- У меня тоже в мэрии дел невпроворот. И я двое суток не видел сына. «Кто, твою мать, виноват в том, что твой член двое суток диктовал твоей совести?»… Мне не хотелось ничего говорить, и даже комментировать. Диме не понравилась эта тишина – хватка на моих запястьях усилилась, его губы повелительно и бескомпромиссно накрыли мои, раздвигая языком сомкнутую линию зубов, врываясь в мой рот на полную глубину, оплетая спиралью мой, принуждая к немедленному ответу, простимулировав легким прикусом, а я непроизвольно вжалась в стену, ощутив его эрекцию, вздрогнув от прикосновения пульсирующего кончика члена к лепесткам моей киски. Обычная реакция на уровне рефлексов без привычных ранее импульсов горячего желания по всему телу, ласкающего поглаживания по сердцу, без выброса влаги внутри сжавшегося влагалища с готовностью принять его как можно глубже в свои тесные глубины. Я непроизвольно ответила на атаку его языка, втайне надеясь, что сейчас пройдет этот внутренний зажим и кровь закипит, подчиняясь первобытному диктату прикосновений сильного мужчины, который держал в руках мою сущность до последней клеточки. Ничего. Мои губы горели от механического раздражения, которое больше не вызывало ответной пульсации даже на физическом уровне. Я закрыла глаза, пытаясь с хладнокровием аналитика рассчитать, когда ему надоест моя отмороженная реакция и я смогу наконец обнять свою дочь и увезти ее прочь из стерильного уюта больничных стен. Частичка меня все еще согревалась надеждой, что сейчас нокаутированная чувственность встанет на ноги на последних цифрах счета рефери и сметет непроглядную мглу своим цунами. Но в этот раз она придавлена спасительным летаргическим сном и у нее не было иного выбора, кроме как впасть в забвение. Если бы она проснулась в таких суровых условиях, на хрен погубила бы своего носителя. То есть меня. Я не знаю, сколько прошло времени, прежде чем Лавров осознал, что я не принимаю никакого участия в этой навязанной любовной игре. Его пальцы отпустили мои запястья, прошлись успокаивающими ласковыми касаниями по коже безвольно повисших вдоль тела рук. Я ожидала упреков, претензий или открытой злости, но тишина, прерываемая журчанием воды, давила на психику, активируя осознание той неправильности происходящего, которая вызвала непрошеные слезы. - Как ты мог отнять у меня еще и это?.. Неужели тебе мало? Это не было претензией. Это не было даже истерикой, я просто озвучивала свое состояние, как будто читала лекцию. - Это самое лучшее, что может происходить между двумя людьми. Как ты умудрился лишить меня единственной радости?.. Я не открывала глаза и даже не осознала, что его голова опустилась на мое плечо. Порыв жалости и самоистязания прошел, я осторожно вытянула ладони, отстранив его от себя, развела в сторону дверцы душевой кабины, ступая босыми ногами на прохладный пол. Мне было все равно. Пусть я не чувствовала и не радовалась жизни, сейчас в этом мире существовал всего один человечек, который отчаянно нуждался в моем тепле и моей любви, а я теряла драгоценное время, жалея себя и оставаясь в руках ненавистного врага, который утратил сейчас свое самое ценное и безжалостное оружие: способность вызывать во мне желание на грани безумия. Радиус его поражения задел нас двоих, но у меня не было сил этому радоваться. Я осторожно вытерла спину махровым полотенцем. Достаточно боли ,для того чтобы мне стало легче, все равно не будет, а если откроется минимальное кровотечение, испачкаю платье. Казалось, сейчас не существовало никого и ничего, кроме меня. Я высушила волосы, не обращая внимания на молчаливого Лаврова, уточнила адрес квартиры и велела Борису забрать меня ровно через полчаса, не обратив внимания на заверения Димы в том, что его водитель в моем распоряжении. Мне хотелось иметь с ним как можно меньше общего, наша невидимая связь рвались с оглушительным треском, провисая оголенными проводами, а у обоих еще оставалось достаточно здравого смысла, чтобы приняться воссоединять их голыми руками. Когда я взялась за ручку входной двери, его ладонь накрыла мои пальцы. Тактика сменилась, невесомый поцелуй коснулся моего лба, прошелся по переносице в безумно нежном порыве. Как бы я хотела сейчас впустить эту нежность в свое сердце, уткнуться лицом в его плечо, вбирая крупицы ускользающего тепла и защиты, ощутить, что я не одна. Что есть кто-то, кто сможет удержать меня на грани безумия! Пусть даже именно он подвел меня к этой грани. «Не убивай нас…». Не о том я просила в тот день, когда впервые оказалась в этой квартире. В тот день он не смог убить нас, даже если бы очень сильно постарался. Смертельным для нашего зарождающегося мира стало совсем иное оружие. Я тряхнула головой, пресекая попытку завладеть моими губами, справилась с замком – пальцы даже не дрожали, и покинула прочь этот круг ада. Ева сидела на кровати, пытаясь одной рукой справиться с игрой на мониторе планшета, – правая ручка покоилась в тисках фиксирующей повязки. Уже знакомая мне молодая медицинская сестра расчесывала ее густые темные волосы, собирая в два высоких хвоста и тепло улыбалась, когда моя дочурка жаловалась ей на то, что не успела взять сундучок с сокровищами. Нежность вытеснила холод зимы, который воцарился в моем сердце, и я непроизвольно залюбовалась прежней улыбкой моей девочки, застыв в дверях. - Мама! – Ева попыталась вскочить, но пошатнулась, утратив равновесие, и терпеливо закусила губы, позволив медсестре поддержать себя за плечи и встать с кровати. – Мама, мне грели ручку твоим солярием, только маленьким, и она теперь меньше болит! - Готова ехать домой, моя храбрая защитница? – я обняла Еву, прижав к сердцу, зарывшись носиком в пробор ее приятно пахнущих волос, испытав прилив поистине ничем не омрачаемого счастья. Мой личный черный демон мог уничтожить мою волю, мою обнаженную чувствительность и радость к жизни, но у меня была моя дочурка, моя маленькая кровиночка, ради которой я еще держалась и была готова терпеть этот мрак и дальше, лишь бы знать, что с Евой все будет хорошо. - Да! А давай заедем в наше кафе и покушаем тех пирожных, в виде Смешариков? - Очень хочешь? Поедем, моя ласточка! Сильно болит? - А я Сейлор Мун, и меня укусил демон! Но я потом его убью! Выписка не заняла много времени. Выслушав рекомендации травматолога и Лагутина, который посоветовал моей дочери больше отдыхать, а мне ни в коем случае не показывать, что на душе кошки скребут, я заказала столик в нашем любимом кафе. Ева с завидным аппетитом поглощала пирожные и горячий шоколад, после чего мы прогулялись по парку Шевченко и попали домой только во второй половине дня. Приехала Настя со своим фирменным шоколадным тортом, я с легкостью уговорила ее остаться на ночь – мне казалось, что я свихнусь к чертовой матери без поддержки близких людей. Впрочем, обсуждать с ней перипетии моей жизни я не стала. Ева ввела ее в ступор рассказом о том, как мама подавилась косточкой, а принц Эрик ее спас, только вот сама Ева в этом сомневается – ей кажется, что ее воображаемый друг перешел на сторону зла и хотел маму убить. Наверное, его заколдовали. - Скажешь матери – убью, - шепнула я сестре, которую просто распирало любопытство. – Потом все узнаешь, если будешь хорошо себя вести. С заходом солнца груз беспросветной тоски и отчаяния вместе с жалостью к самой себе придавил посильнее каменной глыбы. Я втерла в кисть Евы мазь против растяжения, закрепила фиксирующую повязку и уложила спать, прочитав на ночь отрывок из книги про Питера Пена. В этот момент я еще держалась и, когда моя кровиночка уснула, поправила одеяло и прилегла рядом, стремясь отдать ей максимум своего тепла. Настя плескалась в бассейне и уничтожала мой любимый мартини, ожидая, когда же я к ней присоединюсь, но глубина бездны поглощала меня все сильнее, и я просто боялась сорваться у нее на глазах. Наверное, я даже задремала ненадолго, потому что не сразу поняла, что Ева беспокойно задергалась и захныкала во сне. Сперва я решила, что она легла на травмированную ручку, но когда поняла, что она видит тревожный сон, меня прошиб холодный пот. Потрясения никогда не проходят бесследно, моя девочка билась с кем-то невидимым, умоляя оставить в покое… меня?.. Я даже не смогла ее разбудить. Прижала к себе, осознав, что мое тело сотрясают беззвучные рыдания от бессилия и отчаяния, которое, кажется, достигло критической точки. Слова успокоения смешивались со слезами на моих губах, а в глубине уставшего сердца окончательно возвела свои флаги ненависть. Она не могла пока ничего предпринять, только разъедала изнутри, причиняя мучительную боль. Когда Ева успокоилась и начала дышать ровнее, я готова была завыть в голос, разбить на хер фото Алекса, который обрек нас на этот кошмар, разодрать собственную грудную клетку до крови, чтобы вырвать этот кусок плоти, который продолжал качать кровь по организму и сжигать меня в этом безумии грани невозврата. - Юля?.. – Настя отбросила пульт, когда я вылетела в холл, на ходу вытряхивая из сумки ключ от машины. – Что с тобой? - Будь с Евой. Я скоро вернусь! – Слезы текли по моим щекам, когда я набирала номер, захлебываясь в подступивших рыданиях. – Юра, мне надо с тобой встретиться. Срочно. Штейр не задавал вопросов. Он даже не уточнил, почему именно Бабаи, одна из самых больших возвышенностей в Харьковской области. Я и сама не знала, почему назначила встречу в этом месте. Именно там начался отчет целой жизни продолжительностью в семь с половиной лет к нынешней точке невозврата… Первый поцелуй с тем, кто превратил мою жизнь в кошмар. Мое решение продолжать отношения, страх перед которыми перекрыл практически подростковый авантюризм. Может, именно там все должно было сегодня закончиться? Я уверенно рассекала родные просторы по загородной трассе на белоснежной «Юлии», словно стремясь оставить позади собственную боль, трансформировать ее в жажду завышенной скорости, ведь в черте города покорно притормаживала перед лежачими полицейскими, до тех пор пока не рассмотрела надпись на очередном билборде «Мэр Дмитрий Лавров поздравляет харьковчан с пасхальными праздниками». Наверное, в этом городе мне никогда не будет покоя. Меня сломал Харьков вместе с его новым хозяином, на этот раз окончательно. …Далеко внизу раскинулась бриллиантами, изумрудами и сапфирами загорающихся огней панорама величественного города. Багровая полоса заката утопала в дымке смога безветренного вечера, далеко за горизонт уходила поросшая кустарником равнина под навесом крутого обрыва. Я смотрела вдаль, ощущая себя совсем не победительницей на высшем пике этой точки – скорее, маленькой пушинкой. Любой порыв ветра грозил свергнуть меня в эту пропасть, разорвать тело лезвиями острых камней и колючками веток, принимая в свои ряды очередную жертву этого враждебного мегаполиса, который я по-своему любила. Город не был виноват в том, что достался в руки князю тьмы, который решил, что имеет право ломать жизнь его обитателям в угоду своей одержимой любви. Я на миг даже позабыла о присутствии Юры, который прибыл сюда раньше меня и был настроен очень и очень скептически. - Штейр, твою мать, если этого не сделаешь ты, мне придется найти того, кто торгует стволами! Юра держал меня за руку, словно опасался, что я сейчас сигану с этой огромной высоты вниз. Минуты поглощали наш лишенный смысла спор о правилах ношения оружия и расстрела некоторых индивидуумов. - Приди в себя! Что ты собираешься делать с пистолетом? Ты совсем потеряла инстинкт самосохранения, или тебе плевать на дочь? - Я просто хочу ощутить себя в безопасности. - Ты не умеешь врать. Ничего умнее, кроме как всадить Лаврову пулю в лоб, не могла придумать? - Я не смогу убить даже такого урода. Ты не понимаешь, это просто как нательный крестик, источник сил… защиты, в конце концов! - Мой ответ – нет. Вернись в машину. Я закурила, сбросив прикосновение его рук. Боль и обида продолжали уничтожать мою волю крупица за крупицей. - Это потому, что он уговорил тебя вернуться в клуб, повысил вдвое оклад и принес свои извинения? Ты за это продался гребаному царьку Харькова? - А тебе не приходило в голову, что я согласился только потому, что смогу защитить тебя даже от него? Что это самый лучший расклад из всех, что мог быть? И я, как сторонний наблюдатель, позволь заметить, вижу гораздо больше, чем ты можешь себе предположить. - И что же ты видишь? - У меня дежавю. То же самое было, когда я потерял от Аськи голову. Думаю, Анубис тебе рассказывал о прецеденте… и о том, что ей пришлось вынести, пока моя любовь не проскочила стадию безумной одержимости. Так вот, я сейчас между вами наблюдаю то же самое. - Саша перевернулся в гробу сейчас на твоих словах! Хорошо, если опасаешься за меня, найди мне того, кто это сделает, я плачу любые бабки! У тебя полно боевых друзей, там что, снайпер не завалялся? - Ты очень устала, и я тебя не осуждаю. Я сейчас отвезу тебя домой и лично накачаю успокоительным. Ты уже несешь сущий бред. - Все вы, доминанты, одинаковые. Ты достанешь мне ствол? - Именно ствол? Давай сейчас разберем твою рефлексию с точки зрения логики. У тебя дома внушительная коллекция холодного оружия. На кухне наверняка найдется нож, который легко уместится в дамскую сумочку. Рецепт яда можно спокойно скачать с Википедии, а ингредиенты найти в собственной аптечке. О чем это говорит, Юля? - О том, что меня мало поймут, если я буду таскать катану вместо сумки. О том, что мы не в Голливуде и мне не до эффектных трюков. - Это говорит только о том, что ты уже потеряла связь с реальностью. Мне трудно тебя осуждать, когда ты в таком состоянии, но сходить с ума я тебе не позволю. Ты сама прекрасно понимаешь, что происходит. Вы как два придурка, извини меня, каждый из которых считает себя круче другого, чтобы пойти на компромисс и понять, что происходит! Тебе проще страдать, чем признаться себе, что вы уже друг без друга не можете дышать! У меня закружилась голова. Мир точно сошел с ума. Я готова была слышать подобное от кого угодно, но от Штейра? Чем его купили? - Et tu, Brute? Если выговорился, давай, прояви чудеса красноречия и посоветуй, что лучше: «Беретта» или же близнецы Смит и Вессон… - Ты не понимаешь, о чем просишь. Даже если я тебе сейчас поверю, что тебе будет спокойнее спать с пистолетом под подушкой, я тебе расскажу, что происходит с людьми, даже с военными профессионалами, в состоянии, подобном твоему. Представь, идет война. Лучший боец элитного подразделения сражается не на жизнь, а на смерть, косит врагов без жалости на пике куража и без страха смерти. А в один день что-то замыкается в голове. Он начинает говорить со своим автоматом, как с живым, идет в бой с улыбкой. А потом наступает затишье до следующего боя. Рота пьет спирт и поет песни под гитару, вспоминая о доме, проживая этот день, зная, что он может оказаться последним. И вот он сидит у огня вместе со всеми, улыбается и о чем-то думает – а потом встает и с таким же спокойствием, как и у тебя сейчас, начинает стрелять от бедра по окружности. Современный писатель-фантаст Рик Янси в деталях описал подобное явление, условно назвав смельчаков, которых сломала война, «Дороти». Прочтешь, когда успокоишься. Я не буду наблюдать за этим в мирное время и вне зоны боевых действий. И не с женщиной, которая очень мне дорога как друг и прекрасный партнер. А теперь возвращайся в машину, и мы поговорим завтра. Тебя дочь заждалась. Я отбрасываю сигарету и слежу, как она летит в пропасть, – ее поглощает листва густого кустарника, едва заметного в темноте. Как мало надо, чтобы твой кошмар закончился, – всего лишь шагнуть в эту бездну, расправив крылья… Какие крылья, у меня ведь их больше нет… Мы вздрагиваем вместе, когда раздается трель мобильника. Я подошла очень близко к обрыву, и Штейр рывком дергает меня за плечи, заставив отступить назад. - Так, легче, Катерина из «Грозы»! Ответь на звонок! Я подчиняюсь этому безапелляционному тону. Если среди доминантов Харькова придется выбирать вожака стаи, я присвою этот титул именно ему. Друг Александра, второй из самых лучших. В трубке помехи и треск, но звук быстро выравнивается. - Юля! – кричит Крамер, и меня непроизвольно бьет по всем натянутым нервам зарядом чужого восторга. – Юля, ты где? Быстро в скайп! Брайан хочет тебе что-то сказать! Бегом! - Я не дома… и не могу… - сбиваюсь, гляжу вниз и непроизвольно отпрыгиваю назад, испытав страх высоты. - Ты можешь продать клуб! Брайан изучил бумаги! Решение проблемы лежало на поверхности, Раздобудько тоже с этим согласился… Юля, даже больше… не продать… воля Алекса - оставить в семье… а у вас благотворительный фонд! Ты понимаешь? Тебя ничто не держит! Нет у Дмитрия больше рычага управления! Это победа! Огни города сливаются в сплошную линию перед моими глазами. Я не понимаю ни слова, но эта уверенность вливается в мои легкие живительным кислородом, расправляя согнутые плечи. - Быстро домой и в скайп. Брайан сам тебе все расскажет. И как только решишь свои дела, берешь Еву и летишь к нам! Ты меня поняла?! - Почему? Зачем? – тупо повторяю я, переводя недоуменный взгляд на сосредоточенного Штейра. – Я не могу… Иначе он меня просто… - Даже если я скажу тебе то, что заставит тебя передумать? - Что? В трубке пауза, которая тут же прерывается счастливым смехом: - Багира… Я беременна! Неужели это для тебя не аргумент?.. Теплое солнце упало на мои скулы, оставив поцелуй окончательно воцарившейся весны, дразнясь, пустило солнечные блики в глаза, и я поспешно натянула солнцезащитные очки, затянувшись сигаретой. Семейный юрист Раздобудько отошел в тень и тоже закурил. Я скосила глаза, наблюдая за ним сквозь темные стекла. Он выглядел усталым, растерянным, слегка виноватым, но в то же время по-прежнему непреклонным. - Если хотите мне что-то сказать, говорите, - нейтрально произнесла я. – Здесь нет никого, кроме нас. Мы стояли на крыльце Фонда помощи детям, больным лейкемией. В сквере, в отдалении, сидела, качая коляску, молодая женщина с обеспокоенным лицом, а мальчуган лет восьми катался на деревянной качели, жмурясь от яркого весеннего солнышка. Никто из них не мог нас услышать. - Мои слова мало что изменят, Юлия Владимировна. Я просто не понимаю секретности, которая лишает вашего делового партнера права на своевременную информацию. - Это против закона? Я должна заручиться его согласием? Получить его визу? Отчитываться в своих действиях? Или я вписала в дарственную часть его квадратных метров в клубе? - Нет, вы не обязаны. Просто с точки зрения… - С точки зрения чего? Морали? Справедливости? Всего того, о чем вы предпочли умолчать, посоветовав мне свыкнуться с ситуацией, которую сложно придумать в страшном сне? - Юлия, это была воля моего клиента, вашего покойного мужа. Мы обсуждали ситуацию перед его смертью не раз, он особо настоял на том, чтобы вы взяли на себя управление клубом…