- Все хорошо. Все закончилось. Я отвезу тебя домой, ты очень устала… Глава 14 - Хватит! – одного этого слова, звонкого, как удар хлыста, достаточно, чтобы я прекратила биться и смущать персонального водителя Лаврова. Я ничего не могу с собой поделать. Приливы неконтролируемой дрожи сотрясают тело, заставляя вжиматься в кожаную спинку автомобильного сиденья, пальцы скрещенных на груди рук впились в плечи до тупой боли, которая практически не различима на фоне сумасшедшей аритмии. Я замираю от прикосновения его ладони, оставив попытки вырваться и провалиться, преодолев материальное пространство, хоть куда, но только подальше от него. Чувствую, как моя дрожь перетекает к нему через накрывшее плечо пальцы и понимаю, что выстоять у меня больше нет и не будет никаких шансов. Я уже заранее понимаю, что проиграю, и не имеет значения, что завтра будет новый день и я попытаюсь снова победить в этом беспроигрышном для него одного противостоянии. Я уже надломлена одним осознанием его власти, которая сейчас припечатала меня к коже кресла своим осязаемым прессом. Целой аптеки недостаточно, чтобы я пришла в себя. Ничтожно мало будет даже того самого пакета с белым порошком, чтобы забыться и скинуть с себя тяжелые цепи его диктатуры. Ни одному кибер-ножу не вырезать тот участок мозга, который ответственен за страх перед неизбежностью скорой агонии в его руках, потому как этот ужас вшит стежками колючей проволоки поверх сердечной мышцы, позвоночных дисков, всех артерий. Хирургическое вмешательство невозможно, пока его пальцы лежат поверх моей аорты, готовые сжаться в любой момент, и чем сильнее я буду трепыхаться в этом захвате, тем мучительнее будет асфиксия. Время расставило все по своим местам? Да, расставило. Подарило мне нерушимого архангела с горящим мечом за спиной и иллюзию безопасности, с тем чтобы однажды так жестоко и беспощадно отнять. Падший же ангел был терпелив и сосредоточен в ожидании подобного момента, он использовал это время с пользой, поднимаясь к тем вершинам, куда простой смертный никогда бы не смог добраться. С каждым движением стрелки часов, которое так незаметно складывалось в дни, недели, месяцы и годы, я летала в белоснежных облаках счастливой эйфории, и даже грозы не могли омрачить этого счастья, а он терпеливо наблюдал (почему-то я в этом больше не сомневалась) за моим полетом, вкладывая свои эмоции и остатки прежнего себя в новую стратегию. Успех приходит к тому, кто умеет ждать, - я так часто повторяла это себе еще со школы, но никогда не могла предположить, что эта трактовка может прозвучать в столь зловещем ключе. Проклинал ли он меня за тот самый звонок Вадиму, который поставил крест на наших ненормальных взаимоотношениях и подарил мне свободу… ту, от которой хотелось выть и покончить собой, но все же свободу? Не мог простить того, что я вышла замуж за Алекса, а не впала в пожизненный траур? Или все до банального просто: ему однажды стало скучно на своем олимпе политической власти настолько, что захотелось подарить себе дозу запредельного эмоционального наркотика чужих слез, страха и боли, и это было гораздо проще сделать с той, в чью систему ты проник в свое время агрессивным трояном. Его не заметил ни один антивирус, потому как он залег на дно, дожидаясь того самого рокового щелчка мышью, чтобы влиться в сущность ослабленной после недавнего горя Юли Кравицкой. Новые коды самой бескомпромиссной программы проросли отравляющими метастазами в моем теле и сознании, и только от благоразумного соблюдения пока неозвученных правил зависело, позволят ли мне существовать дальше или же сожгут систему дотла. Это даже не месть. Это просто жестокие игры тех, которые возомнили себя властелинами мира в одном отдельно взятом городе. - Я не буду… мне просто холодно. – Как я еще не всхлипнула под его цепким взглядом? Пальцы соскользнули с моего плеча, но сам Лавров не сдвинулся с места. Клинки его взгляда, казавшегося особо темным в полумраке салона «порше», оставляли отпечатки обжигающего равнодушием холода на моих горящих щеках. - Выключить климат? - Нет… это простуда… Непроизвольно зажмуриваюсь и снова дергаюсь, когда теплая ладонь накрывает мой пылающий лоб. В этом жесте минимум ласки, только отработанное до автоматизма действие циничного терапевта. Мне хочется посмотреть ему в глаза и увидеть в них хоть малейший проблеск человечности, но я боюсь потерять над собой контроль, если увижу в них что-то совсем противоположное собственным ожиданиям. - Приедешь домой - и в постель. Ты уверена, что тебе не надо показаться доктору? - Уверена. Он ничего нового мне не скажет, – вздыхаю с облегчением, когда ладонь соскальзывает с моего лба, задев ресницы в подобии сухой ласки. - Я так и не поблагодарил тебя, - мэр Харькова отводит взгляд, и мне действительно становится легче дышать. – Без тебя бы не удалось провернуть подобную операцию. Жаль, что тебе пришлось провести в камере некоторое время, но полицейский беспредел в своем городе я не потерплю. - Наркотики! Ты серьезно? – я не понимаю, как еще могу говорить. – Сам их подбросил в стол или… - Не имеет значения. Ты чем-то недовольна? Два оборотня в погонах пойманы с поличным, я сделаю все, чтобы они загремели на долгий срок за решетку. Эту операцию разрабатывали давно, где еще лучше всего их ловить, как не на своей территории? Если бы ты не заигрывалась в депрессию, была бы в курсе дела. - Штейр… - вспоминаю я, подскочив на месте. Лавров ухмыляется. - Да отбыл домой полчаса назад. И рад был тому обстоятельству, что посодействовал органам в поимке преступников, в отличие от тебя. - Я должна радоваться тому, что меня лапали эти у*бки, угрожали запытать до потери пульса и в довершение всего закрыли в камере? - Прости, досадные неудобства, но без них было не обойтись. Все же завершилось благополучно? Тебя даже не ударили, не заставили подписать бумаги под давлением, и в камере, если верить видеозаписи, ты нашла новых подруг. Кстати, понравилось тебе в клетке, Юля? Я не успеваю пропустить через все нейроны шокирующий смысл последней фразы. Дрожь не уходит, я смотрю в окно на проносящиеся мимо огни витрин и фонарей. Город живет своей жизнью, наслаждается наступившей весной, и никто не догадывается, что творится в душе у потерянной девчонки, сжавшейся в комочек на сиденье дорогого автомобиля с особым номерным знаком. Что я могу сейчас сделать? Выпрыгнуть на асфальт из этого гребаного катафалка или упасть в ноги его обладателя? Пусть скажет, что мне нечего больше бояться, пусть соврет, мне плевать, этот ужас просто убивает сейчас внутри все живое! Закусываю губы, делая вид, что не расслышала вопроса. Впрочем, он не настаивает, тяжелое молчание забивает последние гвозди в мою расшатанную нервную систему. Я смотрю в окно, задержав долгий взгляд на фонтанах с подсветкой возле театра оперы и балета, и с отчаянием приговоренной к смерти понимаю, что эта красота больше не радует, я никогда не смогу смотреть на нее глазами прежнего восторженного ребенка. Это не мой город. Он стал для меня самой коварной ловушкой, из которой больше нет выхода. Зачем только я сюда вернулась, зачем убалтывала Илью принять это проклятое наследство? Почему не побежала в суд и не оспорила это завещание? Память Алекса? Что я обрела взамен на соблюдение этого закона чести? - Ты же не просто так это организовал, правда? – отвожу взгляд от мерцающих витрин «Аве Плазы». Кажется, я близка к тому, чтобы банально разрыдаться. Сбрасываю с плеч его пиджак – еще один раздражитель. Меня уже ломает этот город, выжигает сетчатку световыми бликами, сдавливает в тиски серыми стенами зданий, царапает в кровь колени брусчаткой улицы Сумской. Два огромных черных крыла нового властителя преисподней закрыли солнце светонепроницаемым куполом, ни о чем не подозревающие жители Харькова бьются в его стенах, словно мотыльки о стекло, и только я осознаю весь ужас своего нового положения. Сколько бы мне ни доказывала Лера, что Лаврову на меня плевать, как бы ни успокаивала Крамер – интуиция никогда не врет. Мне так хотелось сейчас запихать в топку уязвленное самолюбие недооцененной стервы, к ногам которой не упали после того, как она стала вдовой, я готова была буквально молиться о том, чтобы завтра мэр увлекся новой пассией и оставил меня в покое! Я настолько на пределе, что снова вздрагиваю, услышав щелчок… всего лишь замка, а не карабина ошейника, как мне изначально показалось. Перевожу настороженный взгляд на кожаный кейс в его руках. Эти пальцы, которые однажды лишили меня покоя и даже сейчас вызывают легкое смятение от одной только мысли, что могут оказаться на моих губах, уверенным жестом достают прозрачный файл-скоросшиватель с документами. - Вот, можешь оставить себе на память. – Градус абсолютного нуля делает резкий скачок вверх, когда я вижу его улыбку и легкий прищур. – Как они еще тебе плантацию марихуаны в Колумбии не приписали. Не все наделены изысканной фантазией. - Мне без надобности, еще дочь найдет, проблем не оберешься, - я хочу забыть сегодняшний день и никогда о нем не вспоминать. - Это оригинал. – Тень улыбки сметена новым переключением в режим бесчувственного киборга. Так и не отступивший страх вновь накрывает меня предчувствием скорого апокалипсиса. – Скажу откровенно, вначале я думал оставить его себе. Насколько я вижу, понятия покорности и покладистости тебе так и не стали близкими, а последние события убедили меня в том, что с тобой даже Анубис не справился. Зная твою страсть к глупым и лишенным смысла акциям протеста, считаю своим долгом предупредить сразу: я не намерен терпеть подобное. Если мы партнеры, этикет и элементарная вежливость должны присутствовать по умолчанию. Политика – игра без правил. Я хоть где-то должен быть уверен в том, что не получу нож в спину. Но в свете того, что у тебя напрочь отсутствует чувство такта и, как я погляжу, инстинкт самосохранения, пришлось принять меры. Аритмия срывается с цепи, я только чудом не опускаю глаза, может быть, потому, что Дима сейчас на меня не смотрит. Слежу за поворотом его головы, за застывшей на лице маской скучающего аристократа, за движением его губ и не понимаю, почему не могу отвести взгляд, кроме того, хочу и дальше слышать его голос, хотя знаю: то, что сейчас прозвучит, мне совсем не понравится. - Я не буду хранить эту пародию на уголовное дело у себя и повторно давать ему ход в случае твоей неуступчивости. Я просто хочу, чтобы ты понимала: сегодня мне ничего не стоило устроить тебе демо-версию вероятного будущего, надеюсь, ты все прочувствовала и сделала соответствующие выводы. Не стоит пояснять, что я могу с тобой сделать, в случае если мои приказы не будут выполняться с полуслова? - Я не… - у меня закончились слова, потому что все мои опасения сейчас обретают осязаемый звук, заключенный в спокойном тембре его голоса. В нем нет торжества или злорадства, обычная констатация факта. - Тебе по-прежнему нельзя давать никакого выбора. Давай, чтобы ты понимала свои перспективы, я скажу тебе прямо, без кругов вокруг да около. Равноправие и партнерство остались только на бумаге, оттого, что мы завтра ее подпишем, ничего не изменится. Доход по-честному делится поровну, мне отнимать у тебя хлеб нет никакого резона. В остальном в клубе остается одна негласная власть… моя! Все мои правила обязательны к исполнению, завтра ты их услышишь. И давай, бога ради, без истерик и соплей, можешь выпить успокоительного, если я увижу слезы или дерзость, последствия для тебя будут очень плачевными. Уяснила? - Правила? – я продолжаю катастрофически тупить. Небо просто падает, не в состоянии удержаться на моих хрупких плечах, которые придавлены к земле этими словами бескомпромиссного фатума. - Правила, Юля. Давай, режим бедной сиротки – офф, прямо сейчас. Чтобы ты не тряслась и не доходила до крайностей, могу сказать одно – при посторонних мы будем вести себя именно как партнеры по бизнесу, я не собираюсь подвергать тебя публичным унижениям… но только в случае твоего абсолютного послушания! Не советую испытывать мои пределы, так как ты уже поняла, что никто и ничто меня не остановит. Я понимаю, ты хочешь спросить, за что я так с тобой, но это долгий разговор. Сегодня ты должна поцеловать дочь, лечь спать пораньше и завтра к полудню быть в клубе. Обещаю ответить на все твои вопросы, перед тем как отберу у тебя право их задавать. Можешь составить список, чтобы ничего не упустить. Мне хочется закрыть глаза руками и отключиться. Это все настолько ужасно и цинично, что рассудок не может справиться с подобной информацией. - За что ты мне мстишь? – сама не поняла, как прозвучал этот вопрос. Губы дрожат, и я понимаю, что непроизвольно вжалась в спинку кресла. Я готова закричать, когда он захватывает мой взгляд тисками кофейной тьмы, не позволяя опустить глаза. - Я думаю, «месть» не совсем правильный термин. Хотя она тоже подогревает любую мотивацию. Боюсь, я не уложусь в оставшиеся до твоего дома семь минут, поэтому ты простишь мне, если этот вопрос мы обсудим завтра в клубе? От этой вежливости – совсем не издевательской и не злорадной, меня выбивает зимним холодом по всем системам. Я забываю даже о том, что нас слышит его водитель, который, я знаю, останется равнодушным ко всему, что бы ни произошло в салоне «порше» его босса. Мне хочется кричать и пытаться достучаться до сути, только страх заключил союз с инстинктом самосохранения. Я больше не та боевая девчонка, которая едва не убила его стальными оковами шесть лет назад. Нас теперь двое, я и Ева, и это связывает мне руки посильнее кожаных ремней. Я только киваю, соглашаясь со всем услышанным, и жду того момента, когда за мной закроются двери особняка. Я наберу свою малышку, несмотря на позднее время, скажу, как ее люблю, после чего приму ванну и лягу спать… как мне и велели. Но нет, у Лаврова совсем иные планы. - Пока есть немного времени… - расслабленный жест ладони и ощутимые тиски пальцев на моем подбородке. – Я заметил, ты все время жмуришься от боли. До сих пор болит? Если бы я только услышала намек на сопереживание или ласку, я бы согласилась со всеми правилами вслепую. - Да… что-то долго. - На днях должно отпустить. Надеюсь, у тебя хватит благоразумия не допустить подобного в будущем? – я молчу, закусывая губы от этой циничности. – Впрочем, сейчас кое-что попробуем. Сомкни руки в замок на затылке. Меня накрывает уже горячей волной протеста с возмущением. Я не шевелюсь, только сдавленно всхлипываю, когда хватка на подбородке усиливается. - Юля, в каком согласии ты пытаешься меня заверить, если отказываешься сделать даже элементарные вещи? Не надо. Пожалуйста, не говори со мной подобным тоном. Я же сейчас просто не сдержусь! Ты хочешь истерику века? Ты хочешь моего окончательного сумасшествия? Пожалуйста! Легкий хлопок обжигает скулу. Кажется, я не сдержалась, несколько предательских слезинок покатились по щекам, смывая отпечаток унизительной пощечины. Если до этого удара я еще могла надеяться непонятно на что, сейчас оказалась просто продавлена волей своего мучителя до основания. Я чересчур поспешно выполняю этот приказ, не обращая внимания на отголосок боли в предплечье. - Больно? Давай, только честно. - Н-немного… - Хорошо. Опусти руки. Теперь вполоборота ко мне и нагни спину параллельно полу. Меня снова кроет спиралями ужаса от одной мысли, зачем это понадобилось, но я выполняю этот унизительный приказ. Практически касаясь пылающим лбом его бедра. Кожей ощущаю фактуру дорогой ткани брюк, просто вновь внутренне вздрагиваю от очередного приказа: - Теперь в замок за спиной и немного подними вверх, – его пальцы захватывают мои сплетенные руки и поднимают вверх. Это уже сложно вытерпеть, рефлекторные слезы боли катятся из моих глаз, я едва различаю сквозь багровую пелену, как быстро их впитывает ткань костюма моего мучителя. Я даже не понимаю, что меня отпускают и насильно заставляют разогнуться и сесть прямо. - Расстегни платье. - Что?! - Ты слышала. Давай, расстегни платье и покажи место удара. В его голосе по-прежнему нет угрозы, но я не смею ослушаться. Волны унижения без намека на эротическое волнение расцвечивают щеки лихорадочным румянцем. Все это, вашу мать, на глазах у отмороженного водителя, который так же уверенно сжимает руль, словно ничего экстраординарного на заднем сиденье не происходит. Разум понимает, что ослушаться - значит усугубить свое и без того незавидное положение. Снимаю жакет, тяну змейку вниз и скатываю рукав к локтю, открывая цепочку гематом – поцелуев хлыста. Мне хочется зажмуриться, не видеть его лишенного каких-либо эмоций взгляда, отшатнуться, когда он накрывает следы своих зверств ладонью. Его прохладные пальцы приносят подобие облегчения, боль уже незаметна под их почти ласкающими нажимами. Кажется, воздух в салоне автомобиля сгущается, давит ощутимым прессом, одно я понимаю очень ясно с накатом шокирующей обреченности и желанием уснуть и не проснуться – это не забота превысившего полномочия владельца бесправной игрушки, это доза эндорфина в его кровь от осознания того, что он со мной сделал. Я физически ощущаю его восторг победителя. История повторилась. В первый раз это были ряженые братки. Во второй – менты. Игры повзрослевших агрессоров не меняются, комбинация шантажа и теоретического выхода из ситуации всегда проста и однообразна. Просто тогда, в первый раз, мне не пояснили, чем для меня закончится подобное рабство. Теперь я знала это наверняка, и временных рамок не существовало. - Все, одевайся. – Я едва не ломаю змейку, когда застегиваю платье дрожащими руками и стягиваю на груди полы жакета, словно это может меня уберечь от его измывательств. – Давай так. Если завтра не станет легче, я отвезу тебя к специалисту. Отказываться от некоторых действий очень не хочется. Я устало киваю, не замечая, что мы уже несколько минут как стоим возле ворот моего дома. Шок щадит меня, весь ужас положения еще не достиг сознания в полном объеме, слишком много событий для одного дня. Ловлю на себе взгляд того, кто уже в который раз поставил себе целью перевернуть мою жизнь с ног на голову. Первая фаза цепной реакции запущена, обнуление невозможно. Лезвие остро заточенной катаны режет мой мир на «до» и «после», а я пока еще не чувствую глубину этой боли под анестезией потрясения. Вновь тяжелое молчание зависает в салоне авто, а я задыхаюсь и жажду избавиться от кошмара, потому что подсознательно боюсь того момента, когда до меня наконец дойдет, что же именно только что произошло. - Ты все запомнила? Я тебя очень прошу: ложись спать и набирайся сил. Завтра у тебя тяжелый день. Спокойной ночи, Кравицкая. Я сглатываю, чтобы произнести заученную фразу прощального этикета, пока невозмутимый водитель открывает дверцу автомобиля. Я держу себя в руках? Нет, все куда более трагично: я отрицаю ужас обновленной реальности. - И вам приятных снов, господин мэр. Я больше не смотрю ему в глаза, но чувствую, как он улыбается. Доволен, как Цезарь, который словами «veni, vidi, viсi» уведомлял о быстрой победе и завершении войны. Эндорфин в его крови триумфатора зашкаливал. - Не надо этих формальностей, партнер, - легкое веселье у него в голосе. – Можно просто… Господин! Я не плачу и не сползаю на землю, просто вырываю свой клатч из его рук и уверенно направляюсь к воротам. Ключи находятся с первой попытки, я на автомате открываю двери и смотрю себе под ноги, машинально продолжая дефилировать по фигурной плитке. В гостиной и кухне на втором этаже горит свет, я предвкушаю момент, когда обниму Валерию и буду просто молчать, наполняя ослабевшие чакры потрясающей уверенностью и жизненной волей этой женщины до тех самых пор, пока сознание не подкинет беспроигрышный сценарий противостояния новому кошмару. Но моему желанию в который раз за день не суждено сбыться. - Почему вы еще в доме? Управляющий и горничная прерывают свою беседу. - Добрый вечер, Юлия Владимировна, еще нет девяти часов… - они умудряются произнести это одновременно. - Ванную с маслом лаванды и фруктовый салат, оставьте на кухне и можете быть свободны. Лаванда не дает никой гармонии и спокойствия душе. Адаптол – запросто, несмотря на свое практически рабское название от слова «адаптироваться». Сейчас я хочу спать и стать ближе на шаг к непокорной и изворотливой Скарлетт О,Хара, которая любит подумать «обо всем этом завтра». Мне бы хоть каплю ее гибкости, уникального дара перевоплощения в обманчиво покорную леди… Увы, ее далеко не глупые игры Ретт Батлер щелкал как орехи. - Мам, позови к телефону Еву, - шок еще окончательно не отступил, я просто блокирую черные мысли глубоко внутри. Обслуга разъехалась по домам. Я заставляю себя съесть хотя бы несколько ложек салата из киви с ананасами, не ощущая вкуса. Аппетит уже уничтожен напрочь. Что будет следующим? Сознание, тело, воля к жизни или все вместе по щелчку пальцев моего непробиваемого экзекутора? - С тобой все хорошо, доченька? У тебя голос уставший… - Все хорошо, мама. Я очень много работаю, мне больничный брать себе дороже. Тебя Евочка не сильно замучила? Я послезавтра заберу ее домой…