«Аномалии – малоизученные места, объекты и временные дыры Пяти Королевств, стихийно образовавшиеся в период Хаоса. Помните! Любое приближение к аномалии опасно для жизни, разума и душевного состояния человека! Силовые структуры Пяти Королевств обязаны ограждать подобные места оповестительными знаками и охранными барьерами. Постановление Ордена Лино» *** Губы соприкоснулись и замерли. Я ощутила вздох Димитрия, его желание, неуверенность и осторожность. Он так отвык от прикосновений, что не верил в них и сейчас. Возможно, все это казалось ему лишь очередной Грезой. Еще один вдох и выдох, сплетенные на губах. Если бы он был агрессивен или напорист, я бы нашла способ уйти. Как показывает опыт, колено, входящее в соприкосновение с мужским пахом, служит очень эффективным методом убеждения. Я даже перенесла вес тела на левую ногу, готовясь к применению этого средства. Но почему-то медлила… Может, потому что Димитрий тоже ничего не делал. Не пытался засунуть в мой рот язык, не размыкал губ. Он просто прикоснулся губами и надрывно, мучительно дышал. Кажется, ему было плохо. Или слишком хорошо, черт его разберет. – Димитрий? – Мне нужно пару мгновений… Постой вот так. – Ты собираешься принудительно меня целовать, а я должна просто постоять и подождать этого? – изумилась я невиданной наглости. Димитрий слабо улыбнулся, не открывая глаз. – Похоже, аномалия вернула мне обычное человеческое тело. И оно слишком бурно реагирует на… на тебя. Поэтому да, просто постой рядом, пожалуйста. Мне надо немного привыкнуть. – Ты удивительный нахал, – подумав, заявила я. Димитрий медленно повел носом вдоль моей скулы. – У тебя такая нежная кожа, Мэр… Шелковая. Я готов был убить, лишь бы снова ощутить ее своими руками. Губами. Телом. Я готов был на все… Я так скучал по тебе. По нам… Слова перешли в едва различимый шепот. К шепоту добавилось медленное, почти невесомое поглаживание. Самое время применить свой убедительный метод, подумала я. И ничего не сделала. – Я мечтал ощутить тебя так долго… Это мучительно, желать невозможного… грезить о том, чего никогда не будет. Иметь однажды, но лишиться навсегда. Лучше не знать прикосновений, чем помнить их сладость, но не иметь возможности повторить. Ладони Димитрия очертили мою фигуру в кафтане, поднялись выше, до шеи. Пальцы легли на косточки ключиц. А потом так же медленно он опустил голову и поцеловал мою шею. И я почему-то не смогла сдержать вздох. Сознание раздвоилось. Я была Эл Рид – немного циничной, закаленной жизнью в Боргвендаме, мечтающей о свержении Лино. И я была Мэрид – юной, любопытной и влюбленной. Влюбленной в того, кто сейчас осторожно изучал науку чувственных прикосновений. Кто медленно скользил губами и пальцами по моей шее, потом по линии подбородка, потом по щеке и векам. Нарочито не касаясь губ. И почему-то меня это уже почти возмущало… Очередная двойственность моего сознания. Воспоминания прорывали плотину Забвения и подбрасывали мне все новые видения прошлого. И в каждом был Димитрий. Может, мне все же хотелось стать той Мэрид из прошлого. Хотелось обрести целостность. Найти себя! – Ты должен остановиться, – выдохнула я. – Хватит! – Ты не можешь отказать мне в поцелуе, Мэр, – даже это сокращенное имя вызвало волну дрожи. И узнавание. – Я ждал его десять лет. Это слишком жестоко даже для тебя. Новые прикосновения – от щек к затылку, забираясь пальцами в пряди светлых волос. – Ты меня уже поцеловал, достаточно, – заметно нервничая, произнесла я. Его губы сложились в очаровательно-наглую улыбку. – Я еще даже не начинал. Падать в обморок этот гад явно передумал. И довольно быстро освоился в новых условиях. – Димитрий, возьми себя в руки, – строго сказала я. – Мы попали в аномалию и должны как-то выбираться! – Мм, думаю, мы задержимся. К тому же из аномалии нельзя выбраться, если она сама не отпустит. – Снаружи остались Правители и твой отряд! – Отлично. Пусть там и остаются – снаружи. – На них напали твари Хаоса! – С ними Ригель, и я могу лишь посочувствовать этим тварям. Я посмотрела в его глаза. Синее безумие, до краев наполненное предвкушением и желанием. Разума в них не наблюдалось. Ни капли. – Демоны с тобой, – сердито сказала я, понимая, что легче просто его поцеловать. Может, угомонится? Или аномалия от нас устанет и выплюнет обратно? Он снова зарылся пальцами в мои волосы, притягивая ближе. – Ожидание и лютый голод делают наслаждение острее, – тихо произнес Димитрий. – И ты сводишь меня с ума, Мэр. И поцеловал уже по-настоящему. Сильно, глубоко, жадно. Не сдерживая больше свое возбуждение, которое обрушилось на меня словно кувалда, приколачивая к Димитрию. К его рукам, лихорадочно расстегивающим пуговицы моего кафтана. К его телу – сильному, рельефному, напряженному до дрожи. Не прерывая поцелуя, Димитрий провел ладонью по моей груди, сжал поверх тонкой ткани рубашки. Большой палец очертил ореол напрягшегося соска, и я ощутила теплую волну, прокатившуюся по телу. Проклятие, я уже не знала, кому принадлежат эти ощущения! Мэрид из прошлого? Или настоящего? И с чего я взяла, что годами голодающий удовлетворится несколькими жалкими крошками? О нет, он хотел все. Все, что мог получить. Все целиком. Поцелуи становились все откровеннее. Димитрий языком исследовал мой рот, затягивая в водоворот своего желания. Оно было столь откровенным и неприкрытым, что почти пугало. Бедром я ощущала физическое воплощение этого самого желания. И все же, уловив мое сопротивление, Димитрий остановился. Глаза – безумные, сияющие, хмельные, – уставились на меня. – Я тебе не нравлюсь? Я подумала. И ответила честно: – Нравишься. Нравишься – эхом моего прошлого. Нравишься – любопытством настоящего. Нравишься – невозможностью будущего. Но разве это все имеет сейчас значение? Возможно, это была сила аномалии или дело было в нас самих. Я хотела хоть ненадолго вернуться в прошлое. Стать юной и беззаботной, ощутить то, что ощущала десять лет назад. Почувствовать себя живой и любимой в руках красивого молодого мужчины. В руках любимого мужчины, ведь Мэрид из прошлого любила Димитрия. И с каждым его прикосновением во мне оживали новые воспоминания. Смех, разговоры, встречи… Я погружалась в прошлое, где была счастлива. И я хотела еще! И прикосновений, и воспоминаний. Может, если позволить себе больше, я снова смогу пережить те чувства? Вспомню? Стану, наконец, собой? И все же я медлила. – У тебя кто-то есть? – Хмель из глаз Димитрия испарился, появилась опасная жесткая тьма. Я подумала о тех, кто ждал меня за стенами этого дома, зависшего в другой эпохе. «…Не хочу, чтобы ты подумала, что между нами возможны… отношения. Или чтобы ты влюбилась…» И зачем только я вспомнила эти слова? Чтобы снова испытать злость и обиду? Димитрий прав, к черту все, что осталось снаружи! И всех! В конце концов, это – аномалия. Нечто совершенно невозможное, дикое и неправильное! Вскинула голову. – Никого у меня нет. – Хорошо, – выдохнул, расслабляясь, Димитрий. И расстегнул пуговички моей рубашки. Кафтаны уже валялись у наших ног – и его, и мой. Мужские пальцы дрожали так сильно, что иногда Димитрий не мог справиться с петельками. Я не помогала, позволяя ему полностью вкусить запретный плод. Рубашка поползла с плеч и белым знаменем капитуляции упала на пол. Со своей одеждой Димитрий уже не церемонился, дергал и рвал, покусывая мои губы и не обращая внимания на посыпавшиеся вниз драгоценные камни. Пытался сдержать нетерпение и не мог. Торопился. Злился. Желал… Я не выдержала, потрясла ногами, избавлялась от остатков своего наряда – брюк, ботинок и белья. Мы замерли друг напротив друга – залитые полуденным светом, дрожащие, возвращенные в прошлое. Обнаженные. Димитрий подхватил меня под ягодицы и прижал к стене. Прикосновение кожи к коже заставило его застонать сквозь крепко стиснутые зубы. Я видела, как сильно Димитрий пытается сдержать свои эмоции, не дать им вырваться. И как бесславно проигрывает этот бой. На ласки у него уже не было сил, а у меня – терпения. Поэтому я требовательно зашипела, впиваясь в мужские губы злым поцелуем-укусом, и Димитрий сорвался. Приглушенно зарычав-застонав, он одним ударом вошел в меня. Я ахнула, привыкая к его размерам и тянущему, слегка болезненному, но восхитительно-прекрасному чувству забытой наполненности. Он замер на миг, хрипло втянул воздух и задвигался. Сильно, яростно, уже не пытаясь сдержаться. Сдавшись и проиграв. Или победив? Мы оба потерялись в толчках и прикосновениях, в нарастающем торнадо наслаждения, таком остром, таком невыносимом. Еще, еще, еще! Кажется, я требовала этого вслух. Отвечать Димитрий был не в состоянии, он мог лишь давать нам обоим необходимое. Снова и снова, в диком и беспощадном ритме, пока нарастающий экстаз не взорвался в наших телах, полностью лишив воли, мыслей и возможности двигаться!