Барбара вскочила, скакалка полетела в сторону. Противоречия, зубастые, как никогда, рвали ее в клочья. Судьба замкнулась в кольцо. Сердце пело. Химия пошла вразнос, волосы встали дыбом, сознание яростно молило рептильный мозг о пощаде. Тело отказывалось повиноваться. Самоубийство никак не вписывалось в планы животной Барбары, но ее духовная сестра-наездник решила все за них обоих. Не приходя в сознание, рассудок издох. Кристина перестала притворяться. Она отползла к стене с решеткой и дергала ее, заклиная своим тарабарским напевом впустить Королеву обратно. Одним прыжком Барбара оказалась рядом и вцепилась ей в волосы. – Мы пришли за ответами! – крикнула она в лицо Кристине, та спиной чуяла дыхание из глубин вентиляционной шахты. – Хочешь или нет, но свой ответ я получу. Барбара сорвала с себя одежду, не заботясь о ее сохранности и приличном виде. Годы заточения отложились на боках женщины холмами и пригорками. Дыхание из-за решетки становилось все более близким, согревало Кристину. – Подними, – приказала Барбара, и Кристина нашарила резиновую петлю. Безумие захватило Кристину, защелкнуло на ее запястьях браслеты Рока. Она опять потеряла свободу. В Кристину вошел ритуал. – Я доверюсь тебе, я доверюсь тебе, я доверюсь тебе, – заклинала Барбара, опускаясь на пол. Ей удалось зачаровать себя. Холод больше не тревожил ее тела. Говорящему нужны уста. Кристина не умела быть ими. – Барби, – жалобно позвала миссис Доплер. – Не уходи. Все это время она продолжала держать Кристину взглядом. Та косилась на решетку, губы ее шептали. Скакалка неведомым образом приковывала Кристину к месту. Тело Барбары скрыло собой вентиляционное отверстие. Кристина услышала, как скрипят болты, отпуская решетку. Удавка дернула за собой руку Кристины. Она поддалась. У Барбары была морщинистая, совершенно беззащитная шея. Скакалка легла вокруг нее страшным ожерельем, заставила Кристину подтянуть петлю. Сонная артерия билась в панике. Глаза Барбары метались. Разум всплыл на поверхность в самый неподходящий момент. Лицо исказилось неподдельным ужасом. Только теперь Барбара поняла, что всю жизнь готовилась именно к этому моменту. Разве могла она представить более грязное, противоестественное предназначение. Барбара забилась, точно у нее выдирали позвоночник. Кристина упала на лопатки и вцепилась в скакалку, как в вожжи. У Барбары порвался рот, она пыталась вдохнуть, не могла вымолвить ни звука. Никогда еще в нее так не вторгался ужасный дух. Он просто не помещался в ее теле! Грудь Барбары раздулась втрое, живот набух огромным пузырем, кровь хлынула из ушей, воздух свистел, вырываясь изо рта. Но Барбара все равно не дышала. Кристина слышала, как дребезжит решетка, точно выпускала длинное, битое на сегменты и сочленения тело. Барбара раскинула ноги, приглашая Кристину разделить это невозможное соитие. Кристина закричала. Она уперла пятки в живот миссис Доплер и натянула что было сил скакалку. Кристина практически повисла параллельно полу. Сосуды на висках Барбары лопнули. Кровь мгновенно свернулась, застыв безобразными волдырями. Тело Кристины вибрировало от натуги. – Вы хотели о чем-то спросить? – Кристина не сразу разобрала слова, ее горло надрывалось от крика. Мужской голос, хрустящий, как галька, шуршащий, как шины по асфальту. Услышав его, Кристина замолчала. – Вы отвечаете – я плачу, – Барбара говорила своим обычным голосом, для этого ей не нужен был воздух. – Вы невероятная женщина, Барбара Комптон. – Не нуждаюсь в ваших комплиментах. Почему я ношу это имя? – сухо ответила Барбара, ее деловой тон никак не вязался с грудой пузырящейся плоти. Кристина ослабила петлю и обмочилась от гневного вопля Барбары: – НЕ СМЕЙ!!! – Проще задать этот вопрос вашей прапрабабке Фионе, – как ни в чем не бывало продолжил голос. – Хотите, позовем ее вместе? – Оставьте игривость. Мне… – Вам, сударыня, – мужской голос разбух гневом, как опухолью, – стоит вернее формулировать вопросы! Продолжим? – Мириам хотела забрать этого ребенка. – Потомков осталось лишь четверо. – Имена! – отрывисто потребовала Барбара и не выдержала – застонала. – Да. Если дадите клятву. – Два имени, и я решаю. – Берт Райт и Кристина Холдсток, – голос откровенно издевался. Он поймал Барбару на слове. – Мне потребуется… – Вам потребуется выжить, чтобы исполнить клятву, поэтому прекращайте этот салонный диспут и требуйте уже наконец. – Я готова исполнить деяние в вашу честь, в чем присягаю и клянусь в присутствии лица первой крови. – Два других имени: Саймон Глотвик и Барбара Бёрн. – Вы солгали?! – Отнюдь! – торжество горело в голосе настолько сильно, что казалось, разгоняло полумрак в комнате. Шея Барбары раздулась, жилы грозили вот-вот лопнуть. Но ее воля продолжала натягивать Кристину, как лук, заставляя выгибаться все сильнее и душить, душить смерть все сильней. – Семя двух родов проросло самым причудливым образом. Даже вам не под силу провидеть такое. Вот мой приказ: отправляйтесь к моему брату и разыщите то, во что он вырос. Как и суждено, Кристина станет невестой, но не ему, а мне. Буря плоти Гарольд пришел в себя, когда тварь принялась сдирать с него одежду. Тело, окоченевшее до полного бесчувствия, наполовину лежало в воде. Нижнюю часть словно ампутировали. Темнота, окружавшая Гарольда, полнилась звуками. Тут и там пробивали сумрак твердые, будто отлитые из стекла, лучи лунного света. Тварь щелкала и скрежетала, ее руки находились в постоянном движении, вспенивали воду и поворачивали Гарольда, как грудного младенца во время пеленания. Гарольд не слышал боли. Когти твари снимали кожу лоскутами, обдирали ее вместе с одеждой. Гарольду было все равно. С огромным трудом он не давал векам сомкнуться. Упрямство еще держало на плаву, но с каждым мгновением Гарольд все глубже погружался в смертный сон, и только настырный свет луны, капающий сквозь дыры в крыше, не давал оборвать последние нити, связующие душу с телом. Крыша? Интерес, такой случайный, нелепый, вспыхнул столь внезапно и так же быстро угас, заставил оглядеть склеп, в который притащила его тварь. Свет отражался от воды и немного рассеивал тьму. Вокруг Гарольда торчали ребра шпангоута, похожие на раздавленную корзину великана. Он лежал на помосте, уходящем под воду. Футах в десяти сверху скалилась разодранными досками дыра. За пределами нескольких островков света тьма становилась настолько плотной, что оглушала. Горькая слизь забила нос Гарольда, в ушах шумел прибой. Они не различали плеск и клекот, с которым левиафан его потрошил, и скрипы стен, жалующихся на свою гнилую судьбу. Последние обрывки одежды исчезли в воде. Руки твари подняли Холдстока, перевернули, как мясник тушу, прежде чем приступить к разделке. Гарольд почувствовал рывок. Что-то сильно дернуло его за ногу. Щегольские штиблеты разбухли и не желали слезать. Чудовище выпустило Гарольда, он рухнул на помост, в голове зазвенело, простреленный локоть отозвался резкой болью. Второй раз за день она играла ему на руку. Пусть Гарольд и потерял надежду, но тело продолжало цепляться за жизнь. Кровь рвала жилы, пробиваясь в омертвевшие ноги. Гарольд слышал, как бунтует сердце, расшибаясь о ребра, как о тюремную решетку. Скрежет, издаваемый тварью, сменился чавканьем. Темнота мешала Гарольду рассмотреть подробности, но он не сомневался, монстр тянет к нему пульсирующую пасть, похожую на кольцо с тремя рядами зубов, и в этот миг одна только мысль всерьез занимала Гарольда: чем занята тень и почему, дьявол ее задери, она ни разу не ответила на его письма? Последний их разговор прошел без толики душевности и взаимопонимания, которая сама собой могла родиться за годы их теснейшего союза. О встрече попросила тень, Гарольд, сатанея от скуки, согласился. – Почему на мне всегда эта повязка? – прежде королевский инспектор Холдсток не соизволил исчерпывающе раскрыть этот вопрос, не собирался и теперь, в чем, не сдерживая раздражения, признался. – На что вам глаза? Вам мало платят? Вы носите мое имя, как парадный мундир, чаще, чем я. Разве не вкушаете вы плодов власти, что реально принадлежат мне? Разве я хоть в чем-то отказал вам? – Да! – воскликнула тень, шея побагровела, освободи она руки, наверняка попыталась бы скинуть повязку с лица и… Чем ужасным грозило это Гарольду, объяснить он не мог, затвердив: «Доска остается под контролем, пока игра на ней идет по твоим правилам». – Да! Во взаимности! Вы украли мою жизнь, имя, вы подменили его своим. Каким я был глупцом! Никогда не иди на сделку с Дьяволом, потерять душу еще при жизни… – Однако Нечистый милостив и готов дать вам вольную, – искренность тени забавляла. Свет не знал человека, познавшего его глубже, чем тень. Дюжина лет бок о бок, теснейшее кровавое кружево, плоть и намеки, путевые могильные камни, дело ободранных ладоней, призрачный рудник. Стоило возникнуть казусу, объяснение которого пряталось в тени суеверий и домыслов, всплывала фамилия Холдсток. Ловкач и проныра. Гений полевого сыска. Королевская заноза. Они работали парой: тень прибывала публично, с максимальным шумом и помпой, ворошила угли, как делал бы на ее месте реальный королевский инспектор. Подлинный Гарольд Холдсток являлся следом или чуть раньше – здесь он безраздельно принадлежал чутью, – шел тайными тропами, пил без продыху с червивым людом, задирал самые сомнительные юбки, не чурался подкупа и кабацкой драки. Гарольд лукавил, утверждая, что не создан для сыскной работы. Ему нравилась живая, потная, кусачая слежка. Он не мыслил себя без запаха опасности. – Вы бросаете меня? – ярость тени сменилась паникой. Гарольд нашел ее среди человеческих отбросов, снял шелуху забитости и страха, научил бриться, стрелять и читать газеты. Гарольд пестовал тень лично и с помощью лучших уличных практиков. Но ни разу не показывал своего лица. Схожим образом поступил бы Дориан Грей. – Я обещал расплатиться с вами той монетой и в тот час, когда вы потребуете от меня этого. Хотите лицезреть Гарольда Холдстока – посмотритесь в зеркало. Настало время выйти из кабалы? Так вы принимаете наш договор? – Я… я… – Тень набрала воздуха, но мешкала с окончательным решением. Вердикт жег ее изнутри. Про себя она все уже решила, но страх ошибки – самый дрянной, коварный – не давал порвать оковы, пусть даже ценой нынешней поддельной жизни. – Нет нужды знать в лицо того, кого нет, – в сотый раз припечатал тень Гарольд Холдсток. – Вы – единственный королевский инспектор моего имени и всегда работаете в одиночку. Что же касается нашего союза, ваше лицо я изучил до мельчайших подробностей, мое вам знать совершенно ни к чему. Тварь вырвала Гарольда из мыслей, приблизив клацающую пасть к самому его лицу. Даже сквозь глухой насморк Гарольда окатило зловоние, волнами расходившееся от монстра. Так могли пахнуть крики. Гарольд слышал агонию тысячи существ. «Безумие! Перестань! Не верь! Не слушай!» – Они надрывались, проклинали свой конец в этом аду из кошмарных челюстей. Голова чудовища попала в поток лунного света. Гарольд не сдержал стона благоговения. Над ним склонился Бог. Вне всяких сомнений, Гарольд Холдсток встретил Мадонну чудовищ. Существо невероятной грации. Голова, обрамленная короной мелких щупалец, держалась на тонкой лебяжьей шее. Огромная воронкообразная пасть ничуть не портила ее образа. Раскрываясь костяными лепестками, она достигала не менее фута в самом обширном диаметре, стягиваясь в клюв, превращалась в острую свирель не толще дюйма. Подлинным чудом сияла кожа. Белоснежная, тончайшая, ювелирно выточенная из тысячи чешуек, она переливалась в ледяном лунном свете, совершенная алмазная пыль. Безупречный храм ее плоти венчали глаза, похожие на пару огромных гранатов. До Гарольда не сразу дошло, что кожа твари, напитавшись сиянием луны, начала светиться сама. Бог монстров, готовясь к трапезе, осветил собой склеп. Только теперь Гарольд разглядел, что у твари множество рук. Они змеились, перевивались, хлестали во все стороны и казались клубком растревоженных червей. Каждая оканчивалась крупной, почти человеческой ладонью. Хвост твари терялся во мраке, тогда как большая часть туловища выползла на свет. Грудина монстра напоминала бочку, перевитую ажурными ребрами. В ее прозрачной сердцевине бурлили органы, вылепленные будто бы из кипящего воска. Это зрелище отрезвило Гарольда. Чудеса противны ученым и скептикам, а королевский инспектор Холдсток был скептиком до мозга костей. Сил противиться чуду у него не осталось, и Гарольд решил разглядеть существо в мельчайших деталях, уступив любопытству ищейки. Он рассматривал тварь, препарировал ее взглядом, но не делал попыток освободиться. «Сейчас меня сожрут. Да. Пускай». Тварь подхватила Гарольда и вознесла к потолку. Так отец похваляется первенцем, а победитель поднимает чашу триумфа. Гарольд следил, как пронзают его бессильную плоть когти монстра. Укусы боли лишь оттеняли конец, стирали сомнения. В глазах Гарольда двоилось, дыхание вырывалось с чудовищным хрипом. Ноги рвала судорога, раскаленные иглы пронзали их, ворочались в ранах. «Неужели вот так, без боя?» Он бы обрадовался воплю, вцепиться зубами, рвать, сопротивляться. Кричать было лень. Буквально в футе от потолка тварь остановилась, разжала когти и перевернула Гарольда с живота на спину. Она баюкала его, добрая матушка, поддерживала под бока и за плечи. Что-то происходило там, внизу. Бессильный бороться, Гарольд все равно хотел видеть. Свидетельствовать своему падению. Он оглянулся через плечо, рискуя сорваться в кишащее переплетение рук монстра. Наконец все брюхо твари показалось из-под воды. Нижняя часть туловища, в противовес божественному верху, была дьявольски безобразной. Монстр оканчивался чешуйчатым панцирем, похожим на громадный чертополох. Именно его тварь разворачивала теперь кверху короной. Костяной гребень разошелся в стороны трехфутовыми пиками, и Холдсток вновь восхитился замыслом, породившим такое. Рот на голове чудовища, что напугал Гарольда своими футовыми зубами, казался щелью по сравнению с пастью, что открылась у подножия твари. Из центра чертополоха торчал зазубренный шип, под которым сновали жвала, видимо, ими монстр проталкивал пищу в свою нижнюю глотку. Гарольд почувствовал дрожь, она передалась его телу через руки твари. Она хотела поднять его выше. «Так она рассекает добычу – насаживает на шип!» Гарольд Холдсток оказался слишком крупной дичью, поэтому верхняя пасть не сожрала его, пока он лежал в воде. Она позвала свою нижнюю половину, и та явилась, огромная, неповоротливая, смертоносная. Ночной кошмар Господа готовился убить Гарольда Холдстока. «Она сбросит меня! Сейчас!» Ужас разорвал сердце Гарольда, кровь молотом ударила в лицо. Слабость оставила тело, звенящее от желания жить. Даже ноги, деревянные, непослушные, горящие искрами где-то ниже живота, начали брыкаться. Потолок неожиданно твердо съездил Гарольду по лбу. Он не успел закрыться. Сырое дерево прилипло к коже, точно взяло его лицо в гнилые ладони. О, боже, сейчас!.. Руки скользили по доскам, обдирая ногти. Пожалуйста!.. Правая рука провалилась в щель, но дерево прогнило, крошилось под пальцами, Гарольд никак не мог зацепиться. Он закричал от бессилия, царапал доски в тщетной попытке найти отверстие, трос, скобу. Что угодно! Его рывки насторожили тварь. Она выдернула из-под Гарольда руки, и он полетел вниз. Отчаяние вернуло ему силы. Немыслимо, но Гарольд сумел схватиться за одну из рук твари и скользнул по ней, нет, не на фут, но хотя бы на пару дюймов в сторону! Костяной шип пронесся мимо лица, вырвал клок кожи и пук волос. Гарольд висел, цепляясь за отростки твари. Почуяв неладное, она сомкнула зубья вокруг распорочного шипа. Дикая боль пронзили левую икру Гарольда. Он не удержался и упал. Каким-то чудом Гарольд не наделся на костяную корону чудовища, рухнул снаружи, но нога осталась внутри нижней пасти, угодив точно меж зубьев. Жвала вцепились в штиблет и сорвали его, едва не вырвав ступню из сустава. Гарольд брыкался, изо всех сил пытаясь освободить ступню из хватки твари, голова то и дело уходила под воду, но здесь было мелко, и все внимание Гарольда ушло в ногу. К несчастью, каждое движение загоняло ее все глубже в пасть монстра. Руки твари тянули, дергали, раскачивали Гарольда из стороны в сторону, невольно заклинивая щиколотку в нижней пасти. Добыча уже попала твари в рот, но застряла между зубов. Чудовище кричало, и Гарольд вторил, срывая голос. Кровь хлестала из открытой раны, опьяненный ею монстр еще плотнее сомкнул челюсти. Одного штиблета ему было мало. Руки чудовища нащупали Гарольда и потянули вверх. Он рыдал, слыша хруст своей плоти. Голова монстра издавала тонкие просящие звуки откуда-то сверху, точно звала выводок присоединиться к трапезе. Костяные створки откусили ногу Гарольда выше щиколотки. Он слышал, как трещат, переламываясь, кости, и молил Бога, чтобы тот убил его быстро, но у Всевышнего нашлись дела поважнее. Обрубок выскользнул из сомкнувшейся короны. Тварь подхватила Гарольда на руки и вознесла под потолок. Он был там не один. Телом Гарольда Холдстока завладел Его Величество шок. Присутствие высочайшей пробы, чистое и холодное, как хрусталь, злое, точно нож, вышибло лишние мысли из головы. Боль сдохла. Ноги еще не отошли от ледяной воды. Сосуды не успели расшириться. Несмотря на всю чудовищность, рана кропила тварь кровью, но не заливала дождем.