечет, вспоминая этот проклятый поцелуй! Правитель явно был не в себе, в здравом уме он никогда не прикоснулся бы к «рыжей Вороне». И, как говорит Фрейм, «это всего лишь досадная ошибка». Недоразумение. Я сердито пнула ножку кровати. Вся моя жизнь – досадное недоразумение! И почему два поцелуя – единственные, кстати, которые у меня случились за последние годы, характеризуются лишь этими словами? Может, все дело в том, с кем целуешься. Мне просто надо держаться подальше от всех этих… недоразумений! Снова пнула ножку и подпрыгнула, когда Фрейм кашлянул. – Ой! Я забыла, что ты все еще здесь, – брякнула я, и губы Фрейма поджались. – Видимо, кошмары выдались занятными, раз ты никак не проснешься, – протянул он. – Чересчур. – Я потёрла сонные глаза. И уже внимательнее посмотрела на окно. – Ох, уже ночь! Сколько же я спала? – Лекарь дал тебе немного снотворного, сказал, что ты перегрелась и перенервничала. Твоя голова была похожа на кратер бурлящего вулкана. Это тоже его слова. Словно внутри твоего черепа кипит раскаленная лава, сдерживаемая лишь тонким слоем золы и пепла. Что этот вулкан едва не взорвался, похоронив твой разум. Я застыла у окна. Вулкан, значит. Что ж, точнее не скажешь! Моя голова кипит, когда я пытаюсь вспомнить прошлое! И каждая попытка оборачивается дикой головной болью. Похоже, чем ближе я к цели, тем горячее вулкан в моей голове. – Он сказал еще кое-что, – помолчав, добавил Фрейм. – Что схожие симптомы он видел у человека, который пытался избавиться от Забвения. Его голова точно так же… кипела. – И что стало с тем человеком? – как можно беззаботнее спросила я. – Он не выжил. Я отвернулась к окну. Да, я слышала такие истории. Забвение – словно замок на двери, и попытки его взломать приводят к плохим последствиям. Очень плохим. В лучшем случае человек умирает. В худшем – становится вареным шпинатом с капающей изо рта слюной. – Хорошо, что я упала в обморок всего лишь от жары, – улыбнулась я Фрейму. Он мою улыбку не вернул, так и сидел истуканом. И тут я увидела, что он держит в руках депозитарий. Мой депозитарий! – Это мое! – подскочив, я отобрала тайник, с ужасом проверила. И лишь убедившись, что крышка надежно закрыта, вздохнула с облегчением. – Зачем ты его взял?! – Когда тебя принесли, сумку бросили на пол, и она была открыта. Вещи рассыпались. Я сложил их обратно, а это… просто хотел посмотреть. Давно таких не видел. – Фрейм, как всегда, выглядел невозмутимым и говорил уверенно, но вот правду ли? Я уставилась на него с подозрением. Он ответил спокойным взглядом серых глаз. Серых, как вода на поверхности пруда. Как безмятежная гладь. А что там, на дне? Коряги да тина или парочка трупов, укрытые под водорослями? – Кажется, это депозитарий? Такие делали в первые годы нашей эры. В период Хаоса. – Так и есть, – постаралась я отогнать тревожные мысли. – Ты хорошо разбираешься в вещах. – Жаль, что плохо в людях, – без улыбки ответил Фрейм. – Хранишь там девичьи безделушки? – Точно. Их, – несколько нервно отозвалась я. Наши взгляды встретились, и я отвернулась. Почему-то смотреть ему в глаза было неловко. Хотя что за странная эмоция? Я ничего не должна этому парню. И ни в чем перед ним не виновата. Обвела взглядом комнату. Красивую, кстати. – Габриэль просила сообщить, когда ты придешь в себя. Она очень беспокоилась. Даже хотела оставить возле твоей кровати десяток лекарей. Я сумел ее отговорить. – Вот спасибо, – искренне обрадовалась я. Не хватало еще проснуться в окружении толпы! – Не благодари, – вернул мне Фрейм мои слова, и я невольно улыбнулась. – Утром начнутся празднования Великой Жертвы, тебе стоит выспаться, Рид. Предстоящие три дня будут бессонными. Я кивнула. Ну да, это время не для сна, а для того, чтобы почтить память ушедшего в небытие Правителя. В Боргвендаме улицы украсят остролистом, вербеной и можжевеловыми венками. В окнах домов зажгут свечи, а в Храмы Ордена Лино потянутся горожане. Три дня, не смолкая, будет звучать музыка, а на главной площади города будут выступать циркачи и артисты. Город наполнится запахом горячего густого вина и ароматом коричных булок, которые в этот день дарят любимым. Говорят, даже Арвиндаль – город вечного греха и удовольствия – в эти дни закрывает алые и зеленые комнаты, а сам Правитель отплывает на своем корабле к ледникам. Он делал так много лет подряд и лишь в этом году собирался остаться, чтобы встретить Лино. Который так и не приехал на север. Я потрясла головой, чтобы не думать о Димитрии. Фрейм кивнул на столик, где мне оставили ужин, накрытый салфеткой, и графин с водой. Внутри призывно звякали нетающие кубики льда. – Пожалуй, мне пора. Мои комнаты напротив. На случай, если я тебе понадоблюсь. Я кивнула, все еще немного смущенная, и Фрейм ушел. Я посмотрела на захлопнувшуюся дверь и перевела взгляд на депозитарий в руках. Губы уже приоткрылись, чтобы сказать заветные слова. Мне так хотелось произнести их. Снова открыть лаковую крышку, достать шершавые листы, вчитаться в строки. Увидеть имена, которые отзываются болью внутри. Почувствовать их силу. Снова. Я желала этого так сильно, что у меня тряслись руки и сохло во рту. Как у… заядлой пропойцы, увидевшей вожделенный бокал крепкого пойла! Я едва пришла в себя после обморока, а уже хотела снова окунуться в тайны прошлого. Снова испытать на прочность замок Забвения. А ведь я знаю, насколько это опасно! Выдержит ли моя бедная голова новый взрыв? Очень медленно, нехотя, я положила депозитарий в сумку. Надо хоть немного подождать. И подумать, потому что уснуть снова мне точно не удастся. Мастер Людвиг сказал, что я сама заказала депозитарий и положила внутрь бумаги. Хорошо заплатила. Вероятно, старыми деньгами, не рогатыми и не золотом. Такие деньги до сих пор ходят на задворках Пяти Королевств, на смятых купюрах изображены портреты никому неизвестных людей и странные символы… Но как они попали ко мне? Может, я их нашла? Случайно. Людвиг сказал, что мои руки были в крови. Может, я увидела убийство? Может, даже пыталась помочь раненому? Мне хотелось думать, что было именно так… Хотела помочь, но не смогла – и тот человек отдал мне бумаги. Велел спрятать, что я и сделала. Или я просто их где-то нашла. Прочитала, что-то поняла, осознала их опасность. И тоже решила спрятать. Но не уничтожила? Странно… Зачем я их прятала? В надежде когда-нибудь воспользоваться? Что-то тут не сходилось. Или я их украла. Этот вариант мне нравился меньше, но надо смотреть правде в глаза. Я не помню, кем была до Забвения, и новая эра не отметила меня ни одним золотым символом. Не сочла достойной одарить желанием. Закон воздаяния – так это называется. Может, в прошлом я была не слишком… законопослушной? Я нахмурилась. Матильда пыталась обучить меня воровскому ремеслу и утверждала, что у меня отлично получается. Что с моими ловкими и чуткими пальцами я могу стащить даже исподнее самого короля Якова так, что тот не заметит. Вот только никакой радости от такой похвалы я не испытывала. И изучать ремесло не желала. Но я готова допустить, что секретные записи когда-то украла. Украла и спрятала? Тоже возникает вопрос – зачем… Может, хотела получить за них выкуп у одного из Правителей? Может… я была с кем-то из них знакома? Я замерла. А что, если это правда? В прошлом Правители были обычными людьми. У них были друзья и родственники. Могла ли я знать кого-то из них? Я устало потерла лоб. От всех моих предположений толка – чуть. Что ни придумывай, доказательств никаких. Я не помню прошлого, а лишь там можно найти ответ. Но пока вопросы лишь добавляют головной боли. Бедная моя голова! И лучшее, что я могу сделать – это послушать совет Фрейма и попытаться поспать. Завтра трудный день. Завтра начнется празднование Великой Жертвы. И завтра приедет Лино. Он должен приехать! Я в это верю. Я легла на кровать и уставилась на легкий сетчатый балдахин, по которому порхали вышитые колибри. – Лазурь? – прошептала я, рассматривая разноцветные хвосты и пёрышки. – Ладья? Лакрица? Лекарь? Ледоруб? Слова не отзывались. Я зевнула. – Лес? Лилия? Лужа? Внутри меня поселилась сонная тишина, которой было плевать на мои слова. Она молчала. Я закрыла глаза. И на миг увидела слово, выточенное на лезвии ножа, которое дрожит возле моего лица. Он только что брошен точной рукой Фрейма, а мы снова на корабле. Я поворачиваю голову и вижу это слово. Читаю его по слогам, медленно, словно у меня в запасе все время мира. Но не хочу произносить его даже шепотом. Даже внутри себя. Это слово точно не имеет ко мне никакого отношения.