– Ну и корми тут крыс! – сердито бросила я, развернулась и пошла обратно, уже не замечая сопящих позади стражников. Наверху, за толстыми стенами дворца, разливался южный зной и шум празднования. Где-то за озером играла музыка, барабаны спорили со скрипками, свирелями, трещотками и людскими голосами. Но мне надо было подумать, поэтому я повернула в другую сторону, к знаменитым висячим садам Соларит-Вулса. Расположенные на склонах покрытого зеленью и деревьями холма, эти сады воспевались путешественниками и служили причиной зависти других Королевств. В первом саду раскрывали навстречу солнцу лепестки огромные цветы, похожие на бархатные блюдца. Во втором – низвергались водопады, большие и маленькие, шелестящие и громогласные. В третьем жили павлины. Сотни, а может, и тысячи птиц с невероятным оперением. Я двигалась мимо фонтанов и круглых озер с золотыми рыбками, мимо каскадных ручейков и арочных мостиков, но не замечала их, потому что все еще мысленно была в подземелье с Фреймом. Разговор с ним оставил тягостный осадок. Головой я понимала, что Коготь опасен, а его намерения подозрительны, но сердце… Сердцу хотелось верить, что Фрейм не причинит мне вреда. Черт, да я даже не могла рассказать о его поступке остальным Правителям! Потому что им доверяла еще меньше, чем проклятому Когтю! Даже Габриэль я теперь не верила, слишком странно она себя повела! И что означают слова Димитрия, мол, Габриэль точно знает, какое лицо было у Мэрид? И почему на этих словах Правительница Соларит-Вулса едва не обратилась в чудовище? Что они все скрывают? Я прошла еще немного, а потом остановилась у фонтана и обернулась к топчущимся позади охранникам. – Ригель, у тебя есть нож? Страж нахмурился, озадаченно потер подбородок, но, видимо, никаких указаний насчет оружия он не получал, потому что сказал: – Конечно, госпожа. Вам какой? – А у тебя их несколько? – Я осмотрела его черный кафтан, на котором не было никаких ножей. Вообще никакого оружия. – Ну, – хитро улыбнулся Ригель и начал перечислять: – Нож-тесак, нож с односторонней заточкой, нож с двусторонней заточкой, серповидный нож, широкий с выгнутым лезвием, клинок с внутренней заточкой и обратным изгибом, тычковый короткий, тычковый длинный… – А помимо ножей? – Обоюдоострые мечи, прямые клинки для удара спереди, клинок, изогнутый назад, двуручник, копье, багор, серпы, несколько кистеней, топоры… – Все-все, я поняла! Ты надо мной издеваешься, да? – Никак нет, госпожа. – Стражники переглянулись и улыбнулись. – Мой Дар – хранить в себе любое холодное оружие, которое я пожелаю. Правитель Димитрий очень ценит мою способность. – Ты хранишь весь этот арсенал… в себе? – то ли ужаснулась, то ли восхитилась я. – Так точно, госпожа! Васат обладает схожим умением, но он может хранить лишь один арбалет. – Арбалет и бесчисленное количество болтов к нему, – возмутился второй стражник. – И кстати, ты по ночам звенишь, словно весь твой арсенал просится наружу! Я хотя бы просто храплю! – Невероятно, – ошеломленно пробормотала я. И протянула руку: – Тогда давай топор. И отойдите подальше. Пошире распахнула глаза, желая увидеть, как и откуда Ригель достанет нужное, но воин всего лишь хмыкнул, повел пальцами левой руки от своего локтя до запястья, и в ладони его возник увесистый топорик. То, что мне сейчас нужно! Походив вокруг, я сняла кафтан, нашла засохший пень, примерилась и… как следует ударила! Во все стороны полетели щепки. Я улыбнулась почти радостно и ударила снова, врезая острый край в сухую древесину. Я делала это снова и снова, ощущая, как начинают болеть плечи и ныть руки, как на ладонях появляются мозоли. Ригель и Васат скрылись за деревьями, не выдержав представления, а я все била и била, пока от пенька не остались одни ошметки. Старая Матильда считала слезы ненужной глупостью, признаком позорной женской слабости. Говорила, что я родилась девчонкой, а значит, должна быть сильной, потому что девчонкам достается в десять раз больше пакостей, чем мальчишкам. И каждый раз, когда я норовила заплакать, нагружала меня самой гадкой работой. Удивительно, но это помогало, и желание пореветь пропадало начисто. И сейчас я крушила несчастный пенек, чтобы избавиться от пелены перед глазами. Двойственность ощущений сводила меня с ума. Я больше не понимала, кто я. Крохи вернувшихся воспоминаний не добавляли ясности, а только мучили! Я уже не была Эл Рид, но и Мэрид я себя не чувствовала. Не понимала, кто я! И как к себе теперь относиться. Что я сделала в прошлом? Почему Правители говорят о моей гибели? Да еще и утверждают, что я сделала это собственноручно! По своей воле! Я застонала в голос. А еще эти странные чувства, то ли пробудившиеся, то ли вновь возникшие. Я ловила себя на мыслях о Димитрии. Мэрид знала его. Она его любила. И отголоски той любви ожили во мне и дали ростки. Я совершенно не доверяла Правителю Арвиндаля, но ощущала к нему странную нежность и теплоту. И даже нечто большее. Но я этого не хотела! И еще меньше хотела думать о Фрейме. Фрейме – предателе! Он врал мне с самого начала и даже сейчас не говорит правды. Я совершенно не понимаю, чего от него ожидать. И все же кусаю губы, думая о нем, сидящем в холодной келье подземелья. Когда руки заболели уже по-настоящему, я отложила грозное оружие, умылась водой из фонтана, села на землю и мрачно посмотрела на важного павлина, красующегося неподалеку. – Совершенно непонятно, кому тут верить, – пожаловалась я пернатому. – Совершенно! Павлин сложил хвост и уковылял подальше в тень, косясь на меня недовольным глазом. Чья-то тень заслонила солнце, и я подняла взгляд. Надо мной стоял Яков. – Не хотел тебя смущать, прости, – с улыбкой сказал он. – Но я показывал Амалии сады и услышал… хм, услышал, как ты уничтожаешь эту деревяшку. Ты решила выкорчевать все пни в этом саду? Уверен, у Габриэль полно слуг, которые могут это сделать. Я посмотрела на древесную крошку и кучу щепок, валяющихся на траве, и не ответила. – Можно мне присесть рядом? Я пожала плечами, и Яков грузно опустился на землю. Краснеющая Амалия устроилась на бортике фонтана с другой стороны и принялась играть с золотыми рыбками. – Мэрид, твое появление для всех стало неожиданностью. Мы все пытаемся прийти в себя и как-то это осознать. Но тебе наверняка приходится хуже всех. Понимаешь, у всех Основателей даже после Забвения остались воспоминания о том, кто мы. Мы не утратили своей личности, не потеряли себя и друг друга. Мы забыли многое, но не это. А вот с тобой, похоже, вышло совсем иначе. И сейчас ты растеряна и обижена, я понимаю. Думаешь, что мы все от тебя отвернулись. Бросили. Но это не так, Мэрид! Если бы мы только знали, что ты жива! Мы бы начали поиски и перевернули все Пять Королевств! Димитрий так точно! Он очень тебя лю… – Не надо об этом! – оборвала я, и Яков вздохнул. – Тебе сейчас нелегко, но такова участь Основателей, Мэрид. Мы все что-то потеряли после Исхода. Я тебя понимаю. – Понимаешь? Да что ты можешь понимать! У тебя-то как раз все прекрасно! Амалия вон, Боргвендам… и вообще! – Я знала, что не имею права кричать и возмущаться, что мое поведение – это всего лишь растерянность и злость, которые требуют выхода. Но ничего не могла с собой сделать. Я просто устала от борьбы и одиночества. Поэтому мне так дьявольски хотелось наорать на Якова или даже стукнуть его, сделать что-нибудь гадкое, чтобы стереть с его лица это участливое выражение. – Я понимаю. – Он опустил голову и снова вздохнул. Еще один такой скорбный вздох – и я точно стукну его по голове. Эх, жаль, что игры закончились, сегодня мне требуется выматывающая полоса препятствий! Я всегда предпочитала бить и бежать, чем сидеть и реветь. Я даже уже сжала кулаки, но тут Яков выпрямился, словно принял какое-то сложное решение, и потянул со своей руки жёсткую кожаную перчатку. Под ней оказалась самая обычная ладонь, с короткими мясистыми пальцами, на которых виднелись такие же курчавые рыжеватые волоски, как в его бороде. И эта рука была самая обычная, без каких-либо увечий. – Ты ведь знаешь главный постулат Ордена Лино, Мэрид? Сознание определяет реальность. Ты когда-нибудь задумывалась, почему Лино сказал это? Я мотнула головой, заинтересовавшись. – Понимаешь, это правда. В день Исхода наша реальность как бы подстроилась под сознание Основателей. Но мы были совсем молоды. Мы жили в окружении фантазий и грез. К тому же были немного… ненормальными. Одаренными, талантливыми, но немного сумасшедшими от того, что с нами происходило. И когда Лино даровал нам Желания, реальность стала такой, какой мы ее представляли. – Тоже немного безумной? – Моя злость улеглась. Теперь мне стало действительно интересно. – Именно, – улыбнулся Яков. – И знаешь, наши юные головы были забиты всяческой чепухой! Мы хотели всего, но мало что понимали. Возможно, только такие, как мы, и были способны изменить мир. Достаточно юные, чтобы верить в невозможное, и совершенно бесстрашные. Мы изменили мир и изменились сами. Загадали чертовы желания. Если бы ты знала меня до Исхода, то поняла бы, какое желание я выбрал в первую очередь. Правитель Боргвендама сокрушенно покачал головой. – Я всегда очень любил механизмы, с самого детства. Вечно что-то конструировал, собирал, строил. Семья поддерживала меня, но, увы, мы были небогаты и жили довольно скромно. Отец держал небольшую ферму, разводил овец. К сожалению, родители не могли дать мне то, чего я хотел. И поэтому сколько себя помню, я мечтал разбогатеть. Иметь столько денег, чтобы купить себе любые механизмы. Бредил огромными паровыми механизмами и железными летающими машинами. Чертил бесконечные графики и схемы, придумывал, как воплотить их в реальность. И в день Исхода я загадал желание. Яков медленно протянул руку без перчатки и подобрал павлинье перо. Некоторое время ничего не происходило. А потом… Золотая вспышка прокатилась по стержню, разлилась на ярком опахале и забралась на павлиний «глаз». Миг – и вместо сине-зеленого пера в руке Якова оказалась тускло-желтая драгоценность. Казалось, я держу в руках произведение ювелирного искусства. Я открыла рот, не веря своим глазам. Потрогала еще теплый металл. – Это что, золото? Ты превращаешь перья в золото? – Я все превращаю в золото, Мэрид, – с отвращением произнес Яков. – Все, к чему прикоснусь этой рукой! Спасает лишь эта перчатка, сделанная Коллаханом. – Так это же здорово! – Возможно. Но, видишь ли, я понял это не сразу. И однажды… Мэрид, ты когда-нибудь заходила в Зал Скорби Боргвендама? Я кивнула. Конечно, я была в столь знаменитом месте. Туда приезжали гости со всех Королевств, чтобы увидеть невероятные по мастерству и эмоциональности статуи. Войти в Зал Скорби мог любой желающий и совершенно бесплатно. Словно воочию, я снова увидела длинный зал с высоченным потолком и арочными витражными окнами, пустой, если не считать двух десятков статуй. Солнечные лучи веером струились сквозь витражи и создавали причудливое кружево из теней и света. И в этом кружеве и стояли статуи из чистого золота. По крайней мере, так говорили. Мастер, изготовивший изваяния, остался неизвестным, но выставка действительно поражала воображение. Казалось, это не мертвый металл, а живые люди, покрытые золотом и застывшие в изломанных, мучительных, невыносимых позах. Их рты были открыты в неслышимых криках, их руки тянулись к кому-то невидимому. Зал Скорби оплакивал всех потерянных во время Исхода. И только сейчас до меня дошло, что это были не совсем статуи. Увидев мое ошарашенное лицо, Яков грустно кивнул. – Это моя семья, Мэрид. Родители, дядя, родные и сводные братья и сестры. И это я обратил их в мертвые золотые изваяния. Я не знал, понимаешь? В тот день был праздник, все собрались в одном доме, радовались, обнимались… Я не знал, что мое прикосновение стало губительным! Тогда изменения наступали не сразу. А потом, когда родные начали застывать и покрываться золотом… Боги! Я едва не сошел с ума! Я хотел их вернуть, загадывал новые и новые желания, кричал и плакал, но ничего не получалось. Я получил то, чего желал. Золото. Много золота. – Мне очень жаль… – Я судорожно сглотнула, представив ужас и отчаяние молодого Якова, который обратил в дорогой металл всю свою семью. Он опустил голову, но я увидела, как блестят от слез карие глаза. – Я не простил себя. И никогда не прощу. Наши желания обернулись нашей карой. Амалия своей любовью сумела вернуть мне радость жизни, но остальные… Димитрий, Габриель, Коллахан, который закрыл свое Королевство и отказывается с нами разговаривать. Исход изменил нас всех. И каждому преподал свой урок. Так что я понимаю тебя, Мэрид. Но твое возвращение… это ведь новая надежда! Я знаю, что еще немного – и ты все вспомнишь! Ты снова станешь нашей любимой Тишиной! И знай, что я рядом. Я помогу тебе, только позволь. Мы оба слишком многое потеряли. Яков торопливо надел перчатку, развернулся ко мне и сжал мои руки, проникновенно заглядывая в глаза. Второй раз за этот день мужчина держал мои ладони, но ощущения разнились, как свет и тьма. Прикосновение Фрейма ощущалось искрами и разрядами, бьющими прямо в сердце. Прикосновение Якова было слегка липким от пота и грубым от кожи перчатки. – До Исхода мы отлично ладили, Мэрид. Уверен, что подружимся и сейчас. А сейчас мне надо идти, Амалия плохо себя чувствует, и я о ней беспокоюсь. Но знай, что ты всегда можешь обратиться ко мне за помощью. А теперь пойдем к остальным, сегодня важный день для Пяти Королевств. Проведем его все вместе. Глава 25. Ритуальная Жертва «К Ритуальной Жертве каждый должен подойти с чистым сердцем и благими помыслами. Отдать ей то, от чего хочет избавиться, и попросить того, что желает получить. Огонь, пожирающий дерево, унесет прошлое и очистит путь для будущего. Так повелел Великий Лино, и так будет сегодня и впредь… Летопись Эры Исполнения Желаний» ***