- Выслушал с каменным лицом. Но настроение вроде как хорошее было. А вообще, я никогда не могу ручаться за людей подобного типа, они настолько сильно закрыты эмоционально, что никогда не поймешь, что у них на уме. Не переживай и постарайся завтра приехать, эту ситуацию нельзя запускать. - Сделаю все для того, чтобы оклематься к завтрашнему дню, - пообещала я, закуривая. Слова Штейра успокоили меня, я готова была даже забыть о вчерашних угрозах Димы и непрекращающемся потоке слез и панических атаках. К вечеру температура спала – Валерия напоила меня чаем с малиной и запретила раскрываться. Старый бабушкин метод сработал очень хорошо. Головокружение все еще донимало, но мышцы больше не ломило от слабости, боль от ударов стала глухой и почти незаметной, если не делать резких движений. - Я говорила с лидером партии «***» и нардепом Кравченко. – Валерия старалась не смотреть мне в глаза. – Никого нельзя назвать своим другом. Когда тебе необходимо одолжение, забывают напрочь, что были вхожи в дом Александра и готовы были сделать все на словах. Давно на меня так не орали. - Спасибо, Лера. Попробовать все равно стоило. Чем мотивировали свой отказ? Чего боятся? Времена люстрации давно прошли. - Это все было бы смешно, если бы не было так грустно. Пока Лавров проводит выгодные им реформы и исправно пополняет бюджет, он просто неприкасаем. Пока он облагораживает город и набирает все большую популярность среди электората, а это будущие тысячи подписей за определенную правящую силу с его легкой руки, никого, извини за выражение, не е*бет, с кем он развлекается и насколько извращенно это делает, как и то, что именно он решил захапать в собственность, главное, чтобы не перешел дорогу никому из киевской элиты. Я упала на подушки и сжала запульсировавшие виски. Обреченность. Отсутствие выхода. Впервые я оказалась в столь тупиковом положении, и только сейчас начала осознавать, что никто мне не поможет. Ему все сойдет с рук, а я не представляю столь большой ценности для тех слуг народа, которые сидят в своих кабинетах и мнят себя богами. Слезы сами покатились по моим щекам. Я непроизвольно всхлипнула, вздрагивая от прикосновения ладошки Леры к моему лбу. Кажется, после визита в логово врага я приобрела новую фобию, а именно боязнь прикосновений. - Ну, что такое? Кто сказал, что это конец света? – ласково проворковала Валерия, поглаживая мои волосы. – У Николая выставка в Киеве через неделю. К сожалению, мне придется уехать на биржевые торги, но у него не меньше связей, чем были у Алекса. Валерий Лавров приобрел семь скульптур! Ты уж извини, но мне пришлось посвятить мужа в подробности этой ситуации. Я не думаю, что старший откажет ему в просьбе, особенно получив в виде презента центровую модель всей экспозиции. - Я не хочу… не надо никого ни о чем просить! – я захлебывалась в слезах. Ощущение нависшей угрозы становилось все осязаемее, безумные мысли - сорваться и нанести визит Димке с одной лишь целью: рухнуть к его ногам и попросить избавить меня от этого кошмара - больше не казались бредовыми. Я уже не могла думать только о себе. Мысль о том, что Ева будет наблюдать за моим нервным истощением день ото дня, убивала гораздо сильнее. По иронии судьбы, особняк мэра располагался в этом же коттеджном поселке на расстоянии примерно километра от нашего дома. Пустили бы меня туда? Блядь. Я готова была буквально вползти туда на четвереньках, замотавшись белым флагом, не поднимать заплаканные глаза выше собственного носа и просто умолять прекратить подобные жестокие игры. Все равно, ради чего: прошлого, настоящего, спокойствия детей; бить на его отцовский инстинкт путем отождествления, реально выдержать все, даже если он пустит меня по кругу среди своих гребаных бодигардов - пусть закончится раз и навсегда, только бы не это ощущение ужаса и безысходности. Но было слишком поздно. Такой униженной и сдавшейся мне стоило явиться в мэрию изначально. Гордость уничтожила любую надежду на благополучный исход этого кошмарного противостояния. Я медленно сгорала в этой безрадостной и неотвратимой обители чужой тьмы, ворочаясь в постели и кусая пальцы, чтобы не сорваться в самую страшную истерику. Я научилась чувствовать многих людей. В разговоре Лавров не соврал, буду я играть по его правилам сейчас или нет, значения не имело. Ощущение катастрофы нависло надо мной, и это сводило с ума. Я была слишком слаба, чтобы противостоять ему, и еще сильнее напугана. То, что он не позвонил мне сегодня, никак не успокоило. Тишина перед апокалипсисом всегда страшнее убойного грохота. Но на следующее утро я решительно поднялась с постели и привела себя в порядок. Сегодня я поеду в клуб, чего бы мне это ни стоило. Если у меня есть хоть малейший шанс уговорить Лаврова, я его использую. Белки испещрены мелкой сеточкой воспаленных сосудов – я вчера плакала долго и от души, кажется, заснула в слезах. Несколько капель в глаза, пилюлю успокоительного в рот, чтобы не разрыдаться перед зеркалом. Мои руки дрожали, когда я выравнивала волосы и наносила макияж. Мне больше не хотелось быть для кого-то привлекательной и желанной, будь моя воля, я бы вообще ничего этого не делала. Мысль о том, что я могу своим видом опять спровоцировать Лаврова на дальнейшие издевательства, била по сердцу и сознанию безжалостными целенаправленными ударами. Останавливало только то обстоятельство, что я не могла появиться перед сотрудниками в имидже неадекватной жертвы, которая сложила руки и забила на все. Даже на себя. Знакомо ли хоть кому-то из вас безрадостное состояние отчаяния? Когда ты входишь в собственную гардеробную, а сердце не замирает, как прежде, от предвкушения, извечного женского и такого приятного сомнения – «а что бы надеть?». Когда тебе абсолютно все равно и ты проклинаешь себя за то, что не прикупила абайю с самой глухой чадрой как раз для таких вот случаев! Когда ты снимаешь с вешалки первый костюм, который попался тебе на глаза, и даже цвет яркой фуксии не в состоянии пробить панцирь страха перед скорым будущим. Когда ты забываешь напрочь, что существуют аксессуары, комбинации цветов и не рисуешь в своем воображении сценарий сотни ошеломленных глаз и свернутых мужских шей… Когда тебе абсолютно плевать и хочется закрыться, отгородиться непроницаемой стеной!.. Подсознание и тут направило мой выбор. Никаких разрезов и глубокого декольте. Этот костюм из платья и жакета был донельзя закрытым и консервативным. Его изюминкой был лишь сочный цвет. Я забыла даже надеть серьги с кольцами, а попросту говоря, мне было все равно. Борис ожидал в холле и переговаривался с Валерией за чашкой чая. Я кивнула подруге, которая обняла меня и успела шепнуть «все будет хорошо!». Я очень хотела ей поверить, но так и не смогла. В Харьков пришла весна. Цвели абрикосы, солнечные лучи пока прятались за серыми облаками, но было тепло. Я отметила это без каких-либо эмоций, пытаясь настроиться на тяжелый разговор с Лавровым по дороге к клубу, но у меня ничего не вышло. Когда я вышла из автомобиля, опираясь на руку водителя, земля ушла из-под ног от приступа очередного головокружения. Я потрясла головой, готовая разрыдаться и, что еще хуже, забиться в угол пассажирского сиденья и истерично умолять Бориса отвезти меня подальше отсюда, все равно куда, только бы не видеть чеканных линий обители тьмы, в которой меня поджидал крах всего того, чем я жила прежде. Но я лишь кивнула ему на прощание и направилась к двери, стараясь держать осанку и ступать по прямой линии. Стойка администратора пустовала. Весело, ничего не скажешь, заходи не хочу? Приступ злости на халатность персонала на короткий миг затмил мой страх перед неизбежностью. Если для того, чтобы хоть немного отпустило, мне придется сорваться на сотрудниках клуба, я так и сделаю! Толкнула двери из темного зеркального стекла, оглядывая почему-то ярко освещенный холл… Сперва я ничего не поняла. Земля ушла из-под ног, яркие огни люстры и светильников слились в сплошную световую линию перед тем, как я попыталась инстинктивно выставить вперед ладони, увидев приближающуюся стену. Ничего не вышло, при этом отчаянном рывке кисти прострелила острая боль. - Лицом к стене, тварь! Я задохнулась от приступа паники. Сердце застучало в горле, перекрывая дыхание. Чьи-то грубые руки надавили на мой затылок, впечатывая лицом к стену, тогда как другие две пары лап ощупали все мое тело, поднимаясь по ногам к талии, проникли под юбку, сжав промежность. От ужаса и шока я не могла даже завопить. - Чистая… Кто-то схватил меня за плечо и рывком развернул. И тут я просто офонарела от боли, в глазах заплясали клочья тьмы вместе с искрами. Слезы рефлекторно брызнули из глаз, и я заорала, даже не чувствуя удара в спину. Меня поволокли по коридору к ряду кресел, удерживая руки в захвате, и грубо швырнули лицом в мягкое покрытие. Все еще не в состоянии прийти в себя от внезапного потрясения, я расслышала треск переговорного устройства. - Хозяйка борделя пожаловала. - Сейчас спущусь. Застонав, я подтянулась на руках, скривившись от боли и осторожно присела. Четверо вооруженных мужчин с эмблемами какого-то подразделения на жилетах окружили меня, тыча автоматами в лицо. Я заскулила от ужаса и вжалась спинку кресла, от шока напрочь закончились слова и мысли. - Госпожа Кравицкая? – я не знаю, сколько прошло времени, прежде чем сквозь оцепление вооруженных головорезов протиснулись двое. Один был в форме майора – крупный мужчина с глазами навыкате и внушительным пузом, другой в штатском, похожий на братка. Я кивнула, стараясь унять взбесившийся ритм сердца. - Д-да… Что происходит? - А интересные вещи у вас тут происходят, мадам, - скривился тот, что в штатском. – Прошу проследовать в ваш кабинет. Только вас одну дожидаемся. Я замотала головой, отказываясь воспринимать происходящее. Ближайший ко мне боец с автоматом сделал шаг вперед и потянул меня за руку. - Подняла задницу, сука, когда с тобой разговаривают! Представитель доблестной полиции в форме довольно усмехнулся. - Ребятки, полегче, что за манеры. Мадам Кравицкая у нас законопослушная девочка, не так ли? Сама пойдет и сама согласится сотрудничать. Вопреки их словам, кинг-конг с автоматом не отпустил мою руку, пока я не поднялась на ноги, и хлопнул по спине, подталкивая к лестнице. Меня трясло, и пришлось вцепиться в перила, пока я поднималась наверх в сопровождении самодовольных представителей полиции. Кажется, они представились и сунули корочки мне под нос одновременно, но я ничего не видела от усилившегося головокружения и темных пятен перед глазами. Чувство нереальности происходящего, отголоски боли во всем теле, вернувшаяся слабость пока что щадили меня от осознания происходящего. Кто-то с издевательской галантностью открыл двери в мой кабинет, я опустилась в ближайшее кресло, не обращая внимания на посторонних. Когда темнота рассеялась и звон в ушах утих, первое, что я заметила – Штейра у стены со скованными за спиной руками. За ним присматривал один из бойцов отряда спецназначения, тогда как двое других переворачивали содержимое шкафа с бумагами. Немолодая женщина с цепким взглядом работницы органов и флегматичный парень переговаривались у окна, иногда бросая на меня безразличные взгляды. - Воды, Юлия Владимировна? – я кивнула и даже бессвязно поблагодарила кого-то из моих конвоиров, когда стакан и что-то еще коснулись моих пальцев. Я настолько сильно хотела пить, что не обратила внимания на второй предмет, пока не осушила стакан несколькими судорожными глотками, и в голове у меня не прояснилось. Лишь тогда я перевела взгляд на небольшой пакет, набитый чем-то белым, то ли сахарной пудрой, то ли… - А что это? Опер в штатском вынул из кармана несвежий носовой платок и осторожно обернул им пальцы, отбирая у меня этот предмет. - Ай-яй-яй… Эта женщина жертвует на благотворительность, ведет успешный бизнес, воспитывает дочь, и вот те на – торгует наркотиками! - Я не… - стакан у меня отобрали таким же способом. Я недоуменно моргнула. - Сергеевич, на дактилоскопию наши пальчики. – Страж закона повернулся ко мне. – Итак, Кравицкая Юлия Владимировна… В вашем кабинете проводится обыск. Прошу подойти к столу и открыть сейф. Вот ордер. Понятые, поближе. - Это… это бред! – я едва обрела голос. - Какие наркотики? Какой обыск? Вы знаете, кто я такая… И кому еще принадлежит этот клуб? - Дерзит, - кинул реплику кто-то из присутствующих. Толстяк в форме подошел ближе и буквально ощупал меня взглядом. - Что ж… С такими буферами, пожалуй, пропустим мимо ушей. Штейр дернулся у стены, явно возмущенный этим фамильярным обращением, но его тут же ткнули прикладом в поясницу. Сама же я плохо соображала, когда поднималась на ноги и безропотно позволяла тащить себя к столу. Ряженые понятые наблюдали за этим фарсом-обыском со скучающим видом, видимо, им было не впервой участвовать в подобном. Один из служак вытряс на столешницу содержимое моего клатча и достал ключи от сейфа. Опер в штатском едва сдерживал довольную ухмылку, когда открывал ящики стола. Я даже не удивилась, когда на стол легли пакеты с белым порошком и коробочки с пилюлями. - Это не мое… - тупо повторила избитую киношную фразу. - Конечно нет, это аптека адресом ошиблась. Сейф! Я поморщилась от толчка в плечо и автоматически, практически не отдавая себе отчета в собственных действиях, повернула магнитный ключ и набрала комбинацию цифр. - Ай-яй-яй, надо же быть такой глупой! Сейф пустует, а ящики стола забиты под завязку! Попалась, Кравицкая? Я сделала несколько глубоких вздохов, чтобы не удариться в панику, когда до меня постепенно начал доходить весь ужас моего нового положения. Опер уже не играл в галантного хорошего копа, его толчки в спину стали грубее и болезненнее. Я наблюдала, все еще надеясь, что это сон и скоро проснусь, за тем, как «понятые», скорее всего, из одной и той же милицейской конторы, поставили подписи. Когда кто-то протянул ручку мне, требуя поставить подпись на документе, не читая, я едва не зарычала, отскочив в сторону. Толстяк в форме махнул рукой. - Пакуйте их обоих. В участке она у меня все подпишет! Меня схватили за плечи, заставляя наклониться к столу, грубым рывком завели руки за спину. Боль полоснула новым накатом, и я не успела вырвать ладони – кисти ощутили прикосновение холодного металла, когда на мне с оглушительным щелчком сомкнулись браслеты наручников. Я прижималась щекой к глянцевой поверхности стола и боролась с желанием закричать от страха. Картинка складывалась постепенно. Вся это ситуация могла означать только одно. Блядь, мне не хотелось в это верить, пусть после избиения хлыстом, даже после угроз Лаврова! Это было слишком даже для него! Я зажмурилась, понимая, что мне сейчас ничего не стоит униженно разрыдаться на глазах у этих извергов с полицейскими удостоверениями. Странное ощущение: вроде каждый из них, включая понятых и группу быстрого реагирования, прекрасно понимал, что это режиссированная подстава, но никому не было меня жаль. Никакого сопереживания или хотя бы нейтралитета. Гиббоны с автоматами скалились, наблюдая за моим унижением, а один даже подошел ближе, с садистским выражением в глазах осматривая мое лицо. - Сергеевич, ты забыл, где мы находимся? Кукла совсем прибалдела от наручников, наказал кошку сметаной! Может, ее откайфолыжить дубинкой в одной из тех комнат? Опер потянул меня за волосы, едва не срывая скальп. Я прикусила язык, чтобы не кричать – доставлять своим мучителям такое удовольствие не собиралась, вышло лишь глухое шипение сквозь стиснутые зубы. Двое бойцов вытолкали в дверь Штейра, словно серийного убийцу, пригнув его голову прикладом и не позволяя распрямить спину. Когда же вслед за ним поволокли к выходу меня, осознание происходящего ударило в солнечное сплетение волной выжигающей паники. Влада замерла у окна, пока представители полиции рылись в ее столе. На обыск это было мало похоже, скорее, вооруженный горилла просто подкидывал кверху папки с документами и позволял им спокойно падать на пол. Мы обменялись с ней практически одинаковыми взглядами – паника, страх, неприятие, потрясение. - Я позвонила Раздобудько! – крикнула мне вслед секретарша. Послышался отборный мат и поток угроз, которыми проводящий обыск наградил моего референта за то, что открыла рот и успела подсуетиться. Даже лапа опера, которая сжимала мое плечо, напряглась при упоминании фамилии лучшего в городе адвоката. Это вселило в меня крохотную, но надежду, и я мысленно попросила высшие силы о том, чтобы надоумили Владу позвонить также Андрею Авдееву, другу Алекса и по совместительству главе СБУ города. Мне оставалось только надеяться, что Дима не успел сместить его с должности, заменив кем-то из своих приближенных. Я едва не сломала себе ноги на лестнице, по которой меня в буквальном смысле слова волокли к выходу, не позволяя прийти в себя и отдышаться. Яркий, несмотря на отсутствие солнца, дневной свет резанул по глазам, но мою голову тут же пригнули параллельно земле. Я ожидала увидеть «воронок» для перевозки заключенных, но меня втолкнули на заднее сидение новой «тойоты приус» - еще один подарок нашей горячо любимой власти для не менее обожаемой полиции. Штейра запихнули в такую же. Наручники врезались в кожу запястий, от этой неудобной позы боль в плече и ребре не унималась, и я ощутила легкий жар. Температура. Только этого мне сейчас не хватало! О том, что впереди, не хотелось лишний раз думать, потому что я умом понимала, что ничего хорошего. Лавров решил меня устранить самым жестоким способом и прибрать к рукам клуб. Я не была сильна в новом законодательстве, но в одном из американских фильмов видела момент, когда вследствие подставы главу семьи упекли за решетку, и он потерял имущественные права на собственный дом. В нашей стране, увы, прокатывало и не такое варварство. Передышка на время гонки по городу была недолгой. Вскоре меня вытолкали в шею и поволокли в отделение, не удосужившись снять наручники. Пальцы немели, и от каждого движения я шипела от нешуточной боли теперь еще и в сжатых запястьях. Меня усадили на стул в кабинете того самого опера. - Дюжев Арсений Сергеевич, - напомнил он, раскладывая бумаги. – Вернемся к нашим баранам, госпожа Кравицкая. Советую отвечать членораздельно и максимально честно и не забывать, что чистосердечное признание у нас смягчает наказание. Даже если вы в своем борделе и не хотите никакого смягчения. Я проигнорировала его издевательские намеки и попыталась предположить, где сейчас Раздобудько и как скоро прилетит мне на помощь. Если бы еще удалось известить Авдеева! - В праве на звонок мне отказано? – ни на что конкретно не надеясь, осведомилась я. - Ты что, башкой ударилась? – расхохотался Дюжев. – Кравицкая, давай, просыпайся, ау! Ты не в Швейцарии! Твои богатые е**ри тебе не помогут, я закрою тебя с превеликим удовольствием! Давай так, сама подпишешь и сэкономишь нам время? Я не знаю, как еще держалась, невзирая на то, что от его слов по позвоночнику пробежал холодок. Подняла голову и с вызовом посмотрела в глаза, показывая, что под его дудку плясать не собираюсь. Раздобудько доедет, а если его присутствие не поможет, заставлю набрать главу СБУ. Главное держаться, что бы мне тут не устроили. Горло сдавило при мысли о том, как у заключенных могут выбивать признания. Но, вашу мать, я лучше сдохну! Побои, которые не оставляют следов, пытки током, а что тут могут сделать с женщиной… Кажется, ужас все же отразился на моем лице, что не могло не обрадовать следака. Я поспешно отвела взгляд. Неужели Лавров настолько сильно меня ненавидит, что бросил в эту кровавую мясорубку, особо не задумываясь и даже не давая указаний относительно обращения со мной? Я все еще отказывалась в это верить. Ладно, кнут, ладно, угрозы, но, вашу мать, слить совсем, особенно после встречи на парковке? Ничего конкретно не поясняя и даже не делая попытки обсудить со мной ситуацию? Зачем обязательно наркота, ему же ничего не стоило оспорить волю Алекса в суде, если бы я его об этом попросила. В таком состоянии я бы отписала дарственную, не задумываясь. Неужели он не понимал, что тут со мной могут сделать? Или все прекрасно понимал и, не исключено, попросил даже сделать видеозапись? От таких мыслей мне совсем поплохело. Я кусала губы, чувствуя, как окончательно теряют чувствительность руки, старалась не дать волю слезам ужаса и отчаяния и автоматически, не задумываясь, отвечала на вопросы. - Полностью, фамилия, имя, отчество! - Юлия Владимировна Кравицкая. - Я даже догадываюсь, какое погоняло дадут тебе сокамерники. Год рождения? - У вас мой паспорт…