Бедро пронзило вспышкой глухой боли, но я о ней забыла в тот же момент – Дима развернул меня лицом к себе, и я непроизвольно дернула головой, впечатавшись затылком в паркет. Слезы застили мне глаза, аритмия разгоняла по телу слепящие сгустки плотского возбуждения, которому не было никакого дела до того, как истекала кровью моя душа перед угрозой изнасилования. Горло медленно затягивало петлей с нанизанным орнаментом острых осколков стекла, малейшая попытка говорить причиняла практически нечеловеческую боль. Я должна была что-то сказать… или молчать и позволить уничтожить меня раз и навсегда вместе с волей, отнять у тех, кто без меня просто не смог бы существовать. Родные. Дочь. Мне казалось, что гортань пошла кровавыми разрывами, когда я наконец заговорила. - Не… убивай нас… К спазму в горле добавился шум в ушах, и, уже практически теряя себя в омуте этой судорожной боли, я тихо выдохнула в его губы: - Умоляю, хозяин… Комната с ласковыми бликами послеполуденного солнца плясала перед моими глазами, вихри тьмы, которая уже стала моей постоянной спутницей, кружились в равнодушном танце, похоронив мою волю, пока меня выгибало на полу от беззвучных рыданий. Они не прекратились даже тогда, когда горячая ладонь накрыла мой лоб. - Успокойся. Я не собирался этого делать. Как он мог оставаться спокойным и невозмутимым при виде моих слез и паники, продолжая продавливать до последней шаткой опоры, уничтожая волю и решительность всего лишь парой слов и движений, не причинивших особой боли? Я зажмурилась, понимая, что просто сойду с ума и забьюсь в истерике, если окунусь в тьму его взгляда. Когда ладонь принялась успокаивающе гладить мои волосы, иногда соскальзывая на скулы и снимая пальцами слезы, я не почувствовала раскаяния и сострадания. Он хотел именно этого. Моего ужаса. Моего страха. Моей готовности превратиться в бледную тень прежней независимой и гордой Юльки, теперь замирающей по щелчку у ног своего единственного и неоспоримого хозяина. И я готова была смириться с этим, только не окунаться в тот кошмар, который в первый раз только чудом не сломал и не уничтожил. Вторая волна будет смертельной. Что бы ни происходило между нами, это было насилием, надругательством, уничтожением. Не имело никакого значения, как это произойдет, но, пока оставалась шаткая иллюзия того, что добровольное согласие меняет полярность с термина «изнасилование» на «неудавшийся акт», я была готова вцепиться в нее зубами. Я просто закрыла глаза. Что бы ни оказалось у него в руках вслед за стеком, мне не хотелось этого видеть. Час, два, может, три – и я буду свободна. Мне все еще хотелось верить, что меня не заставят оставаться в этой холостяцкой обители е..нувшегося садиста до утра. Поглаживания с усиленным нажимом сменились более легкими, успокаивающими, и я непроизвольно встряхнула головой, понимая, что еще немного - и расплачусь от этой псевдоласки. Открыла глаза, встретив омут засасывающей тьмы его взгляда, два угольно-черных портала в неизвестность, и в отчаянии закусила губы, осознав, что по моему позвоночнику пронеслось цунами сладкого тока. Называйте его чем хотите. Суть от этого не изменится - это было желанием. Некогда любимый человек задался целью меня уничтожить. Он прямо сейчас сжимал нахлесты-витки удушающей лески на моей шее, не собираясь отступать от заданной цели, до тех пор пока я не разучусь дышать без его прикосновений и варварских ласк, а я отчаянно призывала в союзники неприятие, отвращение, страх и ужас. У судьбы тоже есть чувство юмора. На мой отчаянный ментальный вопль среагировала Страсть. Не стоило обманывать себя столько времени. Я хотела его до безумия, и под соусом страха, несогласия с принуждением, неизбежности и усиленной в десятки раз уязвимости желание стало острее и сильнее, как бы ни хотелось рыдать от подобного предательства тела и сознания. Это был единственный выход шагнуть навстречу своему сладкому ужасу и искушению одновременно. Страх уничтожал меня день ото дня, лишая способности здраво соображать и не оставляя выхода. По крайней мере, именно в этом я себя на тот момент убедила. - Встань, девочка. – Со мной творилось что-то невообразимое. Я затрясла головой, протестуя, но все же поднялась на ноги, и, кажется, это получилось совсем не без кошачьей грации. Его горячий шепот обжег мочку моего уха, а от прикосновения пальцев к полосе голой кожи над замочком молнии искрящиеся разряды ускорили свое движение, вливаясь в кровь обжигающе-сладкими вспышками. У меня просто не было выбора, и я непроизвольно зажмурилась снова, когда молния моего платья расстегнулась под его теплыми пальцами. Отчаянный протест – скрестить руки на груди и не позволить зашите из синего шелка скользнуть вниз - воплотился в моем судорожном движении. Страх на миг прогнал бурлящее в крови желание удушающей тяжестью в грудной клетке, острыми кристаллами неправильности происходящего, неприятием первобытных инстинктов, которые нормы заученных правил отправили во временную спячку. Оковы теплых пальцев сжались на моих запястьях стальными фиксаторами, разводя мои руки в сторону и прижимая к бедрам, позволяя платью беспрепятственно скользнуть с плеч. - Тише, моя девочка! – я едва не всхлипнула, почувствовав свою уязвимость от своеобразной нежности этих слов. Ломает не боль и не обещание жестокого наказания. Ласка может уничтожить куда изощреннее, поданная вовремя и к месту, – сознание уже измотано страхом и отчаянием настолько, что вцепится в этот спасательный круг обеими руками, позволив слезам облегчения пролиться дождем окончательной капитуляции. Я открыла глаза, отстраненно наблюдая, как платье упало на черный паркет легким покрывалом. Несколько сорвавшихся слезинок оставили на нем темнеющие метки, и я прикусила язык, пытаясь прогнать мимолетной физической болью боль моральную. Именно благодаря этому я не разрыдалась, когда руки Лаврова сжали мои обнаженные плечи и настойчиво, но вместе с тем нежно развернули к себе. Я опустила глаза в пол, понимая, что не смогу выдержать пристального взгляда, который словно оглаживал мое лицо отточенным лезвием. В оглушающей тишине секунды срывались в бесконечное падение с отголосками невысказанных снов и сорвавшихся с цепи страхов и ожиданий. Я с трудом понимала, что именно происходит, и когда меня заставили опуститься на колени, сделала это без протеста и желания дернуться, вырваться из тисков ладоней. Ощутила, как он зашел за спину и собрал в хвост мои волосы, обнажая шею. Легкий ветерок пробежал по позвоночнику, гася испарину, прохлада пола остудила пульсирующие суставы коленей. Аритмия страха и возбуждения продолжала выбивать изнутри, предвещая нечто, что заранее пугало меня посильнее падения астероида и нашествия инопланетян. Пока что мне не причиняли боль и не угрожали. Но ласка поглаживаний была нивелирована едким цинизмом полноправного хозяина, осматривающего свою собственность. Эта холодность гасила пламя в крови, не позволяя сорваться в свободный полет и отдаться своим желаниям – а ведь это сейчас было бы наилучшим выходом, который бы прогнал ужас прочь. - Подними голову. – Я подчинилась, ощутив прикосновение все таких же теплых пальцев на своей шее. Когда их сменило прохладное касание чего-то инородного, мягкого и неподатливого одновременно, я напряглась всего лишь на несколько секунд. Первой реакцией было, как ни странно, облегчение – это не стек и не кнут… Но когда это нечто обернуло мою шею, отрезвив прикосновением холодного стального элемента, горло перетянуло петлей сорвавшейся паники и неприятия. - Нет! – я не знала, почему так резко рванулась в сторону, испытав кратковременное удушье. Мне хватило понимания того, что же только что с оглушающим щелчком замкнулось на моей шее – почти невесомое, приятное по тактильному ощущению, но вместе с тем… - Да. – В его голосе не было ни малейшей эмоции. Отстраненная констатация факта, непреклонность и власть. – Согласившись со мной, ты согласилась и на него тоже. Прекрати метаться, ты причиняешь себе боль! Юля! Руки, не заставляй тебя связывать! – мои ладони, потянувшиеся к ошейнику, безвольно упали на колени под прессингом последней угрозы. Унизительная метка-фиксатор вросла в кожу, выбросив волю прочь из замкнутого энергополя чужого обладания – моя голова против воли опустилась ниже, шквал самой настоящей уязвимости накрыл с головой, выбив приступ озноба и новых слез. Власть этой кожаной полосы была настолько сильной и всеобъемлющей, что меня буквально пригнуло к полу, к моему истинному месту – у ног сильнейшего, чья одержимость достигла фазы безоговорочной победы. Ошеломляющий жар окатил тело пенящейся волной, сердечко затрепетало в тисках абсолютного подчинения. Мне все еще хотелось плакать от острого чувства слабости и незащищенности – но оно непостижимым образом угасало и таяло, стоило его ладони вновь успокаивающе погладить мои плечи, скользнуть вдоль выступающих позвонков, забирая дрожь тревоги, вбирая ее в подушечки собственных пальцев ласкающим и одновременно подчиняющим нажимом. Волны вожделения накатывали на места его прикосновений, проникали в кровь и костный мозг, стирая грани страха и предвкушения; когда пальцы ощутимо сжали половинки моих ягодиц, я всхлипнула не от испуга и не от отвращения. Огонь в солнечном сплетении разгорался все сильнее, опускаясь вниз и заливая пламенем складки налившейся кровью вагины, прогоняя осторожность и окончательно сжигая чувство незащищенности. Может, всему виной был замкнувшийся на моей шее ошейник? Я едва не взвыла, когда его пальцы проникли между складок увлажнившейся плоти – таким естественным и приятным скольжением, вызвав прилив сока желания. Моя жидкость в буквальном смысле брызнула на его пальцы, увлажнив меня до предела и подготовив к последующему вторжению. Он не спешил. Пальцы прошлись размеренными нажимами по стеночкам моей возбужденной киски, очертив точку «джи» ласковыми спиралями – воздух буквально выбило из легких целенаправленным нокаутом. Я была в глубине души ему благодарна за то, что он сейчас не отпускал злорадные комментарии по поводу моего возбуждения, просто продолжал свои осторожные ласки, лишая меня разума и стыда. Внутренняя сторона бедер намокла от обильной естественной смазки, сладчайшая пульсация разгоняла в кровм самый прекрасный токсин из всех существующих, разжигая сотни вулканов по бархатистой поверхности моего влагалища. Солнечные блики на черном паркете слились в спирали закрутившейся галактики, наполненной первобытной мелодией страсти и безумия. Не отдавая себе отчета в своих действиях, я толкнулась навстречу его пальцам, желая ощутить больше, принять его в себя без остатка и вспыхнуть сверхновой на его члене. Время перестало существовать, я зависла в невесомости, и всхлипнула от счастья, когда пальцы резко покинули мои истекающие желанием глубины. Головка члена огладила налитые кровью лепестки вульвы, перед тем как он вонзился в меня одним резким толчком на полную глубину. Внутренние мышцы сжались, принимая его полностью, засасывая глубже, обдавая новым выбросом горячего сока. От этой сладкой агонии я на миг перестала дышать, осознав, что не смогу продержаться долго в этом сладком полете пробудившегося вожделения. Всего несколько растирающих, растягивающих толчков члена внутри, - и мой мир взорвался, застывая, сжимаясь, замыкаясь на одном-единственном мужчине. Ураган болезненно-сладких спазмов подхватил, отрывая от земли. Я сдавленно закричала в такт потрясающему оргазму. Глаза заволокло алой пеленой под финальные аккорды моей разрядки. Ногти впились в твердый паркет, но я больше этого не замечала. Его толчки усилились, не позволяя прийти в себя, – и я с легким, затуманенным страстью испугом, осознала, что оргазм не погасил ненормального перевозбуждения. Новая волна желания поднималась во мне, подобно цунами, смывая так и не оформившуюся усталость, закручивая спирали чувственного возрождения и орошая пульсирующие складочки приливами сладкого сока. Размеренные толчки алыми звездами вспыхивали в сознании и прогоняли ужас последних дней, стирая его в пыль. Я жалобно застонала, когда потеряла ощущение наполненности – он вышел из меня резким рывком, жалящий отпечаток ладони обжег ягодицу, не причинив боли, наоборот, усилив желание в десятки раз. Я не поняла, что именно произошло, когда прохладная густая субстанция упала на колечко сжатого ануса, тотчас же согреваясь и тая под теплом его пальцев. Сладкое забвение прервалось забытым ужасом и я рефлекторно сжалась, когда пальцы Димы почти беспрепятственно скользнули внутрь, причинив дискомфорт и мимолетную режущую боль. Я не могла вспомнить, когда у меня в последний раз был анальный секс – после неудачного опыта я так и не могла расслабиться окончательно и не зажиматься от страха при одном его упоминании. Александр никогда не настаивал, а я забыла об этом на долгие семь лет. Сейчас же со мной собирался сделать это тот, кто и стал причиной моей фобии на столь длительное время. Моя сущность восстала против подобного, но я ничего не могла сделать. Страх вернулся, выбив слезы, но ошейник сломал мою волю окончательно, отобрав даже голос вместе с возможностью протестовать. Я зашипела сквозь сжатые зубы, когда к одному пальцу добавился второй, размазывая лубрикант по сжатым стеночкам сфинктера, растягивая, смазывая, приготавливая к вторжению члена. Принять в себя такую длину и диаметр было равносильно хирургическому вмешательству, но никто не собирался спрашивать моего мнения на этот счет. В отношении меня и без того проявили довольно сильное великодушие, возбудив ласками и позволив кончить, хотя вполне могли насиловать на сухую до кровавых внутренних ссадин. Кажется, я все-таки заплакала. Пальцы второй ладони проникли внутрь моей все еще истекающей киски, отыскав точку «джи». Почему я не сопротивлялась, а просто прижалась щекой к паркету, потеряв способность видеть от пелены, теперь уже слез? Дрожь пронзила мое тело, когда оба пальца преодолели мышечный спазм, проникнув еще глубже, и я протяжно застонала от страха и униженного бессилия. - Ты соврала мне, – я едва слышала его голос, – когда сказала, что сделаешь все, что от тебя потребует твой хозяин?.. Говорить я уже не могла, просто замотала головой, закрыв глаза и приготовившись к неминуемой боли. Я даже не поняла, что моя попка уже привыкла к этому вторжению и размеренным растягивающим толчкам, а массаж чувствительной точки прогнал болевые ощущения, разжигая привычную сладкую пульсацию в лепестках вульвы и внутри вагины. - Ты будешь с удовольствием принимать все, что я тебе даю! - голос ударил подобно кнуту. – Расслабь мышцы и толкнись мне навстречу! Если ты этого не сделаешь, я прикую тебя к полу и трахну твою упругую попку по-настоящему, так, как этого заслуживает твоя рабская сущность! Тающий след от удара-голоса трансформировался в прилив ошеломительного жара по моим обостренным рецепторам. Я должна была взвыть от ужаса, вскочить на ноги, вцепиться в его отмороженное лицо, выцарапать глаза – но я этого не сделала. Кожаная полоса вокруг шеи и близко не допустила появления похожих мыслей, я лишь захлебнулась от неожиданности, когда пальцы покинули пульсирующее кольцо ануса, а горячая головка члена осторожно, но вместе с тем настойчиво толкнулась внутрь, я не успела сжаться, потому что пальцы второй руки огладили стеночки пульсирующей зоны наслаждения, погнав по телу новые приливы сладкой эйфории. Я толкнулась им навстречу, желая принять глубже и задохнулась от резкой разламывающей боли, даже не сообразив, что, подавшись навстречу прикосновениям, непроизвольно насадилась сжимающимся сфинктером на всю длину его члена. Крик застрял в горле, я рванулась, стремясь вырваться из хватки жгучей боли. Мне не хотелось думать о том, какой бы могла быть эта боль, если бы он не возбудил меня поглаживаниями точки «джи». Именно эти ласки сейчас непроизвольно расслабили все зажатые мышцы, снимая пульсирующую боль самой приятной анестезией. К тому же, вопреки моим ожиданиям, он не стал спешить, остановивлся на несколько секунд, давая возможность привыкнуть к разламывающему вторжению. Спирали-змейки удовольствия от поглаживания стеночек вагины проникли в кровь, уменьшая колющую боль, и, когда спустя время его член осторожно толкнулся глубже, болевые ощущения тут же смели собой волны удовольствия. Двойной массаж сделал волшебную точку невероятно чувствительной, и я выдохнула сквозь сжатые зубы, сосредотачиваясь не на боли, а на этой двусторонней стимуляции. Приказ хозяина достиг рассудка, и я покорно толкнулась навстречу, расслабив мышцы. Боль с каждым толчком чувствовалась все меньше, уступая место усилившейся пульсации в клиторе и глубине влагалища. Через несколько долгих секунд мне показалось безумно мало – я сама толкалась навстречу члену, насилующему мою попку, чувствуя приближение чего-то грандиозного. Казалось, моя точка «джи» увеличилась в размерах, распространяясь на все тело, делая каждое прикосновение до невозможности чувственным и страстно обжигающим. Мы двигались уже в одном ритме, хрип перерос в стоны, а следом за ними в мои крики, пока еще не настолько громкие и протяжные – я сумела расслышать его голос в омуте подступающего оргазма… - Я буду брать тебя, куда захочу и когда хочу! – смысл «трахать словами» обрел свою завершающую фазу именно сейчас. Сладкая судорога прошлась по моему телу, взрывая рассудок. – Заковывая в цепи, лишая речи широким кляпом, а зрения – темной повязкой… Рисуя на твоей коже свой знак обладания… Разрывая твое тело и душу и забирая себе без остатка! Мои внутренние мышцы сжались, полоснув мимолетной резью по уретре – я не поняла, что именно происходит. Замершая на миг вселенная взорвалась, схлопываясь в новое созвездие, оргазм ворвался в мое тело, поглощая своей обширной тенью. Кажется, высшая сила оторвала меня в этот момент от пола, выгнув тело дугой, безвольно упавшие ладони оросило струей жидкости, но я ничего не соображала – долгожданная разрядка накатывала непривычно острыми волнами, захватывая тело полностью, от кончиков волос до мизинцев. Я просто забилась на полу в последних аккордах до ужаса сладкого и длительного струйного оргазма, уже не расслышав чужого неистового крика, лишь мимолетно отметив его вбивающиеся фрикции острого освобождения. Свет померк окончательно, но в этот раз, угасая, он успел нарисовать на моих губах самозабвенную улыбку счастья. …Ничто не имело значения. Всего час назад я умирала от боли и осознания того, что такую, как я, никогда не будут нежно любить и ласкать на шелковых простынях, одаривая поцелуями и ласками. Их удел – на жестком полу в позе безоговорочной покорности без права смотреть в глаза своему хозяину и просить о милосердии. Сейчас же исход нашего неистового соития казался самым роскошным и органичным в мире. Я все еще сидела на коленях на полу, но в этот раз – укутанная шелковым пледом, колени упираются в мягкую синтетическую диванную подушку, дрожащие пальцы сжимают чашку с горячим приторно-сладким ромашковым чаем. Когда я отключилась, не в состоянии вынести такого острого наслаждения, заботливый хозяин перенес меня на диван, смыл влажной губкой следы собственного семени и сквиртальной жидкости с моего тела, принес чашку с чаем, велев пить маленькими глотками, чтобы не обжечься. Но как только я пришла в себя, мне тут же указали на мое истинное место – на пол, у ног. Я не протестовала – слишком устала и все еще летала в эйфории, поэтому подчинилась, к тому же он снял с меня ошейник. Когда я увидела его в ладонях Лаврова, по моему телу на миг прошла дрожь неприятия, и я поспешно отвела взгляд. Дима осмотрел мою шею, покачав головой, и принялся втирать в кожу прохладную мазь без аромата. Наверное, у меня опять аллергия психосоматического характера. - Юль, меня не будет в клубе завтра и послезавтра, - его рука играла прядью моих волос, пропуская сквозь пальцы. – Будь добра, составь перечень обязанностей Штейра и посмотри, можно ли их дополнить, и если да, то какими именно. Ты же хочешь, чтобы он вернулся? Я кивала, испытывая радость идиотки. Хозяин остался доволен своей девочкой. Уже к вечеру подобное поведение меня убьет, напрочь перемелет в своих безжалостных жерновах, но сейчас я пребывала в счастливом полете. - И составь список тех, кто на «Радуге саб» проявил себя не лучшим образом. Господа верхние, я имею ввиду. Нам подобные члены клуба ни к чему, согласна? Я прижималась к его коленям и хотела поверить в то, что теперь нам больше ничего не угрожает, углы сгладились, и мы сможем начать все сначала. Наивная дура, которую жизнь никогда ничему не научит. Я улыбалась даже в автомобиле спустя час и не видела в этом ничего предосудительного. Вот, Скарлетт О’Хара тоже оказалась в постели по принуждению, а на следующее утро напевала песенки и гладила одеяло так, словно это была рельефная грудь Реда Баттлера. - Заедем по пути в торговый центр, где есть отдел детских игрушек, - попросила я водителя, набрав номер няни. Мне было хорошо. - Евочка, я еду! – сказала я дочери, счастливо рассмеялась, ощутив прилив радости в ее голосе. – С подарком! И с мороженым, моя куколка! В моем городе пылала весна. В моей душе царила эйфория. До часа Х, финального удара на поражение, полного уничтожения и перерождения Юлии Кравицкой руками хозяина ее тела, души и рассудка, оставалось чуть больше 48 часов… Глава 23 - Ты кто такой? Давай, до свидания! – напевала я утром во вторник, развалившись в своем президентском кресле, тщательно вырисовывая красный крестик поверх имени Гадяцкого Максима Витальевича по прозвищу Спайдер. Мне показалось мало галочки в поле базы данных «разорвать контракт», я распечатала список тех, кто ловил кайф от моего воскресного унижения, и сейчас с наслаждением зачеркивала их фамилии. Подумав, приписала напротив имени мерзкого бондажиста «на кол и в бан» и пригубила мартини с апельсиновым соком из бокала. Я появилась в клубе ранним утром, не зная, куда деть переполняющую меня энергию. Это было дико и неправильно, но я не могла ничего с этим поделать. Мои ожидания не оправдались. В тот вечер после сексуального марафона с Лавровым меня не накрыло сабдропом и оглушающей истерикой с сожалением, отрицанием, неприятием и унижением. Я привезла Еве трех новых кукол-монстров и большую плюшевую белку из мультика, мы ели мороженое и пересматривали все три «Ледниковых периода», хохотали так, словно видели это в первый раз. Позвонившая к вечеру Ленка Крамер просто опешила, когда увидела меня с сияющими глазами и улыбкой во все тридцать два, кажется, на миг подумала, что я окончательно ипанулась. Сказала, что Брайан вроде как нашел пока еще шаткую зацепку, и попросила разрешения поговорить с Раздобудько, чтобы уточнить некоторые моменты, но пока еще утверждать что-либо наверняка рано, более детальная информация появится в пятницу. Она вышла с планшетом на побережье океана, продемонстрировала пляжный домик – Брайан был в официальном отпуске, хоть и продолжал работать дома, а Лена силком вытащила его на виллу у моря; при виде голубой глади океана, загорелых серфингистов и белых яхт я испытала непреодолимое желание сорваться к подруге. Увы, это вряд ли осуществится в ближайшее время. Как бы хорошо мне ни было с Лавровым, я прекрасно понимала, что он меня никуда не отпустит. Я была его собственностью и вещью без права на приватность и принятие собственных решений. Пока еще эйфория грела меня, но сам факт такой несвободы все равно давил на плечи. Засыпая, я испытала непонятное чувство растерянности и впервые в жизни не смогла поцеловать на ночь фотографию покойного мужа. Мне хотелось, чтобы он разразил меня молнией в тот момент, но он все так же улыбался с фотографии, и мне впервые показалось, что в этой улыбке было что-то похожее на одобрение. Я сходила с ума, иначе не скажешь. Списала все на крик физиологии и долгое воздержание и уснула. Ночь прошла без кошмаров, обрывки сна не имели ничего общего с действительностью и быстро стерлись из памяти. Я допила мартини и пробежала глазами служебную инструкцию Штейра. Дополнить обязанности? Что ж, в первую очередь он должен проинструктировать смотрителей и провести с ними разъяснительную работу: их бездействие и раболепная растерянность перед клиентами клуба были вопиющим непрофессионализмом. В остальном все остается как прежде. Если Лавров решил оставить Никею в штате, соберем еще одно совещание и окончательно распределим круг обязанностей. После нашего разговора в ту ночь Ника открылась мне с иной стороны - у подобных людей всегда был свой нерушимый кодекс чести и способность принимать решения вне зависимости от личных симпатий, четко разграничивая «правильно» и «неправильно». Ее Антона я изначально представляла невольной жертвой этой умной и циничной женщины-вамп, но всего лишь пара фраз, которыми они обменялись в приватной обстановке, показала всю тщательно сдерживаемую при посторонних глубину их чувств. В двадцать лет я мыслила узколобо, не в состоянии рассмотреть под маской холодной и властной стервы сущность любящей женщины и матери. Только опыт учил правильно разбираться в людях. Зуммер телефона отвлек меня от размышлений. - Юлия Владимировна, к вам посетитель. - Спасибо, Влада. Будь добра, зайди ко мне. Владислава самым непостижимым образом зеркалила мое настроение. На ее губах играла такая же вдохновенная улыбка, как и у меня, белоснежный брючный костюм прекрасно контрастировал с темными волосами и бордовой помадой, отчего референт выглядела ангелом в обители Люцифера. Понятно, почему Спайдер потерял от нее голову, но это были его личные проблемы: Влада не отвечала ему симпатией, а за ее душевный комфорт я готова была сама подвесить бондажиста за яйца в комнате шибари. - Пожалуйста, подготовь контракты к расторжению, вот список тех, с кого с июня снимается членство и кому запрещен доступ в клуб. – Влада оперлась ладонью о поверхность стола, всматриваясь в мои пометки жирным красным цветом, и не смогла сдержать довольную улыбку. Ее ухоженные густые брови поднялись вверх, она бросила на меня взгляд, в котором благодарность перемешалась с восторгом. Я не ответила, просто смотрела ей в глаза, улыбаясь хитрой улыбкой - это долго продолжаться не могло, мы синхронно рассмеялись, понимая друг друга без слов. Влада подхватила список и подмигнула: - В приемной ожидает Владимир Александрович. - Власенко здесь? – я не заметила непонятного укола-предупреждения, который не задумываясь нанесла моя интуиция. – Пригласи, и сделай нам два кофе. Когда строительный магнат и фанат с/м практик вошел в кабинет, мне стала понятна загадочная улыбка Влады: его едва было видно из-за объемного букета нежных кремовых и алых роз. Не менее сорока штук, никаких папоротников, фольги и других элементов декора – лишенные шипов стебли, подобранные с особым вкусом, один размер, длина и диаметр бутона. Помимо воли я все-таки не удержалась от того, чтобы не всплеснуть руками от восторга. На контрасте с последними ухаживаниями, которые носили садистский характер, проявление подобного внимания пролилось на сердце сладким бальзамом. - Ох, Владимир, я… у меня нет слов! – я поднялась навстречу, принимая охапку роз и едва не пошатнулась под ее весом. Пришлось аккуратно уложить букет на столешницу, чтобы позволить мужчине поцеловать поочередно обе моих руки и подставить щеку для обоюдных приветственных поцелуев. Его светлые глаза были наполнены теплом и расположением без признаков плотского интереса или превосходства доминантной сущности. Только сейчас я позволила себе более детально рассмотреть его добродушное лицо, характерное для уроженца Западной Украины – едва уловимый аристократизм в чертах и искренняя, располагающая к себе улыбка. Откровенно говоря, представить его с кнутом или даже флоггером я не могла – он вызывал доверие и желание наслаждаться его обществом, отдыхая душой. - Прекрасная леди достойна только прекрасного, - в устах кого-то другого эти слова могли прозвучать фальшиво, но в его исполнении обезоруживали искренностью. – Мне досадно, что я стал свидетелем того вопиющего происшествия в воскресенье. Считаю своим долгом предупредить, что у меня будет обстоятельный разговор с вашим партнером, Юлия. - Право, не стоит, и это мне следует извиниться за то, что вы стали свидетелем подобного, - улыбнулась в ответ, хоть тема и была мне неприятна, но я не смогла удержаться от колкого замечания: - Что касается моего партнера, как вы имели возможность видеть, он не в состоянии принимать молниеносные антикризисные решения. И у этого человека в руках наш прекрасный город! Два оглушительных оргазма не превратили меня в восторженную дурочку и не вознесли Лаврова на пьедестал. Как бы мне ни было хорошо вчера, подсознание прекрасно помнило, что мне не оставили другого выбора и я оставалась по сути бесправной игрушкой в руках представителя власти. Но нет, я не собиралась покорно играть уготованную мне роль, потому что независимость и чувство протеста бурлили в моей крови буквально с рождения. То, что мне доставляла удовольствие подчиненная роль, не значило абсолютно ничего: это был мой выбор, еще одно проявление свободы, решимость, позволявшая перешагнуть общественную мораль и не жить в узких рамках социума. Влада принесла кофе, наполнила вазу водой и расставила роскошные розы. С ними дыхание весны ощущалось даже в моем деловом кабинете. - Вы так много работаете, - с легкой укоризной заметил Власенко. – Я уже которую неделю горю желанием пригласить вас на ужин, но не знал, как вы к этому отнесетесь. - Мои вечера сейчас отданы дочурке, - ответила я, бросив быстрый взгляд на часы. – Поэтому вы можете рассчитывать только на совместный ланч. - Это доставит мне невероятное удовольствие. – Светлые глаза мужчины были прикованы к моему лицу. – Юлия, возможно я сейчас скажу что-то, что может вам не понравиться, но прежде всего я бизнесмен, а бизнес не терпит недомолвок. Вы потрясающая женщина. Я безуспешно пытаюсь совладать со своим влечением к вам, еще больше боюсь вас обидеть подобными словами. Вы недавно потеряли мужа, на ваших плечах этот клуб и воспитание дочери, мое заявление может показаться неуместным. Я бы, возможно, молчал и дальше, но воскресное происшествие просто не оставило мне выбора. Я обожгла кайму верхней губы горячим кофе латте. Слова Власенко должны были вызвать тревогу или неприятие, но, вопреки всему, они были мне приятны. Я всегда любила прямолинейных мужчин, а с ним не чувствовала угрозы, опасности, похоти и желания раздавить, как это было с Лавровым. Впрочем, ответного влечения к Владимиру я тоже не испытывала. Тем не менее по телу разливалось тепло душевного спокойствия. В его словах была искренность и инстинкт защитника, настолько глубокий, что сущность агрессора-завоевателя могла оставаться спящей довольно долгое время. Этот человек был готов положить свою симпатию на алтарь исключительно моих интересов и благополучия. - Я был готов убить на месте всех, кто посмел косо посмотреть на вас в тот вечер, вместе с теми, кто требовал вашего публичного унижения, и даже тех, кто пальцем не пошевелил, чтобы защитить вас, президента клуба, в котором эти личности проводили так много времени и получали максимум удовольствия. Ту женщину, которая тратила свое время в ущерб семейным радостям, чтобы сделать праздник незабываемым, но не получила взамен даже благодарности. Юля, я хочу защищать вас от таких, как они. Просто находиться рядом с вами и пресекать любое проявление неуважения в вашу сторону. Вы не должны и близко соприкасаться с подобной грязью и нечистоплотностью тех, кто позорит звание настоящих тематиков. Я ощутила, как мое горло сжало острыми клещами тоски и уязвимости. Теплом и лаской повеяло в этих словах, искренностью и отчаянной, но тщательно контролируемой решимостью. Маска безупречной деловой леди слетела с меня, и я не узнала собственного голоса. Как и не поняла, почему сказала именно это: - Владимир, боюсь, наши точки соприкосновения… наши дороги… они не пересекутся. Я не рабыня боли, мои мазохистские наклонности сведены к минимуму. Если быть откровенной, когда я была с Александром… мне приносил удовольствие исключительно аспект мужского доминирования в малых дозах, но никак не боль… - Юлия, вы интересуете меня как женщина. Такая сильная, волевая, и одновременно хрупкая и беззащитная. Ни разу, думая о вас, я не испытал желание причинить вам боль или сделать зависимой от своей воли. Собственно говоря, когда я представляю нас вместе, Теме там нет места ни в каких дозах. Почему-то я поверила ему сразу. Сомневаться в искренности этого мужчины не приходилось. Я кивнула, давая понять, что услышала, и призадумалась. Сможет ли этот человек уберечь меня от Лаврова? И что самое важное, хочу ли я этого сама – избавиться от одержимого влечения и так и не погасших чувств к Диме? - Я знаю, о чем вы думаете, Юлия… Мой брак. Увы, он остается действительным только на бумаге. Понимаю, как это звучит, но я очень сильно вас уважаю, чтобы делать унизительное предложение стать моей любовницей. Если у меня есть шанс, я готов начать бракоразводный процесс в ближайшее время. Карина никогда не являлась для меня родственной душой. Она выходила замуж за мои деньги, тогда как я женился на востребованной топ-модели. Уже тогда у нас было мало общего. - Об этом говорить очень рано, - мягко заметила я, взяв себя в руки. – Начнем, пожалуй, с ланча, вы не против? А потом возьмем на себя смелость заглядывать вперед. Я извинилась и бегло просмотрела входящую корреспонденцию. Мои основные дела в клубе на сегодняшний день были закончены. Никея прислала концепцию новой тематической вечеринки с загадочным названием «кейджералия» и прикрепила к письму роман Джона Нормана с указанием ключевых моментов, описывающих подобный формат. Что ж, с этим можно ознакомиться завтра, но идея «власти рабынь» мне понравилась. То что надо после беспредела наших мужчин на «Радуге саб». Поскольку я не собиралась возвращаться, отпустила Владу пораньше – она примет все звонки на свой телефон и завтра предоставит мне эти данные.