- Хочешь сказать, ты оставишь пост мэра и переберешься сюда? Забавный дауншифтинг. С минуту мы просто смотрели друг на друга, и никто не был готов проиграть в поединке. Я смотрела, как лед в глазах Лаврова тает, уступая место покровительственной иронии. Нет, он по-прежнему так и не разжал ментальную хватку на моих пульсирующих артериях, и, когда заговорил, я убедилась в том, что жалеть меня или менять поставленные условия никто не собирался. - Твоя дерзость, с которой ты пока не решила, что именно делать: прикрутить или отпустить на волю, - вот что забавно. Мне показалось, ты вчера все поняла. Я был недостаточно убедителен? Я ответила подобием улыбки. Пока что разговор не пересек опасные черты, и хотя интуиция вопила в голос, призывая остановиться, сознание упорно с ней не соглашалось. При упоминании о вчерашнем вечере (меня не так сильно напугали полиция и тюремная камера, как то, что последовало потом) градус дерзости ощутимо снизился, сигнализируя об опасности точечными уколами по всей сердечной мышце и позвонкам. На щеке фантомно запульсировал отпечаток от пощечины, токсин циничного шепота продолжал убивать внутри все защитные барьеры, а подсознание уже оценило масштабы надвигающейся катастрофы, разрушительные последствия которой от меня не сочли нужным скрывать. - Контракт? Покончим с формальностями? – я старалась следить за его руками. Дмитрий покачал головой, а я внутренне сжалась от его взгляда. Так смотрят на трепыхающуюся в сачке бабочку, перед тем как приколоть ее иглой на стену. Он не сказал ничего, а я от злости прикусила губы, осознав, что не могу отвести глаз от его пальцев, ловко расстегивающих змейку и замки кейса. Укус запредельного возбуждения пронесся по телу со сверхзвуковой скоростью. Нашла время и место фантазировать о прикосновении этих пальцев, ничего не скажешь! Воображение редко щадило меня. - С тобой все в порядке? Белоснежный лист документа лег на стол передо мной. От насмешливой улыбки Лаврова я сильнее сжала зубы, едва не прикусывая губу до крови. Будь я проклята, этот гребаный эмпат считал мое состояние до последнего удара взбесившегося пульса. Прошло до хрена времени, а он продолжает читать меня, как открытую книгу, упиваясь этой непроизвольной обраткой с триумфом прибалдевшего императора! - Все хорошо. – Я не знаю, как выдержала его взгляд, но скулы залил румянец за миг до того, как взорваться во всем теле предательской аритмией. Я слишком поспешно нажала кнопку вызова референта и едва не взвыла от бессилия, осознав, что мой голос дрожит. - Влада, свяжи меня с Раздобудько, сейчас же. Жду. - А как же «кофе для господина мэра, по совместительству нового владельца клуба»? – Лавров отодвинул один из стульев, а затем перевел на меня внимательный взгляд. – Я не понимаю, почему должен стоять все это время, когда с тобой говорю. Ты намерена устранить эту проблему или будешь и дальше упиваться иллюзией нашего равноправия? Я непроизвольно сжалась, словно холод его голоса мог заморозить меня на месте. Можно было сказать, что его настроение менялось с космической скоростью, но я уже знала, что так начинается активация психологических качелей. Сердце царапнуло неприятным ощущением униженной неопределенности, о взгляде в его глаза в этот момент не могло быть и речи – я бы капитулировала сразу. Не будет же он, в самом деле, тащить меня за волосы из кресла? Я не была в этом уверена. - Если ты не против, я намерена подписать контракт в своем кресле. Можешь вызвать своих дизайнеров, но, боюсь, долго придется стоять, пока они переоборудуют кабинет. Ну, или воспользоваться одним из стульев. Лавров сделал быстрый шаг вперед. Я едва не закричала от испуга, но тут надвигающуюся панику прервал звонок соединения, и я быстро сняла трубку. - Здравствуйте! – адвокат сейчас был моим спасательным канатом. – Мне нужно ваше одобрение по поводу одного документа, будьте добры, – не обращая внимания на Лаврова, перекрывшего обзор, я привстала, потянувшись к факс-аппарату. Меня обдало теплом и аурой первобытной власти этого мужчины настолько, что я едва не помяла документ, а сердце вновь сорвалось в запредельный бег по пересеченной местности моих страхов и ожидания неизбежного. Я случайно задела щекой отворот его пиджака, и все защитные системы организма напряглись, предупреждая об опасности быть пойманной то ли в тиски этой вседозволенности, то ли в клетку никуда не исчезнувшего влечения. - Типовой контракт, - нарушил молчание Раздобудько. – Юлия Владимировна, вам будет комфортнее дождаться моего звонка или же… - Нет, если можно, пожалуйста, оставайтесь на линии! Только его незримое присутствие сейчас не дает мне сорваться, держит сознание на плаву, и, самое основное, не позволяет Лаврову заехать мне по лицу или задушить прямо в кресле за проявленное неуважение. Я выслушиваю отчет адвоката о том, что документ можно подписывать смело, он не содержит юридических капканов или неточностей, хочу продлить этот разговор, но, увы, Раздобудько ссылается на неотложные дела и прощается. - Это было лишним. – Голос Димы спокоен. – С какой стороны ни посмотри, это лишнее. Подпишешь ты его или нет, ничего не изменится, твои права остались только на бумаге. Я сглатываю комок в горле, уже не сопротивляясь атаке беззащитности, и ставлю размашистый росчерк в подписи на этой филькиной грамоте. - Отлично. – Вздрагиваю, осознав, что его пальцы сжались на пряди моих волос. В этом жесте нет агрессии, но нежности или сопереживания с попыткой успокоить в нем тоже не значится. – Теперь поговорим, Игрушка. Все сжимается внутри от его голоса и от того, как новое обращение звучит на его губах. Мне бы молчать, а я все же говорю, понимая, что этот униженный лепет сейчас делает фелляцию его эго своим уязвимым шепотом: - Ты получил клуб, но не меня… Ты же понимаешь, мы живем… - В самой свободной стране на свете, и все другие страны нам завидуют, - игра с локоном моих волос ему быстро наскучила, пальцы перемещаются на затылок, слегка массируя кожу головы. Этот приятный жест призван успокоить, но я близка к слезам, потому что в контексте последних событий это жест собственника, изучающего новый экспонат в своей коллекции. Его сердце бьется на уровне моего лба. Бьется. Оно у него есть, сколько бы я ни убеждала себя в обратном, но это не значит ничего. – Юля, у тебя было время подготовиться. Хватит дрожать и пытаться вызвать во мне переустановку ценностей, потому что ты напрасно потеряешь время и силы. Я всегда получаю то, что хочу. Вздрагиваю, когда ладонь накрывает мою щеку. Такой интимный жест, вызывающий инстинктивное желание потереться о руку, подобно кошке, взрезает сознание болезненными надрезами неправильности всего происходящего. Это не ласка и не попытка успокоить, это спокойствие бессердечного инквизитора, настолько уверенного в своей власти и собственном превосходстве, что меня полностью охватывает безысходность, программируя на безоговорочное принятие неизбежного. Если я сейчас сорвусь в истерику и разрыдаюсь от невыносимого ласкового прессинга прямо за этим столом, градус его отношения не потеплеет ни на миг. Скорее всего, он даже ничего не сделает, чтобы мне помочь, будет наблюдать за моей болью с таким же отмороженным выражением на застывшем лице. - Что?.. – я могу только шептать, преодолевая тиски отчаяния на сжавшемся горле. – Что тебе нужно? - Только тебя, моя девочка. Полностью, никаких исключений. Мне нужна абсолютная власть над твоей волей и сознанием. И ты мне отдашь ее до последней капли, лучше сама, и как можно быстрее, потому что я, к сожалению, люблю использовать самые разнообразные и не всегда приятные методы, чтобы получить желаемое. – Пальцы перемещаются на мои губы, очертив их контур сухой лаской, а я не понимаю, когда и как успела податься вперед, ощутить щекой сатин темно-синей рубашки. Его слова убивают мою волю своим непобедимым диктатом, а сознание больше не играет в дипломатию, бьет на поражение шокирующей проекцией того, что ждет впереди. – Ты же знаешь, что для меня нет ничего невозможного, особенно сейчас? И ответь сама себе. Тебе больше понравилось, когда тебя едва не разорвали на части сотрудники милиции? Или в СИЗО? Тогда тебе наверняка придется по вкусу клетка в новой игровой комнате… Кажется, я все же всхлипнула. Я достаточно быстро повзрослела, чтобы не понимать, что он имеет в виду. - Что дальше? Наденешь на меня свой ошейник? - Юля, я думал, тебе известны правила. Прежде всего то, что ошейник нужно заслужить! Но не паникуй раньше времени, я пойду тебе навстречу и сделаю все, чтобы ты начала вымаливать его у меня как можно скорее. Считаю своим долгом предупредить, хоть и не обязан этого делать, что мои методы будут несколько отличны от того, к чему ты привыкла. Ну так что, упростишь мне задачу? Попросишь прямо сейчас? Осколки сухого льда прошили насквозь своим смертельным холодом. Я дернулась в мягком захвате мужской ладони, которая продолжала гладить мое лицо. Меня выбило из реальности захлестом первобытного ужаса от открывающихся перспектив, тело прошибло мерзкой дрожью, не имеющей никакого отношения к эротической. Лавров не мог не почувствовать реакцию моего тела на свои слова. Мягкое поглаживание возобновилось, но вместе с тем он притянул меня еще ближе. Почему я не ощущала ни капли психологического тепла и защиты рядом с ним сейчас, наоборот, продолжала дрожать, а крик отчаяния и боли царапал зажатые связки, так и оставшись не выпущенным на свободу? Я зажмурилась, останавливая подступившие слезы и едва не обмерла, заметив его эрекцию всего в нескольких сантиметрах от моих губ. Нет, меня не согрело волной желания или предвкушения, даже несмотря на продолжительное воздержание. Смертельный холод усилился при одной только мысли, что меня совсем скоро опрокинут на колени и заставят это сделать, несмотря на мое стрессовое состояние. Никогда прежде я не испытывала столь сильного протеста и ужаса при мысли об оральном сексе. Дрожь в перенапряженных мышцах усилилась, я отрицательно замотала головой в бессознательном порыве. - Секс? – собственный голос показался мне незнакомым. Глухим и обреченным. – Это то, что тебе надо? Ты из-за этого все это устроил? Ответный смех Лаврова полоснул по сознанию. Пальцы вновь переместились на мой затылок, слегка натянув волосы у корней – не до боли, но меня пронзило этими ледяными иглами насквозь от одного движения. - Девочка моя, секс никогда не был для меня особо ценной валютой. Или твой горячий темперамент сейчас заговорил твоими губами? - Ты хочешь сказать, что ты все устроил для своих психологических выносов мозга или для того, чтобы я, скажем, поклеила тебе обои, как безропотная рабыня? Потеря ощущения его ладони была внезапной. Холод только усилился, когда он легонько оттолкнул мою голову. Я не смотрела на него, но чувствовала, что он продолжает улыбаться. - Не лги мне и не пытайся отрицать, что ты этого не хочешь. Прошло довольно много времени с его смерти, особенно для такой горячей штучки, как ты. Но я не понимаю, почему ты мыслишь столь узколобо. Стоит списать на волнение? Упоминание Александра выбило новую судорогу внутри почти что изнасилованного сознания, только поэтому я промолчала в ответ на подобное оскорбление. Лавров сделал шаг в сторону, указывая пальцами на мини-АТС. - Как зовут секретаря? - В-В-Владислава, – я задыхалась и не понимала логики его действий. - Интересное имя. Переводится с украинского как «власть». – Я вздрогнула, когда он нажал кнопку вызова. – Как тебя там, малышка, подними с кресла свою очаровательную попку и принеси сюда тот самый журнал, который ты так увлеченно читала, что даже не сразу заметила мое появление. Я перевела на Диму ошеломленный взгляд. Может, я сошла с ума, и все, что было только что, мне привиделось? Вздрогнула от хлопка двери, когда на пороге появилась растерянная и слегка напуганная Влада с глянцевым изданием в руках. Новый номер «Космополитен»? Что происходит? Лавров с улыбкой, полной едва сдерживаемого превосходства, подошел к моему референту и осторожно забрал журнал из ее слегка подрагивающих пальцев. - Возвращайся на рабочее место и закрой дверь с той стороны. Никого сюда не впускай и не смей нас беспокоить до соответствующего распоряжения! Влада перевела на меня растерянный взгляд, но я лишь устало кивнула, показывая, что все в порядке. Вздрогнула уже в который раз от щелчка замка. - Как ты можешь убедиться… - Дима пролистал несколько страниц и положил журнал передо мной, раскрыв разворот светской хроники, - с сексом у меня не было, нет и никогда не будет никаких проблем. Мне хватило беглого взгляда на хронику киевской тусовки, где он с улыбкой что-то говорил на ухо скандальной певице Ларе Аркадьевой. Предполагалось, что я сейчас оторопею от приступа ревности? Или прозрею? Насмешил. Как мало иногда надо, чтобы прежняя решимость встала с колен, отряхнув придорожную пыль, и гордо вскинула голову. Что ж, у этого пуленепробиваемого киборга имелись слабые точки, и мне только что сейчас показали одну из них. Неужели он делал все это для того, чтобы еще сильнее загнать меня в тупик? - Мне как-то некогда читать журнальчики. Классный костюм. Вивьен Вествуд? Я снова победила. Но эта победа не принесла мне ни удовольствия, ни смелости. Как можно было пытаться уравнять положение, когда я оставалась загнанной в угол жертвой, практически в руках человека, который сжимал в кулаке мою волю?.. Что с того, что я не вздрогнула, когда он в два шага преодолел разделяющее нас расстояние, чтобы вновь запустить пальцы в мои волосы, но в этот раз совсем не для легкого поглаживания? - Ты одна из многих. Но ты единственная, кто будет молча принимать все, что я захочу ей дать, не имеет значения, понравится ей это или же нет! – вспышка боли пронзила затылок от захвата волос так, что я вскочила с кресла. Что ж, я, наверное, подсознательно ожидала чего-то подобного. Мое пофигистическое отношение к демонстрации Димкиной невъебенности сорвало ему крышу. Внешне он остался спокойным, но при виде оттенка запредельной тьмы в его глазах я оцепенела. – Поскольку ты сама об этом заговорила: мне нужна рабыня, в том числе и для секса. Похоже, мне придется пояснить тебе это на деле, а не на словах! - Я не твоя рабыня! Ты ебанулся! – я едва не завизжала, когда его пальцы рванули пуговицу на моих брюках. С глухим звоном она покатилась по полу, а меня накрыло приступом неконтролируемой дрожи, когда я поняла, что он расстегнул ширинку и, отпустив мои волосы, переместил пальцы на пояс обтягивающих брюк. – Прекрати! Ужас накрыл спиралями затягивающего в силки урагана. Ему ничего не стоило справиться со мной. Почему я не заорала? Почему позволила рывком стащить эти долбаные брюки вниз по своим ногам и лишь глухо застонала от подсечки по коленям. Стук отброшенных в сторону туфель отдался барабанной дробью чужой победы в пульсирующих висках. - Ты не можешь! – в два счета я оказалась абсолютно обнаженной ниже пояса. – Нет… это насилие! - Я не насилую женщин, сладкая, – в голосе Димы дрожали ноты едва сдерживаемой ярости. – Не смей дергаться, иначе я потащу тебя в таком виде в одну из комнат, где можно зафиксировать дерзких рабынь! Спиной на стол! - Нет… Лопатки прострелило глухой болью, я едва успела поднять затылок, чтобы не удариться головой о поверхность стола. Ягодицы и бедра обожгло прохладой лакированной поверхности, ужас достиг максимума, когда я поняла, что его пальцы сейчас сражаются с ремнем. Нет, я не испытала ни капли возбуждения или предвкушения… Только ужас вместе с подступающими рыданиями и осознание собственной беспомощности. Он не собирался шутить или играть, а я была абсолютной дурой, полагая, что ему не позволит гордость взять меня силой! - Расслабься и раздвинь ноги! – шепот опалил барабанную перепонку. – Юля, блядь, прекрати строить из себя целку! Или ты думала, мне будет достаточно тебя за руку подержать? Рыдания сдавили горло. Я должна была отбиваться, но умом понимала, что это ничего не изменит, максимум, чего я добьюсь – это того, что сюда влетит Влада в компании с… нет, только не это! - Рабыня не женщина, да? С ней можно так? – последняя попытка остановить, воззвать к благоразумию. Я зажмурилась, понимая, что слезы хлынули из глаз, и это его не остановило. Обманчиво-теплые ладони рывком задрали футболку, прошлись циничной лаской по полушариям груди. Судорога отвращения и неприятия выгнула мою спину на столе. - Юля, разомкни ноги и расслабь мышцы! – приказной тон ломал сопротивление на раз, а я была не в состоянии сейчас даже пошевелиться. – Не превращай это в изнасилование, твою мать! Горло окончательно сдавило царапающими петлями. Если бы я и хотела его умолять, просить остановиться или кричать, то просто не смогла бы. Пальцы мужчины впились в мои бедра до легкой боли, рванув на себя. От этого рывка лопатки обожгло огнем силы трения о глянцевый лак, а новая судорога выгнула тело, когда я ощутила прикосновение головки возбужденного пениса к моей вагине. Я была абсолютно сухая от ужаса и неприятия вместе с отвращением. - Перестань сопротивляться! Выдохни и сделай себе хорошо, твою мать. Тебе это необходимо! – с этими словами он резко толкнулся бедрами вперед, проникая в сжатые створки, которые так и не увлажнил нектар вожделения. Это только в романах героиня течет по щелчку пальцев варвара-насильника, готовая при виде члена кончать непрекращающимися струйными. Сухая, царапающая, разрывающая боль пронзила все мое естество от этого безжалостного проникновения. Я не могла даже рыдать, шок от осознания происходящего накрыл удушающим куполом, меня сотрясали вспышки физической боли с каждой фрикцией мужчины, которого когда-то я любила до потери сознания. Почему он не останавливался, продолжал рвать меня на части безжалостным вторжением, чувствуя, что мое тело его отторгает, но не делая ни малейшей попытки это прекратить? Сухое жжение внутри влагалища переросло в пожар оскорбленной плоти. Я запрокинула голову, уставившись в свод потолка, чувствуя, как сознание бьется в пылающей клетке без шанса на спасение. Картина в натяжном глянце размылась под моими слезами, но я упорно цеплялась за что-то, что позволило бы мне видеть дальше этих замкнутых стен кабинета. В небо. Выше, туда, где никому меня не достать… Ты этого хотел, да? Ты это имел ввиду, когда пришел во сне и упрашивал меня быть послушной и податливой? Когда просил проявить благоразумие и играть по чужим правилам? Тебе нравится смотреть, как твоего нежного ангела раскладывают на столе в твоем же кабинете, насилуя против ее воли?.. Ты хотел, чтобы я с этим мирилась?.. Я не поняла, сколько прошло времени. Сухой жар между ног перерос в саднящую боль. Кажется, скольжение все же стало более плавным, но это явно был не отклик тела. Его смазка или моя кровь от наверняка поврежденной слизистой? Я не рыдала и не дергалась, когда он перестал вбиваться в мое тело разрывающими фрикциями и даже не вздрогнула, когда потеряла ощущение болезненного вторжения. Его руки сжали мою талию, потянув на себя. Не было сил ни сопротивляться, ни рыдать, и я покорно позволила стащить себя со стола и поставить на ноги. Мое сердце перестало биться. Мир замкнулся на боли самого жестокого и циничного оскорбления. Не имело значения, что тепло его тела согревало кожу – он не пытался обнять меня или прижать к себе. - Посмотри на меня!