– Твоя мама что-то говорила. – Ну естественно… Нет, насчет той девушки никаких новостей. У меня нет ее контактных данных, я даже не знаю, в какой стране она живет. В общем, больше шансов выиграть викторину, чем найти ее. В любом случае у меня нет денег, чтобы поехать на поиски. Дедуля делает большой глоток чая, как будто пытается что-то вспомнить. – Помнишь, как мы водили тебя в Бристольский музей, когда ты был маленьким, и ты искал там картины? – Да, конечно. Я очень хорошо это помню. Я рассказывал об этом той девушке, и мы с ней делали то же самое. – Так представь, что эти поиски – такая же охота за сокровищами, только интереснее. – И чуточку сложнее. – Хорошо, но ты помнишь, что мы тебе говорили? – Да, ты говорил мне: «Никогда не сдавайся», и один раз мы много часов бродили по музею, пока не выяснили, что одну из картин отправили на выставку в другой город. – Да, мы там провели целую вечность, правда? – дедуля хихикает. – Но нельзя же просто сдаться. Когда я ухаживал за твоей бабушкой, мне потребовалось шесть попыток, прежде чем она согласилась потанцевать со мной. Если ты думаешь, что эта девушка особенная, то не вздумай сдаваться. Я внимательно слушаю его, доедая пирожное. – Как тебе удалось ее завоевать? – Она ходила в сельский клуб на уроки танцев, а я играл там на органе. Пока играл, я любовался, как она танцует. После каждого урока подходил и спрашивал, не потанцует ли она со мной как-нибудь. Наконец она согласилась, и с тех пор мы танцуем вместе. Бабуля и мама возвращаются с каким-то растением. – Как у вас тут дела? – спрашивает мама, подходя к нашему столику. – Хорошо, спасибо. Мы как раз говорили о футболе, – дедушка улыбается мне. – Нам, пожалуй, пора идти, мне нужно еще к Джули. Вы с нами? – Идите, а мне нужно еще раз сходить в туалет. Ты же знаешь, каково это – дожить до моего возраста! – дедуля корчит мне рожицу. Мы обнимаем их на прощание, и я забираю у мамы покупки, чтобы отнести их к машине. – Увидимся на викторине. Заранее желаю удачи! – дедуля пожимает мне руку и кладет мне в ладонь двадцатифунтовую банкноту. – Это в поисковый фонд, – шепчет он. Мы паркуемся в Клифтоне перед фасадом красивого четырехэтажного дома О’Нионов в георгианском стиле, с балконом из кованого железа. Мамин «Форд» выделяется на улице, полной «Ягуаров» и «Бентли». – Когда ты в последний раз видел Джули? – спрашивает мама. – По-моему, лет десять назад. А дома у них вообще был в раннем детстве. Перед тем, как выйти из машины, мама поворачивается ко мне. – Я говорила, что Элизабет тоже здесь? Теперь ясно, зачем ты потащила меня с собой. – Нет, мам, ты этого точно не говорила. Она прекрасно знает, что не говорила мне об этом. В последний раз я видел Элизабет, когда нам было лет по семь; потом ее отправили в школу-интернат на другом конце страны. Мама по-прежнему сообщает мне новости о ее жизни, и мы с Элизабет поздравляем друг друга с днем рождения через соцсети. – Почему ты раньше не сказала? Если собираешься свести меня с кем-то, то хотя бы дай подготовиться как следует. Я выгляжу ужасно, – упрекаю я, и мы выходим из машины. Я помню, как играл здесь в детстве. Смотрю на этот дом и на сад позади меня. Удивительно, что все здесь по-прежнему осталось таким же огромным, каким я это запомнил. Мама запирает машину. – Во-первых, я не пытаюсь тебя ни с кем сводить, а во-вторых, ты выглядишь очень даже мило, – говорит она, облизывая палец и стирая крошку от выпечки с моего лица. – Мам, прекрати, – отмахиваюсь я. – Ты ведь знаешь, что это не сработает, правда? – Я помню, как ты хотел на ней жениться. – Мне было семь. – Когда ты был помоложе, вы с ней ладили. И сейчас у нее все хорошо. И она из хорошей семьи. – Извини, я не знал, что мы живем в романе Томаса Харди. – Я знаю, тебе понравилась та таинственная девушка, с которой ты познакомился в Лондоне, но вы можете никогда больше не встретиться, так что лучше рассмотреть все варианты, верно? Что случилось с ее верой в «синхроничность»? Мы поднимаемся по ступенькам, украшенным растениями в горшках, к большой, внушительной черной входной двери. Я почти ожидаю, что нас встретит дворецкий, но дверь открывает миссис О’Нион. Она немного постарела с тех пор, как я видел ее в последний раз. Ее светлые волосы поседели. – Привет вам обоим. Рада тебя видеть, Джошуа. Прошло так много времени. Никто не звал меня Джошуа с тех пор, как мне выписали свидетельство о рождении. Внутри дома все так же красиво, в георгианском стиле. На стенах портреты в золотых рамах. – Элизабет, посмотри, кто у нас тут, – кричит миссис О’Нион, когда высокая худая женщина с коротко остриженными темными волосами спускается по огромной лестнице. Она хорошо выглядит. – Привет, Джош, рада тебя видеть, – она целует меня в щеку. Мама не может скрыть восторга. – Может, мы оставим вас вдвоем в гостиной? – спрашивает мама, толкая нас в комнату. – Хорошая идея, я поставлю чайник. Мы пойдем посидим в оранжерее, присоединяйтесь к нам, когда захотите, – соглашается миссис О’Нион. Если раньше это не было похоже на подставу, то теперь-то уж точно. Я следую за Элизабет в гостиную. В гостиную? Да эта комната больше похожа на объект собственности Национального фонда Великобритании! Боюсь даже сесть: вдруг поврежу антикварную мебель? – Все в порядке, можешь присесть, – говорит Элизабет, указывая на кресло. Ее голос звучит еще более аристократично, чем раньше. Я чувствую себя так, словно выиграл приз – ужин с одним из младших членов королевской семьи. – Так что у тебя нового? – спрашиваю я, садясь напротив нее. Комната такая большая, что мне почти приходится кричать, чтобы меня услышали. – Ты имеешь в виду за последние сколько лет? Двадцать? – она громко хихикает. Это было не так уж смешно. – Да, полагаю, что так. – Ну, с чего бы начать? Я уверена, ты помнишь, что я уехала в школу-интернат. Это было здорово. Я чудесно провела там время и, хотя скучала по дому и маме, встретила там замечательных людей. Это дало мне хороший старт… Необязательно рассказывать абсолютно все, что с тобой происходило за последние два десятилетия. – Затем я решила взять паузу на год, чтобы сосредоточиться на своих занятиях искусством, прежде чем отправиться волонтером в Намибию. Что я могу сказать? Это такая красивая страна, и мой опыт пребывания там заставил меня о многом задуматься. Потом мама устроила меня на стажировку в парламент… Она действительно собирается рассказать мне абсолютно все. – После этого я отправилась в Оксфорд изучать гуманитарные науки. Это было такое замечательное время, потрясающая возможность учиться у таких невероятных преподавателей. Получив там степень бакалавра, я решила, что хочу стать стоматологом, и поехала учиться в Манчестерский университет, чтобы изучать там стоматологию… Я закончила его… дай подумать… да, два года назад. Ты можешь в это поверить? И теперь я могу с гордостью сказать, что я квалифицированный дантист. – Да, не могу поверить. Поздравляю, – говорю я, слушая ее и почти засыпая. Зря я боялся, что она начнет задавать мне какие-нибудь вопросы (а ведь мои ответы не идут ни в какое сравнение с ее собственными). Об этом можно не беспокоиться: вопросов она не предполагает. – Так тебе нравится смотреть на зубы? – я заполняю паузу, понимая, что начал говорить с фальшивой заинтересованностью. – О да, это такая замечательная карьера. На днях у меня был один пациент… Элизабет красива и умна, из хорошей семьи, сумела построить отличную карьеру. Наша детская исто-рия должна стать идеальным началом для взрослого романа, но… я ничего не чувствую. Я бы предпочел сидеть напротив Девушки-Подсолнуха. Пока Элизабет болтает без умолку, я отключаюсь и начинаю думать о той девушке. Интересно, она ходит на свидания? Встречается с другими парнями? Может, она меня уже забыла? – Пойдем выпьем чаю, Джош? Джош? – адресованный мне вопрос застает врасплох. – Да, отличная идея, – с вежливой улыбкой отвечаю я, довольный, что больше не придется слушать о том, как она ставит пломбы. Разговор с ней был не менее болезненным, чем вырывание зубов. Она ведет меня по коридору. Я и забыл, какое тут все величественное. Похоже, будто ты в музее. Даже их оранжерея украшена бюстами, фарфором и картинами. Мама сидит на мягком диване и выжидающе смотрит на нас, а мы входим так торжественно, будто собираемся объявить о нашей помолвке. – Вы так быстро. Как у вас дела? – Хорошо, спасибо, – преувеличиваю я, садясь рядом с мамой. Миссис О’Нион развалилась на бежевой кушетке с чашкой чая в руках. Я поднимаю глаза и замечаю портрет, висящий над ее головой.