- Род деятельности? - Хозяйка трех магазинов и клуба, в который вы сегодня нагрянули. - Как давно торгуете наркотой в своем клубе? - Не понимаю, о чем вы. - Ваш муж тоже промышлял подобным? - Нет. - Это ваша инициатива? - Нет. - Кого из клиентов клуба снабжали коксом и ЛСД? - Никого. - Кто ваш поставщик? - Никто. - Вы отказываетесь сотрудничать со следствием? - Я сотрудничаю со следствием. К тому, что вы якобы нашли, не имею ни малейшего отношения. - Вы не понимаете, что все улики против вас и вам грозит срок? - Это не улики. Вы сфабриковали обвинение. Мой взгляд помимо воли упал на стену за спиной Дюжева. Детский рисунок, изображающий, предположительно, мужчину с пистолетом, который держит за руку мальчика на фоне солнышка и зеленой травы. От подобного разрыва шаблона я лишь до боли закусила губы, чтобы не позволить предательским слезам прорваться наружу. Ева. Я бы справилась, если бы была одна, но лишить ребенка матери… неужели Лавров так далеко зашел в своем безумии, чтобы перешагнуть даже через это? - Вы не понимаете, насколько все серьезно. У вас дочка, я не ошибаюсь? - А какое это имеет значение? Или вы будете мне угрожать здоровьем ребенка, чтобы я подписала эту хренотень? - Полегче. Не советую хамить представителю власти. Я закрыла глаза и покачала головой. Оставалось только ждать адвоката. - Отлично, я так понимаю, что разговора у нас не получится. Придется ближе к вечеру поговорить с вами по-иному. – Рука опера метнулась к телефону. – Пришлите конвоира. Я старалась не думать о том, что же именно значило это «по-иному». Только сейчас до меня начало доходить, что не имеет особого значения, подпишу я признание в сфабрикованном преступлении или нет – если за этим стоит мэр, в чем я уже не сомневалась, моя подпись материализуется даже на бумагах об убийстве Гонгадзе, и плевать, что я тогда пешком под стол ходила. Даже на имущественных бумагах эта подпись появилась без труда. - В СИЗО ее, - махнул рукой Дюжев, – до вечера. Я не видела вошедшего конвоира, но он не стал дергать меня за волосы и толкать в спину. Это настолько сильно расходилось с недавним обращением, что я послушно поднялась. Руки занемели так сильно, что я уже начала опасаться за состояние сосудов. - В следственный? Но там же… - А мне плевать! Пусть поизучает изнанку жизни, встретится с коллегами с панели и наркоманками! Наручники с меня все же сняли, но руки заставили держать за спиной. Я в который раз за день подавила приступ паники, когда за мной закрылась решетчатая дверь с коридором, в нос ударил спертый запах пота и мочи. Решетки камер давили на психику, вызывая одно-единственное желание – бежать, хотя бы попытаться рвануть обратно. К счастью, я прекрасно понимала, чем это может обернуться. Мы остановились перед решеткой изолятора, послышался лязг замков, скрип плохо смазанных петель. - Лицом к стене! Заходи! Я послушно шагнула в камеру, попытавшись задержать дыхание. Две сокамерницы – молодая девушка в вызывающем гипюровом платье, открывающим гораздо больше, чем следовало, и грузная женщина с обесцвеченными волосами и уставшим лицом, закутанная в какой-то мешковатый балахон, уставились на меня, прекратив разговор. Мне пришлось вспомнить краткий курс юного зека из криминальных телесериалов, хотя бы потому что я не имела права сейчас поддаваться отчаянию и панике от того положения, в котором оказалась. Опустила взгляд себе под ноги, не обнаружив носового платка, о который стоило вытереть ноги, подняла голову и кивнула двум женщинам. - Привет, сестренки. Слава богу, всплывший в памяти отзыв «стол не мыльница, параша не хлебница» мне не пригодился. Да и киношная тюремная романтика явно была далека от реальности. Более старшая ответила сразу, а на лице молодой жажда развлечения сменилась колебанием, прежде чем она поздоровалась в ответ. Ее голос, похожий на скрип петель, прокуренный и грубый, царапнул по нервам: - И тебе не хворать. Ты как здесь? - А, от скуки решила по мэру пострелять из рогатки. – Шутка подействовала, и я кожей уловила волну расположения обеих заключенных. Мадам в гипюре грубо заржала, а старшая улыбнулась: - Я Людка Беглая. А она Ляся. - Ляйсан, - грубо поправила девушка, судя по внешности, казашка. – А на кой ты стреляла в мэра? Его же облизать с ног до головы хочется, ты его хоть вживую видела? Я бы ему на шару отдалась. Бог! - До бога этому Джастину Биберу, как до Киева раком. – От моих слов Ляйсан снова захохотала, прикрывая рот рукой. «Шлюха», - сообразила я, увидев безвкусно выполненную татуировку в виде бабочки с большой грудью на ее кисти. Успокоившись, она смахнула слезы смеха. - А у меня мамка район не поделила с другим сутенером. Меня прямо с клиента и сняли, в чем была. Все им неймется, со своими разборками. - А меня за эту, о, «несанкционированную торговлю ликероводочными изделиями на стихийных рынках»! – поделилась Людка. – Ну а без балды, за что тебя? - Хрен его знает. Шьют наркоторговлю, менты поганые. - Е*ать тебя в рот! Серьезно? – Ляся аж подскочила на месте. – Кто у тебя следак? - Дюжев. - А, еще не довы*бывался, перхоть подзал**ная. То еще чмо, за бабки и мать родную засадит. Мамка говорит, его скоро снимут к едрене фене, заигрался. У тебя курево есть? - Да отобрали, суки. – Коммуникация была выстроена, можно было не опасаться за свое здоровье в камере. Я бы вырвала патлы обеим, если бы меня осмелились тронуть, но температура не спадала, а в таком ослабленном состоянии не надо быть пророком, чтобы понять, на чьей стороне окажется перевес. Я шлепнулась на грубую лавку, закинув ноги и не снимая туфель. – Адвокат придет, конфискую. - У тебя адвокат? - Да чет типа того. Я Юлька. Можете звать Тимошенко. - Абзац! Слушай, хочешь, расскажу мою историю? – казашка подсела ближе. Неизвестно, сколько времени она уже тут находилась, но сенсорный голод был налицо. - Давай, - я заняла более комфортное положение на лавке и изобразила прилежное внимание. - Звонит мне, короче, утром мадам, говорит, давай, телка, штукатурку на рожу и подтягивайся по адресу… Я слушала ее, удерживая на лице почти восторженный интерес, не обращая внимания на ломоту во всем теле и подступающую мигрень от ее скрипучего голоса. Повествование растянулось как минимум на час, маты и ругательства перемежались подробностями прерванного полового акта в грубоватой форме. Жрица любви так увлеклась, что даже угостила меня сигаретой, а я кивала, выпуская дым в потолок, иногда задавая наводящие вопросы. Мне было плевать на нее и эти истории, но я боялась, что сейчас она замолчит, и меня накроет паника от незавидного положения, я начну думать о Еве и о том, что Раздобудько ничего не добьется, и тогда настанет полный песец. Кажется, мы начали обсуждать размеры мужских достоинств – о чем еще поговорить девчонкам в камере, когда шум в коридоре привлек наше внимание. Суровая зарисовка к сериалу «секс в большом городе» рассыпалась в пух и прах. Приближавшиеся говорили на повышенных тонах, о чем-то спорили, топот ног гулко отдавался по бетонному полу. Подняв глаза, я заметила своего недавнего конвоира, парочку полицейских и двух широкоплечих мужчин в черных костюмах. Процессия остановилась возле нашей камеры, и я удивленно подняла брови, когда конвоир заискивающе закивал и принялся отпирать замок камеры. - Это еще кто? – напряглась Ляся. – Слушай, ты реально наркобаронша? Я оглядела двух в костюмах, и когда заметила у одного из них выпуклость под пиджаком на том месте, где мой Борис всегда носил кобуру, так успешно забытая в разговоре паника шарахнула по позвоночнику ментоловой изморозью. Твою мать… кто у нас аналог американского АНБ? Все настолько серьезно, что мое дело передали выше, этому псевдо-ФБР от родного государства? Кажется, мне реально хана, если это так! - Кравицкая, на… Юлия Владимировна, будьте любезны, выходите… - заблеял мой конвоир, открыв наконец двери и заискивающе поглядывая на меня. Сокамерницы уронили челюсти, а я поспешно вскочила на ноги, ничего не понимая. Волна облегчения от того, что меня не будут пытать в кабинете Дюжева, схлынула очень быстро. Кто знает, какие методы у этой конторы! Хорошо бы детектор лжи и сыворотку правды, иначе… - Ну, девчата, не поминайте лихом! – голова вновь закружилась, когда я встала на ноги и шагнула навстречу этой делегации, сжав кулаки, чтобы не дрожали. То, что на меня не надели наручники и не заставили держать руки за спиной, ни капли не успокоило. - С вами все в порядке? – спросил один из мужчин в костюме с непробиваемостью киборга. Я могла только кивнуть. Местные работники буквально бежали впереди нас, открывая стальные двери, и я неуверенно направилась к выходу в оцеплении этих двоих. Это засада. Надеюсь, они не откажут мне в последнем звонке. Я настроилась на самое худшее, но шок от того, что я увидела в коридоре и кабинетах, перебил эту панику. Помещение было заполнено представителями милиции, кабинет Дюжева обыскивали, тогда как он сам, а также его напарник сидели на стульях лицом друг к другу. Теперь наручники красовались на их запястьях. - Юлия! – я перевела ошарашенный взгляд на главу СБУ Авдеева. Весь ужас произошедшего вместе с осознанием, что я в безопасности, что все прошло, накрыл меня откатом теплой волны, и я практически упала в объятия друга семьи. Его слова доходили до меня, как сквозь вату. Взят с поличным опер-коррупционер… подстава ради звезд на погоны… была разработана операция и давно их вели, дело лично под контролем у… Значит, мне не показалось. В каком бы ужасе я ни была, мне это, вашу мать, не показалось. Я узнаю этот взгляд из тысячи. Сигнальный маяк «спасаться и бежать», и в то же время молчаливое напоминание о том, кто уже цепко зажал в руке поводок от моего ошейника. Я даже не заметила семейного адвоката, лишь сухо поблагодарила. Мой взгляд был прикован к фигуре мэра, который отстраненно наблюдал за проводимой операцией. Сейчас он как раз выслушивал доклад кого-то из СБУ, в то время как глаза скользили по моему лицу без какого-либо выражения. Меня вновь накрыло десятым валом цунами цвета крепкого кофе с горьким привкусом. Кому-то он мог показаться изысканным, кому-то слишком крепким, и даже опасным, потому как мог разорвать сосуды одним своим вторжением. Кто-то мог пригубить этот напиток и получить удовольствие. А для кого-то он стал таймером, запустившим роковой отсчет до остановки сердца. Кажется, я едва не всхлипнула от приступа панической атаки, когда он прервал свой разговор и сделал шаг мне навстречу. Слезы защипали в глазах, сердце сделало опасный кульбит, отозвавшись почти забытой болью в ребре и предплечье. Лихорадочный жар от повышенной температуры выбил испарину по позвоночнику, и я непроизвольно отшатнулась под удивленным взглядом семейного адвоката и друга семьи. Я была готова почти умолять их спрятать меня, закрыть стеной от приближающейся фактурной тени моего ожившего кошмара. Почему они оба поспешили найти себе какие-то дела, стоило мэру остановиться буквально в шаге от меня? Я недоверчиво вжалась в стену, готовая вытянуть вперед руки и закрыться, прогнать эту реальность, стереть тень его присутствия. Кажется, я все же всхлипнула от нового шока. Правда, без слез, когда сканирующие лазеры бесчувственного эспрессо скользнули по моему лицу. Играть в игры и обманывать саму себя не имело смысла: я боялась этого человека до безумия. Настолько, что в этот момент все отошло на второй план – скопление огромного количества свидетелей, кратковременная радость от освобождения, мысль о том, что я скоро увижу дочь. Остались мы вдвоем, а еще его бескомпромиссная, подминающая воля, от которой все мои попытки держаться и бороться утратили смысл. Когда Дима стянул со своих плеч пиджак, я инстинктивно обхватила себя ладонями, стремясь закрыться на подсознательном уровне. Его прикосновение обожгло током, и я опустила глаза в пол, понимая, что бесконтрольная дрожь не укрылась от его внимания. Пиджак лег мне на плечи, только я не ощутила тепла от прикосновения согретой ткани и ненавязчивой успокаивающей ласки легкого сандалового аромата. Все было чужим и угрожающим. - Поехали, - нет, его голос не резал клинками сотни ножей, но я непроизвольно затрясла головой. - Нет… куда?