– Сомневаюсь, что примете к сведению, – язвительно, насколько мог, ответил Филлсон. Безумие накатило и ушло. Крючкоротый больше не правил ситуацией. Она обрела безжалостные земные черты. – Плохо дело, – Глотвик ощупал голень Винни, пока тот таращился и пытался справиться с бунтующим телом. – Колено цело. Ниже беда. Даже если сумеем поднять стену, почти гарантированно ампутация. Синдром Байуотерса. – Что за прелесть? – облизнулся крючкоротый. Дикое зрелище. Как он не надевается губами на крючки? – Краш-синдром. Длительное раздавливание. Снимем с ноги стену, шок, токсикоз, смерть. Хотя… Давно он так? – Мы с вами в одной лодке, док, – развел руками крючкоротый. Лайт пожал плечами. – Сколько он в таком состоянии? Час? Два? – допытывался Глотвик. – До четырех часов включительно – легкая форма. – Едва ли больше часа, – вспомнил Лайт. – Я въехал в участок около пяти утра. Мои часы показывают пять минут седьмого. – Около часа, – покивал Саймон и хрустнул пальцами. – Будем резать или у кого-нибудь припасено очередное чудо? – Можно я? – спросил Винни девичьим голосом. Отлично знакомым Лайту голосом. Его ноги подкосились, и он снова плюхнулся на задницу. По лицу Винни прошла судорога, кривая, как кардиограмма. Он изо всех сил сражался за свое тело, но проигрывал каждый синапс. Винни сел, упер обычные с виду руки локтями в бедра, пальцы стиснули край стены. Из-под ногтей брызнула кровь. Глотвик увидел, как изо рта Винни поднимается светящийся пар. Перекрытие хрустнуло. – Тяни! – прохрипела Шейла, и Глотвик с крючкоротым успели выдернуть из-под завала ногу Винни. – Женские штучки, – проворчал крючкоротый, перелез через Лайта и исчез в проходе, ведущем в коридор. Основатель города День подкупал безмятежной свежестью. Пустая штанина болталась у стремени, и Гарольд не слышал иной боли, кроме протяжного стона души. Под копыта невысокой лошади Холдстока послушно ложилась дорога прочь из города. Он смотрел на ее изгиб, теряющийся среди холмов, они стояли, затянутые дымкой, звали королевского инспектора, но он чувствовал, как в спину ему глазеет город, непокоренный, растоптавший его и выплюнувший. Это было больше чем досада. Поражение. Капитуляция. Гарольд отлично изучил себя. Даже перед лицом твари из ада, пожирающей его ногу, он знал, что не сыграет труса и будет драться до конца. – Быть может, – заговорил он вслух, надеясь отогнать прилив внезапной лихости, – это и есть мое главное испытание? Должен же я когда-то повзрослеть? Или одной ноги, отданной за беспечную старость, мало? В конце концов, королевский инспектор Холдсток прибыл сюда не один. Тень облечена всеми мыслимыми и законными регалиями, чтобы расследовать и вершить суд именем монарха. Тень! Гарольд обязан проверить тайник. Если тень жива, там непременно ждет письмо. Холдсток понимал, что оправдывает себя, но не мог устоять перед зовом опасности и мести. Никто не смотрел так, как они, в спину Гарольду Холдстоку. Среди вещей, оставленных Бёрном, лежал стальной половник. Шесть раз уверься. Не мешкай! Целься. Рука нащупала конверт. Гарольд преисполнился уныния, обнаружив письмо, что спрятал в ночь пожара, однако на обороте плясали поспешно нацарапанные буквы: «Я в беде! Не мешкайте. Дом на холме Кривой Нос. Дети там!» Почерк принадлежал тени. Судя по кляксам и кривым строчкам, она торопилась. Ранена? За ней следили? Жива ли тень? Или пошла на корм очередной твари? – Я не могу! – застонал Холдсток от лютой, кромсающей на части муки. По сравнению с нею боль в отрезанной ноге была комариным укусом. – Я не в силах помочь ей! Шесть пуль. С этим я выйду против всего города?! Гарольд убедил себя прийти на Кривой Нос ночью. Если тень мертва, порыв Холдстока не сделает ее счастливей. И все равно Гарольд подготовился из рук вон плохо. Револьвер норовил вывалиться из-за пояса, приходилось постоянно его поправлять. Даже внезапность отказывалась сражаться на его стороне. Она презирала калек. Гарольд передвигался с великим трудом, опираясь на палку, принесенную Бёрном вместо костыля. Каждое движение отрывало больную ногу. И все же он пришел. Атака, даже такая, чрезмерно внезапная, глупая, требовала почтительности. Гарольду мерещился свет в окнах первого этажа. Должно быть, там горела свеча. Оглядка погнала Холдстока вокруг дома. Азарт не отпускал поджилки Гарольда, будто не было этих дней: Клопа, контрабандистов, Плеши Дьявола. Дверь черного хода оказалась не заперта. Прежде чем войти, Гарольд накрутил тряпку вокруг основания своей палки. «С богом!» – поздоровался он с револьвером и вошел внутрь. Коридор пропах табаком и пылью. Гарольд слышал густой, пронзительно знакомый кашель, и в тон ему звучали ноты позднего разговора. Звуки неслись из комнаты дальше по коридору. «Благодарю тебя, Боже, что не второй этаж!» – искренне перекрестился стволом Гарольд и ковылял вперед, стараясь не шуметь. Излишние предосторожности. В столовой при свете единственной свечи творился шумный пир. – …мой любимый!.. – захлебывался ликованием и кашлем фальшивый индеец. – Не знаю, из чего был слеплен тот молодчик, но он сумел то, на что у нашего капитана кишка оказалась тонка! – Тебе вернули гарпун? – Гарольд с содроганием узнал детский голос. – Можно подержать? – Осторожней, сынок! Целых двух белых дьяволов сразил этот гарпун! И тебе достанется, если не станешь его уважать. – Дедушка, дедушка, – Холдсток похолодел, пытаясь представить, кого еще прячет в своих стенах темная комната. – Можно я стану китобоем, когда вырасту? – Не слушай этого дряхлого засранца, никаких китов он не бил. Я вообще не помню, чтобы он уезжал из города. – Вот и нет, Захария, старый ты черт. Нечего мне завидовать! Чей, скажешь, это гарпун? То-то же. Жри свою ложь, паучье семя. Первого кита убил я. Вторая тварь сдохла от моего орудия. – Мне довольно того, что мы скормили ее… – Гарольд прислонился к стене и налег плечом на костыль, затем толкнул дверь. Она скрипнула, отворяясь. Три лица, совершенно белых в окружающем мраке, невольно обернулись на звук. Не мешкая, Холдсток спустил курок. Грохот заставил дом содрогнуться до основания. Тела упали на пол. Одно из них рукавом смахнуло свечу. Та опрокинулась на ковер. Пламя лениво вскарабкалось по длинной скатерти. В свете разгорающегося пожара Гарольд проковылял к Теду. Тот еще шевелился. На губах лопались кровавые пузыри, пальцы скребли по полу. С внезапной ненавистью Гарольд вспомнил, как точно так же ворочался в трюме, поджидая многорукую смерть. Концом палки он наступил на ладонь мальчишки и раздавил ее. – Тебе казалось, что ты победил, – Гарольд хотел быть сдержанным и строгим, как подобает вести себя с врагом. Но слова вырывались с рыданием и всхлипами. Гарольд оплакивал себя. Он хотел сдавить мальчишкину шею, лично увидеть, как смерть омоет глаза тьмой. Пуля – слишком дорогой подарок. – Я принес тебе кое-что. Гарольд положил револьвер на пол и встал рядом с Тедом на колено. Он хотел, но не мог отказать себе в мести. Когда он забренчал мелочью в кармане, зрачки Теда расширились узнаванием. Спину Гарольда опалил пожар. Огонь перекинулся со стола на стену, пополз по ковру в сторону гостиной. Гарольд перебрал в ладони монеты, выбрал пару нужных, впечатал их в глаза Теда, чувствуя, как те поддаются, бегут слезами, и до хруста сжал тонкую шею. – Я же просил, – в голосе Бёрна не было злости, одна сухая досада. На затылок Гарольда обрушился потолок и погреб его под собой. Глаза Холдстока плотно завязали, руки стянули за спиной. Он не сразу узнал голос. – Всякая тварь бережется попасть в капкан и лезет туда лишь от великого голода, он притупляет ее инстинкт, делает животное глупым, и только человек сознательно пихает в опасную дыру свою руку. Человеком руководит мозг – отличное от чутья начало, любопытное и дерзкое. Разум уверен, что его посадили на царство за великие заслуги. Колесо! Порох! Письменность! Гарольд вздрогнул. Тень жива! Сейчас он закричит, она узнает его голос и немедленно освободит! Или тень кинули в соседнюю с ним камеру? – Где мы? – завопил Холдсток, горло исторгло слабый хрип. – Вы целы? Что с вами? Он пытался назвать тень по имени, но, к стыду, не мог его вспомнить. – Не кричите, верный мой брат. К чему истерика? Однако скажите, это ничего вам не напоминает? – Вас пытали? – не унимался Гарольд. – Вы успели отправить письмо? Что вы сообщили? – Пожалуй, лишения притупили ваши блестящие способности. Какая потеря для всех нас, – сокрушенно произнесла тень, но Холдстоку в ее тоне послышались издевательские нотки. Подозрения закрались в душу и начали ее подтачивать. – Вам не показалось, что нас должны ждать? Ко мне пришли вечером первого дня. И я поверил. Наверное, вам скучно без моих писем, вы так к ним привыкли… Гарольд взял паузу, лихорадочно соображая, как построить разговор. Догадки все глубже погружали когти в его сердце. – Почему на мне повязка? – наконец решился он. – В самом деле! – воскликнула тень. Гарольд изо всех сил пытался припомнить ее имя. Это сейчас казалось таким важным. – Зачем вам видеть мое лицо, Гарольд Холдсток? Вы и так наблюдаете его каждый день. В зеркале! – К чему эта месть? – Признайтесь, – продолжала тень, заводясь все сильнее. – Вы же не помните, как меня зовут? Это так просто. Имя. Назовите меня по имени, и я вас отпущу. Клянусь! Пусть это будет стоить мне виселицы, чего угодно. Я отпущу вас, если вы вспомните мое имя. Холдсток дышал, как собака после долгого бега. – Не помните, – голос тени дрожал от обиды. – Тогда я напомню вам. Нет нужды знать в лицо того, кого нет. Меня зовут Гарольд Холдсток, и я – единственный королевский инспектор этого имени. Что же касается нашего – бывшего! – союза, ваше лицо всегда было мне незнакомо и теперь знать его мне совершенно ни к чему. – Я же хотел… – такой беспомощности Гарольд не испытывал с раннего детства, – спасти вас… – А я выдам вас местным властям. – И что с того? – через силу усмехнулся Гарольд. – Что они мне сделают? – Вас осудят за убийство восьмерых детей. Вашу ногу найдут в подвале этого дома рядом с их обезображенными останками. Но им сложно будет вас наказать… – Глупости, – рассмеялся Холдсток. – Ни один идиот не поверит такой истории. Я же пришлый. Чужак! Как я мог убивать детей? Они исчезают уже несколько месяцев. Бред! – О да, – даже сквозь ткань Гарольд услышал, как улыбается тень. – Вы не просто убили, вы организовали все это. Должно быть, ради справления богомерзких ритуалов. У вас были подельники – те трое, которых вы расстреляли. Они орудовали в городе, дожидаясь вас. Вы что-то не поделили. Они пытались вас остановить. В сущности, недурные, но запутавшиеся, ступившие на путь порока люди. Вас схватил Гордон Бёрн. Он давно присматривает за этим домом. Дьявольские метки, странное свечение по ночам. Все, как мы любим, милейшая тень! – Сэр, – охотник тоже находился в комнате. – Ничего, Гордон, ничего. – Я приберусь в гостиной. – Сделайте милость. И, кстати, где петля и Душекрад? – Вот она. Мальчишку я сейчас позову. – Петля?! – Гарольду казалось, что он кричит, но едва слышно прошептал это слово. – Мы настигли вас в доме, вы пытались его поджечь, чтобы замести следы. Вы повесились в подвале. Там, где мучили этих крошек. Следы ваших ритуалов ужасают!